Kitobni o'qish: «Переводчик с инского»

Глава 1

Сводка погоды обещала: температура воздуха – 293 по Кельвину, переменная облачность, во второй половине дня возможны осадки, влажность 83 процента. Действительность на этот раз совпала с прогнозом. Впрочем, предсказать погоду мог любой, даже не пользуясь метеоданными: осень в северном полушарии Сальты никогда и не бывает иной.

Словом, утро не принесло неожиданностей – до тех пор пока часы не показали четверть десятого. Именно в это время здесь должен был появиться Ингер Орро. Неожиданность же заключалась в том, что ни в назначенное время, ни через полчаса – пятьдесят полновесных минут, – ни даже через час он не появился. И не подал никаких признаков жизни ни единым способом из тех, что имелись в нашем распоряжении.

Это могло случиться и раньше; слава Творцу, что не случилось. Вот позже вероятность подобного происшествия резко уменьшилась бы, потому что наши дела тут должны были завершиться уже сегодня, и через сутки нас тут, скорее всего, уже не было бы.

Сто минут, протекшие до четверти одиннадцатого, я занимался тем, что лелеял надежду на какую-нибудь досадную случайность, что помешала моему… ну, скажем, коллеге явиться вовремя. К сожалению, я не мог подкрепить надежду хоть сколько-нибудь приемлемой гипотезой. Сегодня, как и все время нашего сотрудничества, у меня не было ни малейшего представления о том, где Орро обретается в то время, когда мы с ним не находимся вместе, откуда каждый раз появляется и каким транспортом пользуется. Вначале я попытался было получить от него всю эту информацию; но он пресек эту попытку сразу же, приведя инскую поговорку, примерно соответствующую нашей: чего не знаешь, того и не разболтаешь. Я не обиделся: в общем-то он был прав; к тому же это означало, что на меня не возлагаются никакие другие обязанности, кроме официальной: быть его переводчиком на переговорах, на которых он представлял правительство Ины.

В любых переговорах участвует, самое малое, и вторая сторона. В данном случае в этом качестве должны были выступить «Многие». Таким странным именем представились нам люди, владеющие, по их словам, интересующей нас информацией – а может быть, и не только информацией. Кроме названия и приглашения к переговорам мы об этих людях не знали совершенно ничего. Они не дали нам ни своего адреса, ни даже канала связи, однако назначили время и место встречи. Именно в этом месте и в назначенное время я сейчас и находился.

Орро, уполномоченный вести переговоры, на которых он представлял бы инскую сторону, должен был явиться если не раньше меня, то уж, во всяком случае, никак не позже; тем не менее его не было, хотя все сколько-нибудь приемлемые сроки опоздания уже прошли. И мало того: представители другой стороны тоже не возникли. Ни о каких изменениях или тем более об отмене договоренности нас – меня, во всяком случае, – не предупредили. И это вызывало у меня не столько возмущение, сколько тревогу.

Тревогу – потому что переговоры, которые должны были начаться вот уже более часа тому назад, никак не относились к официальным. Государство Сальта, то есть мир, в котором мы сейчас находились, не имело никакого представления о том, что на его территории, а точнее – в его столице, должно было произойти некое общение неофициального представителя другого мира, а именно Ины (иными словами, Орро), с какой-то местной, не только официально не зарегистрированной, но, судя по многим признакам, явно уголовной группировкой. Правящий сенат Сальты, узнай он об этом, был бы не только возмущен (что естественно, поскольку между Сальтой и Иной, находящихся на противоположных окраинах Галактики, практически отсутствуют нормальные межгосударственные отношения), но и принял бы меры для того, чтобы нелегальные переговоры пресечь, а их участников задержать до полного выяснения – кто и о чем договаривается. Поскольку я тоже мог считаться представителем одной из сторон, задержание грозило и мне; вряд ли нужно объяснять, что такое развитие событий меня никак не устраивало.

Хотя на самом деле я если и являлся участником предполагавшихся переговоров, то лишь техническим: всего только переводчиком с инского. Вообще по законам ГК – Галактической Конфедерации – на любых межгосударственных встречах перевод (если он нужен) должна обеспечивать принимающая сторона – как и помещения, транспорт, безопасность и все прочее. Но, как уже сказано, эти переговоры не были правительственными. И у приглашавшей группировки, у «Многих», не нашлось иноязычного специалиста (это вообще редкая специальность), зато терраноговорящих было хоть пруд пруди. Поэтому они предложили вести переговоры по схеме: инский – терранский – сальтский. И террано-сальтского толмача обещали привезти с собой.

При такой системе всегда существует опасность сыграть в испорченный телефон. Мне, лингвисту-инологу, в свое время приходилось участвовать в подобных переговорах, и мы с коллегами всегда, отлично понимая это, работали очень тщательно, порой подолгу обсуждая каждое слово, прежде чем довести его смысл до самих переговорщиков. Небольшая ошибка в истолковании смысла могла бы, неожиданно переведя стрелку, направить поезд переговоров совершенно по другому пути и привести вовсе не к той станции, достигнуть которой хотели обе стороны: не ко взаимоприемлемому результату. Сами переговорщики поначалу выражали недовольство медленным темпом диалога, но нам удавалось растолковать им, что многие слова инского языка, хотя и кажутся соответствующими словам той же терраны по смыслу, на самом деле обладают то гораздо более широким, то, наоборот, слишком узким значением, что они бывают весьма многозначными и в разных контекстах их следует переводить по-разному. А скорость объяснения, уместная в уличной склоке, в серьезном случае может лишь повредить. Со скрипом, но до них это доходило, на осмысление сказанного ими тратилось лишь на полчаса больше, чем понадобилось бы любому прохожему на улице. Но от высоких договаривающихся лиц трудно требовать большего.

Так вот, инской стороне понадобился хороший переводчик. Причина была ясна: Орро не владел ни одним языком, кроме родного инского (неспособность инов к языкам всегда изумляла меня, да и всех, кому приходилось с этим народом сталкиваться), их же речь была для восприятия со стороны более сложной, чем хотелось бы. Сальта, на которой мы сейчас находились, поддерживая с Иной официальные отношения, не имела с нею, как уже сказано, деловых связей – ни политических, ни экономических, так уж сложилось. Поэтому и людей, владеющих инским, на этой планете не было – это я знал наверняка, потому что Орро сперва искал себе переводчика именно тут и, лишь не найдя ни единого, попросил своих шефов обратиться к Терре, на которой можно всегда найти что угодно и кого угодно – за хорошие деньги, разумеется. Шефы Орро, как и все вообще ины, существа весьма прижимистые, однако тут им пришлось раскошеливаться. Но уж за свои деньги они стремились получить полное обслуживание.

Даже на Терре специалистов по инскому можно, пожалуй, однорукому счесть на пальцах. Четверо, что существовали там кроме меня, Орро подходили еще менее: один – по преклонному возрасту, двое – потому, что в узких кругах были давно известны как кадровые разведчики, и на Терре появлялись весьма редко. Четвертый же мотал серьезный срок за контрабанду оружия – точнее, за то, что сбивал цену и тем наносил убытки властям, что занимались тем же промыслом легально. Так что оставался лишь аз, грешный: моя репутация инолога была выше всяких похвал.

Как говорится, без меня меня женили. Я только что дописал очередную статью для журнала «Проблемы лингвистики» и отдыхал, вывесив большой экран, где шла обычная программа «История даты» – о событиях, происшедших в этот день, но в разные годы. Полюбовался на извержение проснувшегося вулкана на Синере (десять лет назад), на таинственное исчезновение меньшего спутника дикой планеты Рамизы шесть лет тому (это была явная стряпня: как же ухитрились оказаться там репортеры, если планета необитаема и никакого интереса ни для кого не представляла?) и начал уже смотреть народные волнения на Лигуроне, наоборот, интересные для каждого гражданина Конфедерации, как меня вдруг по правительственной связи затребовали (даже скользун прислали!) достаточно высоко, где и объяснили, что я временно мобилизован и обязан немедленно лететь на Сальту и переводить.

К такой миссии я никогда не готовился, даже и не думал о ней. Моя страсть и, осмелюсь предположить, призвание – языки, а не дипломатия и тем более не разведка. Я по натуре кабинетный червь, а вовсе не оперативный работник, и даже для того, чтобы уговорить меня (читай: заставить) выступить в роли переводчика на переговорах, на меня пришлось очень сильно давить. В результате, оторвав от спокойной и увлекательной работы, связанной с вопросами беспредложного управления глаголов в восточноинском диалекте, мне поставили задачу и зашвырнули по вневремянке на Ину, а уже там в нашем посольстве свели с Орро и отправили на Сальту. Впервые мне пришлось проклинать мою репутацию крупного инолингвиста, но в какой-то мере успокаивало то, что переговоры обещали быть скоротечными, а дома мне поклялись, что после этого меня самое малое год, а то и два, не станут отрывать от работы и от кафедры.

Однако уговаривать пришлось не только меня, но и Орро тоже: в конце концов, его мнение должно было стать решающим, работать-то предстояло ему, а не его начальству. Безупречность моей репутации вызвала, по-моему, у Орро немалые сомнения. Это говорило о его серьезном опыте, подсказывавшем, что все, выглядящее очень уж привлекательно, скорее всего окажется подделкой. Я уже стал было надеяться, что он меня забракует. Вообще-то он вначале просил дать ему другого специалиста, по имени Бемоль (мне не приходилось встречаться с этим человеком, языковедческих работ у него было опубликовано немного, хотя те, что были, вызывали глубокое уважение). Этот человек – один из тех двоих, что известны в языковедческих кругах как профессиональные разведчики. Логика Орро была мне понятна: он хотел быть уверен, что имеет дело с профессионалом, на которого можно положиться. Я же оставался для него фигурой туманной. Однако при первой же нашей встрече с ним – еще на Терре – он все же сделал выбор в мою пользу.

И не только потому, что Бемоль находился где-то в очередной командировке; решающую роль в выборе сыграл, думаю, мой инский, его качество, а также и мое знание самой Ины. Уже через полчаса после знакомства ему стало казаться, что он разговаривает с соотечественником, и это ощущение перевесило его недоверие к моему кристально чистому прошлому.

Мой инский действительно близок к совершенству. Причина проста: язык был усвоен мною со слуха, а не по учебникам. Я родился на Терре, отец мой был командиром особого отряда пионеров, то есть открывателей и первопроходцев новых миров, большую часть времени проводил где-то в Галактике, возникая дома раз в полгода на две-три недели, не более. Этот краткий срок он делил между тремя или четырьмя дамами, ни одна из которых не была его женой, включая мою маму. Потом он исчезал снова. Моя мать – женщина во всех отношениях незаурядная – этим тяготилась, и, когда инский дипломат – первый секретарь посольства на Терре – не на шутку в нее влюбился и сделал предложение, он получил согласие. Мне тогда было что-то года три. Срок его пребывания на Терре истек, когда мне стукнуло пять. Он вернулся на Ину не один, а с семьей. Так что с пятилетнего возраста я находился полностью в инской среде – в школе, на улице, вообще везде, родной язык остался лишь для общения с мамой и достаточно скоро перестал быть главным, по-ински же я говорил совершенно свободно и, как уверяют, практически без акцента, что само по себе нелегко: инская фонетика весьма сложна, владение этим языком требует хорошего музыкального слуха – у меня он, по счастью, оказался. Язык, на котором я заговорил, был и литературным (усвоить который легче), и (что сложнее) бытовым, языком улицы, магазина, тусовки – жаргоном, короче говоря. Это со временем дало мне серьезные преимущества перед терранскими конкурентами по инологии, чья языковая стажировка на Ине ограничивалась парой месяцев в академических кругах.

На Ине мне жилось неплохо, и, возможно, я и посейчас обитал бы там, если бы не возникшие в том мире изоляционистские движения, приведшие сперва к неприязни ко всем чужакам (а мы достаточно отличаемся внешностью от инов, спутать нас трудно), а потом и к погромам. Правда, властям удалось достаточно быстро справиться с беспорядками; однако это уже не могло вернуть к жизни маму, которую убили, когда она выходила из машины возле нашего дома. С того времени во мне живет стойкая ненависть к толпе. Вскоре после похорон Ар Гару – отчим – смог отправить меня на Терру: никто не верил, что подобные эксцессы не повторятся, – и правильно. Через коллег в инском посольстве на Терре ему удалось связаться с моим отцом, тот согласился принять меня – и я распрощался с Иной, похоже, навсегда, улетел с двойным чувством: сожаления и облегчения.

Тогда мне только что исполнилось семнадцать. Ровно на столько же (минус три года) постарел и мой отец – но ни по виду его, ни по повадкам сказать это было невозможно: он по-прежнему летал и покорял и умер в одной из экспедиций еще через пятнадцать лет. Он был хорошим мужиком, хотя искусство быть отцом для него всегда заканчивалось в миг зачатия.

Вот такая история с моим инским. Вот почему я оказался на Сальте вместе с Орро. И сейчас я острее, чем когда-либо, сожалел, что у меня не хватило стойкости и я позволил втянуть себя в предприятие, которое чем дальше, тем больше представлялось крайне сомнительным.

Но пока я объяснял вам все это, еще один час истек, а вместе с ним и надежды на всего лишь досадную случайность, помешавшую одновременно и Орро, и «Многим» приступить к делу. Их место заняла уверенность в неблагоприятной закономерности происходящего – или непроисходящего, с любой точки зрения результат все равно плохой. И заключался, он, несомненно, в том, что Орро погорел. И переговоры вместе с ним.

Глава 2

Обстановка подсказывала, что здесь и сейчас мне делать было нечего. Инского представителя явно уже какое-то время разглядывали через прицел. И пусть мы с ним вместе появлялись на людях очень редко, на улице практически никогда, но наблюдение могло вестись и тут, и уж в таком случае я никак не мог остаться незамеченным. Хотя я был всего лишь лицом, так сказать, полуофициальным, никаких полномочий ни от кого и нигде не получал (я так долго повторял эти слова про себя, что и сам в них почти поверил), однако тем, кто плотно интересовался Орро, без меня было никак не обойтись. Значит, следовало с минуты на минуту ожидать приглашения, от которого не сможешь отказаться.

Для того чтобы не позволить возникшей ситуации совершенно выйти из-под контроля, мне сейчас нужно было как можно скорее (и незаметнее) исчезнуть из помещения, в котором я до сих пор находился. А прежде, чем уйти, – по возможности уничтожить всякие следы моего пребывания здесь: одно из немногих усвоенных мною за последнюю неделю правил профессионала. Не оставлять следов. Потому что доказать, что ты где-то был, всегда намного легче, чем уверить, что тебя там не было, – если следы оставлены. Но вы и сами это понимаете. Уничтожением следов я и занимался в то время, как разливался перед вами соловьем. Оба этих дела я завершил одновременно. Теперь можно было уйти. «Заменить себя никем» – как это прозвучало бы в буквальном переводе с инского.

Я привычно окинул взглядом помещение, которое собрался покинуть. Оно представляло собой небольшой конференц-зал, один из многих, что можно было арендовать в этом здании – на час, день, месяц, даже год – как угодно. В нем находилось все то, что могло понадобиться по ходу конференции – помимо стола и стульев тут имелось и компьютерное оборудование, и выходы многих каналов связи, в том числе трансгалактических, и устройства, делающие невозможной работу «жучков» и вообще всяких подслушек, – словом, все вплоть до бара и очень хорошей кофеварки. Мой взгляд не был прощальным; во всяком случае, сам я его таким не ощущал. Просто хотелось, прежде чем затворить за собой дверь, убедиться в том, что я оставляю все в полном порядке. Никаких следов, кроме разве что пепла в пепельнице. А лучше, если и его не останется. Индикаторы приборов светились ровным, успокаивающим светом, словно красные светлячки, устроившиеся на отдых. Все вместе они составляли как бы некое созвездие, за минувшие дни ставшее не менее привычным для меня, чем Большой Арктус, он же Куррус, для терранина.

И в последнее мгновение что-то в этом созвездии показалось мне не совпадающим с отпечатанным в памяти рисунком.

Я не сразу понял, что в нем мне не понравилось. Все те же восемнадцать красных точек, должным образом расположенных. Шестнадцать одиночных огоньков и один двойной, подобный звезде Мицар.

Именно так – только сейчас двойной превратился в одиночный. А огонек-спутник погас. Кажется, он не горел уже, когда я тут появился, но тогда у меня не было повода столь внимательно приглядываться ко всему окружающему; профессионалом я, как известно, не был – и вовсе не собирался им становиться.

Тем не менее мне не пришлось долго задумываться, чтобы вспомнить – о каком приборе исчезнувший светлячок должен был сигнализировать. Он принадлежал системе, подавляющей все подслушивающие устройства. Это означало, что система то ли неисправна, то ли вообще выключена.

Это могло быть случайностью. Но я никогда не верил случайностям, возникающим в тот миг, когда они как раз крайне нежелательны и сопровождаются каким-то опасным эффектом – или сами сопровождают его.

Один эффект был уже налицо: Орро не явился. Исчез.

Почему?

Возможных причин было две: либо ему помешали, либо он сам решил не появляться здесь и сейчас. Почувствовав, возможно, какую-то опасность.

Помешать ему могла случайность. Например, попал под машину. Или на него упал балкон. Или пристали хулиганы, которым не понравился его облик. Бывает.

В это не очень верилось. Орро, насколько я мог судить, был крайне осторожен и при переходе улицы, да и вообще во всем. Так что группу агрессивно настроенных горожан он обошел бы по большой дуге. Новостройки же всегда пугали его – это я понял из некоторых его замечаний уже при первом знакомстве.

Кроме того, приключись с ним что-нибудь подобное, он непременно подал бы мне соответствующий сигнал. Даже если бы потерял сознание или умер на месте. То есть, сигнал исходил бы не от него, конечно, а от статус-индикатора, без которого нельзя представить себе ни одного человека (точнее – разумного цивилизованного существа) и который незамедлительно подает тревожный вопль «Всем», когда в состоянии его носителя происходят тревожные изменения. И я уже получил бы хоть такое сообщение. Потому что помимо общего сигнала статусник послал бы отдельное оповещение по заложенным в него адресам; в данном случае – по моему адресу.

Нет, случайностью тут не пахло. Значит, помешать Орро могли люди, перед которыми такую задачу поставили. Сейчас некогда было подсчитывать вероятность: кто из заинтересованных в неуспехе миссии Орро смог бы осуществить подобную операцию. Таких я (при всей неполноте моей информации) мог насчитать до полудюжины, с разными шансами на успех. Внезапно схватив его, они могли бы сразу же заблокировать его статус-индикатор, а также лишить Орро любой возможности подать какой угодно сигнал. И это выглядело куда более вероятным, чем падение балкона.

Но все же и тут полной уверенности не возникало. По одной причине.

Случись такое – у них не было бы надобности выключать здесь технику, мешавшую прослушивать то, что здесь говорилось, и фиксировать все, что могло поступить по связи. Все это имело смысл лишь в случае, если предполагалось, что Орро появится здесь, как и представители «Многих», и мы с ними начнем ту работу, ради которой здесь и оказались. Значит, его не взяли. Потому что мне не очень верилось в то, что брали Орро какие-то одни, а налаживали прослушивание другие. Слишком уж много суеты возникало вокруг нас (странно, что только сейчас это пришло мне в голову, раньше я как-то не замечал этого, предоставляя Орро заботиться о безопасности), и мой наниматель вряд ли мог ее не заметить.

Оставалось одно: Орро не явился по собственному решению, вовремя увидев или почуяв опасность.

Но это означало, что я слишком поспешно решил не задерживаться здесь более ни на секунду. Потому что Орро не мог исчезнуть, не передав мне хоть каких-то указаний: что мне делать и чего не делать, искать ли, например, неявившихся «Многих» или как можно скорее удирать с Сальты. И указания эти в любой форме пришли бы сюда. А значит – были бы перехвачены теми, кто обеспечил успешное прослушивание.

Многоопытный Орро, конечно, обязан был такую возможность предусмотреть. И потому не пользоваться ни голосовой связью, ни письменным сообщением, но найти какой-то способ, который не позволил бы нашим оппонентам понять, какие действия мы предпримем в сложившейся обстановке.

А значит, прежде чем покинуть помещение, я должен был, самое малое, вывести из строя все системы связи, работавшие здесь. Потому что все, что примут они, будет сразу же использовано противниками.

Подождут.

У меня не было времени на то, чтобы расправиться с аппаратурой физически, да и желания тоже: калечить хорошую технику всегда неприятно. Да и как знать – не понадобится ли она в скором будущем: зал этот был оплачен до конца недели, так что еще самое малое пять дней он будет оставаться за нами. В случае же если оборудованию будут нанесены какие-то повреждения, наш договор аннулируется сразу, да еще придется оплачивать нанесенный ущерб. То есть, следовало сохранить возможность вернуться сюда в любой день и час.

Сделать это было, в общем, несложно: перевести все системы в состояние сна. И задать программу: пробуждение – только при загрузке кода. Код я сымпровизировал на ходу, а чтобы затруднить его расшифровку, составил его из нескольких слов, каждое – из другого языка, с перестановкой знаков и с использованием четырех различных письменностей. Не бог весть что, конечно однако поиски отнимут у дешифровщиков некоторое время, а мы за это время (надеялся я) успеем встретиться, разобраться в ситуации, принять меры к тому, чтобы нам больше не мешали, и выяснить, куда девались «Многие» и как восстановить с ними связь. Надо полагать, что и они со своей стороны займутся тем же, с какими бы помехами они ни столкнулись сейчас. Потому что разыскать переговорщиков нам нужно было обязательно: иначе вся предварительная работа пошла бы псу под хвост. Такой роскоши мы никак не могли себе позволить.

Подготовка к выходу потребовала четырех минут времени, включая потраченное на отключение видеокамер. Так, на всякий случай. Только после этого я направился наконец к выходу. Снова включил видео.

И невольно задержался на секунду-другую: на экране, изображение на который давала камера номер восемь, сканировавшая коридор, показался человек. Незнакомый. Вроде бы невооруженный. Он шагал неторопливо, читая номера на дверях. И остановился перед той, которую я только что собирался отворить изнутри.

Похоже, мелькнуло в голове, без шума все-таки не уйти. Сейчас он с маху распахнет дверь…

Нет. Он вежливо постучал. Это было неожиданно.

Я отступил в сторону – так, чтобы створка, открывшись, прикрыла меня. И сказал громко, но в сторону:

– Открыто!

Дверь распахнулась. Но посетитель входить не стал. Остановившись на пороге, негромко произнес только одно слово: мое имя. Но не то, под которым я был тут официально зарегистрирован. Другое. Здесь, на Сальте, известное только Орро.

Я выступил из-за двери. Посетитель сказал, не дав мне даже раскрыть рот:

– Тсс.

И вытянул руку раскрытой ладонью вверх. Привычное движение. Над ладонью в воздухе возник, неподвижно повис зеленый экранчик, девять на двенадцать. Страничка вирт-нота с несколькими словами текста. Я, не раздумывая, ответил тем же, перевел текст на свой экранчик и убрал его в память. Человек повернулся и ушел, на прощание сказав, вернее – прошептав:

– Через полчаса.

Я проследил его – при помощи камеры, конечно, – вплоть до лифтов. Он поехал вниз.

Только после этого я занялся тем, что он передал мне.

Намного ли я обогатился информацией?

Несколько слов. На инском языке. Но с использованием здешней письменности.

Ничего удивительного. Вы, полагаю, не хуже моего знаете, что пользоваться вирт-нотом можно только при помощи столь же виртуальной клавиатуры, существующей в вашей памяти. Эта технология передачи и хранения информации поддерживается специальной сетью, существующей в каждом цивилизованном мире. А сеть эта в каждом мире основана на местном языке или языках и на здешней письменности, что совершенно естественно. То есть передать и принять можно любую комбинацию знаков – но только таких знаков, какие существуют в данном мире. Лишь самые большие миры поддерживают по нескольку систем письменности. Сальта к таким не принадлежит.

А в результате пользование местной вирт-нотсетью порой может поставить клиента в совершенный тупик. Как и оказалось сейчас со мною.

Наверное, в тексте было бы легче разобраться, будь он написан древней клинописью или русской глаголицей. К сожалению, такими техниками Орро не владел. И сделал, что мог.

А что делать с этим посланием мне?