Kitobni o'qish: «Монгольские этюды. Удивительная история, рассказанная в письмах, стихах и прозе»

© Владимир Азаров, 2023

© «ПРОБЕЛ-2000», 2023

* * *

Посвящается Намсрайджав Очир

Одну стрелу можно легко сломать, но много стрел невозможно сломать.

Чингисхан

Пролог

Торонто, Канада

12 октября 2012 г.

Чрезвычайному полномочному послу

Российской Федерации в Монголии

Самойленко Виктору Васильевичу

Уважаемый Виктор Васильевич!

Я – архитектор, вырос в Казахстане и учился в Москве. В начале 1970-х годов я руководил строительством российского посольства в Монголии. Сейчас я живу в Канаде, где стал писателем и поэтом. В настоящее время пишу о периоде работы над проектом и строительстве посольства в Улан-Баторе, что произошло несколько десятилетий назад. Я помню удивительную монгольскую женщину, которая работала координатором этого проекта со стороны монгольского правительства. Она стала моим другом. Эта женщина училась в Ленинградском университете и была подругой замечательного этнолога Льва Гумилева¹; она также знала его мать – великого русского поэта Анну Ахматову.

Прошли десятилетия с тех пор, как я был в Монголии, и время стерло имя этой женщины. Я бы очень хотел посвятить ей свою книгу. Уважаемый Виктор Васильевич, прошу прощения за то, что утруждаю Вас этой просьбой, но мне очень хотелось бы, чтобы в архивах посольства нашли имя этой женщины.

Я ценю Вашу помощь и ценю время, которое выполнение моей просьбы займет не только у Вас, но и у занятых и ответственных работников, которые будут задействованы в поисках.

С уважением, Владимир Азаров

Посольство Российской Федерации в Монголии № 624

19 ноября 2012 г.

Азарову В.П.

Уважаемый Владимир Павлович!

По поводу Вашей просьбы помочь Вам найти имя монгольской женщины, которая курировала строительство здания нашего посольства в Улан-Баторе и которая также была другом Льва Гумилева, мы рады сообщить Вам, что, по мнению нескольких ветеранов дипломатической службы Монголии, этой женщиной, скорее всего, была Намсрайджав Очир (среди монголов она была известна как Ина Очир).

Коллеги помогли нам связаться с ее дочерью Герель, которая является профессором Монгольского государственного университета. Герель подтвердила, что ее мать была подругой Гумилева Л.H. во времена ее учебы в Ленинградском государственном университете. В распоряжении Герель находится переписка между ее матерью и известным ученым. Она готова ответить на ваши вопросы.

С уважением, посол Виктор Васильевич Самойленко

Торонто, Канада

21 ноября 2012 г.

Уважаемая Герель!

Я ищу информацию о Вашей матери: пишу книгу о своей поездке в Улан-Батор, когда я был архитектором, наблюдавшим за процессом строительства российского посольства в Монголии. Ваша мать курировала строительство со стороны правительства Монголии. Я почти закончил свою книгу стихов, в которой ваша мать Намсрайджав Очир занимает одно из центральных мест. Мне хотелось бы узнать некоторые подробности из ее жизни, хотел бы задать Вам несколько вопросов. Если Вы можете мне помочь, я буду глубоко признателен. Думаю, Вам также будут благодарны и читатели моей книги.

Насколько я помню, Ваша мать была выдающейся женщиной, высокообразованной, любила искусство и была другом Льва Гумилева. Дорогая Герель, я был бы очень рад, если бы Вы поделились со мной информацией для моей книги.

Всего наилучшего!

С уважением, Владимир Азаров

Улан-Батор, Монголия

23 ноября 2012 г.

Уважаемый Владимир Павлович!

Я была рада получить Ваше письмо. Мне очень приятно, что Вы пишете о Монголии и моей матери. Я видела ваш веб-сайт. Я рада, что вы так успешно адаптировались в Канаде. Я много раз бывала в Канаде и работала в совместном проекте с университетом Святой Марии в Галифаксе. Кроме того, я принимала участие в нескольких научных симпозиумах, проходивших в Квебеке и Торонто. У меня много друзей и коллег в Канаде.

Я постараюсь ответить на Ваши вопросы. Моя мать не была обычным человеком, она была образованной, интересной собеседницей, разбиралась в музыке, живописи, астрономии, ботанике и многих других областях, таких как, например, история религии.

Я хотела написать книгу воспоминаний о ней, но это было давно. Моя мать умерла восемь лет назад, и сейчас я занимаюсь образованием студентов, а также проектами и работой в нескольких международных организациях. Ваше письмо напоминает мне, что я хотела отдать дань уважения своей матери.

С наилучшими пожеланиями, Герель

Торонто, Канада

Понедельник, 26 ноября 2012 г.

Уважаемая Герель!

Вы прислали мне потрясающий материал! Ваши воспоминания о матери, а также о годах сталинской диктатуры остаются актуальными и в наши дни. Я сообщил своему издателю о том, что Вы мне прислали. Он прекрасно знаком с российской историей и с радостью опубликует Ваш материал в качестве приложения к моей книге.

Жизнь Вашей матери началась с трагедии. Мне очень понравилось то, что она написала, ее очень свободный, разговорный, живой и естественный стиль изложения. Я попрошу, чтобы Ваш материал перевели. Буду держать Вас в курсе.

Большое спасибо, Владимир

То, что нас связывает

 
В мою первую ночь в Монголии
Я спал в отеле без подушки,
Поселившись в номере,
Из которого только что выехали
Двое финнов,
Работавших на производителя лифтов,
Компанию Копе.
Финны оставили после себя
Одинокий, угрожающего вида
Галстук, висевший, как в небе,
В недрах пустого шкафа.
 

Бесконечная монотонность

 
В широкие окна автомобиля рвется
Бесконечная монотонность,
Ничего между Дарханом и Улан-Батором –
Пустое пространство,
Изрытое оранжевыми шрамами,
Марсианский пейзаж,
Намек на разреженный воздух,
Пустая подсвеченная
Полоска неба,
За евклидовым
Нагромождением холмов на холмы.
Лысые луга,
Простирающиеся за горизонт,
Уходящие в чудовищную тьму,
Гудящее давление в моих ушах,
Пустая, оглушающая тишина
Монголии – планеты на этой земле.
 
 
Из разбитого пространства
Вверх тянутся руки, свободные, как
Птицы с кремневыми глазами, парящие в воздухе,
Отслеживающие странствующих
Обитателей степи –
Стада сайгаков,
Большую одинокую лошадь и верблюда,
 
 
Стада овец и группы кротов,
Грызущих, перебегающих от норы к норе.
Никаких признаков человеческой жизни –
Безжалостная эрозия
Склонов, созданных сползающим вниз льдом,
Как и миллионы лет назад, нет дорог,
И наш караван, в составе
Двух машин, заглох!
Мы ошеломлены –
Двое сопровождающих меня мужчин
Сидят в тишине,
Ладони с мольбой повернуты к небу,
Колени в высоких сапогах сведены вместе,
Два погонщика верблюдов, превратившиеся в
Шоферов, целуют
Своих слепых и сломанных железных зверей,
Уповают на помощь высших сил,
И я, подобно древнему скифу,
Сижу в задумчивости
Под темно-красным нависающим небом
 

I. Намсрайджав

Разбитый бокал

 
Старинный набор хрустальных бокалов для вина,
Но – о!
Один из них разбился
Вечером под Рождество:
Несчастный, как я одинок, –
Подумал я.
Cava Codorniu – литр искристого
Испанского вина и женщина с мягким голосом
Могли бы изгнать
Мою меланхолию –
Итак: я выпил всю бутылку,
Она пила за мое здоровье
Только глазами.
 
 
Поставив бокалы
В посудомоечную машину,
И перед тем, как заснуть, –
Я услышал:
Дзынь-дзынь-дзынь –
Один из моих бокалов на длинной ножке,
Неправильно поставленный
В посудомойку, разбился,
Прощай, мой чудесный сет их шести бокалов!
Потеря этого
Бокала для вина
Является началом
Всей этой истории!
(И началом
Печального звона
В моих ушах!)
Я приехал в Улан-Батор
Для наблюдения
За строительством советского
Посольства –
Я был молодым
Провинциалом
Среди провинциалов,
Немного сдержанным, суровым,
Ушедшим с головой в работу парнем,
Советским архитектором,
Несущим чертежи и эскизы
У себя под мышкой,
Готовым добавить
Последние штрихи в
Интерьер комнат,
Готовый подбирать плитку, ткани и
Антиквариат
Для внутреннего убранства.
Приехал в январе,
И был поцелован в щеку
Женой посла!
Первой леди советского посольства в Монголии.
К июню
Мне подарили
Набор из шести стеклянных бокалов
Вместе с
Советско-монгольской
Почетной грамотой,
С профилем Ленина, отпечатанным
Малиново-красным цветом!
 
 
(О, недавний печальный звук
разбитого стекла!)
В конце декабря я подготовил всё
Для новогодней вечеринки
С несколькими добрыми
Подрядчиками строительства,
Говорившими на русском
С сильным акцентом,
Разражаясь
Воинственным смехом,
Убаюкивая хрустальные бокалы
Мозолистыми рабочими руками,
Бокалы, до краев наполненные
АРХИ – монгольской водкой,
Прямо из перегонного куба!
К трем часам утра
Я слышал, как
Катались по полу бутылки,
Лязг-лязг-лязг мертвых солдат
Под столом!
Я закрыл глаза
И не открывал их
До позднего утра…
 
 
Это было тогда, когда
Существовал так называемый
Международный стиль архитектуры!
(Сигрем-билдинг Мис ван дер Роэ
В Нью-Йорке был объявлен всеобщим стандартом
Влиятельным журналом – L´Architecture
DAujourd’hui – нашей французской
Архитектурной Библией!)
Никакого снисхождения к декоративным
Деталям! – чистая, но податливая
Геометрическая линия –
Казалось, что ван дер Роэ очень легко
Имитировать (но только тем из нас,
Которые были глупы): в его работах была
Решительная пуританская ясность,
Послевоенная расчистка завалов для
Того, чтобы прийти к спасительному минимализму,
Ясному, как простой жест,
Олицетворяющий то, что
Называется ЗОЛОТОЙ СЕРЕДИНОЙ
Или ЗОЛОТЫМ СЕЧЕНИЕМ,
В полном соответствии с древнегреческими
Представлениями
О пропорции и балансе.
 
 
Потом Ле Корбюзье
Вернул в архитектуру
Это точное осознание средства –
Стена, окно, дверь, потолок и т. д. – ты
Стремишься к тому, чтобы найти
Идеальное соотношение размеров
Внутри рабочего объема!
Где у тебя фасад, например,
Надо учесть соотношение между
Горизонтальным и вертикальным внутри
Общего целого –
Пусть «А» и «В» – две
Цифры – пропорциональность тогда привела бы
К обработанному идеально, точно так же, как
Соотношение «А» на «В»
Равно греческому π
1,6180339887… –
Независимо от количества
Черновиков, эскизов, чертежей и предложений!
Это всегда одно и то же – пи! –
1,6180339887…
 
 
Серьезная игра (французы
Считают, что игра является серьезной)
С пропорциями:
«Стекло? Металл? Вот,
Мой дорогой Владимир Павлович,
Товарищ архитектор!»
(Это от
Стареющего архитектора,
Который кое-что знал о международном стиле –
Я дал ему посмотреть предложения,
Которые сам в свое время делал,
Так много инстанций –
Так много
Черновиков и утверждающих инстанций…)
«Здесь – в Монголии,
Можете себе представить, –
Летом сильные ветра,
А зимой заносит снегом.
Представьте себе
Стеклянную коробку с облицовкой из
Полированного американского металла легче вздоха!
Ха! – балерина на пуантах
На монгольском картофельном поле!»
Это было еще во времена похмелья
Остатков диалектического материализма
И сталинской готики,
Годы оттепели –
Между Хрущевым и
Брежневым – годы полнейшего застоя,
Когда москвичи
РАЗУЧИЛИСЬ вспоминать о золотом сечении,
И не смогли открыто принять
Авангард в архитектуре!
Наш! Собственный! Русский!
Конструктивизм!
 
 
Прогуливаясь
В строну холмов за
Строительной площадкой здания посольства,
Я надеялся встретить
Древнего гунна – дикого кочевника
На своем верблюде –
(Я читал о гуннах
В библиотеке имени Ленина недалеко от Кремля –
Вместе с работами
Российских исследователей Монголии –
Пржевальского, Козлова и Позднеева,
Я погружался в историю
Монгольского плато, с пустыней Гоби
Посередине) –
С седельными сумками,
Нагруженными товарами для бартера:
Благовониями, молитвенными барабанами
И шелками.
Вместо этого я встретил
Не исторического гунна,
А эффектную современную женщину,
С глазами
Янтарного цвета темного меда
И высокими скулами –
Женщину с мягким сердцем
И с грамотной, правильной речью,
Курировавшей стройку со стороны
Монгольского МИДа в Улан-Баторе –
Первой, кто прикоснулся губами к моим бокалам.
 
 
Это моя подруга из монгольской столицы
По имени – Намсрайджав, –
Какой приятный звук!
Как дыхание!
Дыхание
Женщины с грамотной, правильной речью,
Которая работала в
Министерстве иностранных дел в Улан-Баторе,
И жила
В скромной квартире,
Где единственной картиной на стене
Была не тибетская танка,
А холст русского художника и философа,
Николая Рериха.
Картина называлась «Гималаи».
Время от времени
Появлялась ее внучка:
Маленькая бойкая девочка,
Говорившая по-монгольски,
Я ей никак не мог ответить,
Поэтому дипломатично смотрел в окно,
Из которого было видно
Несколько юрт,
Вокруг залитой бетоном
Индустриального вида площади
С пятиэтажными стандартными домами
Советского образца.
«У нас нет
Традиции
Окружать себя
Стенами, – сказала она, –
Особенно бетонными.
У меня, например, есть юрта
В пригородах».
После глотка
Крепкой
Архи,
Налитой Намсрайджав в
Серебряные
Стаканчики-наперстки, –
Она показала мне
Книги:
Альбомы буддийского духовного искусства,
Затем – неожиданно –
Книгу стихов Анны Ахматовой!
«Вот это моя любимая,
О, такая она страстная –
Не написала ни одного лживого слова!
Поэт с суровым взглядом, но с
Женским сердцем! –
О, Владимир, я свидетель этого,
Ее жизни – да!
Я читала ее слова –
Каждый день:
 
 
Ни в лодке, ни в телеге
Нельзя попасть сюда.
Стоит на гиблом снеге
Глубокая вода…
 
 
Анна стала вдовой в молодости,
Ее мужа расстреляли большевики в 1921 году.
Он был новатором, поэтом,
Его звали Николай Гумилев
(Я надеюсь, вы знаете о нем),
Он стоял у истоков
Акмеизма, стиля,
Появившегося в России после революции,
В молодости Ахматова
Сама была акмеисткой.
Аккуратно и с уважением
Намсрайджав достала
С полки
Несколько книг
И журналов.
Я читаю имя сына
(Анны Ахматовой
И Николая Гумилева) –
Льва Гумилева.
Намсрайджав посмотрела на меня,
Уголок ее рта растянулся в улыбке
Дело было в канун Рождества,
Она выпила со мной,
Только глазами, хрустальный бокал…)
 
 
«Что бы вы хотели услышать, О НЕМ,
Владимир Павлович,
Вы – наш посол советской архитектуры
Из Москвы,
Здесь в Улан-Баторе,
Так близко от
Вашей строительной
Площадки? Рассказать вам о
Монгольском буддизме? Или о
Наших завоевателях –
Батые? Чингисхане?
Тамерлане?
Мы – беспокойный
Кочевой народ –
Расскажу вам о НЕМ.
 
 
Он был студентом, как и я,
Дело было в 1936 году!
Нас отправили
В Ленинград из Монголии,
Нас было четверо или пятеро,
Все было за год до…
Этого Льва уже
Однажды высылали, но он
Вернулся к нам,
В Ленинград,
А потом была
Зимняя чистка 1937 года.
Поздно осенью нас всех отправили домой
Из университета, –
О, это было так давно, –
Его арестовали в январе,
Точно так же, как и в первый раз,
И увезли
В конце
Снежной бури…
Потом я писала
Ему письма из
Далекой Монголии,
Но, конечно,
Он не ответил,
Какой ответ можно ждать из ГУЛАГа?
Нашу дружбу
Разрушили на десятилетия, десятилетия!
Лев, да – в душе он был львом,
Царем диких зверей, воином,
Чье мировоззрение и интуиция
Основывались на
Этнологической теории.
 
 
В студенческие времена
Я побежала
По университетскому
Коридору, чтобы в дождливый зимний день
Послушать
Нашего любимого
Евгения Викторовича, –
О, в моей смешной монгольской меховой шапке
И овчинном тулупе!
Я
Насквозь промокла,
Молодая самка животного
Из степей.
Он
Остановился – схватил
Меня за руку,
Глядя на меня
Широко открытыми глазами!
Я чуть не упала в обморок
И попыталась вырвать руку,
Но он громко рассмеялся и
Воскликнул:
«О степная газель!
О изваянная из камня
Дева
Сибири!
О невеста Чингисхана,
Его любимая жена – Борте,
И быстроногий кулан!
О волчица с
Реки Алтай!
О Верблюд! Лошадь! Койот!
О летящая птица!»