Kitobni o'qish: «Битва Света и Тьмы. Дыхание Жизни»
Дидона: Пламя Карфагена
Из Тира, где пурпур багряный струится,
Бежала Дидона, царица-девица.
Предательство брата, убийство супруга,
В душе ее скорбь, как зимняя вьюга.
С горсткой верных, по морю бурлящему,
Плыла она к землям, судьбой манящим.
Вдали, на африканском берегу,
Увидела берег, как свет во мглу.
Ярбас, царь нумидийский, земли ей предложил,
Лишь столько, чтоб шкурой быка окружил.
Но Дидона мудра, и хитрость в ней зрела,
На тонкие ленты шкуру разрезала.
И лентой той землю она обвела,
И Карфаген гордый из пепла воззвала.
Взметнулись дворцы, закипела работа,
И город возник, как из мрака восхода.
Но боги, ревнивые к славе людской,
Послали Энея, героя морской.
Любовь их вспыхнула, как пламя пожара,
В пещере укрылись от гнева и жара.
Забыла Дидона про царство, про трон,
В объятьях Энея нашла себе сон.
Но долг его звал, к Италии дальней,
Судьба повелела, чтоб правил он там ей.
Уплыл он, оставив царицу в тоске,
С кинжалом в руке, на высоком песке.
Прокляла Энея, прокляла его род,
И в пламя костра бросилась, как лед.
Так пала Дидона, царица-герой,
Оплаканная ветром, оплаканная волной.
И пепел ее, как проклятье висит,
Над Римом, что Карфаген вскоре сразит.
И помнят потомки, сквозь годы и мглу,
Любовь и отчаянье, гордость и мглу.
Дидона, царица, что пламенем пала,
Легендой навеки в истории стала.
Сильвия, Лунная Ткачиха
В серебряных рощах, где дремлет луна,
Жила Сильвия, дева, что ночи верна.
Не смертная кровь в ее жилах текла,
А лунный эфир, что в звездах нашла.
Ее волосы – нити из лунного света,
Глаза – два осколка небесного цвета.
Одежды – из шелка, что соткан туманом,
И голос – как эхо в пещерах обманных.
Она ткала полотна из снов и желаний,
Из шепота ветра и звездных сияний.
На станке из костей древних мамонтов,
Пряла судьбу для героев и странников.
Когда полнолуние в небе сияло,
Сильвия в танце свой дар проявляла.
Ее руки взмывали, как крылья у птицы,
И нити судьбы начинали кружиться.
Она видела тайны, что скрыты во мраке,
И знала ответы на вечные знаки.
Ее мудрость – как древний, забытый язык,
Понятный лишь сердцу, что к истине свык.
Но горе тому, кто дерзнет потревожить,
Покой ее рощи, кто правду не сможет.
Принять, как подарок, что свыше дарован,
Того Сильвия в сон вечный будет закован.
Ведь лунная дева – не только ткачиха,
Она – страж покоя, хранительница тиха.
И если услышишь в ночи ее песню,
Знай, Сильвия рядом, в небесном поднебесье.
Так помните, смертные, силу луны,
И тайны, что Сильвия в ткани плетет.
Ведь каждый из нас – лишь нить в полотне,
Что лунная дева плетет в тишине.
***
Рифей: Песнь о Камне и Ветре
Из чрева древней Геи, из тьмы первозданной,
Воздвигся Рифей, исполин величавый.
Не горы то были, а кости титанов,
Застывшие в вечном, гранитном молчании.
Он высился к небу, челом пробивая
Свинцовые тучи, что мир обнимали.
И ветер, рожденный в пещерах холодных,
Шептал ему сказки о звездах далеких.
На склонах его, где лишь мох да лишайник,
Обитали духи, хранители тайны.
Там гномы ковали из камня и стали
Оружие богов, что судьбу определяли.
Орлы златокрылые, дети Рифея,
Кружили над пиками, солнце встречая.
И волки седые, с глазами как льдинки,
Слагали свой вой о былом и поминках.
Когда же боги гневались, горы дрожали,
И камни летели, как искры из горна.
Тогда Рифей стонал, и трещины в теле
Являли миру ярость, что в нем похоронена.
Он видел рассветы и гибель народов,
Он слышал молитвы и проклятия злобные.
Он помнил легенды о битвах титанов,
И шепот богов, что вершили судьбою.
Но время бежало, и ветер менялся,
И боги ушли, и легенды забылись.
Лишь Рифей остался, свидетель былого,
Стоять неподвижно, в молчании гордом.
И ныне, когда ты стоишь у подножья,
Почувствуй дыхание древнего камня.
Услышь шепот ветра, что сказки расскажет
О Рифее, о силе, о вечном молчании.
И помни, что в каждом из нас есть частица
Того исполина, что к небу стремится.
И сила, и воля, и вечное знание,
Что дремлют в глубинах, как камень в Рифее.
***
Ромул: Сказание о Волчьем Сыне
В Альбе Лонге, граде древнем и гордом,
Где кровь Энея в жилах текла,
Царь Нумитор был свергнут коварством,
И власть узурпировал брат его, Амплий.
Дочь Нумитора, Рея Сильвия,
Богиней Вестой стала вопреки судьбе.
Но Марс, бог войны, пленился красотой,
И в тайной роще любовь их расцвела.
Два сына-близнеца родились от союза,
Ромул и Рем, судьбою отмеченные.
Амплий, страшась пророчества о мести,
Приказал младенцев бросить в Тибр.
Но воля богов была иной,
Корзина с братьями к берегу прибилась.
Волчица, мать зверей, их вскормила,
И дятел, птица Марса, пищу приносил.
Пастух Фаустул нашел их в пещере,
И с женой Аккой Ларенцией воспитал.
Росли братья сильными и смелыми,
Не ведая о царском происхождении.
Но гнев богов не дремлет,
И тайна их рождения открылась.
Ромул и Рем вернулись в Альбу Лонгу,
И Амплий – свергнут, Нумитор восстановлен.
Но тесно братьям в старом граде,
И решили они основать новый город.
На Палатинском холме Ромул встал,
А Рем на Авентинском холме занял место.
Знамения ждали, кто будет править,
Но спор разгорелся, и гнев затмил разум.
Рем, насмехаясь, перепрыгнул через стену,
И Ромул, в ярости, брата убил.
«Так будет со всяким, кто посмеет
Нарушить границы моего города».
И город был назван в его честь,
Римом, вечным городом, владыкой мира.
Ромул правил мудро и справедливо,
Законы установил и войско создал.
Но однажды, во время грозы,
Он исчез, окутанный туманом.
И стал он Квирином, богом-героем,
Защитником Рима, вечным стражем.
И помнят римляне о волчьем сыне,
Основателе города, Ромуле славном.
***
Рема: Песнь о Волчице и Основателе
В тени холмов, где Тибр бурлил сердито,
Вскормленница волчица, дитя судьбы,
Лежала Рема, взор ее открытый
Вбирал в себя и ярость, и мольбы.
Не знала ласки материнской руки,
Лишь шерсть груба и рык звериный ей знаком.
Но в сердце маленьком, сквозь муки и тоски,
Росла отвага, словно в поле злак.
Ромул, брат-близнец, с ней делил судьбу,
И волчица, забыв про голод свой,
Дарила им защиту и любовь свою,
Взрастив героев, сильных духом и рукой.
Но жажда власти, словно змей, ползла,
И брат на брата поднял меч в бою.
Ромул, в безумии, Рема убил тогда,
Пролив невинную кровь на землю ту.
И там, где Рема пал, пронзенный сталью,
Ромул воздвиг великий город свой.
Но в каждом камне, в каждом переулке,
Шептала память о жертве роковой.
И до сих пор, когда луна взойдет над Римом,
И тени древние танцуют в тишине,
Ветром доносится сквозь века незримо
Песнь о Реме, вскормленном волчицей, на земле.
О Реме, чья кровь, пролитая напрасно,
В фундамент города навеки запеклась.
О Реме, чье имя, хоть и негласно,
В истории Рима навеки укрепилось, как связь.
***
Нюйва: Песнь о Глине и Дыхании Жизни
В начале времен, когда мир был пуст и сер,
Лишь хаос клубился, словно вечный зверь,
Явилась Нюйва, богиня-мать, одна,
Среди безмолвия, как яркая луна.
Она бродила по земле, безлюдной и пустой,
И сердце ее томилось невыразимой тоской.
Увидела Нюйва отражение свое в воде,
И мысль зародилась в ее светлой голове.
Взяла она глину, мягкую, сырую,
И начала лепить, творя фигуру новую.
С любовью и нежностью, пальцы ее творили,
