Kitobni o'qish: «Делион. По следам древней печати»

Глава 1

Нозернхолл – независимое государство к северу Фикийской Империи, управляемое конклавом магов. Северяне – простодушные скотоводы и землевладельцы, народ маленький, но храбрый силой и духом. Интересный факт, но Империя никогда не претендовала на земли Нозернхолла.

(с) Путеводитель по Делиону

– Грифон!

На голубом бескрайнем небосклоне, где ярко сияло весеннее светило, плыло величественное облако, которое очертаниями напоминало это опасное чудовище. В одной части облака угадывались черты острого клюва грифона, а другая же была похожа на мощные крылья таинственного животного. С другой стороны от облака отходила длинная узкая часть, напоминающая хлесткий хвост этого хищника. Это великолепное и опасное существо не водилось в здешних краях и было очень редким во всем Делионе. Этот хищник красуется на гербе Империи и является ее символом.

Но это было не единственное плавучее судно на небосводе. Много облаков самых разных форм бороздили бескрайние небесные просторы, и двое юношей, лежащие на траве, угадывали в каждом из них что-то земное. Светило зашло за одно из таких облаков, пытаясь спрятать весенние лучи в недрах воздушного корабля.

– Смотри! Там голова дракона! – крикнул другой парень, показывая указательным пальцем на облако, подозрительно напоминающее драконий лик.

Пастухи Флавиан и Аргий часто играли в эту игру, пытаясь скрасить своё времяпровождение. Чаще всего в облаках угадывались формы мифологических существ или героев Второй Эпохи. Юношеская фантазия воссоздавала на небесах удивительные красочные картины, которые предлагала созерцать мать-природа. Услышанные от матушек, соседей или заезжавших в Утворт по праздникам менестрелей и бардов, существа и легенды всплывали в богатом воображении юношей.

– А вон то, остроконечное, похоже на нос корабля Мефиада – Аргий вспомнил знаменитый фикийский миф о мореплавателях, показывая своему другу на облако.

Красочные крутые холмы, которые местные жители издревле называли Пятихолмием, располагались к югу от Утворта и были накрыты одеялом из свежей травы. Весна не так давно заняла место промерзлой зимы, и теперь старательно накрывала своим цветочным покровом землю Нозернхолла.

Отаре деревенских овец приглянулось Пятихолмие своей сочной растительностью, богатой душистой люцерной и клевером. И вот уже третий год подряд, с тех пор как Флавиан и Аргий стали подрабатывать пастухами, выпас идет на этих холмах. Живописное место было пригодно, как для созерцания красот природы, так и для выпаса домашних животных. Лес был далеко, и волки редко появлялись в этих пределах, разве только, когда они были слишком голодными. Но на памяти Флавиана такое случалось один раз – волки загрызли одного соседского пса. Эта зима была не столь суровой, но наступившая весна невольно грозилась выгнать из лесов опасных голодных хищников на поиски пищи. Ветер стал неотъемлемым спутником и любимым другом молодых пастухов – он обдувал их лица и ласково развевал их выгоревшие на светиле волосы, похожие на копну сена.

– Вон, Аргий, гляди, – привлек внимание своего друга Флавиан. – То облако так похоже на пегаса!

Флавиану в этом году уже стукнуло двадцать оборотов, и он был ровесником своего приятеля Аргия. Обветренное загорелое лицо молодого пастуха весной было обсыпано веснушками, и каждый сезон выпаса овец его русые сальные волосы выгорали и становились светлыми. В отличие от своего полного и широкоплечего друга, Флавиан был чересчур худощав, и с трудом этого юношу можно было назвать привлекательным.

На нём были надеты заштопанные шерстяные штаны с подкладкой, сандалии из кожи бобра и мятая серая льняная рубаха. Его одежду покрывали многочисленные заплатки с ровными и аккуратными стежками – дело рук его матушки.

Он сжимал в своей руке подаренную дядей флейту. Флавиан привык её брать всегда с собой, отправляясь на Пятихолмие, где можно было сполна насладиться потоком музыки, исходящим из этого замечательного подарка, под аккомпанемент ласкового ветра.

– Не очень-то и похоже, – в этот раз Аргий не согласился с приятелем, оценивая своим взглядом плывущее облако. – Скорее на Морского змея с крыльями.

Аргий был с Флавианом одногодками, но с самого детства у него были проблемы со здоровьем. Аргий мучился от лишнего веса и с трудом бегал наперегонки с Флавианом, постоянно проигрывая своему другу. Его пухлые щеки постоянно были румяного оттенка и резко контрастировали с зелеными глазами Аргия. Несмотря на то, что юношу можно было назвать полным, тучным он не был. Ножки у него были тонкими, словно две тростинки, на которые взгромоздилась тяжеловесная лягушка.

– Может быть, сыграешь? – Аргий улыбнулся и кивнул головой на музыкальный инструмент.

Флавиан оторвал свой взгляд от небосклона. Больше всего в жизни ему нравились две вещи. Нет, три. А может быть, и четыре. Пять? В любом случае, он очень любил созерцать все, что было создано Двенадцатью богами: природу, животных, небо, особенно ночное. Ночью он тайком удалялся из Утворта под гам и лай собак, взбирался на одно из самых высоких деревьев и удобно устроившись, вглядывался в бесконечный ночной купол, под созданную на флейте мелодию.

Второй любимой вещью Флавиана была музыка. Он тяготел каждый раз, когда забывал дома флейту, пусть это и было редко, но без нее он ощущал себя одиноким. Все остальное он любил чуть меньше. Например, дядя привил ему интерес к истории и мифологии, научил его читать. Каждый раз, когда дядя Клепий приезжал в Утворт, он дарил своему племяннику книжки, которые Флавиан любил перечитывать раз в месяц, если не чаще.

Некоторые книги он знал практически наизусть. Мальчик всегда любил истории про разных имперских героев, таких как Дарс, сын Фонарщика, Гудрий Драконоборец, а особенно он любил мореплавателей Мефиада и Витерия Однопалого. В то время, когда девчонки у печей заслушивались рассказами о беззаветной любви амазонки Руады к вампиру Гасколу или о тяжкой смерти русалки Вивицы от руки собственного избранника, юный пастух слушал пылкие и бойкие речи бардов о первой войне с Тьмой, о великих завоеваниях Риалия Кровь Грифона и других полководцев.

А вот что еще любил Флавиан – так это пиво! Настоящее, холодное, настоявшееся на крепком хмеле и солоде. В свободное время он любил с Аргием забрести в подлесок с небольшим бочонком крепкого пива и провести там всю ночь, обсуждая тот или иной миф или героя.

– Ну и чего тебе сыграть? – улыбнулся юноша в ответ, взяв в руки флейту. – Что-нибудь веселое? Или что-нибудь грустное?

– Давай веселое, что-нибудь, – ответил Аргий. – Ныне же праздник.

Красные, опухшие и обветренные губы Флавиана прикоснулись к флейте, а пальцы, наложенные на музыкальный инструмент, начали свой безудержный танец. По всему Пятихолмию разлилась веселая музыка. Казалось, что даже овцы начали блеять в такт игре молодого пастуха. Юноша поддался музыке, закрыв глаза. Он начал сочинять ее на ходу, от чего она казалась еще более живой и настоящей. Юный пастух любил сочинять музыку именно таким образом, чтобы она сама изливалась из его души.

Утворт располагался практически на самом юге королевства Нозернхолл – самого северного независимого королевства людей, которое граничило с Империей. Нозернхолл был небольшой страной для людей с большим сердцем, в отличие от Империи, которая раскинулась от северных ледовитых пустошей Съердии до пустынь Морского Востока. Нозернхолл не был богат, скорее наоборот, люди жили здесь преимущественно в деревнях, а большие города можно было пересчитать по пальцам однорукого цверга. Флавиан и Аргий жили в одном из таких поселений, на окраине этого королевства, и являлись самыми обычными пастухами, которым было суждено попасть на страницы самой необычной истории Делиона. Сейчас они лежали и наслаждались свежим теплым ветром под музыку, которую творила эта «волшебная» флейта, даже не задумываясь о том, что им предстоит пережить.

– Сами боги направляют тебя, чтобы ты создавал такую прекрасную музыку, – когда юный Флавиан закончил играть, Аргий не мог не похвалить своего приятеля. – Я думаю, что сам Танцующий благословил бы твои песни.

– Брось, – застеснялся второй пастух. – Помнишь, в том году на праздник Цветения приезжала труппа?

Толстяк кивнул головой.

– Вот, мне еще далеко до того менестреля, – пожал плечами Флавиан, вспоминая, как тот менестрель со сладким звонким голосом пел балладу про Фьорда Скованного Землей и прекрасно играл на лютне южные песни.

Аргий, до сего момента лежавший спиной на прогревшейся светилом земле, с трудом поднялся и обратил свой взор на друга.

– Слушай, в этом году Утворт посетят еще какие-нибудь музыканты, – начал свою речь упитанный юноша. – Может тебе стоит попроситься к ним в труппу?

Флавиан засмеялся.

– Что? – недоуменно посмотрел на него Аргий. – Ты же всегда хотел повидать мир, а? Ты только листаешь свои книжки, изучаешь всякие там места. А так бы мог путешествовать вместе с труппой по всей Империи! Речноземье, Фикия, Великолесье, Февсия! Сколько бы мест ты посетил, Флавиан.

Юный пастух действительно с самого детства хотел увидеть окружающий его мир, но не знал, как можно покинуть свою родную деревню. Он редко покидал пределы Утворта, и практически никогда не бывал дальше, чем на десять стадий от деревни. Весь его мир был сосредоточен здесь, к неудовлетворению Флавиана. Иногда ему казалось, что Утворт был для него той темницей, где вольно делать, что захочешь, но выйти оттуда запрещено всевышними силами. А ведь мир, такой большой! Его дядя Клепий исколесил весь Делион, но он был воином, а не артистом. Флавиан не хотел быть воином и убивать людей, наоборот, он желал помогать им своим искусством.

– Брось это, – задумчиво ответил Флавиан, крепко сжимая в руке флейту.

Овцы продолжали блеять, лая собаки не было слышно до сих пор, сегодня животные ведут себя примерно. Отара привыкла пастись именно на этом холме, хотя Флавиан часто их перегонял с места на место, чтобы трава успевала вырастать.

– Сегодня Праздник Первоплодия, – обратился Флавиан к своему другу. – Лучше скажи мне, Аргий, кого ты пригласишь на танец вокруг костра?

Аргий потупил свой взгляд в землю, он зажал травинку между указательным и среднем пальцем, выдернув ее, направил себе в рот. Флавиан знал, что его другу нравилась Элина – дочь мельника, хорошая рыжеволосая девчушка.

Толстяк пожал плечами. Он был добродушным, но слишком уж неуверенным в себе. Впрочем, как и его друг, который не признавал этого.

– Видят боги, Флавиан, у нас в Утворте небольшой выбор, – заулыбался Аргий, пожевывая во рту траву. Я бы позвал Элину, но боюсь, что она будет плясать с Ремием.

Ремий был сыном землепашца Мервария, одного из самых богатых людей поселения. Говорят, что у него в амбарах столько зерна, что можно было кормиться всему Утворту целую зиму.

– Да брось, Аргий, пригласи ее на танец, ты ей нравишься, – ответил Флавиан. – Я заметил, как она на тебя смотрела.

Флавиан пылал белой завистью к своему другу, потому как у него совершенно не сложилось со своей девушкой. Ну как, девушкой. Это долгая история, и юный пастух решил больше никогда не вспоминать того жестокосердного поступка, и взял с Аргия клятву, что он предаст эту историю забвению.

– Эй, ты слышишь? – Флавиана чуть было не бросило в пот, когда он услышал, как заливался лаем его собственный пес Снежок. – Кажется, это волки, где наша праща?

Пастух всегда молил богов, чтобы его миновала эта участь. Он боялся волков, но более всего страшился, что не знает, что стоит предпринять ему в этой ситуации. Каждая овца стоила денег, а у Флавиана нет столько дукатов, чтобы выплачивать за каждую подранную овцу. Поэтому юноша больше всего полагался на своего верного пса и пращу, которую они с Аргием изготовили еще два оборота назад.

– Не может быть, – Аргий сразу встал на ноги, пытаясь высмотреть Снежка, но видно его не было. – Может быть какая из овец отбилась от отары?

Флавиан побежал на самую высокую точку холма, чтобы рассмотреть, на кого так усердно лаял Снежок. Юноша мало верил в слова своего друга – зима была холодной и долгой в этом году, не мудрено, что волки вышли на охоту. Но вместо волка, пастух увидел мальчика, который скакал на лошади прямо к ним.

– Эй, Аргий, кажется это твой брат на Звездочке, – загородив ладонью солнечные лучи, Флавиан все же рассмотрел незваного гостя.

Толстяк не поверил приятелю и решил посмотреть на это собственными глазами. Флавиан вздохнул с облегчением.

– Лихас? – удивился Аргий. – Что он тут делает?

Лихас был младше Аргия всего на три оборота, и больше помогал своему отцу в конюшне. Отец редко его отпускал из Утворта, и никогда на лошади. Звездочка была любимой лошадью их отца – самой быстрой и покладистой, и отец, пожалуй, не так любил своих детей, как лошадей. Лихас, в меру упитанный мальчуган шестнадцати оборотов, был задирой и забиякой, и как многие другие деревенские мальчишки, не умел читать и писать. В общем, был полной противоположностью тихого и смышлёного Аргия.

Когда Лихас верхом на Звездочке наконец взобрался на один из холмов, где расположились пастухи, Флавиан заметил, что лошадь была вся взмыленная, а сам мальчик тяжело дышал и был мокрым от пота.

– Эй, брат, еще чуток, и ты бы загнал лошадь до смерти, – удивился Аргий. – Отец тебя бы запорол пряжкой. Что случилось? Ты какой-то перепуганный.

Аргий по лицу брата понял, что случилось нечто страшное.

Лихас еще никак не мог отдышаться, будто бы это не лошадь, а он бежал из самого Утворта. Вид был у него испуганный, словно увидел белесого призрака или саблезубого волка, по лицу струился пот. Вся рубаха облепляла его полное тело, и конюх едва мог вымолвить слово.

– Флавиан, – показал он пальцем на пастуха. – Матушка. Она вся в крови…

***

Эти слова испугали Флавиана, и он, ничего не ответив, вскочил на Звездочку и галопом отправился в Утворт. Мысли путались в его голове, словно клубок змей, однако все они были об одном – с матерью что-то случилось. В его голове возникали образы раненой матушки, она могла порезаться о вилы, или может быть на нее напали разбойники, а может быть она упала на острие топора? Всю дорогу он молился Двенадцать богам, и надеялся, что он ошибался. Проделанный до Утворта путь был заполнен лишь дурными мыслями, юноша перебирал в своей голове все варианты несчастья, которые могли случиться с его матушкой.

При въезде в Утворт, собаки начали протяжно заливаться громким лаем, приветствуя знакомого человека на темной лошади, которая была покрыта россыпью белых пятен по всему телу. Один лишь круп лошади и ее черная, словно безлунная ночь грива, не имели белесых пятен, из-за которых, отец Аргия прозвал ее Звездочкой. Взмыленная после продолжительного галопа лошадь даже не обращала внимания на этих неуемных дворовых кусак, продолжая двигаться тем путем, который указывал ей Флавиан. Позади них бежал Снежок, который несмотря на уговоры Аргия, в виде сочных куриных косточек, не остался сторожить овец, а последовал за своим хозяином.

Всю дорогу от Пятихолмия Флавиан думал только о том, что могло приключиться с матерью, и клялся Пантеону Двенадцати, что сделает все, что прикажут ему боги, лишь бы мать осталась жива. Сегодня же он принесет Ткачихе петуха в жертву, если матушка его будет жива и здорова, Флавиан поклялся про себя этой богине. По началу все это можно было принять за дурную шутку брата Аргия, однако, такими вещами не шутят, тем более, у Лихаса был слишком перепуганный вид, который нельзя отразить на лице, не испытав его.

От самого холма и до Утворта, пастух гнал Звездочку во всю силу – покрытые цветастыми коврами поля и заливаемые солнечными лучами холмы проносились мимо Флавиана размываемой картинкой, он видел лишь то, что ждет его впереди. И даже на въезде в деревню, он не убавил ход, не замечая, что происходит вокруг него, в самом поселении.

Не замечал пастух и того, что он чуть не задавил двух рыжих куриц, которые своевольно переходили дорогу Утворта, состоявшая по большей части из утрамбованной земли, часто во время дождей, превращаясь в бурую жижу грязи. Курицы едва спаслись от подкованных копыт Звездочки и в последний момент, они, взмахнув крыльями, перелетели на другую сторону дороги к соседскому двору. Жители Нозернхолла верили, что курицы, бродящие по дороге – к дождю, но сейчас Флавиана это не волновало.

Не замечал пастух и то, что на обширном подворье старосты Утворта во всю готовились к предстоящему празднику. Дети носились с визгом и криками с радостными улыбками на лице по всему двору с ясеневыми палками и играли в «Благородного рыцаря», некоторые дети особняком расположились под тенистой яблоней и занимались гаданием на цветках Кормизии. Девочки по большей части играли в прятки, одна из них, самая удалая, залезла на яблоню и спряталась среди веток, которые еще не плодоносили.

Неподалеку от зажиточного дома старосты, который своим убранством превосходил все остальные дома деревни, люди готовили валежник, складывали его в огромную кучу для предстоящего костра. Женская часть населения Утворта занималась украшением подворья, молоденькие и юные девы связывали воедино гибкие ивовые прутья, и украшали их едва проросшими весенними цветами. Эти прутья сегодня должны будут отогнать от деревни злых духов, которые просыпаются каждый год. Мужики же с наполненными элем кружками в руках готовили чучело, весело смеялись, приделывая этому чучело то нос, из моркови, то шлепая его по заднице палкой, отпуская при этом пошлые шутки. Флавиан ничего этого не замечал, он даже и не мог подумать о том, что сегодня может быть праздник. Но едва, заметив эту размытую картинку краем глаза, пастух пришел в ужас и негодование.

«Как они могут веселиться и смеяться, когда там моя мать, раненая и нуждается в помощи?»

Звездочка гнала во всю прыть, сверстники Флавиана, особенно девицы, бросали на него косые взгляды и перешептывались между собой, обсуждая, куда сломя голову несется пастух.

Вот, уже виднеется его захолустный дом с небольшим подворьем. Тогда Флавиан чувствовал каждый миг времени и поторапливал лошадь как мог, сердце колотилось барабанным ритмом. Лошадь даже не успела до конца затормозить, когда Флавиан спрыгнул на ходу и чуть было не упал на ветхий покошенный забор. Пастух на своих двоих бежал домой, вслед за ним лая и виляя хвостом, не понимая, что это не игра, а пугающая реальность, следовал его пес Снежок.

Вбегая в сени, юноша почувствовал знакомый запах пареной репы и свеклы, он со всей скорости врезался в котелок и посуду, которая со звоном упала на деревянный пол разлетаясь по разным углам. Но это его мало волновало, пока он на забежал в комнату и не увидел свою мать.

Матушка стояла подле кровати, где лежал без сознания мальчик, с влажной тряпью на голове. Мать с задумчивым скорбным взглядом что-то стирала в медном тазу, от чего вся вода была красной, как отражение алого зарева в мутных водах реки.

– Матушка, – Флавиан даже не знал, что можно сказать в этой ситуации, в один миг он оцепенел и остался прикованным к полу, с трудом выдавив из себя несколько слов. – Что тут произошло?

Мать выглядела очень усталой и постаревшей. В ее волосах жесткой хваткой вцепилась седина, а морщины будто бы за день покрыли все ее нежное лицо. Она обернулась к своему сыну и уголки ее губ едва тронулись, с материнской заботой и печалью в лице.

– Входи, сын, – ответила мать.

Но пастух так и остался стоять в дверях. Ничего окружающего сейчас для него не существовало. Мать здорова. Живет и здравствует. Камень, величиной с сам Нозернхолл пал с его души, и теперь он чувствовал себя чуть ли не самым счастливым человеком на свете. Но кто этот юноша, который лежит сейчас в его постели?

– Что случилось, ма? – глаза Флавиана бегали от увечного тела мальчика к матери, чей подол был окроплен чужой кровью.

– Этот мальчик хотел с тобой поговорить, сынок, – произнесла матушка, пытаясь отстирать в тазу окровавленное тряпье. – Он прибыл с Морского Востока.

Слова матери сбили юношу с толку.

"О чем она вообще толкует? И кто этот парень? Да, что здесь, Двенадцать Всемилостивых, здесь происходит?"

Сделав несколько шагов вперед, Флавиан присмотрелся к лицу мальчишки. Оно не было ему знакомы, и пастух готов был поклясться Пантеоном, что никогда не видел его в своей жизни. Лицо было смуглым, при этом обветренным, на его облике отпечаталась тяжелая судьба и усталость от жизни, несмотря на то, что с виду ему было не больше двенадцати лет. Мальчик испытывал тяжкий жар – все его раскрасневшееся лицо было покрыто потом, а закрытые веки судорожно дергались. Мама сделала перевязку, новоприбывший гость был тяжко ранен в правое плечо. Судя по тому, сколько мать потратила тряпья, юноша потерял много крови.

– Мама, – Флавиан перевел свой взор на женщину, дожидаясь от нее объяснений. – Кто это?

Буря эмоций тревожила его душу. Пастушок чувствовал, что он находится на грани… На грани чего? Он не понимал этого, но что-то в глубинах его сердца говорило о том, что что-то должно произойти.

– Он посыльный от твоего дяди Клепия, – матушка поджала уголки губ, морщины натянулись на ее щеках.

Флавиан хорошо знал свою матушку и понял, что она едва сдерживала слезы.

– Что случилось? Дядюшка был на Морском Востоке? С ним все в порядке? И почему этот мальчик ранен?

В тот момент, Флавиан не понимал, что задает слишком много вопросов, на которые не захочет узнать ответов, потому что они страшны и ужасны. Однако, в его голове прояснилось то, почему дядя Клепий так давно не заезжал к ним в Утворт. Неужели, по велению своего ордена, он отправился на Морской Восток?

– Я не знаю, сынок, – мать пастуха в тот момент либо нагло врала, либо мальчик так ничего и не рассказал ей. – Этот мальчик хотел поговорить с тобой и передать тебе какую-то вещицу.

Флавиан за свою жизнь ни разу не видел мертвых или тяжело больных людей, но судя по состоянию этого юного путешественника, жить ему оставалось не долго. Кровь сочилась через наложенную повязку, а те места раненой руки, что не были прикрыты тряпьем, были черными и вены были вздутыми. Лоб утомленного путника был усеян крупицами пота, а грудь тяжело вздымалась и опускалась, словно холм, пришедший в движение.

– Флавиан, посторожи мальчика и побудь рядом, – матушка дала наставления. – Если он очнется без меня, дай ему пожевать Зеленушку и напои его с ведра. Если повязка снова намокнет от крови, поменяй тряпье.

Флавиан оглядел свою комнату, не понимая, о чем говорит мама. Он был где-то там далеко-далеко, голова его гудела, словно после пинты выпитого пива. У него сложилось ощущение, что это все дурной сон, и он скоро очнется на одном из холмов, где паслась его отара.

– Сын, следи за ним, – повторила еще раз женщина. – Я дойду до травницы Лесии и возьму у нее отвар из глинника.

Флавиан смог только кивнуть головой, но как только он пришел вновь в себя и оглянулся, матери уже не было. Он уселся на кровать, сотворенную из топчанов, на котором располагалось ложе. Матрас, набитый сеном и обшитый овчиной. Его кровать. И сейчас на этом ложе лежал мальчик, без имени и без прошлого, тот, кого он не знал. Но где-то внутри пастуха проснулось чувство, которое предупреждало его об опасности.

Флавиан не знал, сколько он просидел с того момента как ушла мать, до пробуждения неназванного гостя. Мальчик едва раскрыл свои слипшиеся глаза, как увидел перед собой лицо юноши, о котором когда-то рассказывал ему Клепий.

– Ты как? – задал вопрос Флавиан.

Мальчик широко раскрыл свои глаза и обеими руками схватился за ладонь пастуха.

– Печати, – хриплым шепотом промолвил малец, обращаясь к Флавиану. – Печати…

«Он бредит», – подумал Флавиан и встав с кровати, побрел за Зеленушкой, которая была подвешена в другом углу дома.

– Не уходи, – в ответ послышался хриплый голос мальчика, раненый кашлял кровью.

– Я сейчас, – ответил на это пастух, и снял с веревки зеленушку. – На, пожуй ее. Они помогут снять боль.

Мальчик, с перекошенным от боли лицом, глянул на свое плечо и из его глаз начали сочиться слезы. Он принял от Флавиана высушенные листья Зеленушки и начал разжевывать их.

– Это уже не поможет мне.

«Ему очень плохо», – теперь Флавиану стало по-настоящему жалко этого юнца, который не прожил даже одной пятой отпущенной ему жизни.

«Боги, почему вы допустили это? Вам разве не жалко смотреть на этого мальчика? Не в ваших ли силах ему помочь?»

– Ты Флавиан, из рода Сетьюдов? – поинтересовался мальчик, хотя он и так прекрасно знал ответ.

Пот продолжал струиться по его лицу, смешиваясь с солеными слезами. Юноша жмурился от жуткой боли и часто поглядывал на свое плечо, но он все же с любопытством рассматривал своего собеседника.

– Да, – кивнул головой пастух. – Как тебя зовут? И откуда ты? Как ты здесь оказался? С моим дядей все в порядке?

Флавиан понимал, как много вопросов он может задать мальчику, но успеет ли он ответь хотя бы на их часть?

«Брось, не может быть! Он не умрет. Ему еще нет и шестнадцати оборотов. Такого не бывает."

– Мое имя Рими, – ответил мальчуган, продолжая жевать во рту Зеленушку. – Я пришел сюда по велению твоего дяди.

Почему-то эта фраза бросила пастуха в пот и дрожь. Это казалось ему не мысленным. Флавиан не мог поверить в то, что этот молодой юноша, смог преодолеть практически весь Делион по велению дяди Клепия.

"Что-то здесь не так", – взволновался пастух.

Ему не верилось, что Рими мог пройти этот путь самостоятельно.

«Я в свои года дальше Утворта никуда не уходил, а этот мальчик в свои годы прошел через всю Империю.»

Флавиану могло показаться, что раненый врет, и сейчас он будет приукрашивать свое путешествие. Однако, пастух постыдился своих мыслей, после того, как взглянул на тяжелое ранение Рими.

– Я принес тебе послание, от твоего дяди, знаешь его? – голос мальчика по-прежнему был тихим и хрипящим.

«Конечно знаю, он же мой дядя!»

– Дядюшка Клепий, – кивнул головой Флавиан.

– Какого цвета у него глаза? – Рими решил проверить пастуха.

– Зеленого, – уверенно ответил Флавиан. – Он из ордена стражей.

Раненый юнец кивнул, видимо довольствовавшись этой информации.

– Первая книга? – однако Рими не остановился на этом.

В голове Флавиана возникли образы того, как дядя подарил ему первую книгу.

«Мне было восемь. Или девять? Я уже не вспомню.»

Однако, саму книгу он прекрасно помнил. Это была толстая книга по истории Империи и окружающих ее земель, в переплете из бычьей кожи. Прочел ее пастушок только спустя несколько лет, но позже, часто ее перечитывал. Этот толстенный фолиант до сих пор лежал под его топчаном и когда Флавиану становилось скучно или грустно, страницы этого монструозного труда оказывались лекарством от всех моральных недугов.

– Путеводитель по Делиону, – ответил Флавиан.

Рими кивнул еще раз.

– Дядя передает тебе послание, – мальчик сильно закашлялся и из его рта пошла кровь.

Флавиан еще раз посмотрел на его рану. Нет, ранено было не плечо, а грудь. Легкое. «Нет, нет, он должен выжить, о, милосердные Боги!», – от этих мыслей пастуха бросило в пот, в своей жизни он видел только смерть кур, и то, она пугала Флавиана.

Уповать в таких ситуациях на богов было единственным, чем можно помочь человеку. Мать по-прежнему не возвращалась, прошло слишком времени, либо ее задержали по дороге.

– Где оно? – пастух не придумал ничего лучше, кроме как прямо спросить у Рими.

Мальчик хотел было привстать, но сил у него не осталось совсем. Он заметил, что из его рта вытекает кровь и вытер ее тыльной стороной ладони. Затем, он приложил свой указательный палец к голове и постучал несколько раз.

– Первая часть послания здесь.

Флавиан внимательно слушал новоприбывшего гостя.

Однако тот умолк. Рими потрогал туго сплетенную веревку из конского волоса, что висела на его шеи и начал доставать ее. Вскоре, из-под рубахи показались два, на первый взгляд, весомых камня правильной овальной формы, с одинаковыми отметками на нем. Флавиан не смог их отличить друг от друга, каждая из отметок, вырезанных в камне соответствовали друг другу и были полностью идентичны. Камни-близнецы. Что-то неладное творилось в душе Флавиана, казалось, что ему сейчас станет плохо прямо здесь, голова закружилась и бурные потоки мыслей пронеслись в его голове.

– Это тебе в дар, от твоего дяди, – из ротовой полости мальчика вновь начала сочиться кровь.

Струйка алой жидкости стекала по обветренному подбородку мальчугана и капала на овчинное одеяло. Рими закашлялся.

– Но не приятный это дар, тяготеет проклятия над ними, – десятилетний мальчик говорил, как какой-нибудь пророк, что пугало молодого пастуха.

Флавиан понял, что Рими хочет, чтобы их сняли с его шеи. В тот момент, Сетьюд и не подозревал, сколько тяжкими окажутся эти камни. Аккуратно приподняв мальчику голову с подушки, пастушок снял с шеи веревку и положил обе печати на постель.

Вдруг, с того ни с сего, у Флавиана что-то ёкнуло в сердце.

"За нами кто-то наблюдает", – он глянул в окно, пытаясь отыскать незнакомца, однако, там никого не было.

У Флавиана возникло такое чувство, словно ментальный зуд, будто за ними кто-то наблюдает.

– Что это? – не догадываясь, что это за камни, взгляд юноши был прикован к причудливым и удивительным узорам.

Раненый вновь сильно закашлялся, Флавиан решил принести ему воды. Зачерпнув прохладную колодезную воду черпаком, он поднес его ко рту бедняги. Тот покачал головой.

– В этом нет смысла, – его веки медленно сползали на глаза, казалось, что он их больше не откроет.

Мальчик вздохнул глубокой грудью и кровь вновь побежала из его рта. Мало того, наложенная матерью повязка стала влажной от алой жидкости.

«Где же ты пропала, матушка?» – сейчас Флавиан больше всего боялся оставаться одному, наедине с грядущей смертью.

Флавиан нервничал, и не знал, что можно предпринять в этой ситуации. Ладони были мокрыми от пота, а сам пастух дрожал от страха.

«Может быть как-нибудь поддержать его? Сказать, что все будет хорошо?»

Нет, врать не было смысла. Мальчик и сам понимал, что его ожидает забвение. У Флавиана, от самой мысли о том, что на его глазах умирает совсем молодой мальчишка, начала бить сильная дрожь. Вода из его черпака полилась на пол.

– Возьми их себе, Флавиан, – Рими опустил взор на две печати. – За ними охотятся, ты должен сторожить их, как зеницу ока. Теперь они для тебя самая дорогая вещь в Делионе.

– Кто? И зачем? Что это? – Флавиан не знал, на какой из этих вопросов хотел знать ответ первым.

«Боюсь, что ответ я могу не заполучить вовсе»

– Я ухожу уже, возьми, – прохрипел Рими. – Флавиан. Не доверяй никому. Никому, ты понял? Ты никому ничего не должен говорить об этих печатях.