Kitobni o'qish: «Лики страха»

Угольный чёрт

В нашем подъезде рядом с почтовыми ящиками кто-то нарисовал чёрта. С зубастой пастью, с рогами, с копытами, с кисточкой на хвосте. Размашистый примитивный рисунок в половину человеческого роста.

Похоже, начертали его углём. И кто сейчас в подъездах углём рисует?

Провисел чёрт на стене целый день. Вечером кто-то из соседей вышел с тряпкой и стёр картинку, только еле заметные следы сажи остались. Никто бы не придал этому значения, но с того дня в нашем подъезде начала твориться чертовщина.

Некоторые жильцы обнаружили в своих ящиках письма. Это и сам по себе редкий случай! Сейчас приходят одни квитанции за коммуналку, реклама и почтовые извещения о посылках из Китая, а тут рукописное письмо. Так ещё оказалось, что письма эти потерянные с тех времён, когда люди общались почтовой перепиской.

Со многими такое случалось, им письмо отправили, а оно не дошло, потерялось на почте. А теперь в один день дошли все конверты. Из девяностых, из восьмидесятых и совсем старые, пожелтевшие от времени. Что ещё интересно: некоторые люди поселились в нашем доме не так давно, на конвертах были проставлены их старые адреса, но письма дошли по именам и фамилиям. Кому пришло старое письмо от друга из пионерлагеря, от сына из армии, от родственника, которого давно нет в живых.

Как приятно пропавшее письмо получить! До чего интересно узнать, что они писали столько лет назад! Но всех получателей ждало разочарование. Письма оказались порченые. Хотя все конверты неплохо сохранились, на вложенных листах расплылись все чернила, и нельзя было прочитать ни слова, а если в конверте была фотография, то ней не узнать лиц – всё в мутных разводах.

Соседи расстроились. Розыгрыш – это какой-то что ли? Злая шутка чья-то?

Потом на первом этаже начали сами собой открываться и закрываться дверцы почтовых ящиков. Спускается кто-нибудь по лестнице, и дверца, как нарочно, хлопает. Человек на месте от испуга подпрыгивает, потом смотрит, а у ящиков никого нет. И ведь все они были закрытые, на всех замки. Два раза корреспонденцию находили разбросанной по полу. Один из жильцов говорил, что видел эти как бумаги кружились вихрем, а потом у него на глазах попадали на пол. Что за сквозняки такие?

Вскоре странности с почтовыми ящиками прекратились, а в подъезде снова появился рисунок чёрта, только теперь на стене между квартирами на втором этаже. Точь-в-точь такой же рисунок, будто его под копирку рисовали.

Его утром замерили и сразу стёрли. А вечером наша соседка тётя Валя поднималась в свою квартиру пешком. Свет на втором этаже не горел. И вдруг тётя Валя крепко зацепилась за что-то юбкой. Стала смотреть и вроде в перилах ткань не запуталась, но держало её что-то в темноте. Женщина дёрнула и освободила юбку, стала дальше подниматься и опять её хватает что-то сзади!

«Ну-ка стой! Куда пошла?», – прогремел грубый мужской бас за спиной.

Тётя Валя взвизгнула, кое-как вырвалась и понеслась вверх по лестнице. А внизу хохотали сразу несколько голосов. Смех этот был злой и безудержный.

Жильцы подумали, что в подъезд повадились ходить хулиганы. Чертей рисуют, почту раскидывают, людей пугают. Приходил участковый, разговаривал с тётей Валей, спрашивал сколько их было, как они выглядели. Тётя Валя сказала, что никого не видела, а только слышала голоса.

Прошли ещё сутки. Угольный чёрт переместился на стену третьего этажа. В нашем подъезде повисла атмосфера средневековых суеверий. Одна из наших соседок, оказалась очень набожной… Или правильнее будет сказать – излишне вцерковной. Она повязала платок, длинную юбку, обрызгала все углы святой водой. Этой же водой омыла стену, где был нарисован чёрт. Маленькую икону под щиток засунула.

Один жилец воспротивился обрядам, спрашивал зачем всё это?

«Вреда точно не будет!», – ответили ему.

Но и толку от святой воды тоже не было. Ужасы продолжались. Старушка с третьего этажа вызвала лифт и чуть не шагнула в пустую шахту. Хорошо заметила! Двери открылись, а кабины нет. Старушка схватилась за сердце. Хотела скорее, бежать, предупреждать всех, звонить в управляющую компанию, пока кто-нибудь не свалился. И вдруг услышала она жалобные стоны, крики боли и ужаса. Они доносились из шахты.

«Кто там?», – крикнула напуганная старушка. И ей в ответ кричали: «Спасите! Спасите! Вы слышите? Спасите нас!».

Голосов становилось всё больше и больше, каждый из них звал на помощь, десятки… сотни криков смешались и превратились в неразборчивый гомон.

Старушка заглянула в шахту и не увидела дна… Там глубоко-глубоко, ниже первого этажа и ниже подвала, трепыхалось ярко-красное пекло. Женщину обдало таким жаром, что у неё опалились брови и ресницы.

Это всё с её слов. Никто больше такого в шахте не видел. Когда лифт вызывали другие жильцы, с ним было всё в порядке. А ту старушку с предынфарктным состоянием увезла скорая.

Соседи стали очень внимательны к тому, кто входит в подъезд, любого незнакомца останавливали, расспрашивали к кому пришёл. Однако рисунок чёрта появился на четвёртом этаже. А ещё на ступеньках сажей нарисовали дуги, будто кто-то наследил копытами.

Набожная тётка пустилась во все тяжкие. Подъезд наполнился запахами воска, масла и дымного ладана. То можно было стерпеть, но на каждый этот аромат, пришла ответная вонь. Неизвестно откуда несло мокрой псиной, тухлыми яйцами и дохлятиной.

Я долго старалась держаться подальше от всей этой суматохи. Странности в подъезде замечала, но такая уж я – когда что-то происходит, стараюсь не вникать в подробности, ни во что не вмешиваться и просто жду, что ситуация разрешится сама собой.

Но Григорий Саныч, что жил надо мной, втянул меня во всё это, и мне захотелось узнать, что на самом деле происходит.

Субботним утром, запирая квартиру, я услышала голос соседа сверху.

– Валя, это ты? Подойди ко мне, пожалуйста!

Я поднялась выше и увидела красное лицо Григория Саныча, он говорил со мной приоткрыв дверь, насколько позволяла накидная цепочка.

– Валя, дойди до магазина, купи мне продуктов, – попросил он, уже протягивая мне деньги и мятый пакет. – Молока купи, хлеба, колбасы там, сосисок каких-нибудь… Масло сливочное хорошее возьми.

– А может вам ещё и борщ сварить со сметаной? – возмутилась я, такая наглость меня оскорбила.

– Ну, сходи, тебе сложно что ли? – взмолился дядька. – Магазин через дорогу. Я тебе денег дам на мороженое.

– Какое мороженое? – спросила я. – Григорий Саныч, мне двадцать шесть лет. Сами идите!

– Да не могу я! – шипел сосед. – Не буду я из квартиры выходить. И попросить мне некого, сходи, ну пожалуйста!

– А, что случилось? – я вдруг заметила, что правая рука Григория Саныча перевязана тряпкой.

– Не твоё дело, – огрызнулся Саныч. – Не выйду я и всё.

– Расскажите, что у вас с рукой, тогда куплю вам продукты, – мне стало интересно услышать ещё одну историю про наш страшный подъезд.

– Шантажистка! – сказал сосед. – Ладно. Ты купи, а потом я расскажу. Иди давай уже!

Я сходила, взяла продуктов, на которые хватило денег. И мороженное себе купила тоже.

Принёсла пакет Григорию Санычу и спрашиваю:

– Что с рукой-то у вас?

– Ничего, – сказал он. – Обжёгся, просто.

– Вы обещали рассказать! – напомнила я. – Больше тогда меня ни о чём не просите.

– Ладно, только не через дверь, давай в квартиру заходи! – сосед впустил меня к себе и торопливо закрыл дверь на замок.

Саныч был он низенький, плешивый и пузатый, вечно страдал отдышкой. Я помню его с детства, но никогда его толком не знала. Был он мне просто соседом.

Я проследовала за ним на кухню и всё смотрела на его перевязанную руку.

– На вас в подъезде напали? – спросила я.

– По секрету тебе расскажу, поняла? – предупредил Саныч.

– Даю вам честное слово, – пообещала я.

– Чёрта в подъезде видела? – шёпотом спросил мужчина.

– Нарисованного? – уточнила я.

– Нарисо-о-о-о-ванного, – протянул сосед. – Это за мной чёрт пришёл.

– Не сходите с ума, – сказала я.

– Ты знаешь про Угольного чёрта? – продолжал Саныч. – Ну, вот Пиковую даму вызывают дети. А мы вызывали Угольного чёрта. Надо палку поджечь и сбить пламя, чтобы на конце остался красный уголь, а потом его надо своей рукой потушить. Прямо в кулаке сжимать, чтобы даже дыма не осталось. Потом этой палкой на стене в подъезде надо нарисовать чёрта…

– Мазохизм какой-то, – скривилась я. – Кто будет такое делать? Ожоги страшные получишь. Зачем?!

– Мы с пацанами такое делали и ожоги получали, – признался Саныч. – Верили, что Угольный чёрт может любое желание исполнить. Главное сделать всё по правилам, а потом попросить, глядя на рисунок.

Я снова посмотрела на перевязанную руку соседа и спросила:

– Так это вы в подъезде чертей рисуете?

– Нарисовал один раз, тридцать лет назад, и не в этом доме, а далеко-далеко отсюда, – сказал Григорий Саныч. – А теперь он за мной пришёл.

И рассказал мне сосед, как в юности он и его друзья, узнали про этот ритуал и стали по очереди пробовать. Рисовать надо было не в своём подъезде, а в чужом, подальше от места, где ты сам живёшь, потому что как только желание исполнится, чёрт начнёт тебя искать, будет в каждый дом заглядывать. И хорошо, если ты успеешь состариться и умереть, прежде чем Угольный чёрт тебя отыщет.

– Первым был Данилка, он хотел миллионером стать, – рассказывал Саныч. – Показал нам ожёг на руке, сказал, что всё сделал. И скоро умер его какой-то престарелый родственник из номенклатуры. Данилка про этого родственника даже никогда и не слышал, а он оставил ему в наследство деньги на книжке – несколько миллионов. Большие деньги! Автомобиль «Жигули» тогда пять с половиной тысяч стоил. Только было условие, что воспользоваться он ими сможет только по достижению совершеннолетия, а ему тогда было только семнадцать лет. Но Данилка был рад, начал себя вести так, будто уже миллионером стал.

– Повезло парню, – завистливо сказала я.

– Повезло, так повезло! – пробормотал сосед. – Спустя полгода Союз развалился и все его миллионы обесценились. Он в день своего совершеннолетия, снял с книжки то, что осталось, в ресторане погулял, здорово выпил и в тюрьму… Тьфу! В тюрьму, говорю… В петлю!

– Как в петлю? – спросила я.

– Вот так, взял и повесился дома в туалете, – рассказывал мужчина. – А на правой руке у него был ожёг, как будто он только вчера за горящую палку брался.

– Сказки какие-то, – я не могла в это поверить.

– Ещё один мой друг – Петька тоже вызывал чёрта вызывал, но желал он не себе, а отцу, – продолжал Саныч. – У него отец умирал от рака. А как Петька загадал желание, старик на поправку пошёл. Но чем лучше было отцу, тем хуже становилось сыну. Чёрт Петькин дом почти сразу отыскал. У него тоже снова ожёг на руке появился, и умер Петька очень быстро, а его отец до сих пор живой и бодрый – летом бегает, зимой на лыжах ходит. Лучше меня выглядит, как будто за двоих живёт.

– А зачем, вы Угольного чёрта вызывали, зная, что ничем хорошим это не закончится? – задала я резонный вопрос.

– Думал, что всех обману, – ответил мужчина. – Ездил я в гости к родственникам за девять тысяч километров отсюда. Зашёл там в какой-то дом, палку поджёг, рукой потушил и нарисовал чёрта. Думал, никогда он меня не найдёт. А он видишь: спустя тридцать лет нашёл и явился.

– А, что вы загадали? – полюбопытствовала я.

– Я хотел на Надьке жениться, – признался сосед. – Она в нашем училище самая красивая была, все по ней с ума сходили, а я был самый неказистый. Но когда из поездки вернулся, Надька мне прям на шею кинулась, влюблёнными глазами смотрела. Никто не понимал, что такая красавица во мне нашла. И, кто знал, что она такой ведьмой окажется… Как только женились, любви как не бывало, пилить меня начала и детей у нас не получалось. Через два года я сам от неё ушёл. Надька давно за другого замуж вышла и детей от него родила. А я теперь расплачивайся за своё желание.

– Да, бросьте вы, Григорий Саныч, суеверия – это всё! – успокаивала я.

Сосед развязал тряпку и показал мне ладонь. Там были волдыри, содранная и обугленная кожа. Мерзость!

– Вот они суеверия! – сказал мужчина. – Сам по себе появился недавно, и болит, так что в голове дёргает. Боюсь в подъезд выходить. Поймает он меня! Да и идти некуда. Не знаю, чего делать.

Я снова пыталась успокоить соседа, говорила, что всё будет хорошо. Мне стало его жалко, но было заметно, что от моих слов ему не легче.

Прошёл ещё день. Рисунок чёрта появился на пятом этаже. Соседка снизу пошла отмывать стену, а над ней взорвалась лампа. Осколки воткнулись в лицо, хорошо ещё, что в глаза не попали. В квартирах подо мной, ломались электроприборы, искрили розетки. Один сосед рассказывал, что видел по телевизору в новостях «надругательский сюжет» про то, что покойники сбегают с кладбища, а их ловят, заковывают в наручники и закапывают обратно в могилы, потому что среди живых уже нет для них места.

Изображение было плохого качества и с помехами, но можно было разглядеть, как сухих, бледных и ужасных раздутых людей с руками за спиной сажают в полицейский УАЗик. Голос за кадром будничным тоном рассказывал, что «во время рейда было поймано более десяти покойных граждан».

А другой сосед говорил, что на него из телевизора смотрела страшная рожа, покрытая чёрной шерстью, и глумливо улыбалась.

Жутко такое слушать… Мой шестой этаж был на очереди.

Страшно было утром выходить на работу, я долго стояла перед дверью, потом решила, что прошмыгну быстренько через площадку и побегу вниз. Но я вышела за порог и оказалась в темноте. Чья-то волосатая рука потянула меня за плечо. Я глядела по сторонам и не понимала где нахожусь. Это был не наш подъезд, а какой-то бесконечный тёмный подвал под низким земляным потолком. И со всех сторон меня окружали чёрные, волосатые тела, на меня смотрели тысячи глаз, меня хватали руки похожие, на звериные лапы, меня вели в темноте, проталкивали через толпу, у меня шумело в ушах от бесконечных голосов. Потом кто-то сказал мне басом прямо в ухо: «Руку покажи!». Я вся сжалась и зажмурилась. Шерстяная лапа потянула мою правую руку, чья-то морда горячо дыхнула мне в ладонь. «Метки нет! Это не он, – прогремел густой бас, а потом сказал ещё. – Так это вообще женщина! Ты кого привёл?». «Я их не разбираю», – говорили у меня над ухом. «Гони её отсюда!», – ответил грубый голос.

Меня будто лягнули копытом под зад, я вынырнула из темноты прямо в свой подъезд и полетела с лестницы. Упала удачно, только плечо ушибла. Поднялась, отряхнулась, посмотрела наверх, а там на стене, рядом с моей дверью рисунок чёрта…

Когда я вечером возвращалась домой, угольную мазню уже кто-то стёр. На другой день я поднялась на седьмой этаж – рисунка там не было… я постучалась к Григорию Санычу, хотела его проведать, рассказать, что со мной произошло. Предупредить. Он мне не открыл, кричал на меня через дверь, посылал матом, называл нечестью.

– Григорий Саныч, это Валя, соседка ваша, – уверяла его я. – За продуктами вам ходила недавно.

– Не знаю, Валя ты или не Валя! – визгливо кричал Саныч через дверь. – Ко мне с самого утра стучат и стучат, то участковый, то соседи, то мать покойная открыть просит! Уже и Данилка с Петькой стучались. Не буду я никому открывать! Иди отсюда!

Больше я соседа тревожить не стала, к его двери не подходила. Квартиру Григория Саныча вскрыла полиция пару дней спустя. Мужчину обнаружили мёртвым в ванной. Утонул или утопился… А угольный чёрт был нарисован прямо у него в прихожей на обоях.

Жалко было Саныча, но так и думала, что живым его больше не увижу. После этого, странности в нашем подъезде сразу прекратились. Никто кроме меня так и не узнал из-за чего началась и почему закончилась вся эта чертовщина.

Я ни с кем не стала делиться подробностями, а уж тем более рассказывать про ритуал вызова Угольного чёрта. У людей разные бывают положения. Вдруг захотят повторить! Мне и самой есть чего желать. Не знаю, как кредиты свои выплачивать. Иногда задумываюсь, а существует ли способ обмануть нечисть и получить желаемое? Но потом напоминаю себе, что лучше быть должником у банка, чем у чёрта.

Чёртовы следы

Тяжёлые воспоминания смягчает только одно обстоятельство – всё это уже в прошлом, а прошлого не существует!

Вот я и вспоминала историю с Угольным чёртом, в контексте того, что она давно закончилась. Григорий Саныч умер. Нечисть забрала своего должника и закончила ежедневный шабаш. Но в нашем подъезде остались «чёртовы следы», и редкие проявления тёмных сил тревожили меня и соседей, как внезапные ночные кошмары.

Был такой случай: я вышла из квартиры и почувствовала гарь. Дым полз сверху по лестнице. Я поднялась на этаж выше. Источником оказалась дверь Саныча. С той стороны трещал огонь. Но в той квартире давно никто не жил.

«Значит проводка загорелась!», – подумала я.

Мои соседи тоже учуяли гарь и толпой собрались на лестнице. Мы не могли дождаться, когда приедут пожарные, думали все сгорим, но оказалось, что и не было никакого пожара.

Электричество там давно отключили. Квартира была пустая и никаких признаков горения. Пыль и пустота. На обоях в прихожей всё ещё был тот самый рисунок чёрта углём. Он будто смеялся над нами – навёл морок адского пламени, такую шутку учинил, что весь подъезд поднял на уши.

Пожарные ругались, говорили, что составят на нас акт за ложный вызов – к их приезду дым в подъезде рассеялся и даже запаха не осталось.

Пока был скандал, я всё смотрела в открытую квартиру и вдруг увидела в коридоре Григория Саныча. Он был в трусах и в майке… в таком виде его нашли утопленным в ванне. Саныч стоял растерянный, с него ручьями стекала вода.

Я только хотела сказать соседям: «Смотрите!», но тут же позади Григория Саныча удлинился коридор, растянулся до бесконечности, как отражения двух зеркал. Рот давно умершего соседа раскрылся в немом крике, и мужчина улетел вглубь коридора, будто канул в пропасть.

Со временем все привыкли, что иногда у нас происходят подобные «чудеса». И я, когда приглашала гостей, всегда предупреждала: если увидите в подъезде что-то странное – не пугайтесь. Мне было известно, что всё это дешёвые трюки.

Тем, кто не заключал никаких сделок с чертями – ничего не угрожает. Ну, разве что, пнут копытом под зад, как меня однажды…

Кто-то из соседей на первом этаже приклеил записку с советом «Лифтом лучше не пользуйтесь. Ходите пешком».

«Ещё чего! – подумала я. – А платить за него просто так будем?».

Я продолжала подниматься и спускаться на лифте, пока со мной кое-чего не приключилось…

В обычный будний день, я ехала на первый этаж. Ничто не предвещало несчастья. Кабину не трясло, свет не гас, из динамика не звучала жуткая мелодия. На дисплее появилась цифра «один», двери разъехались, и я оказалась в сплошном пепелище.

Передо мной были обгоревшие стены, потолок, пол усыпанный горами золы. И это был даже не наш подъезд, а дворцовая галерея невероятных размеров, высоты и длины.

В паре десятков метров от меня валялся человек, чья плоть обгорела до сухого угля. С такими ожогами никому не выжить, но услышав лифт он дёрнулся и поднял в воздух пепел.

Обомлев, я смотрела как он поднимается, только потом догадалась нажать на кнопку закрытия дверей. Обгоревший человек встал на ноги, разинул рот и побежал на меня.

От него отваливались куски, он невыносимо визжал. А я нервно повторяла: «Нет-нет-нет-нет!» и дёргала кнопку.

Двери ударились друг об друга, прихватив обгоревшую руку. Сухие пальцы переломились, упали на пол кабины и рассыпались в прах. Лифт сам по себе двинулся вверх и переместил меня на первый этаж. Гнутые почтовые ящики и облезлые стены в то мгновение, казались самым красивым, что мне доводилось видеть в жизни.

Похоже, я побывала на одном из кругов ада и второго подобного приключения не хотела, поэтому завязала с поездками. Отныне только пешком по ступенькам.

Но и на лестнице я вскоре кое-кого встретила. Как раз около лифта. Двери разъехались и оттуда появился Ростик – сын набожной тётки с третьего этажа. Мне показалось, что он выпрыгнул из пустой шахты… А может и не показалось!

– О, как! – воскликнул он.

Сначала я подумала, что это не Ростик, а кто-то на него похожий, но это был он. А я прекрасно помнила, что этого парня убили в нулевые годы!

Он всегда тусовался с отморозками и сам был ещё тот бандюган. Вот его и зарезали прямо во дворе.

Всё это, я держала в голове, пока смотрела на него. Его лицо, шея, руки были покрыты волокнистыми, глянцевыми шрамами от ожогов. На его коже прямо на глазах появлялись новые ожоги и тут же зарастали, оставляя рубцы.

– Здравствуй, Валя, – застывшая улыбка парня была как трещина на стекле. – А ты теперь взрослая!

Я тоже поздоровалась и сказала «спасибо большое», будто его слова были комплиментом.

– Как у вас тут дела? – Ростик визгливо хихикал после каждого слова.

– Нормально… – ответила я и спросила от испуга. – А у тебя как?

– Как у меня? Ну, ты спросила! Ха-ха-ха! – парень смеялся, широко открыв рот.

На его лице вздувались и лопались пузыри, кожа плавилась, обнажая мышцы, а потом снова затягивалась. Словно Ростик поджаривался в невидимом адском пламени, но не мог сгореть. Он был обречён постоянно терпеть страдания.

Я убежала, а он так и остался биться в приступе истерического хохота.

«Повстречать в подъезде мёртвого – это уже перебор, – подумала я. – Что-то нечисть опять разбушевалась. Как там зовут нашу набожную тётю? Роза! Может зайти к ней, сказать, что видела её сына? Пусть сходит там… свечку за упокой поставит. Хотя в прошлый раз её обряды не помогали, а делали только хуже».

Так я и не стала заходить к соседке. Решила, что не стоит напоминать о её давнем горе.

Наконец я увидела объяснение, почему проделки бесов снова участились. На стене первого этажа, рядом с почтовыми ящиками опять появился рисунок чёрта, выведенный углём. Он не был похож на рисунок Григория Саныча. Совсем другой почерк. Не детская каляка-маляка, а работа человека с задатками художника, пусть и довольно простая.

Этот Угольный чёрт был волосатый, с острыми изогнутыми рогами и свиным рылом, а глаза как человеческие, в них даже были прорисованы блики.

Соседи восприняли это, как дежурное бесовское наваждение – не самое страшное. Но я-то понимала, что это значит. Кто-то из жильцов нашего подъезда провёл ритуал вызова Угольного чёрта, и он пришёл за своим должником.

А я думала, что никто кроме меня не знает об этом ритуале. Значит Григорий Саныч не одной мне рассказал свою тайну. И как можно было о таком болтать? Это же такой соблазн: проси, чего хочешь – всё сбудется…

Весь вечер из почтовых ящиков по стенам текла болотная слизь, воняло тиной, а лампа горела красным светом и мигала.

Рисунок смыли, но на следующий день он появился на стене второго этажа.

«И до какого этажа он на этот раз дойдёт?», – думала я, вспоминая как черти проверяли меня на наличие метки.

Их я в тот день не встретила, но опять увидела соседа, что недавно вернулся с того света. Спустилась я на первый этаж и слышу, что кто-то ползает во мраке под лестницей. И вдруг оттуда вылезает Ростик.

Он был грязный, волосы торчали редкими клочками, а в руке у него висела крыса. Давно умерший сосед держал её за хвост. Она дёргалась, жалобно пищала, грызла ему пальцы, а парень будто не чувствовал боли.

Ростик улыбался, его зрачки становились всё шире и шире, вытесняя белки.

– Крысы у нас водятся! – у него надувались пузыри то на лбу, то на шее.

– Ага, – ответила я и зашагала обратно вверх по ступенькам.

Ростик шёл за мной, при этом старался не упустить крысу. Мне не очень приятны подвальные грызуны, однако видеть мучения животного было ужасно.

Когда я дошла до второго этажа, адский парень кивнул на угольный рисунок за моей спиной.

– Вот они! Уже здесь! Не долго я в отпуске побыл! – Ростик, подкинул крысу, перехватил её за жирное тельце и с сочным хрустом откусил ей голову.

Лапы животного дёрнулись и повисли.

От увиденного у меня закололо в животе, и я закашлялась в рвотных позывах. Выходец из ада проглотил крысиную голову и рассмеялся басом. С его зубов капала кровь, перемешанная со слюной.

Я побежала наверх, остановилась на третьем этаже и начала стучаться в квартиру тёти Розы. Уже не помню зачем. Может хотела пожаловаться на её сына, попросить принять меры.

Соседка открыла дверь, не спрашивая кто там. Она, как всегда, была в траурных цветах и белый бинт на правой руке особенно выделялся.

– Тётя Роза… так это вы чёрта вызвали! – я могла и раньше догадаться, но никогда бы не подумала, что набожная тётка станет заключать сделки с нечистой силой.

– Тихо! Не ори на весь подъезд! – она взяла меня за рукав, втащила в квартиру и заперла за мной дверь.

Её дом был перенасыщен ароматами масел и воска. Сама тётя Роза была бледная и худая, одни глаза на всё лицо. От неё веяло погребальной атмосферой, и запертая с ней, я не чувствовала себя комфортно.

– Там ваш Ростик крыс ест! – вдруг вырвалось у меня.

– Опять, – тётя Роза трижды перекрестилась.

– Это вы Угольного чёрта нарисовали, чтобы ваш сын вернулся? – говорила я шёпотом. – Что же вы наделали!

– Ну, я! – призналась соседка. – Хотела узнать, кто его убил. Не могла простить…

– Вас Григорий Саныч не предупредил, когда рассказывал, что нельзя проводить этот ритуал? – спросила я.

– Он мне ещё давно про это рассказал, когда Ростика хоронили, – тётя Роза потянула меня за руку в комнату, чтобы не стоять у порога. – Я тогда подумала Гриша издевается, а когда у нас в подъезде нечисть начала ходить, то поняла, что не враньё это… Знаешь, где была старая больница? Там только одна стена от неё осталась. Вот я туда пошла и нарисовала чёрта, попросила, чтобы сын пришёл и указал на виновных. А он вернулся и мне говорит: «Мамка, те кто меня зарезали уже давно со мной жарятся в пекле. А тем, кто их нанял тоже не долго осталось. Жизнь-то короткая! Не заметишь как, тоже там будут». Теперь он ходит по подвалу и ест крыс… Разве это мой сын? Что с ним стало? Я думала он был в «хорошем месте».

– Тётя Роза, вы же видели, как Григорий Саныч расплатился за своё желание! – меня сводила с ума безрассудность соседки. – Он же умер! Черти его забрали.

– Я чертей не боюсь! – резко ответила соседка и тронула перебинтованную руку. – Меня защитит молитва и вера!

Я не была так уверена, но и помочь ей ничем не могла. Мне нужно было пойти домой и разобраться со своими проблемами. Из-за адского парня, я опоздала на работу. Нужно было срочно позвонить начальнику и соврать что-нибудь…

В дверь постучали. Огромные глаза набожной соседки стали ещё шире.

– Сын пришёл! – сказала она и пошла открывать.

Я плелась за ней хвостом, думала: как бы мне проскочить мимо и бегом наверх к себе.

Только открылась дверь, Ростик схватил свою мать прямо за больную руку и вытянул в подъезд. Женщина визгнула, а парень только смеялся:

– Мамка! Там за тобой пришли! Ты давай, иди с ними!

Я выбежала из квартиры тёти Розы, только мельком глянула вниз на лестницу и увидела ораву рогатых и лохматых. Они стучали копытами, пыхали ноздрями, сверкали ухмылками. Их глаза светились, как калёное железо. Они ждали свою должницу.

– Ростик, не толкай меня к ним! – кричала тётя Роза. – Я столько молилась за твою душу!

– Ты молилась, а я горел и горел! – с хохотом отвечал её сын. – Они за тобой пришли, ты им должна. А я побуду тут ещё денек, водички попью, мяса поем. Иди, иди… Я скоро тебя догоню.

Психоватый парень оторвал от себя руки матери и безжалостно толкнул её с лестницы.

Я держалась за перила… давно бы убежала, но не могла разжать пальцы.

Женщина что-то проговаривала заикаясь, наверное, пыталась читать молитву. Черти раскатисто смеялись, кидали её от стены к стене, бодали рогами и пинали копытами.

На это смотрел её сынок и тоже посмеивался. За пятнадцать лет в пекле, крыша у него напрочь съехала.

Его побитую мать поднесли к дверям лифта. Они открылись и оттуда вырвалось пламя. Несчастную женщину сбросили туда головой вниз. Хохот и хрюканье заглушил её крик. Она улетела прямо в ад, а за ней в шахту попрыгали и черти.

От жары и дыма в подъезде стало нечем дышать.

И зачем я всё это видела? Зачем я во всё это полезла? Почему не берегла свой рассудок от подобных зрелищ?

– А мамка-то у меня совсем дура! – сказал Ростик.

Его лицо опять надулось волдырями, и он зашёл в квартиру тёти Розы.

Следующим утром рисунок Угольного чёрта переместился на третий этаж. Его сразу смыли и больше он не появлялся. Ростика я больше никогда не встречала. Должно быть, его вернули туда где он был.

Странности опять стали редкостью. Разгульное буйство нечистой силы на этом закончилось. А в нашем подъезде теперь было уже две пустые квартиры.