Kitobni o'qish: «Аврал»

– Аврал. Командующего подменили.

– Доложите внятно, контр-адмирал Девятов, – потребовал вице-адмирал Склист.

– Сижу я в «персоналке», «Марсом» перекусываю и в монитор гляжу. Вдруг, как током: что-то не то с командующим. Лицо, руки – трубку табаком набивал – вытянулись, в плечах раздался. И фуражка бОльшего размера. Тулья высокая, как в новенькой, у Старика нашего заломлена, смята. Составил задание, комлог смоделировал его фигуру в рост и сравнил с фигурой Шмидта. Метр сорок восемь сантиметров против двух метров девяноста шести сантиметров.

– Не допускаете ошибку? – по цепочке в шеренге из офицеров шёпотом передали вопрос адмирала Флота Моля.

– Перепроверил три раза, Шмидту до середины бёдер.

Шёпотом говорили, чтобы не слышал дремавший поодаль от подчинённых командующий флаг-адмирал Малышев – Старик, как звали за глаза. Виделись с ним только раз в году и только в каюте-ком, где проводились командные учения. Малышев слыл карликом – комплексовал. Потому всё время занятий находился в глубине высокого подиума размером с доброю сцену оперы и балета. Сидел за столом, не покидая инвалидного кресла. При сцене имелась оркестровая яма, в которой – находился, не скажешь – прятался адмиралитет, все сорок офицеров. Выстаивали шеренгой на чём-то схожим с барным табуретом на одной ножке, называли их «пюпитрами» – телескопически выдвигались и регулировались по высоте. Назначение устройств – выровнять в струнку околышки фуражек, Малышеву от стола только и видимых: будто те не на адмиралах надеты, а уложены рядком на присценном бордюре. Регулировку устроители базы не всем подъёмникам отладили: самый меньший ростом вице-адмирал Склист смекнул клеши брюк сшить удлинёнными – прятал ботинки на танкетке; самый высокий контр-адмирал Шмидт попросту на коленях стоял. Чем был занят командующий на сцене, адмиралы, пока сидели в яме, видеть не могли. Другим назначением пюпитра было доставить, то бишь, поднять «оркестранта» к «персоналке». К гальюну, то бишь. Пронумерованные резанными в дверях красного дерева цифрами те занимали стену напротив сцены. Сорок один гальюн – по числу адмиральского корпуса включая и самого командующего. Приспичит кому, педаль под ногой помалу жмёт и идёт подъём. За спиной нащупывает на месте отсутствующей дверной ручки кнопку. Нажмёт – провернётся кругом, шипя и пострёкивая (дверь остаётся закрытой), цилиндрическая кабинка с проёмом входа к унитазу. Отдавал флаг-адмиралу честь, входил – задом – распускал брючный ремень, садился, и кабинка проворачивалась обратно. Сидел лицом перед монитором на ложной двери, в экране наблюдал за наружным периметром базы, старался не глянуть на Малышева: и здесь в персоналке, так же как и в оркестровой яме, трухал. А испытывал нужду, случалось, сам командующий, катил в коляске к персоналке за номером «41», офицеры мигом занимали свои. Прятались. Но так было в прошлом, ныне Старик гальюн не посещал, все трое суток учений дрых за столом. Поспит час, проснётся. Набьёт табаком, выкурит трубку и снова опустит подбородок на грудь. В персоналках адмиралы отдыхали от стояния в яме – отягощённого выравниванием в струнку околышей фуражек. Под пюпитром телескопическая стойка довольно тонкая, в подъём к гальюну приходилось балансировать. На унитазе спасались от смертной скуки. Отсыпались, съедали батончик «Марса», играли в «Планеты». В баталиях звездолётов и «старшипов» на экране монитора собственно и заключались учения в стратегии-тактике.