Kitobni o'qish: «Записки промысловика. Повести и рассказы»
Повести
Шкалик
Часть 1. Щенок
Я уже прошел третий, самый мощный и стремительный перекат реки Талая и собрался войти в озеро Мелкое, когда увидел на левом берегу знакомую мне компанию. В тихой заводи, уткнувшись в берег, стояли несколько лодок. Мне прокричали:
– Володя. Подгребай к нам!
Причалил. Компания весело и шумно отдыхала на природе уже двое суток. Под ногами бегал маленький лохматый щенок. Я взял его на руки. Он, радостно повизгивая, махая хвостом, старался лизнуть меня в щеку и с любопытством заглядывал мне в лицо своими темными хитрыми глазками.
– Чей? – спросил я.
– Да на Вальке к нам прибился.
Начал уговаривать отдать его на рыбацкую точку. Мне объяснили, что раз щенок сам прибился, отдавать его просто так нельзя. Нужно либо дарить, либо продавать.
– Шкалик наливай и забирай.
– Не вопрос.
Я поставил на стол бутылку водки.
Так евразиец обрел свой дом на рыбацкой точке, расположенной на берегу живописнейшего озера Лама, окруженного с востока ламскими горами, а с севера – плато Путорана. А за что был куплен, такую кличку и получил – Шкалик.
В собачий коллектив из пяти уже взрослых псов молодой щенок влился без проблем. А через короткий срок собаки начали проявлять к нему уважение. По натуре любопытный, терпеливый, с добрым нравом и хитрым, подкупающим взглядом, он располагал к себе окружающих, за что постоянно получал от людей презенты в виде пищи, сладостей. Собаки оценили эти его качества, поэтому держались всегда рядом с ним, в ожидании какого-либо лакомства, брошенного Шкалику. Полученным презентом он делился, не проявляя агрессии.
Находясь в постоянном движении, любопытство и инстинкты охоты начал проявлять своеобразно. Заметил, что угощение, которое он получает, люди всегда достают из рюкзаков, мешков, баулов. Это подтолкнуло его к первой проделке.
Когда причалила лодка, щенок спрятался за засолкой. Не проявляя себя, подождал, когда люди в окружении встречавших их собак пройдут по тропинке к избе. Тут же запрыгнул внутрь лодки. Нюх будущего охотника без труда отыскал мешок с провиантом. Через мгновение, держа в зубах увесистый кусок колбасы, он лежал в кустах и наслаждался деликатесом.
После первой удачной попытки при звуке приближающейся лодки или катера бежал к засолке и укладывался в вырытую им в песке яму, положа голову на вытянутые лапы, лежал без движения в ожидании.
Как-то в очередной раз, обнаружив съестное, он безуспешно пытался просунуть голову в рюкзак, чтобы достать деликатес, но не мог этого сделать. Большой туристический мешок был плотно завязан и весил больше, чем щенок. Чтобы не терять время, он начал рывками вытягивать мешок из лодки и перевалившись через борт, тот оказался в воде. Пес посмотрел в сторону избы, не идут ли люди, прыгнул в воду, ухватил зубами плавающий на поверхности рюкзак и, поплыл по протоке на противоположный берег.
Часть 2. Прошка
Прошел год. Шкалик повзрослел. В размерах перегнал остальных довольно крупных собак. Под лохматой шкурой, просматривался мускулистый корпус и мощная грудная клетка. Пес стал лидером, беспрекословным вожаком, охотником и охранником. Неизменными оставались умные с хитринкой глаза.
И вот нам привезли трехмесячного котенка. Мы крикнули собак и выпустили дымчатого цвета крошечное создание в середину. Шкалик, знакомясь, долго обнюхивал его. Взъерошенный комок сначала терпел, а затем ударил пса по носу. Тот в ответ прижал его лапой к земле. Округлив глазки, котенок немного подергался, а когда успокоился, пес стал вылизывать его своим шершавым языком. Скоро маленькое существо превратилось в мокрую варежку. Так между ними произошло знакомство, завязалась дружба. Котенку дали кличку Прошка.
Шкалик ревностно охранял его, постоянно сопровождал, не давая в обиду. Через короткое время они стали неразлучной парой.
В августе произошел такой случай. Прошка гулял по песчаной косе, когда причалил катер с отдыхающими. Шкалик, заметив приближение катера, занял свою исходную позицию, спрятавшись за засолкой. У причала висело предупреждение, что выходить на берег без разрешения запрещено. Но одна дама спустилась по трапу, не смотря на предупреждающий плакат. На руках она держала черного окраса, комнатную собачку, а затем выпустила ее из рук на песок. Увидев котенка, та со злобным лаем бросилась к нему. Прошка, не проявляя страха, продолжал семенить лапками. Маленькая собачка, рыча, набросилась на него, сбила и начала кусать. Котенок жалобно тихо замяукал, вжавшись в песок. Этот «плач» не было слышно из-за работающего двигателя катера, но Шкалик услышал.
С обезумевшими глазами он выскочил из укрытия, отыскивая своего друга. Увидев, со свирепым рыком ринулся на его обидчика, который, убегая, с визгом пролетел по песку и прыгнул на руки опешившей даме. Шкалик никогда не бросался на людей, но хозяйку этой собачки готов был разорвать. Он подбежал к ней вплотную, показывая острые клыки, зарычал так, что у онемевшей от ужаса женщины начали подкашиваться ноги. Наблюдавшие все происходящее с катера люди начали кричать на собаку, звать на помощь. Но пес, не обращая внимания на крики, рыча, теснил женщину. Его глаза не выпускали из виду это маленькое, черное зло на руках у нее. Он присел, откинув задними лапами груду песка, прыгнул вверх, пытаясь в прыжке выхватить прижатую к груди собачку. Злость переполняла его, поэтому прыжок оказался такой сильный, что челюсти лязгнули на уровне лица женщины. Она отпрянула назад и завалилась на трап. Несколько пар рук подхватили ее и затащили на катер. Шкалик дважды гавкнул и побежал к своему любимцу.
Прошка лежал в песке и жалобно мяукал. Пес обошел его вокруг, лег рядом и начал облизывать. Потом взял котенка аккуратно в зубы и понес к избе.
После этого случая Шкалик больше не оставлял котенка без присмотра. При первых же звуках приближающегося катера или лодки выбегал на косу и отыскивал глазами Прошку. И не отходил от него до тех пор, пока катер не отчаливал от берега. А если на причалившем судне обнаруживалась собака, пес становился агрессивным, уши прижимались к голове, шерсть на загривке становилась дыбом. Он бегал вдоль косы, грозно рычал и лаял, предупреждая. Желание спуститься на берег у многих пропадало сразу.
Дружба между собакой и котом крепла с каждым днем. Каждое утро, как только открывалась дверь можно было наблюдать импровизированные сцены. Прошка выскакивал во двор и начинал отыскивать среди собак своего друга. Увидев, подбегал и начинал прохаживаться мимо. Шкалик закрывал глаза и делал вид, что спит. Кот прохаживался мимо, показывая себя, но поняв, что на него никакого внимания не обращают, подбегал ближе и бил лапой Шкалика по носу. Тот открывал глаза, потягивался, выставляя лапы вперед, и случайно задевал кота. Возмущенный тем, что его задели, Прошка выгибал спину и набрасывался на обидчика. Пес соскакивал, и начинались взаимные погони. То кот убегал от собаки, то собака убегала от кота.
Зимой, уезжая на работу, часто забывали запустить кота в избу. А вернувшись через несколько часов, всегда наблюдали одну и ту же картину. Шкалик неподвижно лежал на снегу, весь покрытый инеем, и на наше появление только вилял хвостом. Потом между лап появлялась заспанная мордочка кота. Он, мяукнув, выползал из теплого «спальника», начинал облизывать себя, затем нос Шкалика. Пес невозмутимо лежал в ожидании, пока кот осторожно спуститься на снег и, подняв хвост, не скроется в дверном проеме избы. Только после этого поднимался сам, реверсивным движением туловища сбрасывая с себя снег и иней.
Часть 3. Спаситель
В шестьдесят пятую годовщину Революции с утра по телевизору играла маршевая музыка, транслировали репортажи о демонстрациях, которые шагали по стране с Дальнего Востока на запад. До военного парада на Красной площади оставалось четыре часа.
Я вышел из избы. Светило яркое солнце, напоминая о себе перед долгим расставанием на период полярной ночи. Снег накрыл своим покрывалом лес, горы. Светло-синего цвета прозрачный лед, покрывший озеро, стелился хрустальной накидкой от берега до берега. Сжимаясь от мороза, лед трескался ружейными залпами, грохот разлетался по озеру, ударялся о склоны гор и возвращался эхом. Большой термометр, прибитый к избе, показывал минус двадцать два градуса.
Морозная погода держалась уже более недели. Ночью температура опускалась до минус тридцати градусов. На точке я был один. Мои напарники, Федя с Вадимом, находились в городе, занимаясь заготовкой необходимого товара и продуктов на зимовку. По радиосвязи сообщили, что прилетят вертолетом в ближайшие дни.
Чтобы чем-то занять время, я решил выйти на озеро и поставить прогоны для сетей. Совершенно забыв о заповеди нганасан: «Пока не услышишь храпанье оленя на озере, сиди яранга, однако. Лед еще коварный. Пошел по озеру олень – иди и ты смело».
Оделся, покормил собак, нарубив мерзлого налима. Положил на сани, пешню (лом для создания прорубей с деревянной ручкой), норильную вилку (трезубец для захвата и передвижения норила), черпак – все, что необходимо для установки прогонов. Зацепил норило (шест с привязанной к нему веревкой, для проталкивания подо льдом) и, шлепая широким лыжами «Тайга», отправился на озеро.
Расстояние между берегами было около трех километров, а сети устанавливали практически посередине. Так что мне необходимо было пройти почти полтора километра.
Собаки, сопровождая меня, бежали рядом. Так мы прошли почти полкилометра. Но затем Шкалик повел себя как-то странно. Забегая вперед, садился на лед, а когда я подходил, не двигался с места. Мне приходилось обходить его. Он опять забегал вперед и снова садился. Наконец мне это надоело.
– Ты что творишь? Я же не на слаломной трассе, чтобы обходить тебя?
Пес сел на лед, опустил голову и дальше не пошел. Собаки, пробежав еще несколько метров за мной, оглядываясь на вожака, тоже сели.
– Шкалик. Ты что, трусишь?! – крикнул я.
Пес в ответ лишь вяло завилял хвостом.
Пройдя около километра, я решил проверить толщину льда. Взял в руки пешню и вонзил ее в лед. Раздался сильный грохот, как выстрел из ружья. Трещина, разрывая лед, понеслась вдаль по ледяному панцирю озера. Через нее тут же проступила вода и начала замерзать, затягивая ледяной рубец, рисуя гигантскую змею, уползающую вдаль.
Прошел еще метров шестьсот. Сориентировавшись по берегам, остановился. Лед был прозрачный, что должно было значительно облегчить установку прогонов. Норило подо льдом будет хорошо просматриваться, и установка займет не более трех часов. Я посмотрел в сторону избы. На белом фоне заснеженного берега выделялись темные контуры строений. Высоко вверх из трубы поднимался столб теплого воздуха. Горы красовались такой голубизной, будто были не из камня, а из хрусталя.
Я взял в руки пешню, чтобы вырубить лунку и сделать замер глубины. Снял лыжи, сверху бросил прогоны и только сделал несколько шагов, как раздался грохот. Лед разлетелся подо мной на крупные осколки. Вода хлынула фонтаном вверх, заливая все кругом. Я не успел понять, что произошло, как оказался в воде.
Лыжи плавали на краю полыньи. Дотянулся до них рукой и начал мостить опору. Сделал попытку выбраться на лед, но он вновь стал крошиться передо мной, расширяя полынью. Не выпуская из рук лыжи начал продвигаться вперед по кромке льда. При любой моей попытке подтянуться и выбраться на поверхность раздавался треск, лед разлетался по сторонам. Метров через двадцать, наконец, удалось выкарабкаться. Подтянул под себя лыжи и попытался отползти дальше от воды, но не мог двинуться с места, так как на морозе ватная фуфайка моментально примерзла ко льду. Попробовал оторвать ее рывком, и вновь оказался в воде. Огромный кусок отломившегося льда, как щит, примерз к фуфайке на уровне груди, мешал взмахивать руками и постоянно заваливал меня на спину. Рукояткой ножа, который всегда висел на поясе, я начал разбивать его.
Кроличья шапка постоянно наползала на глаза и напоминала ледяной горшок. Ее пришлось выбросить на лед. Фуфайка промокла, сковывала движения и тащила вниз. Попытался стащить ее с себя. Легко расстегнул пуговицы на груди, но стянуть рукава не мог. Пришлось несколько раз с головой окунуться в воду и ножом разрезать ее на запястьях. Наконец, с трудом освободился от фуфайки и выбросил перед собой на лед.
Двигаться в воде стало легче. Хорошо поддерживали на воде бакари из оленьих шкур, они-то меня и спасли. Если бы на мне были одеты валенки, то либо они утащили меня под воду, либо пришлось бы их сбросить, как фуфайку. А что бы я делал потом, оставшись босиком?
Теперь я мог опираться на лыжи. Минут пять ожидал, когда ватник покроется льдом, образовав небольшую площадку. Тело холода не чувствовало, но голова на морозном воздухе начала замерзать, обрастая сосульками. Приходилось периодически опускать ее в воду, так было теплее. Сделал очередную попытку выбраться. Мне это удалась. Опираясь на лыжи, отталкиваясь ножом ото льда, я пополз вперед, выбрасывая перед собой прогоны.
Отполз метров на пятьдесят, попробовал встать на лыжи, но лед предательски затрещал. Я замер. Оглянулся назад. Вода залила площадку размером с футбольное поле. В морозном воздухе вверх поднимался туман, переливаясь на солнце прозрачными хрусталиками.
Вдруг я услышал лай. В ста метрах от меня увидел Шкалика. Пес лаял, скулил, вилял хвостом, припадал на лапы, глядя в мою сторону. Рядом с ним, сидели остальные собаки, наблюдая за происходящим.
– Шкалик. Ко мне! – крикнул я в надежде попробовать обвязать на нем прогон.
Пес без колебаний уверенно начал приближаться. Не добежав до меня несколько метров, присел и пополз. Я накинул на него прогон, обвязал вокруг туловища и груди. Шкалик терпеливо ждал, когда я закреплю веревку на себе, обвязав по поясу. Он смотрел на меня, в его глазах читался укор: «Я же тебя предупреждал!»
– Уже понял! – сказал я вслух.
Так же лежа, развернул лыжи по ходу движения, заполз на них. Чтобы дать прогону слабину, отмотал несколько метров и тихо прошептал:
– Шкалик! Вперед!
Пес, будто понимая, что от него требуют, пополз и через несколько метров встал на лапы. Когда прогон натянулся, внимательно посмотрел на меня. Я еще отмотал несколько метров, дав дополнительную слабину прогону. Уже без команды он отбежал, и опять посмотрел на меня.
– Шкалик! Домой! – крикнул я и стал ножом интенсивно отталкиваться ото льда, помогая собаке.
Пес рванул с места, от сильного рывка завалился на бок, лапы скользили по льду, но моментально вскочил, и, набирая скорость, тащил меня без остановки. Собаки с дружным лаем устремились за нами. Лыжи заносило на льду, как маятник, то вправо, то влево. Через несколько минут пес выскочил на берег, а я влетел головой в ледяные торосы.
В избу я поднимался, уже как робот, скрипя и шурша обледенелой одеждой, руками оттирая остекленевшие уши.
По телевизору начинался военный парад. Я переоделся. Позвал Шкалика. Положил перед ним рубленую оленину и, стоя у печки, смотрел, как он зубами дробит кости, зажав их лапами. Тут я поймал себя на мысли, что надрессировать можно любую собаку, но не каждая может думать, слушать и понимать человеческую речь.
Часть 4. Пурга
В конце ноября сломался снегоход, а проверять капканы нужно было регулярно. Тогда я впервые взял Шкалика с собой на охоту, скорее на случай внезапной пурги, чтобы он мог без проблем вывести к жилищу. У нас с ним уже был опыт ночевки в снегу.
Однажды, когда я еще прокладывал путик, устанавливая капканы в районе реки Микчангды, занимаясь возведением очередной горки, увидел, что на снегоходной тропе сидит Шкалик, смотрит на меня и помахивает хвостом. «Что-то неспроста появился он здесь,» – подумал я, а вслух начал было ругаться:
– Кто тебе разрешил за мной бежать?
Пес лег, виновато посмотрел на меня и опустил голову на лапы.
– Ладно. Уговорил.
Я не стал его прогонять и оказалось, что собака пробежала за мной более десяти километров не случайно. Уже стало темнеть. В луче света фары все чаще стали появляться снежные хлопья. Ветер начал гнать поземку, поменял направление и, усиливаясь, стал дуть с юга.
– Пора срочно бежать отсюда. Сейчас задует, – сказал я, глядя на Шкалика.
– Все, это последний капкан.
Бросил лопату с топором в пэну (металлическую волокушу), уселся на «Буран» и поехал. Пес побежал впереди снегохода. Ветер усиливался с каждой минутой, подхватывал снег, падающий сверху, срывал пласты с лежащих сугробов, поднимая вверх, разрывал их на части, перемешивая и закручивая, гнал перед собой сплошной стеной. Верхушки деревьев от сильных порывов, как по команде, сгибали стволы. Проносясь с большой скоростью между голых веток, ветер рождал гул и свист.
Выехал на озеро. Наст стал тверже и ровнее, но я не мог увеличить скорость, так как фара снегохода своим лучом уже не могла пробить плотный занавес снега, не помогал и дополнительно включенный фароискатель. Я все чаще стал терять из вида собаку. Приходилось, вглядываясь вперед, высовываться из-за ветрового стекла. Снег больно ударял в лицо, слепил, забивался под капюшон, таял на щеках, стекая маленькими струйками по подбородку и шее, образовывал ледяную корку на груди.
Шкалик вынырнул из темноты с правой стороны от меня. «Начал срабатывать закон сильного ветра», – подумал я. Отворачивая и пряча лицо, машинально поворачивая руль, я уходил с маршрута влево. Сделав поправку на ветер, продолжил движение, но так как сразу же терял из вида собаку, вновь начинал уходить влево. Так повторялось несколько раз, и, когда Шкалик в очередной раз выскочил из пелены снега, совершенно, с другой стороны, я остановился.
– Что будем делать? У меня с собой нет веревки, чтобы сделать тебе поводок. А так мы можем крутиться на одном месте до бесконечности.
Пес посмотрел на меня через щели залепившего его морду снега и лег.
– Может ты и прав. Дальше дергаться опасно. Не дай бог еще влететь в наледь. Лучше переждать.
Я развернул «Буран», поставил его поперек потока ветра. Лопатой вырыл яму до самого льда и постелил оленью шкуру. Выбросил из пэны капканы, которые не успел установить, и накрыл ею убежище. Забрался внутрь и позвал Шкалика. Из мешка достал ему несколько кусков мерзлой рыбы, предназначенной на приваду песцам. Пока пес разбирался с рыбой, я налил себе еще не успевшего остыть, чая из термоса. Через час мы дружно посапывали в вырытой яме, под сплошной гул и завывание ветра.
В снежном плену нам пришлось просидеть почти сутки. Я уже начал замерзать. Чтобы как-то согреться все ближе прижимался к собаке и проваливался в сон. «Как бы навсегда не уснуть», – проносилось у меня в голове, а глаза снова накрывала тяжелая пелена.
Отрывистый, громкий лай растолкал меня. Шкалик лапами и зубами пытался стянуть с меня брезентовую накидку и гавкал прямо в лицо. От жуткого холода я долго не мог пошевелиться. Наконец, выбрался наружу из снежного мешка. Вокруг стояла мертвая тишина. Небосвод полыхал таким ярким северным сиянием, что иногда даже луна терялась из вида. Морозный воздух сразу стал прихватывать щеки. Влажная одежда вмиг покрылась ледяной коркой, издавая хрустящие звуки. Я стал оглядываться. Справа проступали очертания берега. «Остров Чаечный», – догадался я. До нашей избы оставалось не более четырех километров.
– Это только сутки прошли, Шкалик, а я уже чуть дуба не дал. А медведям хоть бы хны, спят себе всю зиму, – губы мои и тело тряслись от холода.
Вытряхнув из мешка на снег последнюю приваду, пританцовывая, я начал зацеплять волокушу за «Буран», мысленно приговаривая: «Лишь бы завелся. Лишь бы завелся». Собака в это время с аппетитом расправлялась с рыбой.
– Ну что, не подведи!
И нажал на гашетку. Двигатель завелся с полоборота. Шкалик присел, радостно виляя хвостом, потом вскочил и с веселым лаем рванул по озеру в направлении избы.
Через полчаса снегоход взобрался по пологой косе на утоптанную площадку. Собаки встретили нас дружным лаем. На крыльцо вышли Федя и Вадим.
– Ну, слава Богу. А то мы уже все на нервах.
Часть 5. Первый песец
Для ловли песцов у меня было закольцовано два путика: большой, по берегу озера, и маленький, по островам и речке Лама. Соболиный путик проходил по лесному массиву вдоль речки Батык.
Я надел лыжи «Тайга», закинул за плечи рюкзак с термосом и привадой, взял в руки карабин и крикнул Шкалика. Мы направились с ним по снегоходному следу.
Песец попал в капкан задней лапой. Вырыл себе яму в снегу. При моем появлении открыл пасть и начал угрожающе тявкать, делая рывки в мою сторону. Бежавший за мной Шкалик впервые увидел песца. С любопытством, виляя хвостом, начал рассматривать белое пушистое существо, похожее на собачку, и пытался обнюхать ее. Песец яростно огрызался, предпринимая попытки, укусить. Пес вопросительно посмотрел на меня.
– Взять его!
Эти слова я сказал, не подумав, так как уже неоднократно убеждался, что собака понимает речь. В один момент пес ощетинился, с рычанием схватил песца за шею, встряхнул несколько раз, разжал челюсти. Песец без движения упал на снег.
– Молодец, – похвалил я.
Благодарность он принял как разрешение на расправу. Следующего песца я увидел в метрах ста. Он попал в капкан тоже задней лапой, описывал круги вокруг городушки, натягивая трос. У меня были опасения, что Шкалик испортит шкурку песца и поэтому постарался отвлечь его разговорами. Пес бежал рядом, внимательно смотрел на меня, не понимая, отчего вдруг я стал такой многословный. Это ему показалось подозрительным. Он остановился, стал осматривать местность и сразу обнаружил песца. Через мгновение он уже мчался к нему и совсем не реагировал на мои крики:
– Фу! Нельзя!
Шкалик подбежал, схватил песца за шею и проделал с ним то же, что и с предыдущим. Сел на снег и стал ожидать меня. После осмотра тушек я убедился в том, что шкурки не были испорчены.
– Молодец! Ювелирная работа, – похвалил я.
Пес в ответ отрывисто гавкнул.
Прошел еще год. Шкалик вырос и превратился в матерого, мощного, умного, постоянно находящегося в движении охотничьего пса. В конце августа появилось потомство. Сучка Найда родила от него пятерых щенят. По какой-то причине вскоре у нее исчезло молоко, она прекратила кормить щенков и просто убегала от них, не проявляя материнского инстинкта. Тогда нам пришлось перейти к их искусственному вскармливанию. От резиновых перчаток обрезали пальцы, изготовили соски. Разводили порошковое молоко, готовили мясные, рыбные бульоны и кормили их из бутылок, пока они не перешли на обычную пищу.
Довольно крупные, лохматые красивые комочки были любимцами на точке. За мать они принимали Шкалика. При его появлении с радостным повизгиванием бросались к нему, бродили за ним гурьбой, спали, тесно прижавшись к его брюху. Он покорно переносил эту нагрузку еще и потому, что Прошка постоянно находился вместе со щенками, бегал и играл с ними. А Шкалик добросовестно выполнял роль воспитателя: зорко следил, чтобы другие собаки не обижали малышек, строгим рыком осаживал непослушных. А стоило раздаться щенячьему визгу, как он появлялся на этом месте моментально, словно вырастал из-под земли и жестко наказывал обидчика. Умилительную картинку можно было наблюдать, когда по заснеженной тропке брел Шкалик, а за ним семеня лапками, едва поспевая, пошатываясь в стороны, заваливаясь набок, бежали пушистые создания. Процессию, как всегда, замыкал Прошка, играясь с хвостами отстающих, стараясь зацепить их лапой. И стоило одному из щенков упасть, как он накидывался сверху, и сразу начиналась взаимная возня. С рычанием и тявканьем подключались остальные, создавая кучу-малу. Потом встрепенувшись, лохматые комки распадались и устремлялись догонять своего воспитателя. Мы шутили по этому поводу.
– Шкалик! Ты не папа, ты мама-Карла.
