Kitobni o'qish: «Чеченский этап. Вангол-5»

Shrift:

Предисловие

Северный ветер, во все времена года, или освежает, или пронизывает холодом до мозга костей. Он вообще не бывает расслабляюще-теплым, особенно здесь, в Сибири – крае земли, ничем не прикрытом от великого Ледовитого океана, распахнутом перед всеми его капризами, отдающем ему, как драгоценную дань, серебряные воды тысяч рек, и оттого самоочищающемся и живородящем. Суровый и чарующий своей первозданной красотой, он принимает только чистых душой и оставляет их в себе навсегда. Люди, волей или неволей попавшие в эти края, оставались в них надолго, а чаще насовсем, не в силах оторвать себя от энергии чистоты и простора, воли и безмятежного величия мира этой загадочной земли.

Так уж случилось в России, что в последнее столетие большая часть людей попадала в Сибирь не по своей воле. В возрасте двадцати лет, этапом политических заключенных, попал туда и Иван Голышев. Те двадцать лет – срок наказания, назначенного судом, – перечеркнули ему жизнь раз и навсегда. Ту жизнь, в которой он, комсомолец, бригадир, беззаветно веря в торжество идей социализма, ударной работой выполнял и перевыполнял трудовые нормы, выдавая на-гора десятки тонн черного золота. И в которой вдруг для него не стало места… Случай спас его от верной смерти – во время побега, в тайге, а может быть, правду говорят, что случайностей не бывает. Может быть, старый охотник Такдыган по велению Духов тайги нашел в лесу замерзавшего беглого зэка. Он вернул его уходившую с этого света душу и дал ему новое имя для новой жизни. То, что он смог расслышать из уст умиравшего, прошептавшего заиндевевшими губами: «иВАН ГОЛышев». Вангол так Вангол, согласился старик.

Орочены, немногочисленный эвенкийский род, в семью которого попал Иван Голышев, выходили его и приняли к себе как сына. Ошана, дочь Такдыгана, отдала ему в жены свою старшую дочь, Тингу. Старый охотник Такдыган передал ему свои знания и, в святом месте силы, посвятил в тайны Духов тайги. Иван принял новое имя – Вангол и новую жизнь, ощутил в себе ранее неведомые ему способности. Он как бы просто вспоминал их…

Шли годы, Вангол набирался сил и радовал Такдыгана своими успехами. Все было хорошо, и ничего не предвещало беды. Но тот, жестокий, мир уже вторгся в этот, таежный, и от него, даже в этой глухомани, укрыться не удалось. Ванголу пришлось выйти из тайги. Встреча с людьми – научной экспедицией из Иркутска – дала ему возможность воспользоваться документами одного из участников экспедиции – Игоря Сергеева. Студент был тяжело ранен и потерял память. Вангол, теперь уже под именем Игорь Сергеев, появляется в Иркутске. По направлению, подготовленному для Сергеева, Вангол едет учиться в Москву, в Высшую школу разведки РККА. Война для него началась в спецшколе Разведуправления, куда он попал в числе лучших выпускников разведшколы. В первые же дни войны с Германией, в составе разведгруппы «Ветер», он был заброшен в прифронтовую полосу для борьбы с диверсионными группами противника. Вот там и свела его судьба второй раз со Степаном Макушевым, капитаном НКВД, бывшем начальником того конвоя, из которого он когда-то совершил побег. С Владимиром Арефьевым, лейтенантом Московского уголовного розыска, родственником Макушева. Там же он выходит на след банды уголовника Остапа, убийцы его жены и человека, завладевшего секретным архивом лагерных сексотов. Огромное по информации досье представляло большой интерес как для уголовников и советских оперативников, так и для немецкой разведки.

Преследуя по пятам через всю страну банду Остапа, Вангол и его друзья попадают в Забайкалье, в места непроходимой тайги, болот и марей. Там, на скалистом берегу безвестной реки, в пещере, куда так стремился попасть Остап, чтобы завладеть хранящемся в ней со времен Гражданской войны золотом, происходит развязка. Остап и его подручные убиты. Архив «грешных душ», найденный при Остапе, уничтожен… Вангол и его друзья вышли на стойбище Ошаны, чтобы сообщить ей о гибели старого Такдыгана. И надо было выбираться из тайги. Шла война, здесь они выполнили свою задачу и понимали – их место там…

Возвращение из тайги оказалось непростым. Помогая раскрыть замыслы и обезвредить банду заключенных, пытавшихся совершить побег из эшелона, Вангол случайно спасает жизнь одному из них. Как оказалось, немецкому ученому, еще до начала войны участвовавшему в секретной экспедиции в нашем Заполярье. Эта экспедиция была организована и проведена, втайне от правительства СССР, немецкими спецслужбами из «Аненербе», так кратко называлось основанное в Германии в 1935 году «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков». С декабря 1941 года оно работало уже полностью под крылом СС. Гюнтер Миттель был немцем российского происхождения. Информация, полученная от него, оказалась настолько важной, что Вангол, приехав в Москву, через свое руководство добился встречи с Берией. После этой встречи, результаты которой произвели на генерального комиссара НКВД сильное впечатление, было организовано сверхсекретное подразделение, получившее название «Северный ветер».

Основной задачей этого подразделения госбезопасности было всяческое противодействие вражеской организации, работавшей под эгидой СС, – «Аненербе», в частности борьба с ее агентурой в СССР и в других уголках мира.

Вангол, пользуясь неограниченными полномочиями при формировании своего подразделения, взял в него уже воевавших в это время на фронте под Москвой капитана Макушева и лейтенанта Арефьева. Он смог освободить из-под стражи арестованных профессора Пучинского и его жену Нину. По его просьбе был разыскан среди призывников и направлен к нему в подразделение и бывший студент Пучинского Владимир Осокин. Все они составили основное ядро группы «Северный ветер» под руководством опытнейшего разведчика Ивана Ивановича Краскова. Командиром подразделения был назначен получивший внеочередное звание капитана Вангол. Так же в группу вошла Ольга, девушка, фотография которой, случайно оказавшись в руках Вангола, неожиданно определила его дальнейшую личную жизнь. Они, втайне от руководства, сыграли свадьбу перед самым началом секретных разведопераций. Группа была направлена на проверку сведений, полученных Ванголом от Гюнтера Миттеля. В тундре удалось обнаружить следы пребывания немцев. Это еще раз доказывало, что то, о чем говорил немецкий ученый, имело место в действительности. Ольга в скором времени решением руководства была внедрена в подразделение «Аненербе», занимающееся реализацией проекта «Источник жизни». Пауль Штольц, штандартенфюрер СС, мастерски завербованный Ванголом, практически добровольно стал работать на советскую разведку. Штольц, достойный представитель немецкого дворянства, понимал всю трагичность пути, на который вывел Германию ее фюрер. Обстоятельства сложились так, что он вместе с Ольгой, уже фрау Штольц, внезапно и тайно был направлен на работу по этому секретному проекту в Новую Швабию, землю, сокрытую подо льдами Антарктиды. Через какое-то время Ольге чудом удалось передать в Центр координаты немецкой базы на побережье континента. Вангол и его группа, потеряв в бою Владимира Осокина, вернулись из тылов противника и были направлены на поиск немецкой разведгруппы, работавшей по заданию «Аненербе» на Кольском полуострове. Этот поиск привел их в лабиринты древних пещер, побывав в которых Вангол в очередной раз убедился, что он совершенно ничего не знает о том, что же такое планета Земля. Там, в этих лабиринтах, он убедился, что обитателей Земли, причем разумных обитателей, значительно больше, чем ему казалось. Там, странным образом, он получил наказ от давно умершего старого Такдыгана и, уцелев в сложных условиях, вернулся на поверхность земли.

Между тем в енисейской тайге летчиком, сбившимся с курса, случайно была обнаружена староверская деревня, живущая по своему укладу с дореволюционных времен. Это было недопустимо. Как так! Идет война, мобилизация, а в тайге сами по себе живут люди? Они что, поголовно дезертиры? А куда смотрело все эти годы партийное и советское руководство?.. Для приведения староверов в соответствие с действительностью туда был направлен отряд НКВД под командованием бывшего начальника одного из лагерей старшего лейтенанта НКВД Сырохватова. Он выполнил свою задачу. Деревни не стало. Одним из случайно спасшихся был парнишка Кольша. Ему удалось скрыться с беглым зэком по кличке Пловец, бывшим разведчиком Сергеем Лемешевым, и они добрались до фронта. Лемешев погиб, подорвав себя и фашистов в одном из домов осажденного Сталинграда. Кольша попал в плен. Вместе с группой детей, пройдя отбор, он, как носитель признаков арийской расы, был отправлен на воспитание в особый приют, в Новую Швабию.

Сырохватов, занимаясь поисками беглых зэков и дизертиров, наткнулся в забайкальской тайге на стойбище Ошаны и вышел на Игоря Сергеева, который уже несколько лет там жил, смирившись после выздоровления со своей участью. Молодая жена помогла ему обрести счастье в этом новом для него мире. Для Сырохватова и его людей он был преступником – или беглый зэк, или дезертир. Сергеев при задержании был убит, а его дневник с записями о Ванголе попал к Сырохватову, который почуял, что напал на след шпиона, проникшего в ряды НКВД…

Агентурные данные советской разведки все больше свидетельствовали о том, что Германия ведет разработку какого-то очень опасного оружия. Это супероружие могло изменить ход войны, и это очень беспокоило советское командование. Но где ведутся эти работы, оставалось тайной. Получив от Ольги координаты немецкой базы в Антарктиде, сопоставив множество данных развединформации, руководство советской разведки приняло решение о направлении в эту точку разведывательно-диверсионного подразделения. Естественно, выбор пал на группу «Северный ветер» под командованием Вангола. Тем более что Краскову было известно о том, что Ольга стала женой Вангола. Это, по его мнению, было очень хорошей мотивацией для успеха группы. Задачей группы было – найти эту секретную базу немцев на ледовом континенте, понять ее назначение и, если это связано с созданием оружия, уничтожить любой ценой.

Поставленная задача группой Вангола, ценой неимоверных усилий и потерь, была выполнена. Две подводные лодки Северного флота, укомплектованные лучшими экипажами и группой Вангола, совершив переход до берегов Антарктиды, вышли к точке координат, переданных Ольгой. Благодаря мужеству и мастерству экипажей одной лодке удалось пройти ледовым тоннелем и доставить разведывательно-диверсионную группу на подледную территорию Новой Швабии. Там состоялась недолгая, но очень важная встреча Вангола со своей женой. Стремительно развивавшиеся события требовали незамедлительных действий. Вангол пожертвовал своей жизнью, но остановил вероятность применения гитлеровской Германией уже готового к использованию страшного оружия, опустошившего бы на несколько десятилетий поверхность земли от людей. Идея фюрера пересидеть это время в Новой Швабии, а затем чистокровной арийской расой заселить всю, уже свободную от «недочеловеков», землю не осуществилась. Практически все члены группы Вангола погибли или были заблокированы в огромных пространствах подледной Антарктиды. Вырваться оттуда и уцелеть удалось лишь нескольким морякам и Кольше, мальчишке из староверской деревни, уничтоженной органами НКВД в годы войны в Сибири. Кольша проделал тяжелый, долгий путь, прежде чем оказался на родине. В свои неполных восемнадцать лет он прошел суровую школу войны, побывал в очень далеких от его родной земли странах. Он защищал свою родину с оружием в руках, чтобы вернуться к той земле, в которой покоились его предки. Чтобы увидеть то небо, под которым прошло его детство, и ту реку, на которой он вырос…

Северный ветер поземкой заносит едва видные следы былого, навсегда хороня их в прошлом, очищая пространство для будущего, стремительно летящего вперед, неизвестного и манящего…

2015 год. Донецк. Окрестности

Пулеметная очередь разорвала плотную темноту южной ночи.

– Глянь, Вася, чего там?

Василий прильнул к окулярам прибора ночного видения, прошелся по ориентирам передовой линии.

– Пуляют от страха в белый свет, идиоты.

– Если б только в белый свет. Вчера слышал, миной девчонку накрыло, из школы шла…

– Надо командиру сказать, чтобы дядю Колю прислал, пусть минометчиков тех упакует.

– Чё за дядя Коля, я его не знаю?

– Пока ты домой ездил, пару раз приходил сюда дядя Коля. День, два побудет и уйдет.

– И чё?

– А ничё, стреляет как бог. Помнишь, снайпер нам досаждал, ты уехал, а мы за неделю троих похоронили, что на замену прибыли. Пацаны без опыта, так он их караулил, сука, и бил. Мы его никак не могли вычислить. Дядя Коля пришел, поспрошал, где, когда, покрутил свой ус, а на рассвете слышим – тресь, и он, красава, нарисовался. «Все, мужики, убрал я стрелка, этот больше беспокоить не будет», – сказал и, забрав свой вещмешок, ушел.

Через месяц он на соседнем участке армейских артиллеристов повыкосил. Били, пьяные, по жилым домам. Не насмерть стрелял. Он им руки калечил, чтоб после госпиталя на инвалидность, а не в строй. Короче, интересный мужик. Никто не знает, как он появился, откуда, сколь ему лет. Но оружие и экипировка у него лучшее, что я вообще видел.

– Чё, неразговорчивый?

– Вообще молчун, крепкий старик, весь белый как лунь. Я его в баньке видел случайно, на базе. Подошел поздороваться, он на меня глянул своими глазищами, признал и руку так пожал, будто каменная у него ладонь.

Очередная длинная с трассерами пулеметная очередь распорола темноту, на мгновение погасив звездное небо.

– Вась. Слышь, я тут по радио вчера слышал, певец Макаревич, знаешь такого?

– Это который «Новый поворот…», знаю, кто его не знает, а чё?

– А он за укров выступил, представляешь?

– Быть не может! Песни-то какие у него были… «Мы себе давали слово не сходить с пути прямого…»

– Скурвился он, погань, а пел красиво. Видно, бабло людей калечит похуже, чем железо.

Светало, на левом фланге раздался взрыв. Мина сработала.

– Посмотри, что там?

– Уже смотрю, эти идиоты на своих же минах рвутся. Кто их на фронт отправляет таких? Может, вдарить по ним для остраски?

– Что они делают?

– Собирались к нам в гости, да, видно, передумали, отползают…

– Ну и ладно, не будем светиться…

Годом раньше. Небольшое селение в Сибири

Лютые морозы, стоявшие почти весь январь, отступили, уступив место снегопадам и метелям. На улице было настолько бело, что при неярком еще солнышке, пробивавшемся сквозь облака, глаза все одно совсем открыть было нельзя. Щурились люди, красотищу такую оглядывая, отчего морщинки от глаз лучиками рассыпались, теряясь в седых висках нестриженых голов. Николай Егорович вышел на крыльцо своего дома. Его дом, поставленный над рекой, на крутом яру, был как сторожевая башня. Далеко и вниз, и вверх по течению просматривалась с этого крыльца река. Сейчас, покрытая метровым льдом, она была единственной дорогой, по которой можно попасть в это селение. Николай Егорович всматривался в даль. Он ждал, сегодня должны были собраться его дети – четыре сына и три дочери. Все уже взрослые, вставшие на ноги, с семьями, внуками и правнуками, которых Николай Егорович не то чтобы по именам запомнить, уже и посчитать-то толком не мог. Было раннее утро, свежевыпавший ночью снег стер признаки дорожной колеи на льду, бескрайняя снежная равнина была чиста и ничем не перечеркнута. Небо очищалось от облаков, обещая небольшое похолодание. На лед с края деревни вышла группа мужиков. Они, вытянувшись цепочкой вдоль берега по течению реки, быстро стали бурить лунки, кто-то раскладывал сети. Рыбаки, сейчас сети поставят, а к вечеру протрясут, и, глядишь, все село будет вечерять со свежей рыбкой на столе. Река богата на это живое серебро, чем и покорила когда-то таежную душу Николая Егоровича. Красотой берегов своих да рыбкой, из которой Варвара Петровна, жена его, просто чудеса готовила. Она, родив семерых ребятишек, стала еще краше. Она была счастливой женой и счастливой матерью, а это, несмотря ни на что, всегда делает женщину красивой. Варвара никогда не жалела, что вышла замуж именно за этого мужчину, одного-единственного на всю ее жизнь. А жизнь их не то чтобы не баловала, нет, она преподносила им такие испытания, о которых и вспоминать-то страшно. Они и не вспоминали. Многое забыли, но кое-что помнили всегда.

Зимой 1948 года они тайно уходили на севера, опасаясь преследования органов власти, которым, мягко говоря, не нравилось их желание жить по своему «уставу». Шли вчетвером: Николай Егорыч с женой Варварой и подростками еще Степаном и Еленой, ставшими им родными в силу обстоятельств, о которых в семье не вспоминали. У них были лошади, и на них везли все, что смогли взять из разоренной работниками НКВД деревни. Их не преследовали, но глубокая осень быстро переходила в зиму, а зима предстояла очень суровой. Самое плохое, что выпавший снег быстро скрыл землю и оставил коней без подножного корма. А овса и сена для них вообще не было. Еще немного, и кони просто пали бы от бескормицы. Спасла случайность.

В этот день похолодало, и они, после очень плохого ночлега, медленно, продираясь свозь таежные заросли, шли дальше. К полудню вышли к какой-то таежной дороге – разбитая до невозможности, но все-таки дорога. Остановились решать, как быть дальше. Сколько еще двигаться на север, было непонятно: река Дубчес, на берегах которой были староверские селения, несла свои воды где-то там, а если конкретно, то дороги туда никто из них не знал. Решили пока идти по этой дороге, она вела на северо-восток, возможно, встретится что-нибудь, где можно будет остановиться, переждать непогоду, отдохнуть.

К обеду они услышали в отдалении шум моторов. Остановились. Степка, с собакой по кличке Арчи, быстро сходил вперед и, вернувшись, сообщил:

– Там три грузовика на дороге, один развернуло поперек, ничего с ним сделать не могут. Ни взад, ни вперед, встали, там им не развернуться – узко и обрыв.

Николай со Степкой вместе пошли туда и вскоре увидели, как шоферы и их начальник пытаются тросами выправить застрявший грузовик. Но мокрый снег и подъем не давали возможности вытянуть его назад, а вперед, под уклон, вытягивать можно было, только объехав застрявший грузовик, что сделать невозможно. Когда Николай подошел, водители, забравшись в кабину одного грузовика, курили, согревая замерзшие от мокрого холодного железа руки. Их старший, как потом оказалось, нервно прохаживаясь туда-обратно около застрявшей машины, курил. Вероятно, он не знал, что уже и делать в такой ситуации.

Николай подошел ближе, и старший его наконец заметил. Он поднял на него взгляд, и Николай увидел чисто грузинское лицо начальника снабжения района Григория Ильича Симношвили.

– О! А это откуда вы такие? – удивленно спросил он.

– Из тайги, дядя, вижу, попали вы крепко, помощь не нужна? – ответил вопросом Николай.

Начальник посмотрел на молодого бородатого парня и подростка.

– А вы сможете помочь?

– А почему не помочь добрым людям, – ответил Николай.

Тем временем из кабины, увидев пришедших, вылезли шоферы и подошли к ним.

– У нас лошади есть, – сообщил Николай, – если вперед пройдем, то связкой, под гору, грузовик ваш они, думаю, легко развернут.

– Давай, дарагой! – только и сказал под одобрительные возгласы шоферов Симношвили.

Так и сделали. Через час грузовики уже стояли ровной колонной на дороге, готовые продолжить свой путь. А Григорий Ильич, увидев всю группу староверов, их поклажу на лошадях, усталые и настороженные лица, все понял и спросил у Николая:

– Можешь мне ничего не говорить, парень, чем я могу вам помочь?

– Лошадей кормить нечем, еще три-четыре дня – и они падут. На одной хвое и мхе больше не протянут, а овса нет. Забери у нас животину эту, жаль, ежели издохнут.

– А вы-то как? Далеко идти вам? Может, с нами в поселок, тут тридцать километров всего, и я вас пристрою, помогу, поверьте.

– Верю я вам, но не можем мы себя власти казать, никак не можем. Вера не позволяет, бежим мы от бесовщины подале. Лошадей заберите, они к нам в тайге прибились, и езжайте, а мы пойдем, может, зимовье какое найдем, перезимуем, нам это привычно. Припасов хватит.

– Есть, есть здесь недалеко старый скит, жили там ваши монахи, староверы, но уже лет пять, как его покинули, ушли, а скит-то цел, я по осени здесь рябчиков бил, набрел случайно. Там река изгиб делает…

Григорий Ильич тогда подробно рассказал Николаю, как пройти к тому скиту, даже подвез их на машинах до места, где от дороги ближе было до него добраться. Мало того, Симношвили, подумав, сказал, чтобы они на лошадях добрались до скита, разгрузились, а уже потом привели их к дороге, он дождется. До позднего вечера добирались до скита, разгрузили поклажу, и к утру Николай и Степка привели лошадей к дороге. Симношвили ждал.

– Так, мужики, мы этих лошадей у поселка на дороге нашли, откуда они туда вышли, знать не знаем, и людей этих мы тоже не видели, ясно? – сказал он своим шоферам.

– Ясно, Ильич, ты же знаешь, среди нас стукачей нет, – ответил один из них.

– Знаю, так не ляпните где случайно.

– Заметано, начальник, даже не думай, – услышал он ответ.

Два года жил Николай со своими людьми в староверческом скиту. Единственный человек из покинутого ими мира, Симношвили, иногда заглядывал к ним, привозил самое необходимое. Особенно когда Варвара принесла первенца. В благодарность за дружбу и помощь, его и назвали Григорием в честь Григория Ильича, по сути спасшего их той жестокой зимой. Буквально на следующий день после прихода в скит ударили морозы, к которым они в походных условиях не были готовы. Николай со Степкой быстро освоились в новом месте, уже первой зимой добыли почти полсотни соболей. Григорий Ильич помог с их продажей, привез два хороших ружья и припасы к ним. Он же предупредил через год о том, что весной на эту речку, где стоит скит, придут геологоразведчики и, скорее всего, здесь начнется добыча золота. А это означало, что надо уходить. Но к тому времени Николай уже знал, куда нужно идти; более того, они со Степаном предварительно сходили в селение и договорились со старостой о своем приезде. С тех пор они потеряли связь с Григорием Ильичом Симношвили, но всегда помнили этого веселого, жизнерадостного грузина, чье имя носил такой же веселый мальчишка, их старший сын.

Сейчас Николай вглядывался в заснеженную даль реки, ожидая его приезда. Григорий, единственный из сыновей, жил в миру, он остался после срочной службы на сверхрочную, а потом поступил в военное училище и стал офицером десантных войск. Отец не осуждал сына за сделанный выбор. Григорий никогда не забывал о родителях и семье, куда бы ни забрасывала его военная служба, всегда писал письма и по возможности приезжал. Он был женат, причем жену, Аксинью, взял из староверческой семьи. Сватать пришлось долго, не хотели отдавать родители дочь за офицера, но, как говорят, – не мытьем, так катаньем! Трижды Николай ездил с Григорием в то село, но все-таки высватал невестку. Свадьбу праздновали неделю. Теперь четверо внуков взрослых, деда своего до беспамятства любят, двое уже женаты и правнуков растят. Каждое лето кто-то из детей или внуков гостит в доме Николая, а то и за раз понаедут. Весело и хорошо тогда было на душе Николая, продолжил он свой род, не пресек, значит, правильно тогда поступил. Трудными были для него те жестокие решения, но верными…

А вот и появились ходовые огни машины в рассветном тумане над рекой. Это Григорий на своем вездеходе японском торит дорогу, засыпанную за ночь снегом. Ох, лихо летит!

– Варенька, поставь самовар, Гриша едет, – сказал он, заглянув в дом.

Через полчаса во двор, через открытые отцом ворота, въехал джип, из которого вылез крепкий, очень похожий на своего отца мужчина.

– Здравствуйте, родители дорогие! – низко поклонился он отцу с матерью.

– Здравствуй, сын! – ответил Николай, крепко обняв его.

Из машины вышли Аксинья и двое парней.

– Так, Аксиньюшка, здравствуй! – обнял ее Николай. – А это кто будет?

– Так это правнуки ваши, отец, Алексей и Владимир, Петра нашего сыновья. Вот привез их вам показать, а им родину своих предков посмотреть. Они еще у вас не были, Петр-то уж больно далеко, аж на Дальнем Востоке, служит.

– Хорошо, что приехали, проходите в дом, там стол накрыт, проходите… – сказал Николай, рассматривая своих правнуков.

– Сейчас, отец, они мне помогут машину разгрузить, мы тут тебе много чего привезли…

В числе прочего имущества, в основном рыболовно-охотничьего, Григорий привез спутниковую антенну и телевизор. Дизель-генератор, имеющийся в хозяйстве уже пару лет, заводился только в случае, когда Варваре нужно было постирать. Стиральную машину привезли вместе с генератором. Только когда Семен, средний из сыновей, включил все и при всех простирал белье, а Варвара с недоверием проверила его на чистоту и одобрительно улыбнулась, Николай облегченно вздохнул. Коль хозяйка приняла, значит, быть тому в доме. Теперь Варвара с недоверием смотрела на широкий экран плоского телевизора, который, быстро распаковав, правнуки устанавливали в большой комнате. Когда на крыше была закреплена антенна и все подключили, все собрались у черного экрана телевизора. Владимир нажал кнопку на пульте, и экран вдруг расцвел всеми цветами радуги. Это было красиво, но потом этот квадрат ожил, в нем появились люди, автомобили, звуки, музыка… Это все было для Варвары и Николая столь неожиданно, что они инстинктивно попятились от экрана.

– Вовка, сделай потише и найди хорошую музыку, – сказал Григорий, заметив замешательство и тревогу на лицах родителей.

Вовка мгновенно выполнил просьбу своего дядьки, и на экране засверкали уборами русские красавицы из какого-то народного хора. Песня разлилась по дому, наполнив его какой-то благостью и спокойствием. Варвара, улыбнувшись, ушла в кутью и вынырнула оттуда с большим подносом с пирогами. Таких пирогов правнуки еще не пробовали. Горячий крепкий чай, приправленный зверобоем, и пирог с тающей во рту олениной, присыпанной брусникой…

В обед Григорий с племяшами ушел на реку: решил проверить свои окуневые места и мальчишкам показать, что такое настоящая зимняя рыбалка. Первое место, которое они обурили и где попробовали блеснить, результатов не принесло. Григорий понял это сразу, река хоть и медленно, но всегда меняет свое русло. Отошли чуть под берег, забурились, и с первой же лунки вылетел жадно схвативший блесну колючий хищник. Как на подбор брали окуни по двести – триста граммов весом. Достаточно было опустить блесну почти на дно, а потом подорвать ее два-три раза, и полосатый речной тигр бросался из подводной засады на беспечную добычу. Окуни шли на блесне, сопротивляясь до последней возможности и, даже выброшенные на снег и морозный воздух, долго не сдавались. Не понимая, как это они вдруг оказались без живительной речной воды, прыгали и, изгибаясь блестящим телом, расправляя мощный верхний плавник, хватая большим зубастым ртом воздух, искали ее. Наконец, прихваченные морозом, засыпали, укутавшись в причудливых позах легким снежком. Когда Вовка выташил окуня почти под полкило, восторг был неописуем. Лешка, младший брат, тоже не отставал, но их соревнование пришлось остановить. Темнело рано. Довольные и нагруженные хорошим уловом, они возвращались домой уже затемно.

В доме было, как всегда, тепло и уютно. Варвара суетилась у плиты, готовя что-то необычное на ужин. Николай, то и дело меняя каналы, смотрел телевизор. Один из информационных каналов передавал новости о событиях на Украине. Николай смотрел, как по центральной улице Львова, под бой барабанов, идет колонна молодых людей с горящими факелами в руках, с нацистскими повязками на рукавах. Они что-то кричали, размахивая флагами со свастикой, одна из колонн несла огромный портрет Степана Бандеры. В этот момент дали крупный план – в первой шеренге шли, вероятно, ветераны дивизии «Галичина». Они шли в военной форме этой эсэсовской дивизии, с орденами на груди. Николай замер от неожиданности. Крупным планом на экране показалось знакомое ему лицо со шрамом через всю щеку. «Не может быть?!» – подумал Николай. Неужели это он, тот самый гад, судить которого должны были за убийство семьи тунгусов и знакомых ему старателей? Неужели это он? Как бы в подтверждение, на экране еще раз показали лицо этого ветерана СС и то, как он прицепляет какую-то медаль юному бандеровцу. Он довольно улыбается и, повернувшись к камере, вскидывает руку в фашистском приветствии…

Когда Григорий с племянниками вернулся с рыбалки, Николай в задумчивости сидел и, от нечего делать, перебирал охотничьи снасти на соболя.

– Гриша, я тут передачу смотрел про Украину, там что, фашисты у власти?

– Нет, папа, не фашисты, там у власти не пойми кто, но фашистов они просто боятся.

– Я там видел факельное шествие во Львове, а можно как-то еще раз посмотреть?

– Вовка, подь сюда, вот дед хочет передачу еще раз посмотреть, сделаешь?

– Без проблем, дядя Гриша, – ответил Вовка, и через десять минут Николай вновь внимательно вглядывался в лицо со шрамом ветерана СС.

– Да, это точно он, – убедился Николай.

– Кто это, папа? – спросил Григорий. – Вы его знаете?

– Да, сынок, знать-то не знал, но упустил я тогда этого зверя, упустил, а он, глянь-ка, зря время не терял, смотри, сколь у него учеников. Смотри, что они кричат – «Смерть москалям!» Это нам, значит, смерть? «Москаляку – на гиляку!» Это значит, сынок, на виселицу нас! Вот оно как развернулось! Ты посмотри, они ж безусые все, жизни еще не видели, а что кричат! А этого я помню, всю жизнь помнил, такое не забывается, лютый зверь это, не человек. Не знаю я, сынок, как получилось, что он выжил, но он, считай на моих глазах, кровь людскую, безвинную здесь, в нашей тайге, лил, а я не смог тогда его, гада, придушить. Видно, не доделал я до конца свое дело, не доделал…

– Да вы чего, отец? Вы же воевали, вон медаль у вас, мы же гордимся вами! – говорил Григорий опустившему седую голову отцу.

– Все, да не все, сынок…

– Вы бы рассказали, что ли, нам, что тогда случилось, а то вот горюете, а мы и не знаем, про что это. Расскажите, пусть внуки знают, какая была жизнь…

– Хорошо, расскажу, вот поужинаем – и расскажу, только долгим тот рассказ будет, – согласился Николай.

– И пусть, – обрадовался сын.

– Гриша, а ты мне пока расскажи, как так случилось, что Украина стала недругом России. Я, конечно, в истории не силен, но, насколько знаю, русские и украинцы, бывало, ссорились, но никогда не враждовали, а, наоборот, в тяжелое время плечо к плечу вставали. Вон какую войну осилили против фашистов, а теперь что?