Kitobni o'qish: «Шериф»

Лейтенант Денис Пустовал был дурак и пьяница, но дурак и пьяница свой, местный. А вот приехавший из главка ревизор (это я) – чужак и опасная сволочь. Разговаривали со мной настороженно и подчеркнуто, оскорбительно вежливо, на вопросы отвечали выпучив глаза от усердия, и все как один врали.

Пустовал отмечал внезапное повышение трехдневным запоем, а никого другого в отделении не осталось – один пропал, второй забухал – вот и все ОВД Белого Яра, окормляющее и окрестные три деревни – Овсянку, Распопово и Верхний Перегон.

На четвертый день исполняющий обязанности начальника наконец нарисовался в кабинете, нашел там меня и находка эта его совершенно не обрадовала. Был он мутный, похмельный и пах отвратительно, мятый китель просил химчистки, лишь криво пришитые погоны были новенькие и сдержанно сияющие в полумраке немытых окон и табачного дыма.

В напряженной мизансцене мы скрестили неприязненные взгляды: я сидел за столом, заваленным бумагами и картонными папками, Пустовал остановился в темном проеме двери. Наконец пауза лопнула, лейтенант вошел, сквозь зубы пожелал товарищу капитану здравия, и направился к шаткой тумбочке на трех ножках, отвечавшей за питание – на ней громоздилась допотопная грязная микроволновка и сверху обляпанный электрочайник, коробка с пакетиками, картонка с рафинадом и банка нескафе.

– Надолго к нам? – осведомился он, не оборачиваясь. Пошерудил в тумбочке, извлек на свет божий черную внутри, снаружи белую с потеками кружку, подул в нее и щедро сыпнул кофейных катышков прямо из банки. – По работе или на отдых?

– Да как пойдет, Денис Игоревич, – сухо ответил я и вернулся к чтению протокола по делу о пропавших туристах за поза-поза-позапрошлый год.

Пустовал опять пустил в меня длинный оценивающий взгляд.

– А чем обязаны, в целом-то? – спросил наконец. Чайник все не закипал, и Пустовал держал его за грязную ручку, будто помогал.

Я демонстративно перелистнул страницу, дочитал, зажал пальцем и только тогда ответил.

– Неладно в вашем королевстве, Денис Игоревич. Совсем как-то херово, если честно.

– Да как везде вродь, – выцедил сквозь зубы Пустовал. Чайник наконец вскипел, и он снова отвернулся.

Из личного дела я знал, что Пустовалу 29 лет. Выглядел лейтенант лет на 15 старше, чем должен был, и намного хуже, чем на фото.

– Вот вы здесь девять лет работаете, – начал я.

– Восемь лет и десять месяцев, – быстро поправил Пустовал и повернулся, забрякал в кружке столовой ложкой.

– Вот давайте посмотрим за восемь лет и десять месяцев?

Я поискал под наваленными папками, выудил записную книжку, куда несколько дней выписывал нехорошую статистику.

– Пропавших туристов десять. Пропавших водителей – шесть. Местных жителей пропавших двенадцать человек. Детей пропавших – восемь.

– Шесть, – опять быстро поправил Пустовал, демонстрируя знание предмета, – двух-то нашли.

– Двух-то нашли, да только через неделю после той находки вся семья переехала аж за полстраны. А по новому месту регистрации уже никаких детей у них не было. И всем врут, что в лесу потерялись и не нашлись. Как вам это?

– Мне это похеру, – признался Пустовал. – У меня они нашлись, родителям переданы, об этом писали все СМИ, в том числе и областные и федеральные (это слово он подчеркнул в воздухе пальцем), с фото и видео, и с этой… с пресс-конференцией. А что там дальше – то уже пусть по месту регистрации у ментов голова болит.

Я кивнул: все это было правдой. И враньем.

– Смотрим еще: погибший скот два года назад, 10 голов – целое стадо! – это в Овсянке. Виновник не найден. Отравление в тот же год в Овсянке – через колодец, пять трупов – и все владельцы того же скота. Виновник опять не найден. Не интересовались вы этими делами?

– Очень интересовались, – с издевкой сказал Пустовал. – С утра до вечера бегали, интересовались. Но ничего. Хвосты в воду!

Я пожевал щеку, покусал сразу обе губы. Продолжил:

– Ну и вишенка на торте – ваш начальник Копылов. Был человек и пропал. И никто ничего.

– Никто ничего, – скучно подтвердил Пустовал. Он сел за второй стол, поставил перед собой кружку, понюхал пар. – Никто. И ничего.

– Нормально это?! – наконец разозлился я.

– Ой, все, капитан, убедил. Давайте искать прям щас, кофе тока допью. Кого искать будем? Маньяка или группу террористическую? Сатанистов, беглых зеков, подростковую банду? Ты скажи, кого искать и где? И я сразу побегу искать. Нету у нас ничего такого, а какое есть – хер ты найдешь. Никто и ничего!

Мы помолчали, я гневно, он мрачно. Потом Пустовал посмотрел на меня с новым интересом.

– Где на постой встал?

Я неохотно мотнул головой в сторону грязного окна, за которым виднелся обшитый сайдингом угол единственной местной гостиницы “Белояр-Хотель”, предоставляющей очень скромные услуги гостеприимства по сочинским ценам.

– Дорого богато. Хорошие, видать, командировочные, – хмыкнул Пустовал и прошагал к чугунной громаде несгораемого облупленного сейфа, ударившись бедром об угол стола и зашипев, и забренчал замком. Что примечательно – ключ был вставлен в гнездо на дверце все эти дни, которые отделение, простите за каламбур, пустовало.

В сейфе, я проверил, хранились два пистолета, пачка денег разными купюрами, несколько связок ключей, в том числе одни от машины – вероятно, пыльного уазика под окном, а на нижней полке – календарь с видами заповедника за 2013 год и початая бутылка недорогого коньяка.

Лейтенант покопался в темных недрах, вынул и с сожалением вернул бутылку, извлек связку ключей с засаленным брелком-темляком и сунул в карман. Сказал: “Пройдемтесь”.

Мы вышли на улицу. Я снова удивился живописной панораме, открывающейся с крыльца полицейского участка. Деревня лежала в седловине двух лесистых гор Шеремельского заповедника, одна из которых завершалась короной каменных зубцов. Синюю толщу сосновых лесов пробивали желтые и багряные сполохи осин и берез, на плечах гор клубились туманами рождающиеся облака. Воздух был вкусен прелой листвой, горной хрустальной водой, печным горьковатым дымком. Я полной грудью его набрал и зажадничал выдыхать, тянул, как дорогое вино, глоточками.

– Инсульт у тебя? – заботливо спросил Пустовал, который к красоте природы оказался глух и уже отошел по дороге десяток шагов.

– Никак не привыкну, как красиво, – буркнул я.

– Привыкнешь через год-другой, – успокоил тот и зашагал по улице Ленина вверх. На ней располагались отделение полиции, поселковая ратуша, почта и магазин – в одном здании, амбулатория в другом и напротив гостиница. Самый центр, понимаете ли.

На втором перекрестке мы свернули направо по Кирова. Я наконец догнал Пустовала и шел рядом.

– Государство об нас заботится, – со своей характерной иронией вещал тот. – Дает нам хлеб насущный и кров, чтоб мы не мыкались по гостиницам за бешеные деньги.

На Кирова выходили палисадники кирпичных, как сейчас сказали бы, таунхаусов, а в момент строительства они назывались: “дом одноэтажный на две семьи с участком 4 сотки”.

– Тут врачи живут, – проводил экскурсию Пустовал, указывая пальцем на сдвоенные дома. – Учителки. Вот физрука крыльцо. А там наш.