Kitobni o'qish: «Голод»
Обдало холодным ветром из тоннеля. Состав плавно выскочил в павильон станции, остановившись прямо у разметки. Музыка в наушниках перекричала скрип тормозов. Четвертая линия Московского метрополитена – Филевская. Окраина огромного спрута – МКАД здесь уже близко. Но жилье по-прежнему дороже, чем даже в центре других больших городов. Где-то здесь двести лет назад штаб Кутузова принимал решение о сдаче столицы "стюардам картавым". Холодный гранит, сусальное золото на барельефах. Линия тупиковая, и с края на край по ней не уехать, но с нее можно уйти на Тимирязевскую и кататься хоть до "… Академика Янгеля".
Диме ехать совершенно некуда. В этом городе он один. Договор аренды истек, и его сожители разлетелись по своим новым девушкам, а у него денег вечно не хватало. Сумку с вещами забрал пока себе Саша. Но насколько затянется это пока? Уехать обратно в Волгоград? К черту такие развороты.
Дима уселся, широко развалился сразу на двух сидениях, смотрел в потолок. Мертвый белый свет приводил в транс. У Димы нет ничего, но зато есть мечта – записать альбом, который сможет повлиять на всю индустрию. Изменить или перевернуть – так говорить нельзя. Человек слишком мал, чтобы в одиночку сдвинуть все тело какой-либо индустрии, но на что-то повлиять он может. Мечты зарождаются ночами в темных комнатах, и везет тем, кто в этих же комнатах может начать их реализацию.
Дима записывался на полупрофессиональной студии у одного знакомого, который, если мог, помогал совершенно бесплатно.
– Потом с продаж проставишься, – шутил он.
Не доезжая пары станций до "Александровского сада", в вагон зашел молодой парень, прекрасно одетый и безупречно выбритый. За ним тянулся шлейф пряного аромата, похожий на ароматы "Том Форд". Дима слушал такие в модных бутиках. Странно, что этот человек может делать в метро? У таких всегда должны быть деньги на такси. Во всяком случае, так казалось. А быть может этот человек лишь пускает пыль в глаза. Но не похоже. Внимание Димы привлек смартфон одной из самых дорогих моделей, на который был надет чехол с древесной вставкой, где красовалась выгравированная надпись "Голод.". Что этот человек знает о голоде? Может быть, раньше знал? Но сейчас это слово никак не коррелировалось с его внешним образом. Парень откинулся и закрыл глаза. Дима последовал его примеру. Свет бил по глазам даже сквозь плотно закрытые веки. Что-то злило. Скорее всего неприятное ощущение под ложечкой, сигнализировавшее о том же самом, о чем и чехол сидящего напротив. Голод, голод, голод. Слово вращалось и не давало покоя. Вспоминался одноименный роман одного норвежского писателя. Ужасный настолько, что тем он и был прекрасен. Контркультура во времена, когда ничего не было известно о постмодернизме. Человеческая мысль к концу девятнадцатого века еще не начала отторгать авторитет основных учений. Моде поклонялись, а не показывали свое к ней отвращение. Хотя, если судить строго, массовое отвращение к моде – это тоже мода. Но голод выворачивал тебя, показывая всю боль материальной нищеты. Страшнее было то, что материальная депрессия всегда перерастает в экзистенциальную. Художник должен быть голодным, но только в начале. Значит, это оно? Это и есть начало? Постмодерн, постирония, пост-панк, пост в соцсетях, пост-пост-пост. А впереди всего этого голод. Если голод материальный приводит к экзистенциальному кризу, значит именно он двигатель прогресса. Голод включает инстинкт выживания и помогает генерировать нестандартные идеи. Да, Дима, ищи оправдания того, что твой голод – не твоя прихоть, а жестокая реальность. Записать лучший альбом в метро? Никто в это не поверит, но строчки приходили сами собой.
