Kitobni o'qish: «Сказание Древней Руси»

Сказание древнее, говор старинный, извиняйте, если собьюсь.

Глава 1. Богдан

Уж не во городе ли Муроме, ни во селе ли Карачарова. То не помнит никто, где случилось сие.

Жили-были мужик да баба, долго жили, праведно, была у них любовь крепкая и одна на весь век. Мужик с утра до ночи в поле работал, трудно было одному хлеб свой выращивать. Каждый день рубаха потом солёным омывалась, лицо пылью степной покрывалось. Баба по хозяйству, за скотиной ухаживала, порядок в доме соблюдала, да обед готовила и мужу в поле носила. Сами были ещё не старые и всё бы хорошо, вот только детей у них не было.

Каждый день мужик в храме заутреню стоял, просил всевышнего послать им дитя, бабе счастье материнское, ему наследника и помощника в работе. Время шло, годы летели, но настал день и услышал молитву всемогущий, и послал им дар свой. Родила баба сына, да не простого, а богатырского, крупный был мальчик, аж четыре килограмма с гаком новорожденный весил. Велика тогда в семье радость была, много благодарили они создателя и сельчан не забыли, отпраздновали рождение сына всем миром.

«Бог дал нам сына, – сказал мужик бабе своей, – Посему нарекаю его Богдан».

И всё-то у них как у всех стало, мужик работает, баба по дому старается, да с ребенком нянчится. Быстро рос мальчик, ещё в детские годы удивлял родителей силой, да ловкостью. Всё у него быстро получалось да умело. Учение всякое, давалось ему легко и скоро. А уж в юности, он одной рукой с конем управлялся, в поле отцу помогал и был ему добрым подспорьем в работе тяжёлой.

Случилось так, что в ту пору появилось на земле Русиче лихо не чистое. И летала везде эта нечисть, пугая народ деревенский, да наводя страх в городах. Былые сказывали, будто криком кричит не человечьим и шум ужасающий раздаётся. Так что кто слышал в страхе бежали, а оные, замертво падали. Много людей приходило в те времена и рассказывали о страхе том, говоря, что спасения нет, лишь уши заткнуть с силой такой, чтоб оглохнуть. С тех пор бабы на голову стали платок толстый повязывать, а мужики шапку овчинную носить. И стало в местах, где жил Богдан до поры до времени вновь спокойно. Лишь народ пришлый стращал рассказами разными, да только привыкли люди и перестали бояться.

Но настал тот не добрый день, когда пошёл мужик вместе с сыном в поле работать. Солнечный тёплый день не предвещал беды, и работа у них спорилась. Отец за сохой шёл сын коня вел, день к полудню близился. Как вдруг, подул сильный ветер очень холодный и порывы были настолько сильные, что с ног валили. Деревья качались в разные стороны, задевая друг друга, ураган срывал с них листву и мелкие ветки. Это кружилось будто в громадном водовороте, больно било в лицо и по телу. Почти сразу стемнело, тучи чёрные с багровым оттенком понеслись словно кони. Они закрывали небо аж до самого горизонта, на землю мрак опустился. Гул раздался неистовый, сотрясая воздух и землю. Забурлило у мужика в животе, затряслось тело, в голове, словно колокол загудел. И вся его внутренность запросилась наружу. Обуял его страх, какого раньше не знал и руками дрожащими, натянул мужик шапку на уши, да прижал что есть силы. Богдан поспешил за отцом, сделал всё в точности, только конь без шапки остался. Взбрыкнул он испуганный шумом неслыханным, да и в спину Богдану копытом попал, без чувств он на землю упал.

Шум ужасный вскоре закончился, небо вновь прояснилось, и солнце явило свет на землю. Отец снял шапку, открыл глаза, глядь, а Богдан на земле без движений, словно мёртвый лежит.

«Ах ты, Боже ты мой, что с тобой сынок?» – поднимает сына, трясет, по щекам постукивает, обнимает да слезами горькими омывает.

И душой, и телом страдает мужик, от беды такой рвётся сердце его из груди. Не было для мужика страдания страшней этого, вырвался у него из груди стон и мольба о помощи.

В этот самый момент и открыл глаза Богдан, только видно, что плохо ему, с лица побледнел, тело вялое. Отец подхватил его да поставить старается, но ноги как ватные, не держат его. Уж тогда запрягает телегу мужик и везёт сына домой. Ведёт телегу мужик, а сам проклинает себя словами последними да приговаривает: «Вот я дурак, за себя испугался, а сына сберечь не смог».

Как увидела мать, что отец сына домой на руках несёт, всполошилась, и давай причитать да плакать. Уложили сына вдвоём на настил, тут ноги у матери и подкосились от горя. Упала она на колени и льёт слёзы горькие на сына. Богдан встать не может спина сильно болит, а сам говорит с матерью, успокаивает, да слёзы ей утирает. У матери сердце зашлось, не может никак успокоиться. Кое-как мужик уговорил её, оставили сына, и пошли к знахарке за помощью. Была у них в селе такая, всем помогала, хворь всякую лечила и сглаз снимала. Привели её в скорости да стали в надежде ждать, что поднимет сына на ноги, избавит их от беды нежданной. Долго знахарка Богдана смотрела, руки ноги трогала, с боку на бок поворачивала, кричал он сильно от боли чуть сознание не потерял.

– Ну, что старая скажешь? – с нетерпением спросил отец.

– Пока ничего.

– Положите его на печь, пусть спину погреет и полежит спокойно.

– А там видно будет, что дальше делать.

Не сильно она родителей успокоила, да делать нечего, сделали как сказала. А затем стали за сыном ухаживать. День и ночь молила мать всевышнего об исцелении сына, отец в храм каждый день ходил, свечу ставил о здравии. Много дней лежал сын без движения, родители уж отчаялись и потеряли надежду. Но всему своё время, знахарка стала поить Богдана травами и примочки целебные делать. Боль стихала, сын сам стал с боку на бок поворачиваться, вот только ноги пока что не двигались. На руках Богдан стал таскать тело своё, двигался быстро по дому. Наловчился на лавку взбираться, руки с каждым днем крепли, на улицу стал выползать, да отцу помогать, в чём мог.

Сердце родителей радовалось, глядя как сын двигаться начал и слезами горькими омывалось, что на ноги встать не может. По ночам часто оба в подушку плакали, чтобы сын не услышал. А Богдан не унывал, каждый день родителей удивлял. Вскоре одной рукой мог себя за стол посадить и откуда только ловкость да сила в нем такая бралась. Помогая родителям во дворе, длинной жердью скотину в хлев загонял. Управлялся ей так легко и ловко, словно в руках хворостину держал, топором наловчился дрова колоть, с одного удара пень пополам разбивал. А поленья как в сказке, с лёту ровно в стопку укладывал.

Так и жили, время шло год за годом, родители смирились с бедой, радуясь, что сын живой остался, да ещё какой ни наесть, а помощник им по хозяйству.

Глава 2. Нашествие

Много ли время прошло али мало, да только шум тот ужасный в их краях больше не повторялся. И местные вновь успокоились, позабыв о страхе. Но однажды прохладным вечером, донёс ветер до их села запах гари, будто бы от костра великого. И нёс ветер пепел в их сторону несколько дней. Всполошились люди, подумав, что лес горит, но, не увидев зарева, посудачили и утихли. А ещё через несколько дней появились беженцы, которые уцелеть смогли. Они и поведали новость печальную, как пришли к ним воины басурманские. Жгли дома, забирали скотину, убивали мужей, кот защитить дом свой хотел. Малых детей не щадили, а подростков и жён, в рабство с собой уводили. И бесчинству их не было видно конца. Устрашились селяне такими рассказами, овладела многими паника и стали село покидать.

Уходило много людей в дальние города, и искали защиту за стенами их высокими, надеясь на ратных воинов. А оставшиеся надеялись, что обойдет их беда стороной и не заметят их поселения малого басурмане.

– Может и нам уйти? – Слёзно баба просила мужа.

– Сын то наш постоять за себя не сможет и убежать у него тоже не получится, – мать заплакала.

– Не плачь, поселение наше за гривой лесной вдали от дорог больших, и тропа то в деревню к нам узкая, еле телега вмещается. Город от нас далече, мимо пройдут.

Эти слова её чуть успокоили, с тем и стали жить дальше, но теперь оглядываясь, да прислушиваясь, особенно по вечерам. Не много, минуло дней, как вновь селяне почуяли запах гари, только в этот раз пахло не только гарью. А вскоре и люди беглые появились, кто в чем, а многие вовсе нагие. Среди них были и те, что в город ушли из их деревни, вот они и поведали, как город сожгли. Битва шла непрерывно и день и ночь, ратники все погибли, защищая свой город. А когда враги ворвались, крушили и жгли всё нещадно. На холме где город стоял, теперь только пепел да руины от храма. И люди, которые проходили то место позже, сказывали, что хоронить там некого, все кто мертв был, тоже сгорели.

Затаился люд деревенский из домов не выходит, скотину на пастбище не гоняют, печи топить перестали, чтобы дым не указал на дорогу к деревне. Да только это не помогло. Возвращался один вражий отряд, как видно другой дорогой и вышел прямо на их поселение. Закрыли небо туча стрел, что басурмане пустили, кто не в доме был пали сразу сражёнными. Налетели конные воины, принялись грабить и разорять. Отпор им дать некому, людей в селе мало осталось, может потому и не стали дома палить. Богдан с досадой в окно смотрел, кулаки сжимал, да так сильно, аж пальцы хрустели. А когда увидел, как басурмане девок за волосы тащат в обоз, да ногами детей малых топчут – не стерпел. Выполз во двор, да так шустро отец привстать не успел, что б его задержать. Схватил Богдан жердину свою здоровую и нырнул за ограду на улицу. Аккурат в этом месте враги старух избивали. Долго не думая, одним взмахом добрую половину их в ряд положил, второй раз взмахнул остальные легли. Сбежались тут все сазу воины, саблями машут, а подойти не могут. Уж больно лихо Богдан жердиной машет, самые шустрые отлетали как мячики. Подъехал на лошади их командир, стрелы пускать запретил. Смотрит и диву даётся, как один инвалид с его отрядом справляется. Уж почти половину всех перебил, пусть не до смерти да лежат все рядком, никто не встаёт.

– Принесите сеть, – дал команду чучмек проклятый.

Накинули гады не русские на Богдана и повязали, а затем давай его ногами топтать. Тут и отец подоспел, упал на колени перед их командиром, принялся за сына прощение вымаливать. Командир руку поднял, отца не тронули.

– Ты прости его, – взмолился отец, – Инвалид он, тебе худого не сделает.

Рассмеялся тогда командир, и сказал в ответ:

– Так ты отец его будешь?

– Точно так, – прижимаясь к земле, ответил отец.

– Тебя не трону, а сына возьму с собой, будет нас забавлять, когда из походов придём отдыхать.

Положили Богдана к пленникам в клетку и уехали. А село разграбили всё до нитки, хорошо хоть народ не весь перебили, да дома не пожгли.

Глава 3. Плен и исцеление

Всё дальше вела дорога от дома родного, всё больше сожжённых сёл и городов проезжали. В тех местах, где народ вражьей силе отпор давал, кресты стоят, а на них люди распятые, все тела в кровь разбитые. Вокруг шакалы бегают, плоть человеческую обгладывают. Вороны чёрные, над такими местами кружатся. Копилась в душе Богдана обида за землю родную, за народ растерзанный, велико желание было поквитаться с врагами.

Но не все города огню предали, те, что не тронутыми остались, дань высокую заплатили и в неволю людей отдавали. А вели Басурмане там себя, как хозяева и чинили порядки свои, нам негожие. На дружинников в городах тех смотреть слезно было, потому, как меч и копьё при себе имели, а без приказа против захватчиков не могли выступать. И стояли они в охранении, опустив свои головы, чтобы не видеть людского горя.

«Лучше смертью пасть в сече неравной с врагами, чем позор сей глядеть», – говорили они, стиснув зубы.

Много увидел горя Богдан на земле родной, и одолела его грусть кручина, что встать он не может. Тогда заснул богатырь крепким сном, чтобы боль утешить и обиду свою усмирить. А когда вновь открыл глаза, по всему видно было, что везут их уже по земле чужой. В поселениях не дома, а шатры да юрты, возле них костры горят, шаманы в бубны стучат, приветствуют своих воинов.

Вскоре и стан вражий увидели, юрт там числом не счесть, глазом края не видно. Весь пленённый народ разделили, буйных бросили в ямы, остальных по клеткам заперли, лишь Богдана привезли к трем шатрам. В середине большой с крыльцом и охраною, весь цветными коврами обложенный. По краям шатры чуть поменьше, но тоже красиво украшены. Перед шатрами поляна большая, в середине высокий столб вкопан, к нему приковали Богдана и на землю солому бросили. Командир, который привез его, поспешил в шатер хана доложить о воине необычном. Вскоре вышел Тур-Гарин хан посмотреть на русское чудо. Удивился он, услыхав, что мужик без ног перебил почти целый отряд.

– Дайте палку ему, – буркнул по-своему, указав на Богдана хан.

Воины принесли оглоблю побольше, надеясь на то, что Богдан не сможет поднять. Ещё раз рыкнул Тур-Гарин, и со всех сторон воины приближаться стали с саблями наголо. Вот тогда и взыграла радость в сердце богатыря, сейчас утолит свою жажду мести. Приладил оглоблю в руках поудобней, да и выждал, пока ближе подступятся. Первым взмахом побил, всех кто перед собой подходил, а вторым сзади подкрался. Дружно попадали, будто яблоки с яблони. Удивлённо открыл рот Тур-Гарин хан, а затем хохотал и руками размахивал. В награду Богдану он бросил кость, что не смог он докушать от хохота. А затем к столбу подошёл шаман, сперва трубку курил, много дыма пускал, в бубен бил и кружился вокруг Богдана. При этом башкой своей тряс и шептал на своём языке. Срезал с его головы прядь волос, опустил в костёр и дымом дышал. Завершив обряд, он пошёл спешно к хану и упал ему в ноги.

– Ты сейчас убей его хан или будет сей воин бедой тебе. Так как сила в нем не земная, а с неба данная, в твоем стане не будет воина, что сразит его. Победить он не сможет лишь тысячу.

Улыбнулся хан и задумался, по душе пришлось ему предсказание. Придавив шамана ногой к земле, громко рыкнул Тур-Гарин хан:

– Соберите шаманов и лекарей, пусть поднимут этого мужа на ноги, – указал рукой на Богдана он.

– Сотворю из него великого воина. Одарю его златом серебром, будет мне служить, с ним на Русь пойду, да и далее.

Разослали гонцов по всем сторонам и окраинам, где власть хана была. И они на своих скакунах, поперёк и вдоль степь объехали. Ни нашлось, ни угла, ни куска земли где они не проехали.

Долго хан ждал вестей и целителей, уже злиться он стал. А пока время шло Богдан воинов бил, на забаву Тур-Гарину. Добровольцы вскоре закончились, хан в забаву свою всех силком посылал. Только шли они с не охотою, так как битыми быть, да раны лечить потом им приходится.

Наконец после долгого ожидания, появились шаманы первые. За наградой пришли великою, что всем хан обещал, если ноги у воина вылечат. Только был нюанс в объявлении, о котором им не поведали:

От которого толку не будет.

У того голова с плеч убудет.

Сказано было теперь сие в назидание, что б работу свою исполняли как должно им. Устрашились шаманы да дороги в зад нет, посылают к больному всех в очередь. Много чудного, ворожбы, колдовства и фокусов увидел Богдан, только всё было без толку. Через несколько дней у столба, где прикован он был, вырос холм из голов числом в десять. Разозлился тут хан не на шутку, вновь гонцов разослал и ждет в шатре с нетерпением. А гонцы в этот раз расстарались, объехали страны соседние.

Много ли мало ли время прошло, но всё же один пришёл. По лицу и одежде был похож на человека с востока, а голова без волос подсказала, что он монах. С недоверием хан посмотрел на него, но выбора больше не было. Молча Тур-Гарин махнул рукой, разрешая лысому приступить. Ворожбу не творил чужестранец, в бубен тоже не бил и вокруг как шаман не приплясывал. Раздел Богдана и ровно его уложил, а затем руками по телу водил. Встал, окончил свой труд и отправился к хану в шатер. Поклонившись учтиво перечислил, что надо ему для леченья.

– Воина вымыть и в шатер на твердый настил положить.

– Десять дней никому в шатер не входить, – так сказал, сложив вместе ладошки.

Тур-Гарин рукой махнул, и мигом исполнили всё как говорено.

Лысый лекарь за дело взялся, палки дымные жег, иглы в тело Богдану втыкает, после руками водит и нажимает на косточки. Через несколько дней у Богдана колени сгибаются, и шаг сделать попробовал сам. К ним в шатер никого не пускают. Лекарь тот секрет свой хранит, и открыть никому не желает. Всё, что было нужно ему, он делал сам, и еду носил, и за Богданом ухаживал.

Наконец вышел назначенный срок, хан со свитой к шатру идёт и палач за ним с саблей острою.

– Где мой воин обещанный, – грозно рыкнул он.

Лекарь вышел, поклонился Тур-Гарину, затем полу шатра отдернул и явил ему воина на своих ногах. И телом и ростом Богдан превзошёл всех лучших воинов хана, любо зрелище это Тур-Гарину. Но велел он опять к столбу его приковать. Сотворить навес над ним да кормить, как положено. Обязал он своих лучших мечников, день и ночь учить Богдана искусству ратному. Вскоре всё было исполнено, точно так, как хан приказал. Собрались лучшие воины и учили его ремеслу военному.

– А ты будешь со мной, я доволен тобой, одарю тебя златом и серебром, – приказал хан лекарю.

– Благодарствую вам, да только дом мой не здесь, рассчитаться бы нам по-доброму, – с поклоном лысый ответил.

Рассердился хан на такой ответ, ранее так никто ему не дерзил. Приказал воинам взять его и в яму спустить. Только они подошли к нему да приладились, как тот лекарь невидимо глазу махнул руками. Да так быстро словно и не было ничего, но упали воины замертво. Дрогнул хан, подумав, что чары волшебные, отпустил его и награду дал.

Ой, ли год прошёл или более, то не помнится. Только стал Богдан, и сильней, и мечом владел словно пёрышком. Хан хвалился им и приглашал сразиться с ним воинам из-за моря. Да только не было воина, чтобы осилить смог он Богдана один на один. И десять бойцов не могли одолеть. Глядя на то шаман знал, что его виденье сбывается и вновь на ухо шепчет Тур-Гарину:

– Ты убей его, погуби скорей, или горе нам будет великое.