Kitobni o'qish: «Дом для зелёного человечка»

1. Дерево. Обрушение

Навигатор указал на этот дом.

Я через высокую арку въехал во двор. А там – не колодец, как ожидал от здания, построенного по проекту прошлых эпох, там – стена дикого винограда¹ аж до крыши. Сейчас – утром – тут вообще было сумрачно. Не думаю, что и днём будет светлее. Как тут живут люди – в постоянном полумраке? Чем питаются?

Дорога вела к стене дома и ныряла под заросли. Судя по указателю – на подземную стоянку. Влево и вправо расходились неширокие, мощёные брусчаткой проезды, разукрашенные яркими граффити, просвечивающими сквозь сплетение веток.

Со стоянки выехал, мелодично звеня колокольчиками, розовый элебиль. Я увернулся, приостановился и стал думать, куда ехать. Мне нужен подъезд № 1. Вправо? Глянул на экранчик навигатора. Навигатор тупо показывал на то место, где я сейчас стоял. Поеду, куда глаза глядят…

Помимо полумрака из-за узких проездов и зарослей, сам дом был странным. Я вспомнил историческую книгу об архитектуре предков, которую читал ещё в РоКусте. Так вот, в захабах этого дома я наплутался вдоволь. Поездка вправо после нескольких поворотов привела в тупик с подъездом № 12. Пришлось вернулся. За каким-то углом нашёл подъезд № 2.

Подъезда № 1 во дворе не было!

За всё время моих метаний не заметил ни одного прохожего. Не прятались же они за плющевидными зарослями, за полускрытыми ветвями дверями?

Спросить не у кого.

Над входом в подъезд № 2 – адрес дома. Правильный адрес. Номера квартир начинались со второй. И тут только, чуть сбоку, я увидел табличку на грязно-оранжевой стене, наполовину прикрытую веткой: «Подъезд № 1. Вход с улицы».

Обычно пишут: «Вход со двора».

В Дереве с ума сходят по-своему. Это не мой родной РоКуст! И к этому мне приходится привыкать в первый рабочий день.

Выехал из лабиринта на солнце, чуть не ошалел от удовольствия и прилива сил. Лучи приятно ласкали кожу. Сколько ни бились люминеры, сколько ни старались, а только солнечный свет благотворно действует на лист.

Итак, куда дальше? Со стороны безыскусного фасада – арка въезда во двор, ряды окон, которые начинались со второго этажа, и ни одной двери. Только теперь сообразил: это не главный фасад здания, а уличный. И на плане навигатора рассмотрел: дом другой стороной выходит на площадь.

Пришлось объезжать целый квартал.

Вот он, главный фасад! С колоннами, статуями в нишах. Архитектурный шедевр прошлых веков? Откуда? Но к этому раритету современные архитекторы приложили свои жилки. Примерно на середине фасада к дому, прилично выдаваясь, примыкала ультрасовременная пристройка со стеклянной – витраж – боковой стеной до крыши. Я поехал по огибающему ризалит тротуару и остановился как вкопанный. И ещё задрал голову.

Фасад пристройки – сплошная кирпичная стена, но она треснула посередине и расширяющейся кверху трещиной заметно покосилась вправо и влево. Как эта стена ещё держится? За разломом виднелась грязная с натёками неровность бетонной поверхности с намётками фальшь-окон. Странный двор, странная пристройка… И что в этом сооружении находится?

Дверь, перед которой я стоял, теряя время, ошарашено «любуясь» нелепым ризалитом архитектурного шедевра, была вовсе и не дверью. Это был грубо неровно пробитый проём с торчащими по периметру кирпичами и арматурой. И только в глубине «грота» я заметил матово блестевшее стекло двери.

Что всем этим хотел сказать архитектор?

Я снял контейнер с плеча, сложил элекат, сунул его в карман. Осторожно подошёл к «двери», тронул пальцем самый толстый выпирающий железный прут. Он оказался голограммой. И одновременно единственной кнопкой. Видофон проявился из какого-то кирпича, посмотрел на меня, блямкнул и спросил:

– Да?

– Доставка, – ответил я. Камера ещё раз меня оценила, и стекло двери растворилось.

Я вошёл в подъезд. Ещё один захаб! Это не помещение, а ущелье, вдоль стен которого наверх спиралью вела многомаршевая лестница, сплошь заросшая растениями с крупными сине-белыми цветами². Подъезд скупо освещался через боковые стеклянные витражи. От этого сумрака мне сразу захотелось есть. Как тут выживают растения?

Впереди, под лестницей, – лифт с открытыми дверьми, в него я вошёл сам, втащил контейнер. Осмотрелся. Кнопок не было. Вообще. Перед моим носом поползла надпись: «Назовите этаж: -1 или 1». Сказал «один». Не на стоянку же ехать? Двери затянулись, лифт подскочил, двери растаяли. Я увидел высоченный кубический зал.

А в нём – игрушечными выглядели стеклянные стеллажи со статуэтками, вазами, подсвечниками и пирамидками. По залу были расставлены огромные округлые вазы с растениями и щиты с нелепыми яркими картинами. Журчали фонтанчики. Сверху кое-где свисали витиеватые светильники. Выставочный зал? Кое-где виднелись столики и диванчики. И не стены тут, а огромные экраны с видом на живописные море, горы, пустыни. Волны бились, водопады ниспадали, барханы курились… Мещанство.

Я ступил из лифта прямо в «песок». Он хрустел, как настоящий, но корень в него не проваливался…

– Это безобразие! Курьер опоздал! Оправдание очевидно: занесло во двор, где он заплутал! Надеюсь, что он не заплутает в жизни! – Откуда-то вынырнула женщина средних лет в длинном кричащем оранжевом платье, сквозь редкую сетку которого тускло светилась малахитовая кожа. Аристократка.

– Ага… – Но она меня не слушала, стала вырывать у меня контейнер. Я не отдал, потянул на себя и победил: она отцепилась.

– Ставьте туда, – сказала она с досадой и показала на стеклянный столик, нелепо торчащий на середине «морского пляжа». Я подошёл, опустил контейнер на «песок», вынул оттуда коробку и поставил её на столик. Женщина при этом спешила за мной, чуть ли пиная, потом отодвинула меня жилкой от коробки, оторвала кристалл получения, покрутила в пальцах, сдавила его до покраснения и вручила мне. Я его вложил в поясную сумку.

– Вы должны проверить… – Она не дала мне договорить.

– Быстро! Вон отсюда! Сейчас разрушение!

Я оторопел от такой невежливости, попятился к лифту. А она вскрыла коробку, засунула туда жилки по локоть и вынула переливающийся серым шар. Зелёный кристалл инструкции по расконсервации упал на пол и поскакал и потерялся в «песке».

Коробка, как и положено, утилизировалась в слабый ароматный дымок.

Женщина двинулась вглубь зала, вожделенно осматривая шар, кое-где нажимая, поглаживая, потом вставила кругляш в какой-то проём одного из шкафов. Возле шкафа стоял стеллаж, на котором лежали подобные кругляши. И тут до меня донёсся запах цветущих садов, как из рекламы. Женщина тихонько низко пропела «сенупулеч-ки мои!» из той же рекламы. Все просто с ума сходят от этих SplK. Мне, например, они даже для аклю-песа не нужны. Но тут что-то иное. Вряд ли она использовала визоратор для себя.

Она проговорила:

– Паломники ждут. Инсталляция запустится чуть позже, это плохо. – Она оглянулась, будто бы услышала мои крамольные мысли: – Он ещё здесь! – Она поражена, что её приказы курьер не выполнил. – Ты попал, парень, – добавила она с сожалением, ткнула в мою сторону пальцем с искрящимся ногтем и отвернулась. А мне показалось, что на меня сейчас набросится гигантская тля³.

Я, который только что любовался её фигуркой, подхватил контейнер, нырнул в лифт с криком «ноль», спустился и выскочил на проспект. От греха подальше. Кто его знает, о чём она меня предупреждала?

И тут услышал страшный треск. Глянул на звук: левая часть стены начала заваливаться! Я бросился вниз, в переход под площадью, уже бежал по нему, когда меня догнал гул обрушения. Наверное, следом летит пыльная волна. Я успел; выскочил из перехода на другой стороне площади и влетел в толпу стоящих на коленях монахов. У каждого уши были прикрыты наушниками. Тут же из зева перехода вырвался клуб пыли. Я ожидал, что заскрипит, запорошит, заставит закашляться… Но никакой пыли не ощутил. И понял, в чём дело. А монахи смотрели за мою спину – на дом – через видокли. Я обернулся.

Там уже падала вторая стена. Страшный утробный взрыв. Осколки стекла, бетона, кирпича полетели в разные стороны, усыпали площадь, элебили, листов.

Поднявшаяся над площадью пыль чудесным образом быстро растворилась в воздухе. Стали видны внутренности дома, по сути – каркас. И там, среди обвалившихся стен стояла одинокая оранжевая фигура…

Я не стал ужасаться тому, что дом мог разрушиться весь, и находиться среди развалин женщине было очень опасно. Тем более что листы вокруг воздели жилки и беззвучно кричали, выражая религиозный страх и ужас, взывали к высшим силам. И ждали какого-то продолжения.

И не напрасно. Со всех сторон к полуразрушенному зданию набежали муравьи, которые начали разбирать кучи мусора, наваленные катастрофой, и тут же выстраивать из обломков новую стену. Сквозь них, не сбавляя скорости, проносились по мостовой элебили…

Стены росли быстро; думаю, что их возведут за минуты. Я успокоено вздохнул, глотнул слюну. И вдруг стал слышать. Всё-таки от грохота мне заложило уши. Я осмотрелся. Настроение монахов резко изменилось. Теперь они срывали наушники, кричали благодарственные молитвы, радовались, обнимались, аплодировали, пищали, квакали, стонали. Паломники, обсуждая происшедшее, начали расходиться. Гиды уводили организованных.

Инсталляция Обрушения и Возведения! Гениальная постановка стихов из Белой и Чёрной Коры⁴.

Окончательно привёл меня в чувство главный оператор, который заверещал в ухо, что понаехали тут; что Дерево вянет; что только устроился на работу и уже; что если заказчик пожалуется, то; что нужно ехать ещё туда и туда…

– Туда или туда?

– Туда!

Я надел на плечи контейнер, вынул из кармана элекат. Глянул через проспект. Муравьи уже возвели стену почти до крыши. И про трещину не забыли.

Я вдруг сообразил, что серьёзно опаздываю, вздохнул и поспешил развозить заказы дальше.

2. Дерево. Кость

В Дереве это была не единственная, хотя и удивительная, инсталляция. Первую из них я увидел вчера вечером, когда меня везли из РоКуста на элевозе на распределительный склад. Мы въехали в Дерево, и тут я увидел, как вдали вырастала гигантская остроконечная расцвеченная башня, которая внезапно оторвалась от земли и улетела в небо к звёздам. Я просто очумел от реалистичности, подумал, что кто-то полетел на Луну. Но сегодня – после обрушения дома – я был уже подготовлен к этим чудесам. Меня эти вещи уже не должны пугать. По крайней мере, я так думал.

Следующим пунктом, как подсказал навигатор, был Музей естествознания.

Элекат уверенно катился по дорожкам среди очаровательных низких деревьев с кроной зонтиком⁵, мимо площадок, на которых коровы Вечур в памперсах выравнивали травку разных видов, мимо уютных солнечных лавочек, на которых питались проголодавшиеся прохожие. Увидел, как прямо на них, трапезничающих, с растущей рядом кокосовой пальмы⁶ падали орехи. Я не понял, что было инсталляцией: прохожие или орехи. По крайней мере, кокосы спокойно пролетали сквозь фигуры, ударялись о землю, раскалывались и расплёскивали молоко по траве. Но мне было некогда разбираться в этом из-за спешки.

Элекат работал в ускоренном режиме, поэтому его зарядку я даже поддерживал из своих ресурсов, раскрыв сетчатую плащевую батарею усиленного накопления. И одежда, отреагировав на яркий солнечный день, открыла как можно больше люверсов.

Музей – псевдодревнее здание в античном стиле – стоял на высоком пригорке посреди цветочного поля. Я подумал, что основные помещения находились под землёй, и я даже пожалел несчастных работников, которые вынуждены пользоваться искусственным светом. К главному входу вела помпезная лестница, но я воспользовался дорожкой-пандусом, которая серпантином вела наверх и которая сожрала процентов пятнадцать заряда элеката.

В музее меня ждали. Мерцающая полоса с надписью «доставка» повела меня мимо осуждающих моё опоздание привратников по залам и коридорам к кабинету начальника отдела палеонтологии. Я с содроганием вспомнил лабиринты двора, в котором находился предыдущий клиент. Но здесь клиент всё предусмотрел, как знал о моей неопытности и «привычке» плутать в лабиринтах.

Когда я вошёл, зелёнобородый начальник средних лет произнёс с непонятной мне снисходительностью:

– Вы опоздали на двадцать минут.

– Простите, пожалуйста! Меня задержало «разрушение»… – начал было оправдываться я. И тут же подумал, что срываю свой испытательный срок, и теперь меня точно уволят.

– Ещё скажите, что задержало «Возведение»! – он хмыкнул и несколько секунд смотрел поверх моей кепки. Потом обратил свой взор на меня, удовлетворённо улыбнулся и добавил: – Ну, долго я буду ждать? Несите коробку сюда!

Я ожидал всякого: и скрытого недовольства, и разъярённых тирад, но такой непонятной реакции не понимал. Я вынул из контейнера раскомпактизирующийся на свету длиннющий гравитубус с эмблемами Музея, поднёс его к явно антикварному деревянному столу и положил посылку на полированную поверхность. Начальник осторожно отклеил кристалл получения, сдавил его пальцами до покраснения и вручил мне.

Пока я засовывал кристалл в поясную сумку, он начал открывать тубус:

– Так, проверим содержимое, – он с усилием вынул из футляра что-то длинное, расширяющееся по концам, завёрнутое в воздушно-пузырьковый лист упаковочной алоказии⁷. Этот предмет был тяжёлым, поэтому начальник чуть не уронил предмет на стол. Осмотрел со всех сторон, слегка поворачивая. Упаковка была в целости и сохранности, в чём я и не сомневался.

Начальник оторвал взгляд от посылки, перевёл его на меня и задержал, как бы чего-то ожидая. Я, наверное, выглядел заинтригованным. Он вздохнул, открепил, наконец, кристалл вскрытия посылки, скрупулёзно прочёл инструкцию, ткнул в край черешка, и упаковка раскрылась. Я намеревался после этого уйти, тем более что меня ждал следующий клиент. Но вдруг позабыл свои обязанности от удивления: на столе лежала огромная кость.

При виде её палеонтолог, в отличие от моего ступора, аж подпрыгнул от радости, борода взметнулась и опала, дёсны чуть не прикусили язык.

– Прекрасно! – бормотал он, осматривая кость. – Он обработал её хорошо! Доставка не подкачала! Это то самое, чего не доставало в экспонате! Проксимальный эпифиз в целости и сохранности! Отчётливая межвертельная линия! Дистальный эпифиз с нетронутым медиальным мыщелком! И даже ямка головки сохранилась! Прекрасно! Безупречно! – и тут я почувствовал даже не иронию, а какую-то неестественность в его радостной тираде.

– И какому ужасному зверю она принадлежала?

– Это, мой любопытный доставщик, бедренная кость хомо инконвениенса⁸! Хотите посмотреть на его скелет? Он уже экспонируется в зале направо отсюда. Мы ждали эту кость! Её недавно нашёл мой помощник. А из демонстрационного зала сюда ведёт служебный вход, но для вас открыть нужную дверь не проблема? – я не понимал, зачем мне эти подробности. – Скелет экземпляра, выставленного в экспозиции, четыре с половиной метра в высоту! Такие пока не попадались. Мало того что предки давно, как считается, вымерли, так всё найденное до сих пор сильно фрагментировано да ещё и обожжено. А вот этот недавно найденный экземпляр имеет такой вид, будто организм скончался совсем недавно. Его останки в превосходной сохранности! Его скелет вымыло из ледника, а я его обнаружил. Не доставало только этой детали. Я считал её потерянной навсегда. Мы даже сделали искусственную замену этому, – он осторожно коснулся кости.

– Хотелось бы мне попасть на раскопки… – неожиданно для себя пробормотал я. Это была не просто оговорка. Я возле РоКуста давно искал древности, в основном архитектурные, но не находил ничего стоящего. А тут кости нашего предка!

– Ну так что вам мешает?.. – Тут он как-то странно принюхался, будто давно уже знал, как эта кость пахнет. – Поразительно! От кости не несёт тлением! Любопытно? – И он нагнул мою голову к кости. Я чуть не уткнулся в неё носом и явственно почувствовал чуть заметный запах сырого мяса. Поморщился и отстранился. Палеонтолог ехидно засмеялся, заметив это, но сообщил, что в полевых условиях консервацию биообъектов качественно совершить невозможно. А тут, в его отделе, это быстро доделают как надо. И тогда кости не грозит разрушение. И естественные запахи пропадут.

– Отыскивать такое интереснее, чем таскать посылки по Дереву, – на свою беду пробормотал я.

В это самое неподходящее время заверещал в ухо главный оператор: что понаехали тут; что только устроился на работу и уже; что если заказчик пожалуется, то; что нужно ехать ещё и туда…

На меня эта работа свалилась, как те самые инсталляционные кокосы. Ещё вчера Наибольший лист нашего РоКуста вызвал меня из леса и приказал уезжать немедленно, элевоз меня уже ждал у Мэрии. Я не успел даже попрощаться с родными и девушкой. На мои вопросы Наибольший отказался отвечать. К вечеру я был уже в Дереве, меня приняли на работу и поселили в общежитии у склада. А утром я уже развозил посылки. Неужели так листов и продвигают по служебной лестнице? Но в РоКусте у меня была замечательная работа, а здесь…

Начальник отдела палеонтологии с любопытством смотрел на меня, пока я выслушивал выговор оператора. А я стал салатовым от чувства неловкости. Получилось, что меня отчитали при постороннем. Стыдно.

– Не волнуйтесь, мой юный друг! В следующий раз приходите в Музей специально. И тогда спокойно полюбуетесь на наших незадачливых предков. Кстати, обратно вы можете пройти через зал с нашим замечательным скелетом. Вы помните? Дверь по коридору направо…

Хотя и отказывать на такую настойчивую учтивость было неудобно, я неблагодарно буркнул, что мне нужно спешить, и выбежал из кабинета. В коридоре я побежал я мимо разгоревшейся линии, которая вела к «замечательному» скелету, и свернул к выходу, минуя экспозицию.

3. Дерево. Лампы

Элекат вёз меня в спешке, едва не втыкаясь в элебили, деревья и другие каты, в бегущих вереницей муравьёв. Конечным в списке навигатора стоял Солярий. Времени оставалось в обрез, это была последняя треть всего расстояния по маршруту. Я честно старался нагнать потерянные минуты, даже пытался оптимизировать до секунды и так оптимизированный маршрут. Всё – для скорейшего удовлетворения заказчиков. Обидно, что тут виноват только я со своей нерасторопностью.

Но в график движения я так и не уложился.

Я ехал по дорожке, и вдруг заметил, что слева разверзлась глубокая яма, наполнявшаяся водой. Элекат двигался по самому краю! Испугаться я не успел: яму быстро затянули ряска и листья лотосов⁹, она быстро превратилась из болота во вполне твёрдый ухоженный газон.

Я остановился. В Дереве инсталляции – одно из развлечений. Кстати, любой может создать свою. Большинство листьев проходят мимо, не обращая внимания на эти чудные картины. Однако тут же вспомнил, что некоторые инсталляции вызывают интерес, и тогда на представление собирается толпа. А некоторые несут ещё и религиозный смысл.

В этой – превращение ямы в газон – муравьи не участвовали. Это не входило в планы художника?

Муравьи считались священными животными, им поклонялись. Им в сакральных текстах Белой и Чёрной Коры в равной степени отводилось место как созидателей, так и разрушителей. В РоКусте они построили муравейник, огромный, рациональный, безобразный и прекрасный в своей естественности.

Муравейники были так же пристанищами монахов.

А ещё муравьи приносили священные грибы, которые использовали для богослужений.

В Дереве я не заметил ни одного муравейника, только муравьиные норки; значит ли это, что муравьи только разрушали? Наверное, нет: в инсталляции на площади – той самой, с обрушением – муравьи восстанавливали здание. Для меня – слишком вольная трактовка религиозного текста! И тут я вспомнил монахов, собравшихся на зрелище инсталляции. Неужели храмы Дерева подземные?

Рассуждения рассуждениями, но я опаздывал. И в Солярий я ворвался ураганом. Дежурный на первом этаже, как только появился я со своим контейнером, сразу понял, что перед ним тот самый нерасторопный курьер, которого все ждут и клянут. Он сурово взглянул мимо меня и даже не стал ждать вопросов:

– Я не приму заказ. Вас давно ждут в восемьсот восьмом кабинете. Отдадите посылку лично. Лифт направо. Чётный.

«Давно» – это слишком круто сказано для десяти минут. Но, возможно, для них эти минуты критичны?

На восьмом этаже я, как это ни удивительно, сразу побежал в нужную сторону. Глаза самым краешком фиксировали за полупрозрачными стенами зелёные тела в креслах и на дыбах, массажистов, которые что-то проделывали с ними… Нежно пахло цветами. Из кабинетов доносилась приятная успокаивающая музыка.

Нет, мне бы услышать что-то резкое и подгоняющее!

Добежал. Нажал на сенсор восемьсот восьмого кабинета, и двери сразу распахнулись. По кабинету между кресел металась завёрнутая в лист алоказии халатной¹⁰ солярист. В наброшенной на плечи аллоказии рабочей¹¹ обречённо застыл монтёр. Посередине кабинета стоял вскрытый аппарат с внутренностями наружу.

– Наконец-то! – заорала солярист, прекратив метания.

– Где лампы? – заорал монтёр и кинулся ко мне.

Они оба были бледно-зелёными от гнева.

– Вы опоздали на восемь минут! Клиент появится через десять минут!

– Давайте посылку! Нужно срочно заменить лампы! – монтёр уже тянул ко мне жилки.

Я вынул из контейнера коробку, которую монтёр сразу выхватил у меня, тут же с досадой оторвал кристалл получения, сжал и, не дожидаясь его покраснения, пульнул им в меня. Я еле поймал его в великолепном прыжке. Но некому было оценить мою ловкость. Монтёр подтащил коробку к аппарату, раскрыл её, пульнул в меня ещё и кристаллом инструкции (и его я поймал в воздухе), вынул длинную ленту, начал выковыривать пинцетом миниатюрные шарики ламп, наполненные люминесцентными бактериями, и вставлять их в пазы. Солярист ждала, склонилась надо пультом управления, в напряжении и готовности держала над прибором жилки.

– Так, теперь настройка!

Они начали программировать аппарат, добиваясь точной и синхронной работы ламп. Спецы ещё колдовали над пультом, как после приятного колокольчикового «блям-блям» дверь распахнулась и в кабинет шагнула худющая, как усохший апорокактус¹², дамочка. Явно её будут откармливать.

Клиентка удивлённо остановилась на пороге, не понимая, куда попала: она уткнулась в меня, стоящего у двери с открытым ртом и контейнером у корней. Вокруг меня разбросаны упаковочные листья. Сбоку стояла коробка с лампами. Дамочку явно никто не ждал: солярист её встретила спиной, уткнувшись в аппарат.

– Как! – пришла в себя дамочка. – Мне назначено…

– Присядьте, вы пришли чуть раньше указанного времени, – повернулась к ней солярист. – Мы настраиваем прибор для вашего организма. Это тонкие настройки, они индивидуальны, учитывая ваш диагноз. – При этом солярист ухитрилась испепелить взглядом меня. Хорошо, что в клиентку, стоящую рядом, этот взгляд не попал. Иначе это было бы фатально для неё.

Но сотрудники Солярия уже действительно завершили работу. Монтёр быстро собирал упаковку в особый мешок. Посылку с лампами подхватил и сунул под мышку. А потом тараном двинулся прямо на меня, выталкивая из кабинета. Я еле успел подхватить контейнер. За дверью он снял с меня кепку, постучал меня по голове, надел кепку и сказал:

– Если клиент поднимет шум, вашей фирме несдобровать.

– Ничего ведь не случилось!

– Как это не случилось? Аппарат не был готов к сроку, клиент ждал, клиента встретила полнейшая антисанитария, в кабинете торчали посторонние с элекатом в кармане…

– Но я там был по служебной надобности!

– Клиента это не волнует. А теперь соляристу придётся при клиенте обрабатывать контактные поверхности вместо того, чтоб сразу усадить его в аппарат и заняться диагностикой и питанием. И вообще, вам что, больше делать нечего? Больше нет никаких дел? Чего это вы торчите посреди коридора? В лифт!

Он с коробкой вышел на промежуточном этаже. Наверное, ему ещё чинить оборудование у другого соляриста. А я с досады ткнул кнопку да не в ту, и лифт, проехав нулевой, спустился на какой-то подземный этаж. Даже не знаю, какой по счёту.

Я вышел и, конечно, сразу не сообразил, что попал не туда. Размышлял о своей незадачливой судьбе. Куда-то свернул и оказался перед удивительной дверью. Она была ярко-красного цвета. Явно туда заходить запрещено. Но она была открыта! Пропустить такое я не мог. Вошёл туда, сделал несколько шагов и вдруг сообразил, скорее, почувствовал по особенной сухости воздуха, что попал в морг.

На стеллажах в прозрачных коробах лежали усыхающие мумии. Тела их поросли белыми волосками. Некоторые ещё сохранили зеленоватый оттенок, другие были коричневыми, третьи осевшими, покрытыми каким-то серым налётом. Я угадал в этом налёте… Не может быть!

Впереди среди стеллажей горел тусклый синий свет, и там трудилась похоронная команда чёрных муравьёв. Они вскрывали выбранные коробки, что-то вынимали оттуда и складывали в контейнеры, а потом ссыпали оставшееся содержимое в мешки. На ум не могло прийти ничего лучшего, чем философское: «Все мы листья одного Дерева, все зелены и бьёмся на ветру, пока не пожелтеем, не упадём на землю и не станем перегноем…»

Нет, мне пока засыхать не хотелось. Хорошо, что я стоял в тени и меня не заметили. Я попятился и выскочил вон из склепа. Так кончают жизнь жители Дерева? В РоКусте всё было проще: трупы собирались в особых ритуальных пещерах далеко за лесом. Я наткнулся на них случайно во время церемонии погребения… Но то, что муравьи на трупах выращивают священные грибы…¹³

Такие места не для посторонних и находятся под наблюдением. Скоро мешки будут выносить, поэтому надо отсюда сматываться быстрее. Я подумал, что мои злоключения продолжались.

На улице я постоял у красивого с решётчатым фасадом здания Солярия, но любоваться им не хотелось. Вспомнились слова монтёра: «Больше нет никаких дел?»

4. Дерево. Никаких дел

Я уселся на лавочку возле Солярия. Элекат заряжался. Пустой контейнер проблесковой лампочкой требовал работы. За зданием Солярия муравьи выращивали ещё какое-то сооружение. Я посмотрел в навигатор. Новых доставок нет. Да и будут ли? Только контейнер тревожно моргал. Что он так «разволновался»? Пусть поморгает…

Меня сегодня – в первый же день работы в Дереве – преследовали неприятные приключения. Что будет завтра? Никак не мог поверить, что все эти опоздания – просто странное совпадение. Но что за этим всем стояло? И тут очень захотелось оказаться в лесу у своего куста.

Я встал и поехал по маршруту обратно, в сторону Музея.

Попытаюсь разобраться. Сначала навигатор меня завёл не туда и заставил плутать по лабиринту. Неужели сразу не было ясно, где находится нужный мне вход? Потом навигатор потащил меня в Музей. Кость не протухла бы, если бы я её привёз через полчаса. А место, где я был нужнее всего, стояло в очереди третьим! Если бы я поехал со склада сразу в Солярий, то успел бы везде! Нет! К первому клиенту я приехал бы очень поздно! А я вёз ему запись инсталляции, и демонстрация разрушения не состоялась бы вовремя! Хоть сам маршрут был круговым, очерёдность всё-таки должна быть иной. Но кто я такой, чтоб планировать маршруты доставщика?

Стоп. Всё хорошо. Надо успокоиться и не искать виновных. Поздно.

Тут же главный оператор заверещал в ухо, что в задержках виноват я; что если бы кое-кто не плутал в лабиринтах, то успел бы всюду; что на меня поступила жалоба; что понаехали тут; что Дерево меня сбросит; что он передаёт моё дело следователям; что я уволен; что должен сдать контейнер и всё по описи; что могу теперь без спешки идти куда угодно, хоть туда, хоть туда…

И меня взяла злость на себя. И даже не потому, что ошибся в расчётах. И не потому, что уволили. Просто стало обидно. Зачем меня сорвали с РоКуста и привезли сюда? С другой стороны, если бы кто-то не пожаловался, то я получил бы по голове и работал бы себе дальше. Так кто на меня донёс? Мастер из Солярия? Палеонтолог из Музея? Дамочка в оранжевом со SplK? Наверное, всё-таки дамочка.

Мысль о несправедливости постепенно меня заполнила без остатка. Нужно поехать, всё объяснить и просить отозвать жалобу. Ведь моя задержка не привела к необратимым последствиям! Неужели жалобщик настолько чёрствый и не войдёт в моё положение?

А если просить вернуть меня в РоКуст? Сдаться?

Я огляделся: за раздумьями чуть было не проехал Музей. Вернуться в Солярий? Ведь там был самый серьёзный напряг со временем? Успею туда. Но перед носом – Музей. Неумно уезжать отсюда, если один из моих вероятных жалобщиков рядом.

И тут как специально набежали тучи, пошёл крупный дождь. Даже молния сверкнула.

Спасаясь от воды, я бегом поднялся по парадной лестнице Музея.

Теперь меня не ждали, поэтому пришлось взять билет, оставить контейнер с поясной сумкой в камере хранения и пойти совсем не к кабинету начальника отдела палеонтологии, а совсем в другую сторону. Путь был прост: указатели кричали о новой экспозиции. Ещё бы! Восстановлен полный скелет хомо инконвениенса! Ему отведён особый зал! Быстро же они кость обработали! Я вошёл. Тут и стоял во всей красе скелет этого чудища.

Народу было прилично. Все хотели воочию налюбоваться уродством предка. Я пригляделся: берцовую кость, которую я привёз в Музей, пристроили в нужное место. Она немного отличалась оттенком. Пояснительная надпись крутилась вокруг экспоната по спирали. Предка нашли у подножия ледника (карта, наезд, кости среди льда и журчащей воды). Последней вытаяла вот эта (указатель показал на ту самую берцовую кость) недостающая часть (любопытно, как лежал труп, если одна из костей корня замёрзла отдельно от остальных костей того же корня). Этот экспонат – наиболее полный скелет гигантского существа…

Я, конечно, полюбовался скелетом чудища и его восстановленному внешнему виду, демонстрируемому рядом, но бегло. Может, в другой раз рассмотрю его получше. Меня больше интересовала дверь, которая вела к кабинету начальника. Я сориентировался и почти сразу заметил нужный выход. Странно было бы его не заметить: он был запретно-красным. Перед ним плавала надпись «Только для персонала». Как ни банально, но посетителям туда вход был запрещён. А я сейчас был именно таковым. Но я вспомнил странные слова зелёнобородого начальника и решил всё-таки проникнуть в служебное помещение. Я бочком прокрался к двери. Был уверен, что она заперта. Но вопреки этой своей убеждённости чуть-чуть её толкнул. И – о чудо! – она приоткрылась! Ну, прям день открытых дверей! Сначала в Солярии, теперь здесь.

Я проскользнул в щель и оказался в знакомом мне коридоре, подошёл к кабинету начальника отдела палеонтологии. Ткнулся туда. Но теперь фокус не удался. Хотя… Перед дверью вдруг выжелтилась надпись: «Начальник у выхода 3» и стрелка вверх. Чудно!