Kitobni o'qish: «Байки Митрича»

ГЛАВА 1. МЕДВЕДЬ-ЗОМБИ

В молодости я работал репортером на местечковом канале в Сибири. Собирал всякие истории, конечно, метил в высокую журналистику, про непростые судьбы, но часто выходило про то, как один мужик открыл ферму и вот у него теперь десятки пород кур или про то, как долго ремонтируют дорогу на въезде в микрорайон.

Но вот однажды меня командировали в деревню встретиться с человеком, на которого напал медведь. Наклевывался интересный сюжет, драматический, про дикого зверя, к тому же пугающий, вроде как были погибшие, а люди любят пугаться. Я, конечно, сразу же ухватился.

На автобусе добрался до районного центра, дальше на попутках. Бюджет конечно, не выделили, так что я и за репортера, и за оператора, а вместо камеры – смартфон. По дороге снимал виды. Ну что не говори, ну красота же. Лето, река искрится, тайга сплошной стеной подступает к берегам, даже заброшенные, заросшие деревеньки к месту – хоть картины пиши.

Нужное мне село раскинулось на краю долины. Где переночевать, договорился еще в райцентре, собственно он меня и подвез. Федя – обычный мужик, рыбак, козырек его машины был весь увешан блеснами, которые звенели всю дорогу, вместо музыки – магнитолы в его старенькой Ниве не было.

–…Митрич он жуткий, конечно, но добрый, – болтал Федор по дороге. – Мы в детстве бегали к нему страшилки послушать вместо сказок. Жуть конечно. Говорит все как будто бы правда, сам видел, но кто знает на самом деле.

– А нападение медведя по-настоящему было?

– Медведя?.. Это про шрамы его? Так это когда было…

– Давно?

– Да, я еще не родился, наверное. Сколько его помню, он с этими увечьями и живет. У него даже кличка в деревне – Страшок.

– Хм… Я думал недавно, Путаница, что-ли какая…

– Ну, недавно у нас точно ни на кого медведи не нападали.

Я задумался. Это уже не репортаж получается, деревенский фольклор какой-то… Блин. Надо по-быстрому разобраться с этим и домой. Придется как-то выкручиваться.

Тем временем мы въехали в деревню. Деревенька раскинулась вплотную к окружающим её лесам. Всего одна улица и пара переулков. Уже темнело. По дороге к дому Фёдора встретились пара селян, да паренек, толкающий тележку с большим баком. Федя остановился возле высокого забора, открыл ворота и загнал машину во двор.

– Заходи, – пригласил он, открывая дверь в дом. – Живу один. Ты вон в той комнате располагайся. Сейчас что-нибудь пожарим.

– Слушай, а не поздно будет, если я к… Митричу сейчас зайду?

– Сейчас? Ну, не поздно конечно. А куда спешишь? Отдохни.

– Да, накладка вышла… У меня задание – репортаж про происшествие в тайге.

– Ааа, понимаю. Ну как знаешь. Я узнаю завтра с утра, едет ли кто в район. Ну или сам подвезу. Митрича дом на краю улицы. Отсюда видно. Пойдем покажу.

Мы вышли на крыльцо и Федя указал мне на небольшой домик дальше по улице..

– Водку не забудь, – сказал он , провожая меня с крыльца.

Я хлопнул по своему рюкзаку.

– С собой.

Я добрел по пустынной улице до покосившегося дома Митрича. Калитка была открыта, я вошел во двор и поднялся на крыльцо. Постучал. Ни звука. Я прислушался. Тишина. Я постучал еще раз, громче и замер. В доме что-то глухо стукнуло и послышались шаркающие шаги. Дверь медленно открылась. Внутри было темнее, чем на улице, но вскоре глаза привыкли к темноте и от неожиданности я чуть не выронил сумку из рук. Старик оправдывал свое прозвище – Страшок. Одна половина его лица была похожа на искореженный ствол старого дерева, страшные борозды глубоких шрамов белели на потемневшей коже, левая глазница была пустая, никакой повязки. Уха с левой стороны также не было.

– Шего тебе?– прохрипел старик.

Я стоял все еще не придя в себя.

– Шего тебе? – опять прохрипел старик и дернул дверь.

– Я, я… – опомнился, но слов подобрать не мог.

Вместо этого достал из сумки бутылку водки и протянул старику, стараясь не смотреть ему в глаза. В глаз.

Старик взял бутылку. Повернулся внутрь и пошел в темноту избы, не закрыв дверь. Я счел это приглашением. Прикрыл дверь и последовал за ним.

Старик еще и хромал, шаркая левой ногой по деревянному полу. Он дошел до кухни и поставил бутылку на стол, достал из буфета два стакана и кусок хлеба. По стенам плясали языки пламени от керосиновой лампы. Она была единственным источником света в этой кухне.

Кивком головы он указал мне на табурет, сам сел напротив и налил два стакана водки. Свой сразу же осушил, отщипнул небольшой кусок хлеба, закинул в рот и начал пережевывать редкими зубами.

– Пошлушать пришёл? – прошамкал Митрич.

Ответа он, казалось, не ждал, но я кивнул.

– Ну и шта тебе уже наплели эти балаболы про меня?

– Д… да ничего. Сказали, что медведь на вас напал, ну и вы знаете много всяких историй интересных.

– Ишторий… Да это вшо ша мной и было!, А медведь… шшука…, – старик потрогал голову в месте отсутствующего уха. – Медведь… Нее. Это не медведь был, это… Шлушай.

Старик снова наполнил свой стакан и, стукнув о мой, тут же выпил и начал свой рассказ.

Давно это было. Молодой был, работал с артелью, лес заготавливал для колхоза. В лес уходили сразу на месяц, а то и на два. Ночевали в зимовье на делянке.

Зима выдалась лютая, снег валил, ветер выл, каждый день. Работать невозможно. Мы уже почти месяц в лесу, злые как черти. План горит. Того и гляди друг на друга кинемся.

Как-то вечером повздорил я с одним работягой. По пустяку конечно. Лёха звали. Психанул он и вышел на из зимника. Ну мы сидим чаи гоняем, но долго, чёто его нет. На улице метель, как бы не замерз. Я пошел искать, из-за меня же ушел, накой мне грех на душу брать из дурака этого.

Вышел за дверь, кричу.

– Лёха, Лёха!

Дизель тарахтит, ветер воет. На три шага нихрена не слышно и не видно ничерта. Матерю его придуря, но чё делать иду, может в трактор в кабину залез. Пошёл смотреть.

Запахнул полушубок, иду. Вижу, на снегу чернеет чё-то. Шапку уронил, что-ли, или бросил. Совсем, думаю, долбанутый, точно башку отморозит.

Подошел. Наклонился поднять, а это… голова! Лёхина. Глаза стеклянные на меня смотрят, и рот открыт, будто кричит.

Я заорал, голову бросил, бежать к зимовью кинулся, но запнулся, упал в снег. Глаза поднимаю, а Лёхина голова снова передо мной. Я руками заелозил, и ползком, ползком. Встаю, спотыкаюсь, снова падаю, ору. Ноги вернулись, вскочил и в зимовье. Ору как резаный. Мужики даже через метель услышали, выскочили на улицу, кто с ружьем, кто с топором. Я к ним бегу, всё еще ору. Уже близко был и… сперва вонь почуял. Падаль. Как в стену врезался.

Апосля я его и увидел…

Огромный, почти с наше зимовье. Медведь… Не знаю. Вроде медведь, но огромный, грязный весь, шерсть свалявшаяся, кожа лавтыками свисает, сбоку дыра, ребра видно.

Вылетел он сбоку на ребят и сразу двоих смял. Серега с ружьем был не растерялся, дуплетом ему в харю выстрелил… А ему… Ничего. Пасть раскрыл, бросился и откусил Сергею обе руки вместе с ружьем. Кровь фонтаном, мужики, кто жив, в рассыпную. Кто-то в дом забежал. Зимовье-то насыпушка, медведь прямо стену проломил там где дверь была и внутрь как сквозь бумагу через другую стену вырвался, в зубах кого-то трепет.

Башка у него огромная, человека за пояс держит, с обеих сторон только ноги и голова свисают. Хрясь… И раскусил на две части…

А я как он выскочил к ним же бежал, упал и понимаю , что всё ещё на снегу валяюсь. Смотрю. Крика нет, уже горло сорвал, хриплю че-то. А бежать же надо! А куда бежать? В лес?

Да похер куда, я заскреб руками подскочил, и тут он меня увидел… Бежит, пасть раскрыта, ревет. Два прыжка и морда огромная, грязная, страшенная, передо мной. Кожа свисает, челюсть с зубищами видно, в глазу черви копошатся. Вонь. Смердит. Аж глаза режет. Заревел. Всё думаю. Конец. И что-то меня слева как звездануло, я отлетел к трактору и все. Темнота.

Очнулся. Больно. Но пикнуть боюсь. С трудом один глаз разлепил. Кровь на морозе застыла на лице коркой. Под трактором лежу. Пошевелиться боюсь. Не знаю, могу ли вообще. Светает уже. Прислушиваюсь. Ветер воет. Больше ничего.

Попробовал пошевелить руками, ногами. Больно, но шевелятся. Выполз. Попытался подняться, одна нога сломана, рука не поднимается, одним глазом не вижу.

С трудом оглядываюсь. Ужас. Вокруг кровь, обломки, мужики разорванные, ноги, головы. Все плывет, как в тумане, как под водой. Кричать не могу, мычу чего-то. Никто не откликается. Попытался пойти, упал. Не дойти мне до деревни. Силы уходят. Собрал всё, что мог, заполз на гусеницу трактора, до кабины добрался. Там ракетница. Схватил. Выполз обратно, на снег упал. Выстрелил – перезаряжаю – стреляю – стреляю… Все расстрелял и вырубился.

Очнулся в больнице. Все-таки заметили ракеты. Забрали.

Долго меня потом мурыжили по ментовкам… Что зверь был, поверили, кто бы еще так разорвал мужиков, а про то, что это чудовище огромное, нет конечно. Смеялись только… Со страха показалось говорят. Но я головой не поехал. До сих пор глаза… закрою вонь эту чувствую.

Ну, мне инвалидность дали… Сижу вот теперь тут… Рассказываю… За выпивку.

Старик вылил остатки водки в стакан и выпил залпом.

Я сидел, украдкой поглядывая на изуродованное лицо старика, на котором плясали лепестки пламени от керосинки.

– А…, тела, – я начал было спрашивать, но старик меня прервал. .

– Ээээ, не. Шнаю, я… Шешас будешь допрашивать. Кто ещё потом видел, а экшпертижа… шмерпектижа. Не хочу. Тебе надо – иди рашкапывай. Я вше шкажал…

Старик встал, опираясь на стол, и прошаркал в темноту комнаты.

– Уходить будешь, дверь шакрой, – прохрипел он, не оборачиваясь, и исчез в темноте.

Я вышел и поплелся к дому Федора. Постучал в дверь.

– Заходи! – крикнул он из избы.

Федя лежал на диване в комнате и смотрел телевизор. На столе стояла глубокая сковорода, накрытая крышкой, и тарелка с хлебом.

– Я картошки пожарил с мясом. Хочешь разогрей. Плитка на кухне.

– Спасибо, я так.

– Как хочешь. Я узнал. Если что, завтра Костян едет в центр. К обеду где-то. Может тебя прихватить.

– Слушай, а ты говорил, что Митрич много вам рассказывал историй в детстве? Все они такие… жуткие… как про медведя?

– Что, понравилось? – усмехнулся Федя.

– Ну, может быть, получится спасти репортаж… Не знаю. Не против, если поживу у тебя еще денек?

– Да не вопрос. Оставайся сколько хочешь.

– Спасибо. Я наверное завтра еще раз к Митричу загляну.

– Добро. Водку взять не забудь.

– Хорошо. Я тогда немного поработаю и спать.

– Не вопрос, друже, не вопрос.

Я ушел в комнату выделенную мне Федором, но никак не мог собраться с мыслями. Перед глазами постоянно всплывало изувеченное лицо Митрича и мысли уходили куда-то вдаль. К тому же внутри притаился какой-то мерзкий холодок плохого предчувствия. Наверное нужно выспаться, решил я, выключил ноут и расстелил постель.