Kitobni o'qish: «Знак вурдалака»
Пролог
Кое-что о роде Кантакузенов
Я, Волков Степан, Андреев сын, потомственный дворянин, коллежский советник1, чиновник сыскного ведомства, кавалер орденов Анны и Владимира, записал сведения по сему делу, для наследников своих, дабы могли они использовать их по своему усмотрению.
Сие давнее дело касаемо особ высоких. Потому, в свое время, наша милостивая государыня Анна Иоанновна повелела про то молчать. Затем, при государыне Елизавете Петровне, про сие никто не вспоминал. Не любила матушка Елизавета таких историй. Но при императоре Петре Третьем, сразу после смерти Елизаветы, со мной говорил адъютант императора граф Андрей Васильевич Гудович2. Он сообщил, что его величество желает со мной говорить, ибо слышал о том деле, которое мною расследовалось.
Однако поговорить с императором мне не удалось. Петра Федоровича от власти отстранили, и вскоре он умер, как было объявлено от «геморроидальных колик».
Новая императрица Екатерина Алексеевна в такие истории не верила, и говорить о «вурдалаке» не пожелала. Но государыня была наслышана о моей службе и об иных делах, которые мною расследовались. Мне был назначен пенсион и пожалован крест Святого Владимира.
С прошествием времени, хочу оставить упоминание о деле с вурдалаком. Ибо действующие лица давно в могилах покой обрели. И, стало быть, обижаться некому будет.
Тогда, в году 1732-ом я служил в сыскном ведомстве в чине надворного советника3 и многие дела по убийствам и грабежам расследовал.
Князь Антиох Дмитриевич Кантемир вельможа великий, сын князя Дмитрия Константиновича Кантемира, господаря земли Молдаванской. И в дому сего князя все те события, коим я был свидетелем, и произошли.
Мать князя Антиоха происходила из древнего румынского рода Кантакузен. А род тот от кесаря Византийского Иоанна Кантакузена происходит.
Жили они (Кантакузены) уже после падения Константинополя в квартале Фанар4 и были богачами известными. Михаил Кантакузен даже прозвище получил «Шайтан-оглу», что переводиться, как «Сын черта». И прозвище то недаром получил он, ибо знался с нечистым.
Много нехорошего говорили про этого Михаила. И был он казнен по приказу султана турецкого Мурада в лето 1578-е от Рождества Христова. И казнили его за колдовство черное и неприятности, которые оное колдовство вызвало.
Но сын того Михаила именем Андроник Кантакузен сумел милости султана вернуть и даже был отправлен в Валахию и стал там наместником Мурада.
А сын Андроника Стефан был правителем валашского княжества с лета 1714-го по лето 1716-е. И тот сын славу деда своего превзойти смог по связям с чертом. Много нечистого творилось при дворе его.
Во время Прутского похода государя нашего Петра Алексеевича один из Кантакузенов переселился в Россию. И вот из этого рода и происходила Кассандра Кантакузен, что стала женой Дмитрия Кантемира.
Князь Антиох был её сыном. В его дому все те события и произошли. Началось все с того, что умерший холоп Кантемиров стал являться из могилы. И стали слухи ходить по Москве нехорошие. Дошло то до императрицы, что в те поры в Москве проживала со всем двором в резиденции ея величества дворце Анненгоф5.
Матушка государыня Анна живо интересовалась слухами, что по столице ходили. И было сказано, что есть де среди слуг Кантемиров валахи и молдаване, которые души свои давно черту продали и потому отторгла их святая земля православная и после смерти не нашли они упокоения.
В те поры мало я верил в колдовство черное. Многие мои знакомые также смеялись над этим. Они книги философские читали и даже в существовании всевышнего сомневались. А я грешный, токмо в страсти человеческие верил. Во всем руку смертного видел, но не врага рода человеческого.
Михаил «шайтан-оглу» первым душу свою продал и знания тайные своим потомкам оставил. В его дому были записи про то, что мертвеца можно заставить покидать могилу свою и принудить его мучить живых. И мертвец тот может кровь живого христианина выпить или задушить до полусмерти.
И кара Господа нашего обрушилась на Михаила, и было тело его разрублено на части и сожжено. Но знаний тайных бесовских не оставили наследники его.
Меня тогда назначили на дело сие по приказу самого графа Бирена, ибо матушка наша государыня Анна повелела сие дело расследовать со всем тщанием…
Степан Волков
Лето 1800-е от Рождества Христова
Глава 1
Дело в вурдалаке
Москва 1732 год. Сентябрь.
1
Канцелярия Юстиц-коллегии в городе Москва.
Главный начальник канцелярии юстиц-коллегии статский советник6 Иван Александрович Зотов получил повеление от графа Бирена, обер-камергера двора ея императорского величества Анны Иоанновны. Перед ним лежали листы украшенные гербом Российской империи. Прокурор Сыскного приказа переслал ему бумаги и передал дело. Это де в его компетенции.
Иван Александрович поправил свои очки и покрутил дорогой перстень на указательном пальце. Так он всегда делал, когда волновался. Большой изумруд его успокаивал.
Юркий письмоводитель канцелярии коллежский регистратор7 Дурново пожирал глазами начальство и ждал когда статский советник, наконец, произнесет хоть слово.
– Дошло таки до матушки государыни, – произнес статский советник. – Слыш-ка, Порфирий Кузьмич.
– А иначе оно и быть не могло. Дело уж больно громкое, – проговорил Порфирий Кузьмич. – Связи с диаволом! Науки тайные колдовские! Они в роду Кантакузенов завсегда были!
– Скажешь тоже!
– Иного и предположить не могу. Покойник из могилы своей вылез и живых беспокоить начал.
– Не нравится мне сие дело, Порфирий! Когда разбойники кого упокоили и ограбили, тогда все ясно. Когда некто слова ругательные о власти государственной сказал. То и понятно все. А здесь покойник озорует! Неужто я могу в сих делах толк понимать? Вот пусть бы Синод и расследовал!
– Дак сам ведаешь, батюшка, кто во главе Синода стоит. Феофан Прокопович-то и сам с диаволом на короткой ноге, – ответил Порфирий Кузьмич.
– А нам-то что прикажешь делать? – спросил начальник, который всегда, когда дело могло повредить его карьере, говорил «нам», а если дело пахло производством в следующий чин, то всегда говорил «я». – Дело приказано расследовать со всем тщанием. Вишь как! Так в сей бумаге и сказано, будь она неладна. И сие высочайшее повеление от самой государыни. Сам Бирен руку к документу приложил!
– Шутка-ли! – поддакнул письмоводитель статскому советнику.
– А мне вишь, действительного статского советника8 обещали дать в этом году уже. А теперь что? Не быть мне превосходительством?
– Не сам сие дело расследовать станешь, сударь.
– Не сам. То верно! Но отвечаю за канцелярию я. А кому его доверить? Игнатьеву? Что присоветуешь, Порфирий Кузьмич? Кто сие дело возьмет на себя?
– Токмо тот, у кого разум.
– Стало быть, ты, Порфирий?
Письмоводитель одернул свой серый кафтанчик и ехидно ухмыльнулся, глядя на роскошные роговые пуговицы на камзоле своего начальника.
– Чего ухмыляешься?
– Я для сего не подойду.
– Отчего же? Ты зело умен, Порфирий.
– Может и так, но чин мой невелик. Кто я такой? Коллежский регистратор! Иными словами чиновник 14-го класса. А в приказе, что велено тебе, сударь? Расследовать со всем тщанием! А ты сие дело мелкому чиновнику доверишь?
– Да ты и сам не сильно за чинами гонялся, Порфирий. Давно бы надворным советником был, коли захотел бы.
– Мне снизу сподручнее свои дела делать, Иван Александрович. Вот ты высоко вознесся. А коли что не так, то в тебя и ударит «молния» государева гнева. А я что? Мелкая сошка. Сколь начальства перевидал на своем веку.
– Ты дело говори, Порфирий. За тем и звал. Кого назначить?
– Такой человечек среди нашего брата есть, почтеннейший Иван Александрович.
– Кто? Ну, говори, кого прочишь в следователи?
– Надворного советника Степашку Волкова. Сей чиновник все правду думает сыскать в нашей России-матушке. Да покудова кроме шишек ничего не нажил. Вы его изволили на месяц от всех дел отстранить за дерзость.
– Волкова? Как не помнить такого. Зол я на него. Но ты прав, Порфирий Кузьмич. Прав! Сто раз прав! У Степашки нет никого из родни влиятельной и в случае чего никто за него не станет. Напартачит – сам и ответит, а наше дело сторона.
– Верно. Они-то в бумаге приказали назначить на это дельце лучшего следователя. А кто у нас лучше Волкова? Изволишь ли опалу с него сложить?
– Опалу? Что ты, Порфирий Кузьмич, какая опала. Я Волкову неделю для отдыха дал и все. Срочно пошли курьера в его дом. Пусть прибудет ко мне завтра же. Поутру чтобы.
– Будет исполнено!
Письмоводитель поклонился начальнику канцелярии и, пятясь задом, вышел из кабинета.
Статский советник же потер руки и стал снова перечитывать присланный приказ.
«В московскую контору Сената для перенаправления в московскую Юстиц-коллегию.
Из собственной канцелярии Ея Императорского Величества, вседержавнейшей государыни Анны Иоанновны, сие дело в срочном порядке передано в Сенат для скорейшего и тщательного расследования.
Дошло до слуха самой государыни о происшествии в дому князя Антиоха Кантемира. Дело то слишком слухами непотребными по Москве отзовется.
Указала государыня императрица сии сведения расследовать и, ежели они подтвердятся, то виновных заарестовать для суда праведного.
Расследование учинить со всем тщанием и назначить к тому лучших сыскного ведомства чиновников. И слухи скверные по Москве пресечь незамедлительно!
Подписано
Графь Бирень»…
Иван Александрович про сие дело слыхал. Да и как не слыхать, коли слуги в его собственном дому токмо про то и говорили. Принес таки проклятый Кантемир эту заразу на Москву. А ему теперь разбирай все это.
А можно ли тронуть князя Кантемира? Он матушке государыне верный человек. Не даст она сего князя на расправу. Эх! То ли дело было при государе Петре Алексеевиче.
Тогда состоял Иван Александрович Зотов фискалом. Многих на чистую воду вывел и тем государю угодить смог. Это он раскопал все мерзости Президента военной коллегии князя Александра Даниловича Меншикова. Он и передал все подробности императору. Тот на Данилыча осерчал, и собственноручно отходил его палкой по спине. Зотову же государь сказал:
– Верный ты человек, Зотов! Про твои заслуги стану помнить!
– Я слуга России, государь!
– Больше бы верных людей, Зотов! Сколь мало их у меня. Одни воры и тати вокруг!
– Дак я готов, государь, сие зло выметать из России. Жизни своей не пожалею.
– Не врешь? – строго спросил Петр.
– Как можно, государь.
И перевел Пётр Великий его в Юстиц-коллегию. И уже быть бы Зотову генералом, но помер Петр Великий. А князь Меншиков при новой императрице Екатерине стал первым человеком в государстве. И он все Зотову припомнил.
– Что, Ивашка, – радовался тогда Меншиков. – Думал, списал Данилыча? А вот тебе! Теперь я тебя жрать стану! Не возрадуешься.
И сунул под нос Зотова дулю.
По приказу Меншикова его отправили из Петербурга в Москву. И карьера бывшего фискала замерла. Благо для него, что матушка Катерина Первая не просидела долго на троне российском. В 1727 году она скончалась. Место её занял мальчик-император Петр Второй, внук великого Петра. Но и при его особе Меншиков сохранил поначалу положение. Даже свою дочь за императора сосватал.
Думал Зотов тогда – пропала его головушка. Шутка ли, Меншиков – тесть императора. Все припомнит! И сидел Иван Александрович безвылазно в своем имении.
Но князья Долгорукие оттеснили Меншикова от трона и подложили под малолетнего императора собственную невесту Екатерину Долгорукую. И быть бы им в большой чести, но Петр Второй умер в 1730 году от оспы.
На трон вступила Анна Иоанновна. Дочь родного брата Петра Первого и соправителя его Ивана Пятого. И снова карьера Зотова пошла вверх. Его вернули на службу и восстановили в прежнем чине…
Первый рассказ о загадке в доме князя Кантемира.
В начале осени явился в дом князя Кантемира на Москве старик Войку из валахов. И был тот старик давним слугой рода Кантемиров. Его еще отец Антиоха князь Дмитрий Кантемир привез с собой в царствование государя Петра Алексеевича.
И жил старик в пожалованном Кантемирам имении подмосковном. И все уважали его, и сам князь с ним обращался как с равным. И вот недавно призвали старика Войку в Москву. Говорили, что старший брат Антиоха князь Константин Кантемир отправил его из имения за делом срочным. И дело то было особого свойства.
Помер в московском доме у князя Антиоха Кантемира холоп его Тишка. И было тому Тишке тридцать лет от роду. И никто про сего холопа даже не вспомнил бы. Мало ли на Москве помирали? Разбойнички ежедневно до десятка христианских душ забирали. Но тот холоп княжеский через три дня после того как похоронили его, в дом князя явился.
Стряпуха Дарья видала его ночью.
Она на кухне возилась, ибо барин к следующему дню гостей ждал, и работы стряпухе было много. А та самая Дарья не могла знать про смерть Тишкину. Дом-то у Кантемиров большой и до кухни не все слухи доходили.
Вошел он в белой рубахе до колен, веревкой перепоясанный, в штанах также белых холщевых.
– Тишка? – спросила его Дарья. – С чего на ночь глядя? Али не спится?
Тот сказал только:
– Поесть дашь ли чего?
– Да вон хлеб перед тобой да добрый кусок свиного окорока. Ешь коли охота.
Ничего не сказал Тишка и только схватил мяса кусок и зубами впился в него.
– Али голоден так? – усмехнулась Дарья. – Ныне барин хороший ужин для холопей задал. Али не насытился?
Тишка жевал.
– Всем вам много воли барин-то дал. Сытно живете.
Повариха продолжила работу. Она чистила рыбу. Холоп же насытился и ушел восвояси.
А на утро зашел на кухни конюх Иван.
– Нет ли чего похмелиться, Дарья? А то голова трещит.
– Что вам пусто было! Повалились. Одному жрать дай, иному выпить.
– Чего? Али уже был кто здесь до меня?
– Дак ночью Тишка заходил.
Иван опешил. Ведь схоронили Тишку два дня назад.
– Ты в своем уме, кума? – спросил конюх. – Какой Тишка?
– Знамо какой! – сказала толстуха. – Один Тишка у нас-то. Иного нет.
– Дак и я про то! Помер Тишка твой. Бобылем жил и помер бобылем!
– Чего? С чего это он помер? Али костью свиной подавился?
– Да кто его знает, отчего помер-то он? Дохтур чего-то проквакал, немчура поганая, да, поди, разбери чего. Вот два дни тому и схоронили его на кладбище за городскими воротами.
– Ты чего мелешь, старый? Кого схоронили? Да он ночью здеся был живой!
– Тишка?
– Тишка! Я говорю тебе!
Иван перекрестился и произнес:
– Спаси Христос!
– Ты чего это? – испугалась Дарья. – Али взаправду помер?
– Помер. Да Тишка тот в услужении был у старухи роду Кантакузенов.
– Дак молод Тишка-то для слуги старухи Кантакузен. Сколь ему лет-то? Он только народился на свет тогда.
– А про дядьку его Лукьяна-кузнеца позабыла?
– Чего Лукьян-то? – спросила Дарья.
– Знался он с нечистым. И через него старуха на Тишку навела проклятие.
– И чего?
– А того, что видать душу он свою запродал! Знаешь ли, что про Кантакузенов говорят?
– Свят, свят, – стала креститься стряпуха…
И, возможно, что все сочли бы стряпуху спятившей с ума, но дело на том не кончилось.
Через два дня снова Тишку на кухнях видели. На сей раз лакей барина Семен забрел туда ночью, дабы тайно вина испить из запасов барских. В полночь покойник явился в той же рубахе и снова попросил поесть.
Лакей наутро стал седым и с трудом ворочал языком. А через два дня после встречи с Тишкой помер. И поползи по Москве слухи о вурдалаке…
Какие-то люди вроде вскрыли могилу лакея и забили в его сердце осиновый кол. Так болтали. Хотя доподлинно про сие не знал никто. Просто в кабаках питухи обсуждали сие дело.
– То верно сделали, – говорил старик крестьянин. – Я был в молодые годы на Украине. И был среди казаков на Запорожье один казак по имени Иван с прозвищем Рваное ухо.
– И чего? – спросил его подвыпивший солдат-преображенец.
– А того, что тот казак и был вурдалаком!
– Брехня! – преображенец стукнул кулаком по столу.
– Да ты погоди! – успокоил солдата приказчик купеческий. – Пусть человек доскажет. Говори, старик.
– И тот казак был в плену в молодые годы. И ухо ему в Туретчине вурдалак порвал. И когда он помер, то сам стал вурдалаком. Я в те поры там неподалеку жил. И в селе Ракином некие запорожцы у вдовиц проживали на постое. И тот Иван Рваное ухо такоже. Но никто не знал, что сей Иван помер.
– Чего брешешь, старый? Как помер? – спросил преображенец.
– Говори толком, старче. Что значит, помер? – спросил приказчик.
– Дак горло надобно промочить. Поднеси водочки, милостивец.
– Дайте ему чарку!
Старик выпил поднесенную чарку водки и продолжил:
– Дак помер он, и погребли его на Запорожье. А он возьми и появись в Ракитном. Но там не знали, что сие есть мертвец, восставший из могилы.
– И что?
– А то, что пришел в то село еще один запорожец. Он и хоронил Ивана. И все рассказал. И после того Рваное ухо пропал. Но вдовица, с которой он жил внезапно померла. И такоже после того как схоронили её, вернулась в дом своей дочери старшей и просила есть!
– Так и в дому Кантемиров сталось! – закричал какой-то слуга. – Точно так и было.
– И лакей барский, что помер, мог вурдалком стать. Вот и вбили в сердце его острый кол. То первое дело!
Старик крестьянин подтвердил:
– Верно! Сие первое дело. Но лакей не первый, кто вурдалаком стал!
И снова старику стали наливать водку. Просили рассказывать дальше…
Князь Константин Кантемир, перед отъездом за границу, обеспокоился тем делом и прислал на Москву к брату старого Войку. Дескать, тот сможет помочь в сем деле. Ведь он из рода колдунов и знает, как нечисть разную приструнить.
Войку рассказывал:
– Преобразился в вурдалака после смерти один из Кантакузенов. И стал людей мучить.
– А кто есть вурдалак? – спросили у Войку.
Тот ответил:
– Вурдалак есть коровосос нечистый. Сие мертвец, выходящий из могилы, дабы живых мучить. Бывало вурдалаки кровь пили из шеи жертв своих, иногда попросту душили людей. Те, кто стал жертвой вурдалака, иногда, могут и сами в него обратиться после смерти. И не имеют те вурдалаки привязанности к близким своим. Часто мучают они именно кровных родичей своих.
– А с чего именно родичей?
– Потому что не человек сие более. Нет в нем души христианской. Токмо тело осталось и искра жизненная в нем не от бога, но от диавола…
2
Дом надворного советника Степана Андреевича Волкова.
Надворный советник Степан Волков был весьма удивлен приказом срочно явиться к начальнику канцелярии. Он угостил курьера рюмкой водки и тот сразу убрался восвояси, ибо беседовать долго с опальным надворным советником не хотел. Мало ли, как к нему начальство расположено.
Волков высокий и крепкий мужчина сорока лет вернулся в столовую, где пил кофе вместе со своей супругой Елизаветой Романовной.
Жена посмотрела на него и спросила:
– Что там, Степанушка? Они тебя выгнали со службы? Отставка? Наконец то.
– Нет, Лиза. Наоборот. Начальник канцелярии желает лично меня видеть и воздать мне по заслугам. Здесь так написано от его имени. Тон весьма милостивый. Я такого обращения от своего начальника уже давно не удостаивался.
– Вот как? – Елизавета Романовна искренне удивилась. – С чего это ему так благоволить к тебе? Твой Иван Александрович и мизинцем не пошевелит, ежели ему сие выгоды не принесет.
– Ты права. Очевидно, дело у них появилось, и без меня, его им не решить.
– Бросил бы ты эту службу, Степушка. Что тебе в ней? Разве они способны оценить тебя. Сколько ты сделал для них? А где благодарность? Имение у нас, слава богу в порядке, дом в Москве. Чего тебе еще?
– Да не могу я без дела, Лиза. Думал, ежели выгонят, то уйду. Но тут сами зовут.
– То-то и подозрительно. Твой-то начальник канцелярии всегда тебя не жаловал. С чего это ему вдруг тебя хвалить? Они же спят и видят, как тебя спихнуть с места.
Елизавета Романовна была на 15 лет моложе своего мужа и была страстно в него влюблена. Высокий и крепкий мужчина сразу же покорил её при первой встрече и уже через три месяца они обручились, а затем скромно обвенчались в деревне.
Елизавета, женщина невысокого роста, стройная, с черными длинными волосами признавалась в свете красавицей. Больше того, она была довольно богата, по сравнению с мужем, у которого не было ни гроша. Она принесла ему недурное приданое в виде имения в 270 душ и московский большой дом. Волкова считали плохой партией для неё, и этот брак многих удивил. Но молодые, не смотря на злые языки, были счастливы.
Волков не сделал карьеры, не брал взяток, и не любил лебезить перед начальством. Он был, что называется, четный служака и искренне любил своё дело и был верен присяге.
– Лиза, я сколь раз тебе говорил, – Степан погладил жену по щеке. – Я служу не персонам, но своему отечеству. И у нас здесь есть немало честных людей, что интересы службы и интересы отечества ставят выше личных интересов. Но и разной сановной сволочи по нашим ведомствам сидит немало. И противостоять им почитаю долгом совести и чести своей.
– Погубят они тебя, Степушка. Не верю я вашему начальнику канцелярии. Нехороший он человек.
– Это мы еще посмотрим. А человечишко он и вправду темный и скользкий. Ну, да и я не лыком шит. Посмотрим, что он мне скажет.
– Новый кафтан одень и камзол малиновый с позументом, Степанушка. Тот, что давеча тебе справили. А то ты все в мундире и в мундире старом…
3
Канцелярия Юстиц-коллегии в городе Москва.
На следующее утро Волков прибыл в канцелярию. На нем был малинового цвета камзол и такой же кафтан с серебряным позументом. Он скинул в передней в руки слуги плащ и бросил треуголку с плюмажем.
– Степан Андреевич! – слащавая улыбка письмоводителя Порфирия Кузьмича, показала Волкову, что его ждали. – Их высокоблагородие давно ждут вас. Вы припозднились.
– Я прибыл точно в указанное время. Здравствуй, Порфирий Кузьмич.
– Ин ладно, голубчик, Степан Андреевич! Идемте! Пора к делу приступать.
– А что за дело-то, Порфирий Кузьмич? Вы видно уже знаете, что стряслось, что я понадобился?
– Знаю. Бумага пришла и велено нам высочайшим указом произвести следствие по делу в доме князя Кантемира и назначить на него нашего лучшего чиновника по сыскному делу. А кто лучше вас?
– Высочайшим указом? – удивился Волков такой формулировке. – Высочайшим?
– Именно так, Степан Андреевич. Сама вседержавная и всемилостивейшая матушка государыня Анна повелела сие следствие учинить. А обер-камергер ея величества его светлость граф Бирен за сим делом станет надзирать. Ответственность велика. Вишь, куда закинуло. Особы высочайшие!
– Ответственности я не боюсь, Порфирий Кузьмич. Вам ведь ведомо про то, не так ли?
– Дак кто сомневается, Степан Андреевич. Кому сие дело и поручать окромя тебя. Ты честен и дело превыше всего ставишь.
– Недавно вы мне с начальником канцелярии иное говорили. Карами всякими мне грозили. Али я чего не понимаю?
– Дак кто старое помянет, Степан Андреевич, тому глаз вон. Так в народе говорят. Чего прошлое ворошить? Было и было. Дело надобно делать.
– Странно мне слышать такое из уст твоих, Порфирий Кузьмич. Ну да ладно. Чего на свете не бывает.
Они вошли в кабинет начальника канцелярии, который сам встретил Волкова и приветственно с ним раскланялся.
– Все недоразумения между нам возникшие, считаю досадной ошибкой, Степан Андреевич, – произнес статский советник. – И не желаю более вспоминать об этом. Считаю, тебя лучшим по следственной части чиновником юстиц-коллегии. И уже написал представление и ходатайство в канцелярию Сената и о награждении тебя орденом.
– Благодарю за высокую оценку моих скромных трудов на благо отечества, Иван Александрович.
– Тебе поручается важное дело! Важнейшее! Ибо повеление об этом следствии исходит от самой императрицы Анны Иоанновны.
– Готов выполнить все повеления матушки государыни, восшествие на престол которой я приветствовал всем сердцем, – ответил Волков и его слова на этот раз были искренними.
– Вот и отлично! Дело сие касаемо дома князя Антиоха Кантемира. Знаешь ли об этом?
– Кантемир роду весьма знатного. Но не знаю никакой вины за ним.
– Дак не в самом Кантемире дело, Степан Андреевич. Али не слыхал ничего, что в доме его происходит?
– Нет! Не до слухов мне, господин статский советник, – твердо ответил Волков. – Коли долг требует, то дело нужно разбирать, невзирая на чины.
– Дело страшное, сударь. Вот бумаги, что тебе следует почитать.
– Прочту, господин статский советник, – ответил Волков. – Велите сразу приступать?
– Да, Степан Андреевич, приступай не мешкая! Дел то сколь у нас! В городе свободных мещан и купцов грабят лихие люди. Разбойные ватаги по большим дорогам озоруют. А дел по отравителям сколь? Купец первой гильдии Лыткин вчерась помер и доктор полицейский сказал, отравили сердешного. Начали следствие. А по дуэлям сколь дел? Ведаешь ли? Вот тебе для примера. Такоже вчера отставной гвардии поручик Игнатьев, в трактире напившись, голову капитану Фролову проломил табуретом. Капитан от того помер, в поручик, сукин сын, говорит была честная дуэль.
– Я все понял, господин статский советник. И делом Кантемира займусь незамедлительно!
– Тебе будет дан в помощь коллежский асессор9 Иван Карлович Тарле, что недавно прислан в московское ведомство юстиц-коллегии.
– Я слышал про Тарле, – проговорил Волков. – Он имеет связи в самых высоких кругах. И мне странно, что он взялся за это дело.
– А мне и самому странно, – кивнул Иван Александрович. – Да только он сам сегодня утром попросил приписать его к сему делу.
– Сам просил?
– Сам, – ответил Зотов. – Я подумал, с чего ему в сие дело нос совать? Зачем? Но коли желает пусть делает. Мое дело сторона. Тарле ведь временно в наше ведомство переведен.
– Стало быть, коль свернет себе шею, то и отвечать не вам! – пошутил Степан.
– Отвечать не мне…, – статский советник осекся. – А ты, Степан Андреевич, неужто намерен возразить? Али приказ государыни тебе не в указ?
– Я все понял, господин статский советник. Могу идти?
– Иди, голубчик. Делай дело!
Волков взял бумаги и покинул своего начальника…
Волков вышел на улицу и уже хотел сесть в экипаж, который его дожидался, но к нему подошел молодой чиновник, высокого роста в плаще, из под которого виднелся роскошный камзол. В руках он держал изящную трость, отделанную серебром. Это был Иван Карлович Тарле.
Он приподнял треуголку и слегка склонил голову.
– Честь имею представиться, господин надворный советник. Коллежский асессор Тарле, Иван Карлович. Приставлен к вам в помощники по делу князя Кантемира.
Волков понял, что Тарле ждал его здесь намеренно. Явно не терпелось сему чиновнику взяться за дело. С чего это такое рвение?
– Вы не рады мне как помощнику, сударь? – спросил Тарле.
– С чего же мне быть не раду, сударь? Слышал о вас, Иван Карлович, токмо хорошее.
– Простите великодушно, Степан Андреевич, но вижу я недовольство ваше. Может, скажете, в чем дело?
– Вы ждете прямого ответа?
– Да, – ответил Тарле. – Нам вместе работать.
– Не могу я понять, отчего вы сами захотели в сем деле участвовать? А я не люблю когда что-либо непонятно.
– Охотно отвечу, Степан Андреевич. Я люблю запутанные и странные дела. Потому служу в сыскном ведомстве.
– Похвально коли так, сударь. К делу рвение имеете. Завтра жду вас.
– Я буду у вас, Степан Андреевич. А сегодня, нет ли каких поручений?
– Нет, Иван Карлович. Ныне надобно мне бумаги разобрать да в дому князя Кантемира побывать.
– Я могу с вами, Степан Андреевич.
– Ныне не стоит нам двоим в дом Кантемира соваться, Иван Карлович. Надобно все тихо сделать. Князь особа важная.
– Как скажете, сударь Степан Андреевич. Честь имею!
Они расстались, и Волков отправился в дом княжеский…
