Kitobni o'qish: «Репертуар русского театра, издаваемый И. Песоцким… Книжки 1 и 2, за генварь и февраль… Пантеон русского и всех европейских театров. Часть I»

Shrift:

РЕПЕРТУАР РУССКОГО ТЕАТРА, издаваемый И. Песоцким. Санкт-Петербург. В тип. А. Плюшара. 1840. Книжки 1 и 2, за генварь и февраль. В 8-ю д. л. В две колонны. В I-й книжке – 48, 19, 4, 8 и 22, во II-й – 24, 20, 12 и 15 стр.
ПАНТЕОН РУССКОГО И ВСЕХ ЕВРОПЕЙСКИХ ТЕАТРОВ. Часть I. Издание книгопродавца В. Полякова. Санкт-Петербург. В тип. А. Плюшара. 1840. В 8-ю д. л. В 2 колонны. 101 стр.

Хотя «Репертуар» и «Пантеон» принадлежат к повременным и срочным изданиям, но их нельзя отнести к числу журналов, потому что они составляются из целых пьес одного рода, а не из разных статей, не выходящих из известного объема, допускаемого журналом, и не из отрывков от больших сочинений. Театральная хроника, театральные анекдоты, биографии артистов составляют не капитальные статьи этих изданий, а, изредка, роскошь, чаще же – балласт: драматические сочинения, целиком печатаемые, – вот их капитальные статьи. Посему оба эти издания отнюдь не журналы, а разве драматические альманахи, срочно и по подписке издаваемые. Вследствие этого они и могут занимать свое место в библиографической хронике «Отечественных записок», в состав которой не входит и никогда не войдет обозрение журналов, современных «Отечественным запискам»¹.

О «Репертуаре» много говорить нечего, во-первых, потому, что он успел уже вполне обозначиться в течение прошлого года, выполняя как следует свои обязанности перед публикою; во-вторых, потому, что содержание его составляют большею частию водвили домашней работы, то есть переделки из французских водвилей, переделки, похожие на кушанья, которые при переноске из чужой кухни, где готовились, простыли и разогреваются в своей другими поварами. Нового об этих переделках сказать ничего нельзя – о них давно уже все сказано. Конечно, в «Репертуаре» помещаются и оригинальные произведения; но много ли их и чьи они?.. Здесь опять нового ничего не скажешь. Поставщики, или – и это будет вернее – поставщик все тот же и отличается все теми же красотами, которыми всегда отличаются великие люди на малые дела и которые можно вперед угадать. Итак, о водвилях – изредка, когда-нибудь, а теперь – ни слова. «Репертуар» издается; следовательно, есть охотники до чтения этого рода произведений, – и мы не будем им мешать: пусть себе тешатся. Да оно и хорошо: что бы ни читать, все лучше, чем ничего не делать или играть в карты, что гораздо хуже, чем ничего не делать. А об оригинальных… Кстати: во второй книжке «Репертуара» напечатана «Параша-сибирячка» г. Полевого, имевшая такой блестящий успех на Александрийском театре. Очень хорошая пьеска; но как много переменилась она в печати, лишенная помощи гг. Каратыгиных, г-жи Асенковой и прекрасных декораций! Право, с трудом узнаёте ее! Это обыкновенная участь многих театральных пьес, даже имевших на сцене большой успех: водвили наши особенно подвержены этой горькой участи. Посмотрите, например, как хороша в представлении сцена борьбы дочерней любви, колеблющейся между желанием спасти отца и страхом расстаться с ним, – та самая сцена, где под чувствительные звуки мелодраматической музыки г. Болле г. Каратыгин влечет г-жу Асенкову к себе, а г. Сосницкий к себе. Но, увы! в печати нет эффектной музыки г. Болле, а трогательное мелодраматическое действие обозначено в прописи и потому не производит никакого эффекта. Далее, все, что ни слышите вы со сцены, из уст Каратыгина, кажется вам так сильно, ново, блестяще, а перечитываете – видите что-то очень похожее на обыкновенные общие места во всех старинных мелодрамах². Но, во всяком случае, «Параша-сибирячка» есть лучшая пьеса г. Полевого, с которою нейдет ни в какое сравнение ни его «Уголино», ни «Ужасный незнакомец». Она переложена на сцены из такого анекдота, который и сам по себе громко говорит душе и сердцу, и в ней уже одна прекрасная цель – тронуть публику зрелищем торжества дочерней любви – заслуживает уважение и благодарность и искупляет недостатки³.

1.Это ограничение было вызвано тем, что обновленные «Отечественные записки», как следовало из программы журнала (см.: «Литературные прибавления к Русскому инвалиду», 1838, № 43), отказывались от какой бы то ни было полемики и провозглашали себя свободными от любой литературной коалиции.

2.«Параша-сибирячка. Русская быль в двух действиях с эпилогом» (1840) – одна из казенно-патриотических пьес Н. А. Полевого, сочинением которых он надеялся восстановить свою репутацию в официальных кругах. Эти пьесы («Дедушка русского флота», «Купец Иголкин» и др.) по иронии судьбы написаны в том же духе, что и драма Н. В. Кукольника «Рука всевышнего отечество спасла», отрицательный отзыв о которой погубил в 1834 г. журнал Полевого «Московский телеграф». Опытами Полевого в этом жанре остался весьма доволен сам Николай I (см.: «Записки Ксенофонта Полевого». СПб., 1888, с. 446). 17 января 1840 г. Белинский был на премьере «Параши-сибирячки» в Александрийском театре, которой посвятил специальную рецензию в «Литературной газете» (см.: Белинский, АН СССР, т. IV, с. 17–18). Как в газетной, так и в данной рецензии проведена мысль о том, что успех пьесы обусловлен мастерством актеров (прежде всего В. Н. Асенковой): зная о высочайшем одобрении драматургии Полевого, критик не мог прямо высказать свое отношение к этому произведению (см. рецензию на перевод повести Ксавье де Местра «Молодая сибирячка» – наст. т., с. 410). Истинную оценку пьесы Полевого кругом Белинского см. в письме И. И. Панаева К. С. Аксакову от 2 марта 1840 г.: «Эта скотина Полевой «Парашками»… приводит в восторг всю публику» («Труды ГБЛ», вып. IV. М., Соцэкгиз, 1939, с. 212).

3.Сюжет пьесы основан на подлинном происшествии. В 1804 г. молодая девушка Прасковья Лупанова, не имея ни средств, ни опыта, одна добралась из Сибири до Петербурга для того, чтобы вымолить у императора прощение отцу и двум его товарищам, томившимся в ссылке. Добившись своей цели, Прасковья умерла в монастыре. Несмотря на густую верноподданническую закваску, пьеса Полевого примечательна тем, что в ней присутствует тема сибирских ссыльных – крайне редкая в литературе николаевской эпохи.