Kitobni o'qish: «Бей или беги»

Глава 1

Перестройка, застала Курта Штраубе в одной из европейских стран как раз в период выполнения очередного задания полученного от куратора КГБ.

Всеобщий бардак, возникший в стране, одновременно распространившийся и в армии, давал нечистым на руку офицерам конторы, огромные возможности. Мало кто сейчас знает, что режимы многих «братских» африканских государств, стран Южной и Латинской Америки, был дружественен нам только благодаря постоянной финансовой подпитке.

В те времена было невозможно, как сейчас, перечислить денежные средства, например, на карточку какому-нибудь лидеру повстанческой армии. Все официальные банковские транзакции в валюте отслеживались международными системами финансового мониторинга. Вот поэтому и существовали специальные курьеры, перевозившие валюту налом под прикрытием дипломатических паспортов, министерства иностранных дел.

Само собой, что такие задания выполнялись специально подготовленными офицерами КГБ. И хотя страна уже рушилась, годами отлаженная система продолжала работать, финансовые потоки продолжали уходить за границу. Как и в старые времена в определенное время, определенные люди получали в специальных хранилищах металлические чемоданчики и отбывали в какую-нибудь малоизвестную страну в далекой Африке или Южной Америке. Где уже тоже, словно почуяв близкий конец хозяина, свергались прежние режимы, вспыхивали мятежи, перевороты и революции. Правда приходившие им на смену новые лидеры от халявных денег все равно, не отказывались и еще долгое время принимали их, не понимая даже за что и от кого.

Многие из тогдашних курьеров, вовремя вникнув в сложившуюся ситуацию, попросту перестали доставлять деньги до адресата. Чемоданчики они продолжали возить, только вот деньги уже оседали в банках каких-нибудь офшорных островов, где позднее оставались и сами перевозчики. Ведь документы у них были вполне легальные и даже при самой жесткой проверке принимающей стороной, выявить какие-нибудь нарушения не удавалось. Вот так и стали появляться молодые миллионеры где-нибудь на «крокодиловых островах», свободно, без акцента говорившие на русском языке с рязанским диалектом.

У Курта Штраубе такой возможности не было. Он от финансовых потоков был далек. Единственно, чем он мог бы похвастаться и то только перед самим собой, это специальной подготовкой агента-нелегала, специализирующегося, как принято сейчас говорить, на заказных убийствах. Тогда это называлось, агент-ликвидатор.

Менялись задания, менялись документы, легенды. Прежними оставались только задачи и способы их решений. Собственно документы австрийского рантье и путешественника Курта Штраубе, достались ему в результате последнего задания.

Как и положено, спустя месяц, после выполнения не особо и серьезного задания он, явившись в определенное место и в определенное время, никого не застал. Так повторилось трижды, после чего предписывалось дальше этот способ связи избегать, а воспользоваться запасным вариантом. Но, как ни странно, ни один из дублеров больше на связь не выходил.

Курт уже конечно знал, что его страны, на которую он работал, больше нет. Больше нет заданий, нет кураторов, а, самое главное, нет Василия Шатрова, вместо него остался Курт Штраубе. Но он все равно, упорно надеялся, что Родина, для которой он столько сделал, не бросит его на произвол судьбы. Документы и легенда были насквозь липовые, ведь они предназначались для разовой, быстротечной и незначительной акции. А теперь Василий в чужой стране, с фальшивыми документами, как говорится без флага и родины. Деньги подходили к концу. Он впервые остался один на один в чужой незнакомой стране без кураторов, дублеров и коридора для экстренной эвакуации. А тут еще прокатился слух о массовых предательствах генералов КГБ, направо и налево сдававших своих агентов за границей и у Василия Шатрова больше не было выбора, он перестал искать встречи с кураторами.

Можно было, конечно, другим способом пересечь границу и приехать в СССР, но что его там ждало, он не знал. Перспектива ареста или тайной ликвидации его не устраивала, и он решил пока повременить. Но, как говорится, кушать-то хочется.

И вот тогда-то Курт Штраубе и оказался у массивных дверей многоэтажного здания в Марселе. Вывеска на трех языках сообщала, что частная военная компания рада видеть его в своих рядах. Так Василий был принят добровольцем во Французский Иностранный легион.

В соответствии с уставом легиона, первый контракт на пять лет службы Василий должен был отслужить в звании капрала.

Как медицинский осмотр, так и проверку по физической подготовке, он прошел на отлично. А тестированием на интеллект, логику и психологические загадки он просто поразил комиссию и был сразу же положительно отмечен экзаменующим офицером.

Кто служил во Французском Иностранном легионе, наверняка помнит, что будь ты хоть семи пядей во лбу, офицером никогда не станешь, если ты не гражданин Франции. А поскольку в документах Василия было указано гражданство Австрии, то максимум на что он мог рассчитывать, это когда-нибудь получить звание сержанта.

После успешно пройденного кастинга, он в числе немногих кандидатов, был направлен на учебу в специальную школу в Кастельнодари, небольшой городок на Юге Франции, где и был расквартирован 4-й полк Французского Иностранного легиона.

Поселили Василия в небольшом коттедже, рассчитанном для проживания четырех человек. Когда он, прибыв в учебный полк, получил обмундирование и постельные принадлежности отыскал наконец-то, свое бунгало, был уже вечер. Голодный, уставший, Василий кивком головы поприветствовал троих парней, с которыми ему теперь предстояло, какое-то время, делить эту комнату с наслаждением плюхнулся на кровать и уснул. У себя на родине, в СССР он прошел специальное обучение, навыки которого позволяло ему в одно мгновение отключаться и засыпать, но даже во сне он умудрялся каким-то образом контролировать себя и окружающую обстановку. Периодически он слышал, как поддатые легионеры вначале просто обсуждали Василия, подсмеиваясь и зубоскаля, потом один из них решил поменять свое одеяло на новенькое, которое получил Василий и осторожно подошел к нему.

– Ты что-то хотел? – Не открывая глаз, спросил Василий, на английском языке и положил руку на одеяло.

Застигнутый врасплох, под хохот своих товарищей, легионер убрался восвояси, при этом пробурчав длинную тираду на арабском языке, дружно встреченную еще более громким хохотом. Арабский наемник фактически, в открытую изощренно оскорбил Василия и всю его родню обидными и уничижительными выражениями сопоставимыми, разве что, с грязными и мерзкими русскими матерками, затрагивающими мать. Он видимо считал, что европеец, в принципе, арабского языка знать не мог, и это было подло вдвойне.

Василий открыл глаза и медленно встал. Внутри у него уже появился знакомый холодок. Он возникал всегда, когда надо было принять опасное решение, может быть даже губительное и смертельное. Внешне ни жестами, ни мимикой он не дал понять, что прекрасно понял адресованное ему оскорбление. Не спуская глаз с обидчика медленно, почти в развалку, он прошел три метра разделяющие их и нанес короткий, резкий, почти незаметный, но страшный удар кулаком в горло, все еще смеющемуся арабу. Смех моментально перешел в хриплое бульканье. Араб, как подкошенный, с выпученными глазами упал на колени, потом схватился руками за горло и, потеряв сознание, ткнулся лицом в пол.

Василий, как ни в чем не бывало, равнодушно отвернулся и пошел к своей кровати. Он видел в зеркало, как за его спиной, в наступившей тишине двое арабов, переглянувшись медленно и осторожно стали подниматься из-за стола. У одного из них в руке вдруг появился длинный, узкий стилет. В зеркале, висевшем над его кроватью, оставшимся, видимо, от предыдущего постояльца, Василий встретился с ним взглядом. Волчий оскал рта, обрамленного седеющей бородой и ненавидящий взгляд черных глаз, красноречиво давали понять, что пощады не будет. Да он ее и не ждал. Резко развернувшись, уже в прыжке заметил, что второй тоже пытается что-то вытащить из-под подушки. Ребром ладони по шее Василий отправил его в глубокий нокаут. Выбить клинок из рук второго нападавшего для него не представляло никаких затруднений, одновременно он с такой силой крутанул его руку, что тот, взвыв, потерял сознание.

Василий сел на стул, закурил чужие сигареты, лежавшие на столе и оглядел «поле боя». Результаты для поверженной стороны были далеко не радостные. Вероятно в сознание, всем им предстояло прийти не скоро, да и после этого они уже не являлись для Василия серьезной угрозой. Первый, как минимум, дня три не сможет даже глотать пищу и говорить, второй, наверняка неделю не повернет голову, а вот третьему, который был с ножом, по всей видимости, понадобится квалифицированная медицинская помощь в стационаре.

Василий тяжело вздохнул. Ну, на хрена, спрашивается, им это было нужно. Он вдруг ощутил дикий голод. В небольшом холодильнике кроме пяти банок пива, был приличный кусок твердого сыра. Посчитав что, скорее всего, его соседи не будут возражать, Василий добросовестно съел весь сыр, запил его пивом и довольный собой лег спать.

Вот так закончился первый день, вновь испеченного легионера из Австрии, Курта Штраубе, который на самом деле был Василием Шатровым из уже несуществующего государства по имени СССР.

Глава 2

Наутро пришедший в бунгало офицер, долго пытался выяснить истинные причины, по которым трое арабов просили, чтобы им предоставили другое помещение. Подозрительно поглядывая на молчавшего Василия, равнодушно взирающего со стороны как, ни бельмеса не понимающие по-французски и плохо говорящие на английском языке, арабы пытались объясняться при помощи мимики и жестов. Наконец не выдержав, он сказал офицеру, что всему причиной, видимо, разные религии. Тот еще раз подозрительно бросил взгляд на Василия и пообещал разобраться и решить вопрос. К вечеру арабов перевели в другое бунгало. Поскольку в следующей партии новобранцев опять преобладали арабы, то целых две недели Василий проживал в гордом одиночестве. Все обучение в этой школе сводилось к одному; ежедневная маршировка в ботинках «Rangers», горланя во всю глотку коронную песню легиона «Le Boudin», причем вместо общепринятых 120 шагов в минуту следовало двигаться только со скорость 88 шагов, что очень раздражало Василия.

Основной и главный плюс своей новой службы Василий видел в том, что сразу же после зачисления в Легион, по желанию легионера, ему выдавался служебный паспорт с новым именем и фамилией, любым местом и датой рождения. А по окончании контракта представлялся вид на жительство во Франции и возможность смены двух букв своей фамилии. В то время этой возможностью пользовались не только люди желающие получить гражданство в Европе, но и откровенные бандиты, и террористы, находящиеся в розыске у себя на родине.

Таким образом, Курт Штраубе был зачислен во Французский Иностранный Легион уже как Василь Шатр, уроженец города Киева. Единственно, что он оставил без изменения, это дату рождения, 18 ноября 1963 года.

Два месяца мучительной, танцевальной маршировки по плацу и распевания дурацкой песенки, нахваливающей бойких парней из легиона, которые должны были обязательно умереть и почему-то еще, упоминалась кровяная колбаса. За что они должны были погибнуть Василий так и не понял; то ли за Легион, то ли за колбасу. Но всему приходит конец, пришел конец и обучению.

Однажды ночью полк был поднят по тревоге, погружен в самолеты, после взлета и набора высоты офицер объявил им, что летят они в Сомали. В то время там, в результате революции сложилась непростая, внутригосударственная ситуация. Государство раскололось на множество воюющих между собой коалиций, в результате чего страна стояла на грани гуманитарной катастрофы.

Первыми в столице Сомали Могадишо уже высадились «Рейнджеры» – 45-го полка и спецподразделение «Дельта» из США. И вот теперь туда отправлялись легионеры из Франции, среди которых был Василь Шатр. Операция ООН, в которой приняли участие более чем 20 стран, как всегда с подачи США, напыщенно называлась «Возрождение надежды».

Потом Василь воевал в Боснии, Косово, Мали и, наконец, Ирак, где он был серьезно ранен в правое бедро. Хотя ранение носило характер сквозного, и в обычной ситуации не являлось катастрофой, но в жарком климате пустыни и отсутствии немедленной медицинской помощи такое ранение могло оказаться фатальным. Обеззаразить раневой канал в полевых условиях не удалось, а 3-х суток, пока Василя доставили в Багдадский военный госпиталь, вполне хватило, чтобы наступил некроз и как следствие стал вопрос об ампутации конечности.

Ногу удалось сохранить только       благодаря профессионализму хирурга и силы воли самого Василя, но из Легиона его списали. В Марсель, куда его доставили бортом Французского военно-транспортного самолета «Transall C-160», Василь на такси доехал до Обани, где находится главный штаб Иностранного легиона и помотавшись, как это везде водится, по кабинетам, уже официально был уволен из легиона и получил окончательный расчет.

Закончилась служба в легионе для Василя не так, как он это себе представлял.

И вот он сидит в дешевом кафе, на Лазурном берегу за бутылкой Шабли и мрачно рассуждает о мимолетности и скоротечности жизни о несбывшихся надеждах. Перед ним на замызганном столе, лежит паспорт гражданина Франции на имя Отто Шварца, уроженца Марселя, 57 лет от роду. На банковской «MasterCard», сумма в 35 тысяч Евро и на этот же счет ежемесячно должна начисляться пенсия в размере 2 тысячи евро.

– Не густо, конечно, но кое-как перебиться первое время поможет. В конце концов, можно перебраться куда-нибудь в сельскую местность, где на такие деньги гораздо легче прожить. Можно вообще уехать в Германию или Австрию, там жизнь еще дешевле, но у него было старое, стойкое негативное воспоминание об этих странах. Именно там кончилась его жизнь как советского агента и началась жизнь военного наемника.

И вот теперь, в 57 лет, Василий всерьез задумался – А не вернуться ли ему домой, на Родину. Он жил в реальном мире и давно уже осознавал, что попасть в Россию ему большого труда не составит. Можно вполне легально, как гражданин Франции, въехать на территорию России, скажем, в качестве туриста. Его, официально полученные документы, были подлинные и не могли вызвать никаких подозрений. То, что он будет узнан кем-нибудь из бывших знакомых, вообще было из области фантастики. Василий не был на Родине около тридцати лет. Он только сейчас понял, что в принципе и не знает-то о ней ничего. Средствам массовой информации Василий давно не доверял, да и не следил за развитием событий на международном контуре, давно махнув рукой на все, что его конкретно не касалось. А дела в России его не касались, он давно считал своим местом жительства Францию, куда периодически приезжал в отпуск на отдых. Снимал где-нибудь на побережье домик или квартиру, гулял по пляжу, пил в кафе вино. Если было лето – купался, вечером ходил в ресторан и иногда уходил домой не один. Как, правило, безделье быстро надоедало, и через пару недель Василий уже с нетерпением ожидал, когда ему прикажут вернуться, в расположение части и в тот же день улетал.

И вот впервые он оказался не у дел. Никто его не ждал, некуда было спешить. Даже позвонить было некому, он поймал себя на мысли, что с тех пор как прилетел во Францию из Ирака, ему никто ни разу не позвонил. Знакомых у него было много, друзей не было совсем. И он всерьез уже стал думать о поездке в Российскую Федерацию, именно так здесь называли его страну.

Денег на карточке на скромную поездку ему наверняка хватит. Правда надо выяснить, сможет ли он там получить эти деньги и есть ли в России банкоматы?

– Надо бы поговорить со сведущими людьми. – Решил Василий и направился к ресторану «Буш-дю-Рон», одному из лучших ресторанов русской кухни в Марселе, благо время уже подходило к обеду.

Удобно устроившись за столиком в углу веранды, откуда открывался великолепный вид на Средиземное море, в летней дымке, всего в миле от побережья, раскинулись Фриульские острова, на которых, если помните, располагался знаменитый Замок Иф, где томился в заточении Эдмон Дантес, ставший героем романа Александра Дюма «Граф Монте-Кристо».

– Месье?

Возле столика стоял официант в очень смешной униформе, вероятно означавшей, что перед вами русский человек. На нем была косоворотка, широченные штаны, заправленные в короткие яловые сапожки и огромный картуз на голове.

– Я говорю по-русски. – Усмехнулся Василий. – Принесите что-нибудь на ваш вкус.

– Хорошо. – Кивнул официант и удалился.

После того, как на столе у Василия появилась закуска; сельдь с луком, масло, черная икра, соленые огурчики и, конечно же, водка в простеньком хрустальном графинчике, он жестом попросил официанта обождать.

– Я русский, но давно не был на родине, более двадцати лет и ничего не знаю о сегодняшней жизни в России. С кем бы я мог обсудить нынешний образ жизни в стране, так как собираюсь в ближайшее время посетить Российскую Федерацию.

– Да хоть с кем. – Усмехнулся официант. – Минут через десять здесь будет весьма многолюдно. Если хотите, я к вам подсажу своего знакомого, он всего лишь пару недель назад прилетел из Москвы. Он журналист, очень компетентный человек, объездил вдоль и поперек всю Россию, бывал и в Сибири, и на Дальнем Востоке. Очень интересный собеседник, к тому же никогда не прочь. – И он щелкнул пальцами себя по горлу.

– Тогда принеси что-нибудь посущественней. – Шатров указал на графин. – Маловато будет.

Холодная водка, мягко и нежно прокатилась по горлу. Через секунду внутри что-то зажгло, и теплая волна приятно окутала сознание.

– Давненько я водку не пил, а зря. – Подумал Василий, закусывая соленым огурчиком.

– Напрасно вы икорку игнорируете, первейшая закусочка, да и грибочков что-то я не наблюдаю. В чем дело Федор?

Возле стола стоял высокий полноватый блондин, примерно такого же возраста и добродушно рассматривал Василия. Официант видимо и был тем самым Федором, к которому тот обращался, потому что отреагировал немедленно.

– Сейчас будут и грибочки. – Он повернулся к Шатрову. – Разрешите представить. Олег, журналист из Москвы.

– Очень рад. Отто Шварц. – отрекомендовался Василий, с интересом разглядывая земляка. – Прошу садиться.

Глава 3

Наутро Василий проснулся с больной головой. Солнце уже было довольно высоко и палило нестерпимо. На море, хорошо видимом из открытого окна его спальни, был полнейший штиль. Воздух был такой густой и тягучий, что даже чайки летали как-то лениво и неохотно. Казалось, что от зноя замерла сама жизнь. С трудом ворочая во рту сухим языком, Василий выпил остатки теплой минеральной воды и поплелся в душевую. Через десять минут стояния под холодной водой, память постепенно стала возвращаться, а бутылка холодного, светлого пива окончательно вернула его к реальной жизни. Устроившись с сигаретой возле открытого окна, он пытался сложить воедино калейдоскоп из вчерашних воспоминаний, но картинка получалась какая-то неполная и мгновенно рассыпалась, как только он пытался соединять размытые памятью эпизоды. Василий, в связи с тем, что почти три месяца провалялся в госпиталях, давненько уже не пивший спиртное, так бы и мучился с похмелья, если бы в дверь не постучали. На пороге стоял вчерашний его компаньон и собутыльник, журналист Олег.

– Привет Отто! – Заорал он, радостно улыбаясь. – Ты что, до сих пор не похмелился? Да ты что, разве так можно мучить себя? – И лихо вытащил из висевшей на плече спортивной сумки, бутылку водки «Московская».

– Где у тебя, стаканчики? Давай быстренько, сейчас полегчает. Вставай, вставай, Отто.

– Может не стоит? – Вяло сопротивляясь, Василий достал бокалы. – Извини, рюмок нет. Французы чаще пьют вино, а не водку или виски.

– Ничего, пойдет. – Олег, не садясь за стол, открыл бутылку и налил по полбокала водки. – Ну, давай. Видит бог, «не пьянства ради а здоровья для». – И Олег залпом жахнул, полстакана водки. – Ты чего сопли жуешь? А говоришь русский. Пей, давай. – Протянул он бокал Шатрову.

Под прицелом смеющихся глаз журналиста Василий высосал водку до капли, еле сдерживая подступившую тошноту.

– Ну, вот и молодец. – Похвалил Олег, снова разливая водку по бокалам. – Закусить-то что-нибудь имеется? – И нисколько не стесняясь, раскрыл холодильник. – Вот и закусочка. Само-то к водочке. – Плотоядно улыбаясь, он достал большой кусок Испанского хамона и такой же кусок сыра. – Где у тебя тут ножичек? – И не дожидаясь ответа, стал открывать шкафы и заглядывать туда в поисках ножа.

Вторую порцию алкоголя Василий маханул уже более смело и даже с удовольствием. Странно, но он уже реально ощутил облегчение и прилив положительных эмоций от этого варварского обычая.

И вот, на удивление Василия, разговор оживился и перешел в конструктивное русло. Его всегда поражали люди, умеющие одновременно и пить и, как говорится, дело разуметь. Именно к такой категории людей относился Олег, все более нравившийся Василию. Коренной москвич, окончивший МГУ и работающий журналистом международного отдела одной из ведущих газет России, он был начисто лишен высокомерия и пренебрежительного снобизма к очередному отщепенцу, неведомо как оказавшемуся вдали от родины. Они проговорили глубоко за полночь, выпив при этом литр водки. Расставаясь, пообещали друг другу обязательно встретиться и обменялись номерами телефонов. Наутро Олег улетал в Брюссель на целых три дня освещать очередное совещание стран НАТО и убедительно просил Василия не торопиться с отъездом, а дождаться его. Больше Олега Василию увидеть было не суждено. Ближе к вечеру следующего дня по телевизору объявили, что чартерный, легкомоторный самолет «Цесна-182», на борту которого находился русский журналист Олег Толмачев, пропал с экранов радаров где-то в районе Ла-Манша.

Давно уже привыкший к смертям Василий, конечно же, посокрушался по поводу внезапной и преждевременной гибели нового своего знакомого и даже выпил за упокой его души с официантом Федором. Покрутившись еще какое-то время в Марселе, поскучав, Василий взял билет на самолет и вылетел в Париж. Там явившись в первое попавшееся туристическое агентство, оформил индивидуальный тур в Москву.

Помня рекомендации Олега, он оформил рублевую карту «Виза». Поскольку на дворе лето было в самом разгаре, июль все-таки, Василий купил себе легкие светло-коричневые брюки, пару хлопчатобумажных рубашек и легкие коричневые мокасины. Самолет «Airbus A380» рейсом до Москвы, вылетал из аэропорта «Шарль де Голль» поздно вечером, так что остаток дня Отто Шварц провел в, точно таком же, ресторане русской кухни, что и в Марселе.

Официант Федор по счастливой случайности не работавший в этот день, прилетел вместе с ним в Париж и не только вместе с ним отпраздновал это замечательное событие, но и проводил его до самой регистрационной стойки и долго стоял у громадного окна, пока лайнер не взмыл в небо.