Kitobni o'qish: «Семья убийц»

Shrift:

⁂

Часть первая

Глава 1

Пятница, 6 мая, 10 часов 40 минут

Почки только-только распустились, листочки совсем еще маленькие, жалко жмутся один к другому и плачут – с нежной зеленой завитушки сползает слеза, нависая над мертвым лицом. С одной ветки капнуло, с другой – плачут березы над телом убитой девушки. Печально шелестит на ветру прошлогодняя трава, над головой покачиваются ажурные ветви папоротника – будто траурная гирлянда.

Родион Кауров смотрел на труп глазами профессионала, он следователь, убийство для него – рутинное дело, и все равно ему не по себе. Он еще не осматривал как следует тело, но уже насчитал четыре колото-резаные раны в районе правого подреберья. Били ножом или чем-то подобным, снизу-спереди под нижнее ребро. Били в печень, со знанием дела, возможно, провернув нож во время нанесения последнего удара. Крови много, она вытекала из ран, через рот. Глаза открыты, на лице гримаса ужаса.

Смерть, вероятно, наступила быстро, от быстрой кровопотери – трупные пятна на лице выражены слабо, бледные, на ногах их и вовсе не видно, хотя мышечное окоченение уже наступило. Заметен только прижизненный синяк на внешней стороне бедра чуть выше колена. И кровь. Умирая, девушка шарила руками в тщетных поисках спасательного круга, размазала кровь по лицу, испачкала воротник светлой своей курточки, пальцами провела и по ногам. Куртка легкая, болоньевая, застегнута на молнию снизу доверху. Юбка шерстяная, серая в клетку, достаточно теплая для майской прохлады. Но колготок нет. Полусапожки со сбитыми каблуками есть, а колготок, чулок или хотя бы гольф нет. Как будто убийца снял с жертвы белье. Но юбка не задрана, ноги разведены нешироко, и колготок поблизости нет – возможно, преступник унес их с собой. Но зачем? Неужели маньяк коллекционирует женское белье с убитых жертв? Но тогда почему на ногах полусапожки? Снять колготки, не тронув обувь, невозможно. Даже легинсы без удерживающих штрипок через полусапожки не снимешь.

Раздумывая, Кауров приложил палец к ямочке на своем подбородке. Девушка шла через березовую рощу по хорошо протоптанной тропинке, но в какую сторону, от реки к дороге или наоборот? И где находился убийца в момент удара, спереди от нее или сзади? Положение тела не давало точного ответа на эти вопросы, Кауров мог только предполагать. Скорее всего, девушка шла со стороны реки, преступник – навстречу, сблизился с жертвой и нанес удар. Но какой рукой? Девушка могла испугаться, возможно, в момент удара она разворачивалась на сто восемьдесят градусов, собираясь бежать. Если жертва повернулась к преступнику боком, он мог ударить правой рукой. Если она стояла как вкопанная, то, вероятнее всего, преступник бил левой. Тогда он левша. Или профессионал, который одинаково хорошо владел оружием как левой, так и правой рукой.

Кауров представил, как преступник прижался к девушке, обняв ее рукой за голову, и сразу же ударил ножом – раз, другой, третий… Быстро, мощно, наверняка. Из раны хлестала кровь, но преступник не обращал на это внимания и бил, бил, пока девушка не стала падать. Удерживая обмякшее тело, убийца стащил его с обагренной кровью тропинки на целый метр в сторону, уложил на спину. Теперь он мог делать с девушкой что угодно. Но юбку он не задирал, на жертву, раздвигая ей ноги, по всей видимости, не ложился. Но куда тогда делись колготки? Может, валяются где-то за кустами?

Возможно, преступник не прижимался к жертве. И зайти к ней он мог сзади, схватить за плечо, развернуть к себе… Дежурный следователь, криминалисты, судмедэксперт уже работают, осматривают место преступления и трупа, проводят анализ окружающей обстановки, составляют следовую картину. Нашлось дело и для розыскной собаки. Скорее всего, преступник все-таки прижимался к жертве, оставил свой запах на ее одежде – овчарка взяла след, повела кинолога к шоссе. И все это происходило без прямого участия Каурова. Он сейчас в роли стажера, а если точнее, наблюдателя. И это после двенадцати лет работы в прокуратуре, а затем и в Следственном комитете. Не повезло ему: попал под горячую руку избирательного правосудия, в тридцать шесть лет подставился под статью, а вместе с тем и под увольнение. В сорок два года восстановился в должности по суду, на прошлой неделе приступил к работе, в дежурную следственно-оперативную группу напросился сам, взяли, но возглавить не дали. Да он и не претендовал, во всяком случае, пока.

Группу возглавлял следователь Панаев, молодой человек с командирской выправкой и пышной, как у штатского, шевелюрой, суровая складка на лбу, взрослые не по возрасту глаза. Кауров помнил его еще безусым лейтенантом, неопытным птенцом, которого сам же ставил на крыло. Восемь лет с тех пор прошло, и в званиях они за это время сравнялись, и в чинах, а возможно, и в опыте. Паша Панаев смотрел на труп сверху вниз, важный, серьезный, неприступный, чем-то напоминающий стоящего на задних лапках сурка, в руке папка, на ней лист бумаги с робким пока наброском план-схемы места происшествия. Он так же, как и Кауров, пытался составить картину преступления, но при этом умудрялся смотреть далеко по сторонам. И первым заметил полковника Евграфова, который не просто шел, а надвигался, как тяжелая грозовая туча, верхушкой фуражки цепляя ветки деревьев. Чутье на начальство Панаев проявил с первых дней на службе, а Кауров так и не научился пресмыкаться перед высшей вельможной волей, глупо верил в справедливость, в равенство перед законом, за что и пострадал.

Панаев ничего не сказал, всего лишь выразительно глянул на Каурова. Не место здесь проштрафившемуся следователю, для всех будет хорошо, если он вдруг исчезнет. Неважно как, в воздухе растворится, сквозь землю провалится, лишь бы глаза начальству не мозолил. Евграфов очень разозлился, когда Каурова назначили к нему в отдел, даже, говорят, устроил сцену начальнику управления, но приказ изменить не смог. И объявил Каурову бойкот.

– Пойду колготки поищу, – кивнул Родион и повернул к купе молодых березок, опутанных пышным кустом боярышника.

Евграфов его увидел, гневно выстрелил взглядом, но не крикнул, не остановил.

– Какие колготки? – запоздало и в недоумении спросил вслед Панаев.

Но Кауров как будто не услышал его. Если Панаев не понял, о чем речь, значит, он не обратил внимания на отсутствие колготок, чулок и тому подобного. Если не понял, то придется объяснять, но некогда, поскольку Евграфов уже остановился возле трупа. И при этом смотрел на Каурова как на убийцу, который сбегал с места преступления.

Белья за кустом не оказалось, впрочем, Кауров и не рассчитывал найти его. И березки высокие, и куст пышный, через такой барьер колготки не перекинуть, если, конечно, не обмотать ими булыжник, например. Под прикрытием кустов Кауров вышел на тропинку вдалеке от места преступления и поспешил к реке.

Он примерно знал местность и на карту глянул, пока ехал сюда. Река, лес, шоссейная дорога, за которой чуть в стороне поселок Макаровский. От дороги до реки примерно два километра с запада на восток, девушку убили примерно на середине пути. Смарт-часы на руке считали пройденные шаги, переводили их в метры. Действительно, примерно через километр пути Кауров вышел на берег реки с песчаным пляжем, с надпойменной террасой с кустарниковым подлеском. К пляжу, пересекая подлесок с юга на север, вел проселок, образуя с тропинкой т-образный перекресток. Дорога эта делала резкий поворот, ныряла под горку, тянулась через пойму и исчезала у самой воды. Пляж пользовался спросом, люди здесь купались, загорали, жарили шашлыки, оставляя после себя мусор и обгоревшие одноразовые мангалы. Причем пикник устраивали совсем недавно, на маевку, пустые бутылки, картонные упаковки под сок у кострища еще не подернулись пылью, хотя уже и успели побывать под дождем. И следы от машин свежие, но заметно размытые.

Совсем свежий след от протектора Кауров обнаружил на дороге через подлесок, в месте, где она сворачивала к пляжу. Спуск довольно крутой, видимо, водитель не рискнул съехать с террасы на пляж, развернулся в подлеске и взял обратный курс. Но, возможно, какое-то время машина оставалась на развороте. Полянка тихая, живописная, с одной стороны лес, с другой река, справа-слева кусты. Здесь же начиналась и тропинка через лес, на которой и произошло убийство. Возможно, именно этот автомобиль и привез девушку, но что-то заставило ее уходить отсюда пешком. Или даже убегать.

Кауров осмотрел почти лишенный дерна грунт на месте разворота, след отпечатался довольно четко. Совсем свежий след, не тронутый влагой. Резина широкая, сантиметров тридцать, не меньше, рисунок симметричный относительно плоскости, проходящей через середину протектора. Водитель разворачивал машину в два приема: сначала дал задний ход, остановился и потом направил передом – в нужном уже направлении. Остановка могла затянуться и на час, и на два. Остановка с видом на реку. И с девушкой в салоне.

Кауров присел, заметив на траве темные пятна. Неужели кровь? Он осторожно потрогал траву пальцем, понюхал – слегка пахло бензином. Совсем недавно здесь действительно стоял автомобиль – причем с включенным двигателем. Кауров осмотрел еще только набирающий силу куст рябины, переключился на боярышник – ничего. Зато на тонкой веточке крушины, опустив ее чуть ли не до земли, висел использованный презерватив. Чуть дальше между кустами валялись колготки, снятые вместе с трусиками. Их скрутили в узел, тем самым уменьшив аэродинамическое сопротивление, поэтому смогли отбросить относительно далеко от машины. Трогать Кауров ничего не стал, вернулся к месту стоянки подозрительного автомобиля. А на полянку выходил из леса полковник Евграфов, один, без сопровождения. Широкий морщинистый лоб, густые кустистые брови, глаза черные, как волчьи ягоды, бесцветные губы недовольно сжаты в ниточку.

– Я вот тоже подумал, откуда и куда шла наша русалка, – пристально глядя на Каурова, едва двигая губами, проговорил Евграфов.

– Русалка? – Родион повернул голову и глянул на реку.

– Что она здесь делала ночью? – Евграфов не сводил глаз с подчиненного.

– Жила активной половой жизнью.

Кауров показал на презерватив, Евграфов подошел, глянул.

– Безопасный секс, – прокомментировал он. – С летальным исходом.

– И с порывами страсти, – кивнул Кауров.

Он подвел начальника к месту, откуда тот мог увидеть свернутые в узел колготки с просвечивающими под ними трусиками.

– Думаешь, это вещи потерпевшей? – Евграфов ощупал пальцами козырек своей фуражки, как будто проверял, на месте она или нет.

– Уверен. Думаю, дело было ночью, в темноте, он выбросил колготки, она не смогла их найти. Обиделась и ушла.

– Он – это подозреваемый? – Евграфов сверлил глазами Каурова.

Они работали вместе, одно время даже дружили, пока не разошлись во взглядах на правосудие. Евграфов работал грубо, напористо, не особо вникая в суть дела. Руководствовался простым принципом: кто находился рядом с жертвой в момент преступления, тот и виноват. Если подозреваемый не соглашался с предъявленным обвинением, Евграфов попросту ломал его, заставляя подписать признание. Без всякого зазрения совести мог отправить на скамью подсудимых заведомо невинного человека. И отправлял. И доводил дело до победного для себя финала. Кауров не соглашался с его методами работы, выговаривал ему в глаза, Евграфов обижался, а когда представился момент, подставил подножку.

– Не подозревать мы его, конечно, не можем, – пожал плечами Кауров.

– Давай без соплей, майор! – презрительно и с угрозой во взгляде, поморщившись, сказал Евграфов. – Тут все ясно как божий день. Парень во время ночного свидания привез сюда девушку, они поссорились, она сбежала, он ее догнал и убил. Все очень просто.

– Привез на автомобиле с широким протектором. Я думаю, это был внедорожник.

– Внедорожник? – задумался Евграфов.

А вдруг это автомобиль премиум-класса, а если еще и новый? А если машиной управлял кто-то из сильных мира сего или их отпрысков? Если так, то вину придется перекладывать на кого-то другого, небескорыстно, разумеется. Угождать Евграфов умел и даже любил, за солидное вознаграждение, моральное, а еще лучше, материальное.

– Думаю, машина не совсем исправная, – предположил Кауров. – Или с топливной форсункой проблема, или какие-то свечи мертвые.

Он смотрел на пятно, пахнувшее бензином. Конденсат, капающий из выхлопной трубы, как правило, не имеет ни цвета, ни запаха, значит, дело не только в перепадах температур.

– То есть машина не совсем новая.

Евграфов даже не пытался следить за взглядом подчиненного. Его совершенно не интересовала деталь, которая сподвигла Каурова на предположение о неисправной машине. Он смотрел ему прямо в глаза, раздумывая. С одной стороны, простой смертный в роли подозреваемого избавлял его от головной боли, с другой – отпадала возможность прогнуться в свое удовольствие перед важной персоной.

– Или совсем не новая.

– Найди мне этого парня, майор! – потребовал Евграфов.

Кауров кивнул. Ему нужно участие в расследовании этого убийства, и не так сейчас важно, поручат ему дело целиком или оставят в распоряжении того же Панаева. Лишь бы только не задвинули на задний план.

– И смотри у меня! – пригрозил Евграфов, поворачиваясь к нему спиной.

Кауров поджал губы, глядя ему вслед. Евграфов требовал от него полного подчинения, он не оставлял ему права на самостоятельный, отличный от утвержденного начальством ход мысли, а тем более следствия. Если подозреваемым окажется обычный человек, привлекать его без всяких сомнений и угрызений. Если под пресс правосудия попадет влиятельное лицо, нужно будет проявить гибкость и пойти на компромисс. Никакой принципиальности, как в случае с господином Натаровым.

Это ведь из-за Натарова Кауров попал в переплет. Владелец металлургического комбината подозревался в убийстве своей любовницы, вину на себя взял его водитель, дело закрыли, но Кауров не успокоился. Он собрал веские доказательства против Натарова, даже смог выдвинуть против него обвинение, но до суда дело так и не дошло. Кауров шел напролом, не считаясь с опасностью, ему и угрожали, и пытались купить, но ничего не помогало. Тогда его просто подставили, подложив ему в стол конверт с деньгами. В память намертво врезался момент, когда дверь с треском открылась, и в кабинет ворвались представители управления собственной безопасности. Оперативники знали, где находится подкинутая взятка, деньги нашли сразу. На Каурова надели наручники, поместили под стражу, два месяца длилось следствие, за это время его успели уволить. Суд, как ни странно, вынес оправдательный приговор, появилась возможность восстановиться на службе, но взыграла обида, Кауров глушил ее алкоголем, молодая жена не выдержала его душевных страданий, ушла к родителям. Он не бегал за ней, думал, сама вернется, даже представлял, как Марина приходит к нему с повинной головой и получает прощение.

Но Марина не вернулась, через год вышла замуж, а Кауров продолжал спиваться, теряя человеческий облик. Только каким-то чудом он смог остановиться, взяться за ум, даже занялся адвокатской практикой, но в ней не преуспел. Пытался, но так и не смог заставить себя защищать убийц, воров, бандитов – всех, по кому плакала виселица. Однажды он смог доказать непричастность подсудимого к изнасилованию, добился оправдательного приговора, но этот успех славы ему не принес, он так и остался в списке неудачников. В конце концов Кауров обратился в суд с требованием восстановить его на службе и выиграл дело. Правда, добиться выплат за шесть лет вынужденного прогула не удалось, материальную компенсацию присудили только за два года, но это ведь тоже немало.

А Евграфов процветал, шесть лет назад он работал обычным следователем в звании майора юстиции, сейчас уже полковник, начальник отдела. И Кауров совсем не прочь наверстать упущенное, проявить себя, продвинуться по службе. Вдруг повезет, а если нет, ничего страшного. Жизнь научила его довольствоваться малым, уступать дорогу сильным, сдерживая гордыню. Что ж, он готов и дальше держать амбиции в узде, слушаться старших, не перечить тому же Евграфову, но своим главным принципам не изменит. Если от этих принципов что-то осталось…

Глава 2

Пятница, 6 мая, 15 часов 20 минут

Ветер легкий, шелест веток тихий, деревья нашептывают, кусты: «Зря ты, Кауров, не уехал, не видать тебе здесь удачи». Может, и зря… Личность потерпевшей не установлена, свидетели не выявлены, орудие преступления не обнаружено, собака потеряла след убийцы у шоссе, похоже, преступник сел в машину и уехал. Следователь и криминалисты отработали место преступления, собрали материал для дактилоскопической, биологической, трасологической и одорологической экспертиз, тело погибшей девушки отправили в морг – для дальнейшего исследования. Место преступления опустело, но работа продолжается, Панаев возится с бумагами, подбивает материалы для возбуждения уголовного дела, составляет поручения для оперативников, им нужно выяснить личность потерпевшей и выйти на ее окружение. И Каурову нашлось бы дело, но тот же Панаев не позвал его с собой, криминалисты и оперативники реагировали на него как на пустое место, да и в микроавтобусе тесно. Может, потому Родион и решил остаться наедине с природой – в ожидании возможного свидетеля. Или даже преступника.

Погода отличная, на небе ни облачка, солнце в силе, яркое, теплое, но что-то не видно желающих освежиться в реке. Земля еще не прогрелась, вода холодная, может, к вечеру люди появятся. Сегодня пятница, главный праздник недели, Кауров и сам бы с удовольствием пропустил стаканчик-другой портвейна в этом живописье с видом на реку. Он преодолел в себе пагубную страсть, но иногда так тянет выпить и закурить. Но и курить он бросил. Назло себе. В наказание за неудачи. Сам пустил свою жизнь под откос, сам за это и расплачивается.

Из шепота листвы, из птичьего щебета выплыл, постепенно нарастая, шум автомобильного двигателя. В поле зрения появился черный, не первой молодости «Ниссан-Патфайндер». Дым из выхлопной трубы не валил, но двигатель работал шумно и нестабильно.

Автомобиль остановился у съезда на пляж, водитель выключил двигатель, вышел, настороженно огляделся. Молодой человек лет двадцати пяти, невысокий, плечи расправлены, голова приподнята, такая вот компенсация недостатка роста. Парень явно нервничал, чего-то боялся, даже ноги подгибались, так его клонило к земле – как солдата при артобстреле. Но голову он не опускал: сказывалась годами отточенная привычка.

Парень осторожно подошел к кустам, в районе которого совсем недавно находились презерватив и свернутые в узел колготки. Сначала он шарил глазами по сторонам, затем крутил головой в тщетных поисках исчезнувших предметов и вещей. Каурову ничего не оставалось, как прекратить его мучения.

– Презерватив и колготки изъяли – все как положено, под протокол!

Он выходил из-за куста, за которым прятался, на молодого человека смотрел с фальшивым, но лишенным злорадства сожалением и его растерянностью не наслаждался. Подозреваемый чуть не подпрыгнул от неожиданности, краска сошла с лица.

– О чем это вы? – дрогнувшим голосом спросил он.

– Майор юстиции Кауров, следственный комитет!

– А причем здесь презерватив? – От волнения у парня дернулась правая щека, но почесал он почему-то левую.

– Экспертиза покажет, причем.

– Какая еще экспертиза?

– Судебно-медицинская. А трасологическая и автотехническая экспертизы подтвердят, что вчера ночью на этом месте стояла ваша машина. Также эксперты исследуют вашу машину… Продолжать?

– Что продолжать?

– С кем вы вчера здесь находились?

– Я находился?

– Предъявите, пожалуйста, документы!

– У меня нет… То есть документы есть, но только водительские права!

Кауров усмехнулся и кивнул: ему все равно, паспорт или права, главное, установить личность подозреваемого. Парень полез в карман, достал портмоне, вынул из него водительские права, а Кауров попросил еще и техпаспорт.

Права принадлежали Глицевичу Максиму Дмитриевичу, а машина – его отцу, прописанному в поселке Макаровском.

– В страховку вписаны, Максим Дмитриевич? – спросил Кауров.

Получив утвердительный ответ, он велел отвезти его в город, в следственное управление.

– А потом что? – с тревогой спросил Глицевич.

– А потом допрос. И сбор образцов биологического материала… Это же вы вчера выбросили презерватив? – Кауров кивком указал на куст.

– Ну, презерватив… – вздохнул парень.

– С кем вы здесь были?

– С Ларисой…

– Вы уже знаете, что с ней случилось?

– А что с ней случилось?

– Убили Ларису!

– Как это убили? – фальшиво удивился Глицевич.

– Поехали! – Куров положил руку на горячий капот автомобиля.

– Куда?

– Или я вынужден буду применить силу.

– Ну да, я слышал, что убили какую-то девушку.

– Кто убил?

– Я не знаю!

– А сейчас сюда зачем приехал?

– Посмотреть…

– Нашли мы твой презерватив, Глицевич! И колготки, которые ты зачем-то зашвырнул в кусты. Зачем ты это сделал?

– Да сам не знаю, что на меня нашло. Веселья захотелось, не знаю.

– Лариса искала колготки?

– Да… Темно было, кусты… А я еще сказал, что там под кустами змеи, они сейчас просыпаются, злые, голодные. И особо ядовитые… Это правда, что Ларису убили?

– Правда.

– Это не я!

– А кто?

– Да я откуда знаю?.. Лариса обиделась, накричала на меня и ушла.

– Куда?

– В лес. Там тропинка…

– Ты пошел за ней?

– Не-ет! – мотнул головой Глицевич.

– Лариса ушла, и тебе было все равно?

– Да нет, я поехал за ней.

– На машине, через лес?

– Зачем через лес? Тропинка на шоссе выходит, я знаю, где, поехал, встал. Думал, она успокоится, думал, домой ее отвезти.

– Отвез?

– Так не вышла она!

– И ты уехал?

– Ну, а если она нарочно не выходила? Не хотела ко мне выходить. Что я, бегать за ней должен?

– А куда везти Ларису собирался?

– Она в Демьярске живет, на улице Парижской Коммуны, дом не назвала.

– И ты собирался отвезти ее домой, – уточнил Кауров.

– Так я и вез ее домой!.. Просто по пути решили заехать, – Глицевич кивком указал на реку.

– А ехала она откуда?

– Автобус у них сломался, я смотрю, стоит, голосует, ну я остановился. Я ж не какой-то там…

– С вещами ее забрал? Что у нее там было, сумка, чемодан?

– Сумка дорожная.

– Где сумка?

– В машине у меня осталась…

– Поехали!

– Куда?

– Сумку в управление отвезем! – усмехнулся Кауров. Не уловил он логики в объяснениях. Глицевич вошел в раж, зашвырнул колготки за куст, Лариса могла психануть и даже забыть о своей сумке. Парень отправился за ней, собираясь отвезти ее домой, но не дождался и уехал. А до Демьярска километров двадцать, пешком очень далеко, на попутной машине опасно, и Глицевич не мог этого не знать. И про сумку в машине он знал, понимал, что Лариса может обвинить его как минимум в краже. Но тем не менее он уехал, можно сказать, оставил девушку в беде. Или он подлец и вор, или убийство – его рук дело. Сначала убил, а потом уже уехал.

– Всего лишь сумку? – тешил себя надеждой Глицевич.

И даже на какое-то время поверил, но в дороге надежды развеялись. Он косо глянул на Каурова.

– Вы думаете, что это я убил?

– Надеюсь, что нет.

Кауров не хотел обострять и без того непростую ситуацию. Сейчас он пытался одним выстрелом убить двух зайцев – и добраться до управления самому, и доставить к месту назначения подозреваемого вместе с его автомобилем. Задача непростая, поскольку Глицевич в отчаянии мог направить свою машину в придорожный столб. Если убийца он, то его ждет безумно долгий тюремный срок, одна мысль об этом – тяжелейший удар по психике. Нервы не выдержат, рука дернет руль…

– Наде-етесь?!. Да вам за радость человека посадить! Невиновного!

– Может, там у реки еще кто-то был? Может, ты кого-то видел? – чтобы успокоить страсти, спросил Кауров.

– Кого я видел?.. – встрепенулся Глицевич и даже немного снизил скорость.

– Может, за Ларисой кто-то пошел?

– Не знаю, не видел… Но там на поляне машина стояла, – парень быстро глянул назад и стал притормаживать.

– Где там?

– У реки, недалеко от нас. Могу показать!..

Кауров усмехнулся. Он дал подсказку, Глицевич за нее ухватился и на ходу придумал посторонний автомобиль. Как утопающий за соломинку схватился.

– Номер, марка?

– Номер не разглядел… Да и с маркой непонятно, кажется, «Патфайндер», но, может, я ошибаюсь. Темно было. А машина с выключенными фарами стояла. И подсветка номеров не горела.

– А почему сразу не сказал?

– Да как-то не подумал…

– Мы проезжали мимо места, где машина эта стояла?

– Да.

– Понятно.

– А я все равно покажу! – вышел из себя Глицевич.

Но машину развернул аккуратно, спокойно, не психуя. Кауров смотрел на него, сдерживая раздражение. Вдруг «Патфайндер» на берегу реки не вымысел?

Глицевич вернулся к реке, остановил автомобиль перед зеленеющей рябиной, заглушил двигатель, вынув ключ зажигания. И выскочил из машины, как будто решил убежать от Каурова, но далеко не ушел, встал, раскинув руки.

– Здесь машина стояла, вот, на полянке. Тут до нас метров пятьдесят было.

Глицевич смотрел на полянку, которая действительно находилась неподалеку от их с Ларисой места. Кусты здесь вялые, трава хилая, грунт глинистый, местами лишенный дерна. След колеса отпечатался довольно хорошо.

– Ключи! – потребовал Кауров.

Сначала он отобрал у подозреваемого ключи от машины, только затем склонился над отпечатком протектора.

Сам по себе этот след ни о чем не говорил. Май, весна, время любви, а место у реки пользовалось спросом, может, какая-то парочка на машине нашла здесь уединение. И все-таки Кауров достал телефон, сфотографировал на всякий случай след. И место, где предположительно находился внедорожник, обошел, хотя и не обнаружил ничего подозрительного, ни свежего окурка, ни бутылки из-под воды.

– Правда, машина здесь стояла!.. Точно, это «Ниссан» был!.. – от нервного возбуждения шея у парня стала длиннее обычного.

– И что? – хлестко спросил Кауров.

– А если там убийца был! Может, он один, без бабы приехал! А тут смотрит, Лариса в лес уходит, он за ней…

– Что ты видел?

– Машину видел.

– Что ты слышал?

– Слышал, как двигатель работал. Потом заглох. Мы тогда только-только подъехали, я дверь открыл… Ну точно, машина за нами ехала! Может, за нами следили! Или за Ларисой! – Глицевич лихорадочно моргал, глядя на Каурова.

Кожаная курточка на нем нараспашку, темно-серое поло, джинсы с накладными карманами, синие кроссовки с белой подошвой. Одежда не совсем новая, но и не заношенная, к тому же чистая, следов крови не заметно.

– Ты в этой одежде вчера здесь был? – спросил Кауров.

– Да.

– Не переодевался?

– Только белье сменил… А что?

– Отношения с Ларисой были?

– Отношения?!.. Ну да, все было! – не удержавшись, загадочно улыбнулся Глицевич. – Все на добровольной основе!.. Она такой горячей штучкой… – парень осекся, осознав неуместность восторга.

– Обнимал ее?

– Ну так!..

– В одежде был, когда обнимал?

– Не совсем…

– Поло снимал?

– Да нет…

– Думаю, у тебя есть шанс выкрутиться, – в раздумье проговорил Кауров.

Если экспертиза выявит на одежде биологические следы Ларисы, ее запах, но не обнаружит следы крови, можно будет делать выводы. Хотя бы потому, что Глицевич не мог убить, не испачкав одежду кровью. И это действительно шанс для него выпутаться из истории с убийством.

– А я могу позвонить?.. Мне же полагается адвокат?

– Полагается, – кивнул Кауров. – С момента фактического задержания.

– А я задержан?

– Пока нет.

Кауров неуверенно качнул головой. Фактическое задержание – вопрос довольно-таки сложный, законом очерчен расплывчато. Физическое задержание вроде бы и произошло, а юридического оформления пока нет. Нужно составить протокол, довести до подозреваемого его права, в том числе на защиту, опять же под подпись. Тогда уже можно будет говорить об адвокате.

– А отцу я могу позвонить? – спросил Глицевич, вынимая из кармана смартфон.

– Можешь, – кивнул Кауров и ловким движением вырвал из руки мобильник. – Из управления.

– Значит, я все-таки задержан?

Парень смотрел на следователя, а видел, казалось, свое будущее. Решетки там, колючая проволока, вышки с часовыми. Страх перед тюрьмой искажал лицо, в глазах паника.

– Я же говорю, у тебя еще есть шанс выкрутиться. Главное, сейчас без глупостей.

– Ну да, конечно… – кивнул парень.

И, бросив на Каурова нервный, но вполне осмысленный взгляд, резко повернулся к нему спиной. Но убежать не смог, споткнулся о вовремя подставленную ногу, потерял равновесие и стал падать.

Кауров толкнул его в плечо, ускоряя падение, но Глицевич все-таки удержался на ногах. И даже попытался ударить в ответ. Кауров перехватил его руку, крепко сжал запястье, а кисть заломил назад. От боли Глицевич со стоном опустился на колено. А Кауров полез в карман за парной нейлоновой стяжкой. Стальные наручники он при себе не держал, а пластиковые были.