Kitobni o'qish: «Очень хочется жить!»

Shrift:

Очень хочется жить
Охота с собаками на кабанов в джунглях Западной Явы

Часть 1. Прибытие

Свет вырвал из темноты резкий изгиб дороги. Размытая дождями грунтовка уходила влево и терялась в темноте. Уставшие, после 6-часовой дороги по пробкам на серпантинах, за каждым поворотом мы надеялись увидеть дом Бона.

– Наверное, вот этот дом, – сказал Виталик. – Навигатор показывает где-то здесь.

Виталик, добросовестно исполнявший обязанности штурмана всю нашу поездку, порядочно устал и начинал злиться. Мы плутали в темноте среди индонезийских деревень, навигатор сбоил в горах.

– Должно быть, чуть дальше, Бон бы не стал жить в таком доме, всё-таки он не совсем местный, он из Сингапура.

Наши фары выхватили из темноты большой трёхэтажный дом грязного цвета, то ли с не начавшимся, то ли с не закончившимся ремонтом. По карте место вроде как совпадало с тем, что мы искали. Ворота нам открыл пухлый подросток с растерянным лицом, как будто он не ожидал, что мы приедем. Я тоже не ожидал его увидеть, у Бона не было детей этого возраста, только очень молодая жена из местной деревни, которой он любил хвастаться. Заехав во двор, я увидел Бона на крыльце.

Он стоял как местный раджа, высокий и плотный, полный непоколебимой уверенности в себе и с огоньком в глазах. Вокруг него суетились жители дома, подсказывая нам, как расположить машину, и помогая с вещами. Бон немного отличался от местных. При том что он был этническим яванцем, он был гражданином Сингапура, и его речь тяготилась малайским акцентом.

Я познакомился с Бонсаном в Джакарте на блошином рынке, он занимался мебелью из редкого дерева и присматривал на рынке интересные старинные экспонаты, я заглянул туда как в музей и выбирал клюшки для гольфа. Он помог договориться мне о хорошей цене на набор и позже помог с ремонтом сумки. Ему нужна была какая-то помощь в России, но через пару месяцев начался ковид, и мы об этом больше не говорили. Несмотря на зрелый возраст, он был гораздо энергичнее, чем большая часть молодых индонезийцев. Вот и сейчас, несмотря на позднее время, он энергично приветствовал нас и крепко обнял, как старых друзей. Мы оставили вещи в холле и поднялись по винтовой лестнице в его кабинет.

– Долго же ты добирался, Влад, никак не привыкнешь к индонезийским дорогам?

– Мы попали в большую пробку в районе Богора, пару часов тащились со скоростью пешехода, – сказал я, оглядывая кабинет. – Мы вели с Виталиком по очереди, но это всё равно была непростая дорога.

– Ещё у нас проблемы с машиной, – добавил Виталик, закуривая предложенную Боном сигарету. – Мы доехали сюда на запаске, сбоит электрика.

– Хэй, Вито, нет проблем, завтра местные парни приведут ваш старый джип в порядок. Как вы вообще дотащились на этой рухляди?

Мне стало немного обидно за нашу малышку. Синяя сузуки катана с ярко-красными звездами на бортах верно служила нам в дороге и лишь под конец начала подводить. Несмотря на то, что некоторые девушки, близко знакомые мне, были моложе этой машины, больших неприятностей она не доставляла.

– До тебя можно доехать только на джипе, – с улыбкой ответил я. – В целом машина хорошо идёт, по трассе мы гнали на хорошей скорости.

– Сколько?

– Сотку в час!

– Ты знаешь, почему эти джипы больше не производят?

– Почему?

– У них были проблемы с безопасностью, эта модель легко может перевернуться на большой скорости, так что я рад, что вы вообще доехали до меня.

– Доехали не без приключений.

– Надеюсь, это были приключения с местными девушками? – весело подмигнул Бон. – Будь я в вашем возрасте, я бы каждый день находил себе новую подругу и обязательно бы взял парочку с собой на охоту, если ты понимаешь, о чём я.

Пока он это говорил, открылась дверь в кабинет, и его жена, молодая деревенская девушка, тихо ступая, занесла три стакана безвкусного местного чая и так же тихо вышла, не поднимая глаз. В кабинете было прохладно, и чай согревал. Я почти отвык от этого ощущения за время жизни в Индонезии.

– Впрочем, хоть мне и 52, моей жене Амелии всего 23 года, – продолжал он. – Она молода, как весенний цветок, это всё, что нужно мужчине. Когда женщины становятся старше, они уже не приносят того же удовольствия мужчине, поэтому всегда ищите себе жену помоложе, запомните этот урок, парни. Жить надо так, чтобы в старости у тебя была молодая жена!

– Бон, надеюсь, когда мне стукнет пятьдесят два, я буду так же энергичен, как ты. Скажи, а кто этот парень, который нас встретил? Мне казалось, твои дети старше меня.

– Это Ади, сын владельца дома, я снял эту виллу на год, а парень помогает мне по хозяйству. Кстати, он одного возраста с тобой, хоть вы и выглядите по-разному. Местные мужчины всегда выглядят как дети, поэтому местные девушки предпочитают иностранцев. Для них мы не только кошельки, мы, – продолжал Бон, – люди из другого мира, в который они стремятся попасть. Если ты буле1 – это хорошо, если ты буле с деньгами – ты белый король здесь. Ты можешь купить здесь всё и всех, хочешь молодую жену, хочешь молодого мальчика, – и он опять подмигнул.

– Ты шутишь над нами, Бон, – сказал я. – Мы живём не в колониальные времена, и я уже сталкивался здесь с тем, что меня отказывались заселить в гостиницу только потому, что я буле.Я ведь рассказывал тебе об этом?

– Нэаа, всё это глупости, иностранцы всегда будут здесь в почёте. Именно белые, не негры. Я вообще расист и не стыжусь этого, – сказал он, обращаясь уже к Виталику. – Я считаю, что чёрные – это проблема. Это траблмейкеры, от них всегда надо ждать неприятностей. Только не говори мне, что я не прав!

Мы, посмеиваясь, развели руками. Виталик, глядя на мою тёмную кожу и помня, что в корпусе мой позывной был Барак Обама, смеялся чуть громче меня.

– Я расист и смотрю на чёрных свысока, – продолжал Бон. – Но при этом я остаюсь честен перед собой и смотрю на белых снизу вверх. Я осознаю превосходство белых людей и не обманываю себя на этот счёт.

– Почему, Бон, ты мой друг, разве мы не равны? Разве есть разница, какого оттенка у меня кожа? – с улыбкой спросил я.

– Э не, мы с тобой, конечно, друзья, и я даже гораздо мудрее и симпатичнее тебя, но люди, у которых четыре времени года, всегда будут доминировать над людьми, у которых всего один сезон. Вы закалены самой природой и холодом севера. Мы же, люди юга, расслаблены, нам не нужно работать, просто чтобы выжить. В нашей земле круглый год растут овощи и фрукты, в океане полно рыбы. На севере жизнь сурова, люди суровы. Вам нужно постоянно работать и охотиться, добывать себе пропитание, чтобы выжить. В этом ваша сила, в этом ваша слабость.

– К слову об охоте, – спросил Виталик, прерывая этот мастер-класс по расизму, – какой у нас план на ближайшие дни? Пока мы сюда ехали, как будто повсюду жили люди, неужели здесь есть где пострелять?

– В джунглях.

– Но здесь же везде фермеры и их поля?

– Кабаны постоянно подъедают посевы местных фермеров, они живут в горах, покрытых джунглями, и регулярно спускаются к грядкам. Фермеры часто стреляют здесь по кабанам для защиты своих посевов.

– А что местные делают с мясом? Им же нельзя есть кабанов, это ж вроде не халяль?

– Мы отдаём его христианам, здесь есть церковь, обычно они с удовольствием его берут.

– Слушай, а вы вообще не едите дичь? Что если мы подстрелим канчиля2 или обезьяну?

– Главное, правильно перерезать горло, ты должен произнести хвалу Аллаху и поблагодарить его за посланную тебе пищу. Тогда мясо можно будет есть.

– Можно будет съесть даже обезьяну, если правильно её «открыть»?

– Не, обезьяна – это харам в любом случае. Хотя некоторые местные их едят, говорят, у них неплохое мясо, – улыбнулся Бон. – Главное, её надо убить одним выстрелом, если ты только ранишь её, и она будет кричать, это плохой знак. Местные верят, что так она насылает на тебя и на твоё потомство проклятие. Чем дольше кричит, тем дальше твоё потомство проклято. Это какие-то древние локальные поверья. В семье моей жены иногда едят обезьян, её отец охотник, завтра вы пойдёте с ним.

– Это тот человек, у которого мы сможем взять оружие? – спросил я.

– У меня есть одно ружьё, второе мы возьмём в аренду у местных охотников.

Он снял со стены газобаллонную винтовку предатор и, явно красуясь перед нами, перезарядил затвор и прицелился.

– А нам хватит двух ружей? Разве ты не будешь охотиться с нами?

– Парни, я уже стар для этого.

Положив ружьё на стол, он задрал левый край своей камуфляжной рубашки и с гордостью показал глубокий старый шрам под рёбрами.

– Когда я был помоложе, я охотился на кабанов, и один из них оставил мне это. Я потерял довольно много крови и с тех пор уже не хожу убивать зверей. Аллах дал мне знак, что больше я не должен этого делать. Если мне нужно мясо, я всегда могу купить его в магазине, да и староват я для того, чтобы бегать по джунглям, – он с прищуром улыбнулся. – Время молодых, вы, парни, там повеселитесь как следует!

Мы допили чай, расспрашивая его про рану и о том, что делать в такой ситуации, когда нет возможности стрелять и животное уже летит на тебя.

– Покажите мне свои ножи, я должен быть уверен, что отправляю вас в джунгли хорошо подготовленными.

Я не без гордости снял с ремня 25-сантиметровый тесак, который купил на Бали. Его деревянная рукоятка тяжело легла в руку Бону, который, покрутив его в руках, засмеялся.

– Да уж, Влад, я думал, ты разбираешься в ножах. Этот никуда не годится, это дерьмовая сталь, – сказал он, доставая из-под стола два кинжала в чёрных ножнах. – Это вам, парни, подарок от ветерана.

На ножнах была гравировка Kopassus TNI-AD, спецназ индонезийской армии. Внутри лежал длинный и толстый кинжал с зазубренными лезвиями, предназначенный явно не для резки фруктов. На каждом из кинжалов был порядковый номер, который выдавал в них факт принадлежности к стоящему на учёте оружию. Холодная сталь рукоятки тяжело лежала в руке, рождая ощущение животной силы. Мы переглянулись с Виталиком.

– Они просто потрясающи, Бон, спасибо большое!

– Теримакаси3! – подхватил я.

– Это настоящие ножи спецназа?

– Да.

– Разве это не холодное оружие?

– Что?

– Если нас остановит полиция, разве нам не понадобится разрешение на них?

– С такими ножами к вам не будет вопросов, тем более, Влад, ты всегда можешь сказать, что это подарок от твоих друзей в Джакарте, – сказал Бон. – Вы должны дать мне пару рупий, ты знаешь, что ножи не принято дарить.

– Бон, напомни, на кого мы идём охотиться, на местных повстанцев? С такими мечами мы могли бы легко решить вашу проблему в Папуа.

– Эти ножи не для охоты, все вещи для охоты мы подготовим завтра утром. Нужно будет ещё пристрелять ружья.

– Нам нужно разгрузить машину, мы в дороге уже неделю, в джунглях нам понадобятся явно не все вещи.

– Хорошо, Ади вам поможет занести вещи, он подготовил вашу комнату. И ещё, поешьте после дороги!

Доставая вещи из машины, я взял бутылку арака. Когда мы его брали, мне показалось, что рисовый бренди от балийских фермеров будет неплохим сувениром для Бона. Однако он резко отказался от алкоголя и сказал, что не может даже из вежливости его принять, чтобы его слуги и молодёжь, на которую он хочет оказывать хорошее влияние, не подумали, что он позволяет себе выпивать. Я выругался на себя, что не подумал об этом заранее и не придумал чего-то получше, чем бутылка балийской самогонки. После подаренных Боном ножей бутылка и так казалась смешной. А дарить её правоверному мусульманину, который не нарушает заповедей пророка по части еды, было даже немного оскорбительно.

Замяв неловкую ситуацию, мы поужинали и поднялись с вещами в комнату. Я забрал из машины ноутбук. Почему-то я думал, что у меня получится ещё и поработать после долгой поездки. Какой-то срочной необходимости для этого не было, скорее это была автоматическая мысль, что надо бы и поработать после дня безделья.

Комната, которую для нас выделил Бон, была довольно холодной. Я ни разу не видел обогревателей в Индонезии, но в этой комнате он бы не помешал. В горах бывает прохладно, температура опускается до 15 градусов, что непривычно после жизни в +30. Не добавил тепла и душ без горячей воды. Впрочем, хорошо, что это был душ, а не привычная для большинства индонезийцев бочка с ковшиком для омывания тела.

Войдя в комнату, Виталик первым делом открыл ноутбук и зашёл в рабочие чаты.

– Не отпускает работа? Сейчас же новогодние праздники.

– Это у тебя праздники, в Британии все праздники уже отгуляли, и у меня все коллеги уже вышли на работу. Минусы удалённого графика работы, очень хочется жить, но полноценного отключения от работы не происходит. Она всегда где-то фоном в голове.

Виталик работал в британской IT-компании и смог приехать в Индонезию, не уходя в отпуск. По сути, среди рабочей недели он должен был отправиться на весь день в джунгли и попробовать там кого-то убить, чтобы ощутить вкус жизни. Спасала его в таком графике разница в часовых поясах, позволявшая ему работать уже сильно вечером по местному времени. Каждый день, весь день перед началом работы он крутил в голове те дела, которые должен сделать, и не мог в полной мере насладиться тем, что его окружало.

Посочувствовав Виталику, но не слишком сильно, я принял холодный душ и расстелил кровать. Засыпая, мы обсуждали завтрашний день. Всё, что окружало нас, было для нас новым и интересным. Однако в этом большом деревенском доме, при всей непохожести самого дома и его жителей на тот мир, из которого пришли мы, я всё же наталкивался на мысли о его сходстве с теми домами, что стоят где-нибудь в русской деревне. Такие же люди, такие же у них мысли, такие же бытовые проблемы. Гостеприимство и открытость наших хозяев рождали чувство, схожее с ощущением дома.

Мы слышали, как за дверью тихо ступала Амелия, жена Бона, стараясь не нарушить наш покой. Сам Бон ещё какое-то время смотрел телевизор, и, как только он стих, дом погрузился в сон. Мы готовились к первому дню охоты, и нас отделяла от него только полоска беспамятного сна.

1.Bule (индонезийский язык) – не обидное обозначение иностранца, белого человека
2.Канчиль – яванский оленёк или мышиный олень, самое маленькое парнокопытное на земле
3.Terimakasih (индонезийский язык) – благодарю