Kitobni o'qish: «Тэн Ипполит-Адольф»

Ипполит-Адольф (Taine, 1828-1893) – самый выдающийся и самобытный из мыслителей Франции во 2-й половине XIX века. Отец Тэна был стряпчим, дед подпрефектом: предки Т. упоминаются в XVII в., одному из них было дано прозвище философа. Т. был родом из местности (Арденны), составляющей «географически и геологически продолжение Германии», что в связи с протестантизмом Т. побуждает иных искать в нем влияние германской расы. На это Т. вполне справедливо отвечал: «склад моего ума французский и латинский». Еще в отцовском доме Т. начал учиться у отца – латыни, а у одного из дядей – английскому языку, что было тогда большой редкостью. Несколько лет ему пришлось провести в интернате. При своей физической слабости, замкнутости и наклонности к одиночному размышлению он очень тяготился этим «противоестественным» порядком, пока наконец в 1842 г., по смерти мужа, мать Т. переехала в Париж, где он учился в Бурбонском коллеже. Здесь еще до поступления в класс «философии» Т. зачитывался Спинозой, пантеизм которого удовлетворял поэтические представления Т. о природе, детерминизм привлекал его строго логический ум. Любовь Т. к логическим доказательствам, его обожание силлогизма – ведь сказал же он про одно музыкальное произведение, что оно прекрасно, как силлогизм, – укрепились изучением «геометрического метода» Спинозы. Наряду с последним Т. еще в коллеже познакомился с другими философами. Один из его учителей – Бенар – перевел эстетику Гегеля и давал своему ученику книги этого философа; другой еще держался в своем преподавании Кондильяка, который давно был вытеснен господствовавшим спиритуализмом. В 1848 г. Т. поступил в Высшую нормальную школу. Товарищами его были, между прочим, Прево-Парадоль, Шаллемель-Лакур, Абу, Вейс и Фюстель-де-Куланж. Между его учителями были Жюль Симон, Сессе, Шерюель, Вашро, Берже, познакомивший Т. с результатами германской науки в области классической древности. Это была молодежь, которую один из них изобразил словами: «любознательная и смелая, она везде видела проблемы, требующие разрешения, льстя себя надеждой скоро с ними справиться и готовая признать начало всякой науки и философии лишь со дня своего вступления в жизнь». Это было время брожения не только в политической жизни, но и в области литературы и мысли (поражение романтизма, торжество реализма в романе, натурализма в живописи, новых критических приемов в деятельности Сент-Бева). С особенной силой проявился новый дух времени в оппозиции против господствовавшей школы философии и морали, во главе которой стоял Кузен. Впоследствии, объясняя умственную жизнь дореволюционной Франции, Т. основал свое изображение, между прочим, на контрасте двух главных течений, которые он назвал «классическим духом» и «научным капиталом». Этот антагонизм был пережит самим Т. в годы образования и окончился для него полным торжеством «научного принципа». Этим грядущим торжеством науки увлекались и лучшие представители современного Т. поколения – Прево Парадоль, который побудил его познакомиться с Бурдахом, популярным в то время немецким физиологом, и с Жофруа Сент-Илером; Ренан, выразивший свое благоговение перед наукой в сочинении «Будущее науки», напечатанном лишь в 1890 г. «На свете, – писал Т., – существует лишь одно дело, достойное человека: раскрытие какой-нибудь истины, которой отдаешься и в которую веришь». Особенность Т. заключалась в том, что он не довольствовался специальными научными истинами. Его философский ум стремился к единству; он сам принадлежал к тем «людям высшего порядка, которые изучают подробности известного искусства или науки, чтобы воспользоваться ими как пьедесталом или лестницей для достижения наиболее широкого взгляда на всю природу вообще».

Духовное влияние на Т. германской мысли и науки было очень значительно; сам Т. сравнил это влияние с влиянием Англии на Францию в эпоху Вольтера. «Я нахожу у немцев идеи, – писал он, – которых хватит на целый век». Главным источником этого влияния был для него Гегель, которого он изучал в Невере, куда отправился учителем философии в 1851 г.; он думал даже выбрать предметом своей докторской диссертации анализ логики Гегеля. Т. до конца сохранил свое благоговение к Гегелю. Если он нашел у Спинозы основу для цельности и единства мировоззрения, то оно раздвинулось под влиянием идеи Гегеля об эволюции (Entwicklung) мира. Как самобытный мыслитель, Т. видел свою задачу не в том, чтобы усвоить и распространить идеи немецкой философии, а в том, чтобы «передумать» (repenser) их. Свою самобытность в этом отношении Т. сводил на свойства своей национальности. «Не в свойствах французов, – писал Т., – овладевать сразу цельными воззрениями. Они подвигаются вперед лишь шаг за шагом, исходя от конкретного и восходя к отвлеченному с помощью метода и анализа Кондильяка и Декарта». Этими словами Т. рельефно обозначил свой собственный метод, существенно отличавшийся от Кондильяковского. Указав в другом месте на свою склонность к воззрениям, обнимающим совокупность и сущность вещей, Т. продолжал: «однако исходной для них точкой у меня служит не какое-нибудь априорное представление, не какая-либо гипотеза относительно природы, а весьма простое и чисто опытное наблюдение, а именно что всякое отвлечение есть извлечение из чего-либо конкретного, явления или индивидуума» (tout abstrait est extrait). Возможность общего мировоззрения обусловливалась, таким образом, у Тэна не доктриной или философской системой, а общим методом изучения явлений. Метод свой Т. характеризовал следующим образом: первый шаг заключается в анализе понятий, или названий (noms) явлений; все понятия должны быть сведены к фактам или взаимным отношениям фактов. Под действием такого анализа понятие функции, напр., окажется группой фактов, содействующих общей цели, природа какого-нибудь существа – группой главных и отличительных фактов, его составляющих, индивидуум – определенной системой взаимно зависящих друг от друга фактов. То же самое должно быть сделано как в области наук физических, так и в области наук нравственных. Второй шаг заключается в анализе фактов, ради размножения их. Издали факт казался единым; рассмотренный вблизи, он размножается. В этой замене одного общего неопределенного факта многими точными заключается настоящий прогресс положительных наук: «вся их работа и весь их успех за 300 лет заключается в преобразовании крупных масс, которые усматривает внешний опыт, в точный и обстоятельный каталог фактов, каждый день далее разлагаемых и размножающихся». То же совершается и в области наук нравственных; и здесь tout l' effort de l'analyse est de multiplier les faits que dИ signe un nom. Но это лишь начало науки: не сделав первого шага, исследователь пускается в погоню за метафизическими сущностями; без второго он должен остановиться в своем исследовании. Продолжение заключается в синтезе, в подведении каждой группы фактов под их причину; эта причина – сама не что иное, как факт, из которого можно вывести природу, отношения и изменения других фактов. Синтез дает нам формулу, объясняющую факты известной группы и являющуюся, таким образом, их причиной. Когда работа анализа и синтеза будет проведена по всем областям и применена ко всем наукам, вселенная в том виде, как мы ее теперь себе представляем, для нас исчезнет; факты, ее составляющие, заменятся формулами. В них мы раскроем единство вселенной и возвысимся до общей формулы, т. е. до творческого закона (loigéné ratrice), из которого другие вытекают. Конечную цель науки составляет этот верховный закон, и тот, кто мог бы перенестись к нему, увидел бы вытекающим из него, как из верховного источника, вечный поток событий и безбрежное море явлений. Благодаря этой иерархии необходимых законов мир составляет единое нераздельное существо; на высокой вершине явлений, в выси лучезарного и недоступного эфира произносится вечная аксиома, и продолжительный отзвук этой творческой формулы составляет своими неисчерпаемыми волнами бесконечность вселенной.