Kitobni o'qish: «Ульяна»

Средь неубранных полей катится к закату солнце, на его багровом фоне показался всадник на белом коне. Конь идёт бодро, чует конец пути.

Трижды предрассветные туманы оставались позади, трижды ночевал у костра лихой наездник, и преодолел-таки длинный путь, и всё только ради одной цели – арестовать бесноватую Ульянку.

– Да ведь и хрен с ней, с этой бесноватой! – грозно рычал старшой, вытирая платком потную багровую шею. – Так ведь она нашу власть хает, смуту наводит. Изнутри, понимаешь, народ баламутит! Манцев так просто просить не будет!

Старшой подотдела ВЧК, схватил со стола бумажный пакет и вручил казаку.

– Вот что, Куприянов. Поезжай-ка ты в село Приданово, и по закону революционного времени арестуй сумасшедшую Ульянку. Доставь сюда как можно скорей. Или, на месте решайте, что с ней делать. Манцев, председатель придановской коммуны в курсе дела и не зря возглавляет подотдел ВЧК по борьбе «с враждебной деятельностью церковников», так что, в этом конверте письмо к Манцеву, твой приказ об аресте сумасшедшей (пусть подпишет), и командировошные. Будь осторожен, Аркадий Иваныч! В добрый путь, казак!

И вот он у села Приданово.

Солнце опускается за край леса, зелёной волной стекающего в большой овраг, на дне которого у небольшой реки расположилось некогда большое село Приданово, с церковью без креста на куполе и колокольней без колокола.

Укатанная дорога вынесла всадника к погосту.

Кладбище показалось Аркадию Ивановичу жутковатым в свете заходящего солнца. Казак остановил коня, в подступивших сумерках вгляделся вперёд.

Навстречу двигается похоронная процессия. Вспомнилось, что это хорошая примета… Отъехал на обочину, пропуская траурное шествие вгляделся в процессию повнимательнее.

Гроб везут на телеге, рядом с телегой идёт красивая молодая женщина с вожжами в руках. Странное дело, лицо красавицы показалось знакомым, но откуда он мог знать её, так и не вспомнил.

Позади телеги нестройными рядами двигается по дороге толпа сельчан: женщины, старики, дети. Мужчин мало.

Люди идут молча, не слышно плача и скорбных всхлипов, зато слышен звук лопающейся шелухи жареных семечек. Все до единого лузгают семечки, и стар, и млад.

Лёгкий морозец пробежал по спине. Почудилось, будто не люди идут, а коровы. Бредут словно стадо с отрешённым взглядом и щелкают семечки, и жуют, жуют.

"Похороны на закате? Как так?"

Аркадий Иваныч высмотрел в толпе солидного мужчину и обратился к нему:

– Вечер добрый. Подскажите, уважаемый, как председателя найти?

Солидный мужчина подошёл. Спросил вежливо:

– А вы кто будете?

– Прибыл по заданию ВЧК.

Мужчина взбодрился:

– Хорошо, хорошо. Как Вас величать?

– Аркадий Иваныч Куприянов.

– Разрешите и мне представится: председатель коммуны села Приданово, Василий Алексеевич Манцев.

Солидный мужчина обернулся, выискивая кого-то прищуренным взглядом в толпе бредущих, и негромко нараспев позвал:

– Грииигорииий Афаааанаааасьевиииич, поооодооойдииитеее.

Из толпы вышел крепкий мужчина в фуражке.

Председатель представил:

– Наш участковый, Григорий Афанасьевич Мороз. Знакомьтесь, Аркадий Иваныч, из ВЧК. Вы ведь по поводу Ульяны?

– Точно так, Василий Алексеевич, за Ульяной. Бумаги при мне.

– Хорошо, очень хорошо. Давайте-ка, так поступим, мы здесь закончим, а завтра с утра подходите в коммуну и всё обговорим. Сейчас езжайте прямо и постучитесь в первую избу. Скажите Фëкле, что от Манцева, она постояльцев принимает. Ну-с, до завтра, Аркадий Иваныч.

– До завтра, Василий Алексеевич.

Участковый козырнул в ответ и побежал за председателем догонять процессию.

Молодой казак продолжил путь и остановился у первой избы. Обычный дом, обычная женщина вышла на стук в окно. Услышав, что от Манцева, молча позвала за собой.

Войдя в дом, казак по привычке снял фуражку и поднял руку перекреститься, но тут же одёрнул себя. Оглядемшись при слабом свете керосиновой лампы не увидел в красном углу икон, поправил волосы.

Икон нет, это понятно, время новое, революционное, но, что-то царапнуло под сердцем. С детства молился он сначала с бабушкой, потом с мамой, потом с батей, потом один… Легше на душе становилось после разговора с Богом…

И принято так было в кажной семье. И в кажной такой избе был красный угол с иконами…

Теперича, сельские избы оставшись без Бога, осиротели.

Казак тряхнул головой сбрасывая наваждение.

– Вас Фëкла зовут?

– Фëкла Степановна, Ваше благородие.

– Зовите меня, Аркадий Иваныч.

– Хорошо, Аркадий Иваныч.

Пристроив коня, умывшись с дороги и поужинав, отправился постоялец спать в другую половину дома.

Деревянная кровать привычно приняла на себя крепкое мужское тело, не скрипнула досочкой, но, как будто вспомнив хозяина, вздохнула грустно соломенным тюфяком.

Время ночное… Сонное…

Сквозь небольшие окна заливает пол таинственным светом луна. Только теперь казак ощутил силу тишины: ни за окном, ни внутри дома, ни звука. И в этой неуютной тишине наконец-то раздался звук. Аркадий Иваныч понял так, это упал качан капусты и покатился по полу его комнаты, нет, по потолку его комнаты.

Казак резко открыл глаза и встретился со взглядом отрубленной головы на столе. Встречный взгляд мёртвый, застывший. Голова вдруг крутанулась, упала со стола и покатилась под кровать.

Аркадий Иваныч вскочил на постель и выхватил шашку из ножен. Привыкший к сражениям, с шашкой в руке он всегда чувствовал себя уверенно, но сейчас сердце похолодело от ужаса.

Глянул, а за столом мужик без головы сидит!

– Пшëл вон! – громко сказал казак непрошенному гостю. – Пшëл вон, не то хуже будет!!

Пальцы мертвеца забарабанили по столу. Голова выкатилась из-под кровати и прокатившись колобком по стене остановилась на потолке над своим туловищем. Уставилась на казака немигающим взглядом.

– Считаю до трёх! Ежели не уберëшься к чёртовой матери, зарублю! Раз!!

Голова упала на стол между рук, пальцы мертвеца схватили и бросили её к порогу, дверь со скрипом распахнулась, голова быстро выкатилась из комнаты.

– Два!! – отсчитал казак.

Из дома донеслось:

– Аркадий Иваныч, Христа ради обождите меня!!

В приоткрытую дверь мелькнул свет керосиновой лампы, затем, усилился приближаясь и разогнав лунное сияние осветил комнату. На пороге застыла встревоженная Фëкла.

Аркадий Иваныч стоя на кровати в одних подштанниках с шашкой наизготовку, серьёзно спросил:

– Как это понимать?!

Фëкла повернулась к столу, быстро подошла к мужику без головы, обняла за плечи.

– Простите меня, Аркадий Иваныч, привыкла к нему такому и вас забыла упредить. Это муж мой убиенный, Архип. Тут он жил, сюда и вернулся после смерти. Погиб на войне. Отпевать-то ныне нельзя. Церковь закрыли, батюшек всех в Сибирь услали. Вот и живут теперь мёртвые рядом с живыми. Вы не подумайте плохого, в нашем селе у всех так, не токо у меня.

Женщина ласково похлопала по плечу безголового:

– Пойдëм Архипушка, пойдëм роднулька, пойдëм мой хороший.

Фëкла оставила лампу на столе и с безголовым направилась к двери:

– Спите спокойно, Аркадий Иваныч. Он безобидный.

Дверь за супругами закрылась.

Казак положил шашку рядом с постелью, посидел немного переваривая происшедшее, зевнул. Встал, прошлёпал босыми ногами в сторону стола, погасил лампу. Вернулся к постели, лёг, и, ворочаясь с боку на бок, кое-как, но всё-таки заснул.