Kitobni o'qish: «То ли ветер дует северный»
НЕЛЮДИ
Толи ветер дует северный – тучи серые собираются, толи Гамаюн – птица вещая крылами машет, да думы старые навевает, только поведаю вам о временах давних-стародавних. Времена те седы, как ненастное небо, темны тогда были ночи, да ясны звезды…
В те времена стародавние, как рассказывал прадед моему прадеду, да ему его прадед сказывал, рос на земле лес. Непростая чаща, заговоренная. Все деревья силой великою кроною высоко над землей возвышалися, силой волшебною мир полонили. Говаривали, само мировое древо начало той роще давало. Так али нет, только все волшебство по земле пошло из тех мест, кикиморы да лешие леса населяли, волшебники, змеи лютые, всякая иная нечисть по свету разбрелась. Да только не долго чаще пить силу Земли-матушки, век прошел, другой минул, да стала редеть роща чудотворная, да осталось всего пять дерев. Древа те колдовство сторожили – мир чудесами полнили.
Как солнышко красное, как звезды ясные, так правое слово путь освещает, слушайте люди добрые, слушайте слово старцево. Сед волос, да сердце молодо, расскажу вам что ведаю…
Люди одни жили, саландароны звалися. Статные были, волосом соломенным, да очами ясными отличались, да песни звонкие распевали, так что звери лесные заслушивались. Да только вот ратному делу не обучены – выгнали их с земли родной враги лютые. Тяжко пришлось саландаронам, долго шли они лесами да долами, да дошли да гор. Горы те, великаны зеленые, стражи вечные неподкупные, кольцом стояли вокруг зеленого дола – и лес и река, и поля широкие, все в объятиях их умещалось. Обрадовались люди, думу не долго думали, порешили – здесь и быть дому новому, здесь и жить народу саландорскому.
Плодородны земли в горном кольце, реки рыбой полны, леса дичью богаты, да только нет покоя народу саландорскому в новой земле, не приветлива земля к странникам, странные вещи твориться начали, не добрые…
Пойдет добр молодец – по дрова в лес, выберет деревце, да начнет рубить – выбежит невесть откуда девица красная, да начнет причитать: «не трогай братец деревца, не губи жизнюшку, пожалей…». Да не верит юноша – что проку в дереве, если не дом добротный, если не дрова жаркие. Для того деревце и выросло, чтоб людям пользу принесть – так он думает. Деревня строится, печки топятся. Народ друг другу про лесных людей сказки сказывает – да посмеивается – видно много пережил народ саландорский – что чуда-чудные, девы красные в лесу чудятся, срубишь дерево – страшен крик раздается, да обернешься нету никого, да крик тот с ума сводит, душу из честных людей вынимает, не дают покою злые кикиморы.
Все бы ничего складывалось, жить бы в мире да мед пить, на том сказ мой не оканчивается, много чего есть поведать, долго ещё сказывать…
А пошли как-то девицы по грибы ягоды, да зашли на полянку одну – смотрят сидит на полянке, глазками зыркает, вроде как мальчонка маленький, в лохмотья одет страшные, вроде как хвост у него есть, а на ногах копытца, смешливый такой, завет их в прятки играть, да дурачится. Только пошла с подружками – девчушками, старица-матушка, много на свете пожила, да такого чудища не видела. Почуяла матушка беду, да как стукнет клюкою своей, человечка по темечку, охнуть не успел. Услышали девицы – звук – вроде как полено в печи треснуло, упал лешачок как подкошенный – замертво, да коряжкою трухлявой обратился. Страшный рык светлый дотоле лес издал, да кроны сомкнулись, как в глухой чаще, еле выбралися к дому, страху натерпелися – с тех пор детей малых в лес не пускали, да пугали лешими непослушных да шаловливых.
Не приветлива земля к странникам, вот послушайте, что поведаю…
Как пошел на охоту человек один, не старый еще, работящий да смекалистый. Видит – горлица – стрелу в лук – да тетиву натягивает, стреляет, верный глаз не подвел, сложил в суму добычу, дальше идет. Видит добр молодец, лань быстроногая – только лук на тянул, слышит голос рядом с ним.
– Не стреляй, – говорит, – то не лань, то волшебница, в священную рощу идет, сил набираться, силы ее добрые, я в замены, – говорит, – помогать буду, всегда с добычей придешь, только, если скажу не тронь – поклянись зверя того не обижать.
Обернулся охотник, видит волк, в глазах ум светиться, словно не скалиться, а ухмыляется. «А что», – думает, – «может волк на что сгодиться, поможет мне дичь выслеживать, да и что я на охоту один хожу, пса у меня отродясь не было, а с волком, глядишь сподручней будет». Согласился со зверем человек, поклялся ему страшной клятвою. Хороший он был человек, да угрюмый, нелюдимый был – с зверем лесным легче сходиться, в лесу легче ему дышаться.
Дивились люди саландорские, всегда приходил Охотник с богатой добычею, долго в лесах пропадал, ничего плохого о лесе не сказывал, нечисти не видывал, и пустым не разу не воротился. Никогда никого не брал с собою, все угрюмей да молчаливее становился. Заподозрил недоброе деревенский люд, потому не подивились, тому, что детвора сказывала, что видела, как охотник тот с волком разговаривал, да тот пред ним ответ держал. Да видели, как дева водная ему песни пела, как нечисть всякая в его доме мед пила. Не делал худого охотник – потому решил народ – околдовал его лес, надобно спасти брата, да решили нечисть выловить да огню придать. Вот когда услышали, что гости незваные у Охотника, дождались люди, когда тихо станет, да извели нечисть. А Охотник, от меда пьян, не услышал, что делается. На следующий день в лес отправился. Останавливали его добрые люди, рассказывали, что да как было, как они его от наваждения спасли, да не послушал их, молодец, видно чары лютые не развеялись, побежал в лес, завывая, у нечисти с волками прощения просить, да слышали люди, что загрызли волки того неразумного.
То не леший воет, то ветер плачет, неразумного молодца кличет, не бывать нечисти на земле саландорской, больше уж никто их не прогонит, ни зверь, не человече, потому сколько страдать одному народу, сколько странствовать дом свой покидая, да землю плодородную отдавая врагам на растерзание…
Что сказать, времена древние, под каждою кочкою на болоте, по две кикиморы, у каждого оврага по вурдалаку. Но растет племя людское, множиться, деревенька уже на одном бережку не поместиться, уж мало места полям саландорским, на полях широких – надобно новые земли осваивать – надобно страшный лес прогнать. С тех пор, как неразумный Охотник, волчий брат, сгинул в лесе поганом, многие туда хаживали, храбрые были люди, славные охотники. Волков извести пыталися, да многие канули, но и серую нечисть изрядно потрепали. Было из чьей шкуры шубы шить! С тех пор, правда, мало кто дальше первой прогалинки в лес ходил, больно люты звери, да коварны дивы.
Одна дива черноокая, волосы как вороново крыло, ладная, да в разговоре бойкая с бабкой своей через перелесок жила. Коли бы вы за солнцем от деревни на закат пошли, через речку буйную перешли, да у двуглавого холма повернули, да еще немного по тропиночке – так в их избушку и пришли бы. Долго жили они там или коротко простому люду не ведомо, но только время пришло, и деревенька вдоль реки проросла, да недалече от ведьминой избушки и приостановилась.
Приглянулась дива темноокая молодцу статному, видно чары ее черные разум юноше заморочили. Богатырской был силы молодец, да доверчиво сердце юное. Птицу ли подстрелит, хлебца ль испечет его матушка, все отдаст, все несет бедной сиротке, каковой дива представлялася. Трижды звал замуж девицу, лишь на третий раз согласилася. Говорили ему люди мудрые, говорили старцы древние – что за дева в лесу живет, и откуда бы взяться коль не с лесу поганова, коль не с ведьминой тропочки. Темны очи – черны думы, вся сила за ней потаенная, что в темных углах прячется, да в болотинах, что губит малых деточек, да юношу не разумного в мир теней сведет. Говорили девки красные, – «чем не любы тебе мы, не пригожи. Наши очи ясны, как ясен день, наши косы светлы, как солнышко. Солнце красное наш батюшка, а ей кто отец, кто брат? Не ходи, погубит молодца, жизнь твою, да душу светлую». Говорили люди, отговаривали, да уж больно чары крепкие, как платком глаза завязаны, да не чует беду сердце доброе, ненаглядной своей не налюбуется. Да и девка – людям улыбается, помогать старается, все у ней ладно выходит и ткать и прячь, да и хлеб испечь. Словом, свадьбу сыграли с тяжким камешком на душе. Смотрят люди – да дивятся – как же в лесу лютом бабка да юна девушка столько лет прятались, говорила бабка – мол с малых лет здесь дитё ращу. Да еще занятно – бабку с девицей редко кто видел рядышком, – то стара выйдет, то молодая. Только богатырь наш ничего не замечает, во всей жене помогает, всему ее слову верит да соседей попрекает – почто девицу обижаете, почто женушке доброго слова не скажете.
Слова быстро сказываются, да времечко, как песок бежит – вот уж лето сменилось, да зима прошла, как жену темную в дом привел молодец. Но народ саландоронский все волнуется, как самой тьме меж ними жить, как здоровья желать, нет, не человечьей крови девица, чародейку в дом позвал к себе неразумный, быть бедам великим.
В тот год поросла пшеница колос к колоску, к земле клонится – пошли дожди, да с градом, разлилась река – почти все и погибло. Да от людей что скроется? Видали, как та темная в дождь ушла, града не бояся. Видали, как заклинала небо – руки к нему тянула – верно, пуще дождя просила. Многое после стали люди подмечать. Видали, говорят, как чародейка старая пряжу пряла – веретенце само крутилося, да видали, как ведра с реки сами за дивой шли – а пригляделись – лешаки тащат у самих глаза как угли да пар из ушей. А еще пуще видели, – как девица бабкой-то и обернулась, вот и вся премудрость не хитрая – заворожила колдунья старая, пеленою глаза застлала – да прикинулось молодушкой.
Страшно стало в землях саландорских, вдруг как что не понравится, вдруг взглянешь на нее не так, так и заколдует до смерти, а то и род проклянет да урожай погубит. Стали думать, как ведьму известь, как силу темную отвадить, думу думали долгую, много раз село солнышко, да взошло, да ничего не надумали.
И сказали тогда молодцу – верь– не верь, а чародейка жена твоя да старше она нашего старосты, не бабка то, а она сама в истинном свете кажется, такова твоя сиротинушка. А не веришь нам отправляйся ты как взойдет луна на широкий луг, где река изгиб делает, где забудь-трава растет и страх за сердце рукой костлявой хватает, поворотись три раза через левое плечо– чтобы духи злобные не увидели, да ты их во всей красе разглядел, подожди– нечисть всякая поганая на совет придет, будет править ими твоя женушка, коли все сделаешь правильно разглядишь ты свою зазнобушку в свете истинном. Коли так – избавь нас от лиха, которое сам привел…
Посмеялся молодец – говорит, все сделаю – чтоб показать вам, как ошибаетесь, все зависть ваша, говорит, да страхи пустые. Славный то был юноша, храбрый, сильный, слово его верное, но вот в лес ни разу не хаживал – потому и нечисть не видывал. Все думал сказки бабкины, да глупость людская. А не судил бы тот юноша, о том, чего не ведает, да глядишь по-другому бы вышло все…
И вот выждал добр-молодец полной луны, спящим прикинулся – слышит, куда-то пошла зазнобушка, заплела тугую косыньку. Подождал он, как посеред неба луна станет, да пошел, куда назначено. Да по дороге думает – дай загляну – спит ли бабушка, да пошел к дому старой карги, думал, ходил кругом, да опять думал. Собрался с духом да постучал. Да увидел слабый огонек в доме, да услышал, бабка отвечает, -«зайди сынок, как солнце красное взойдет, стара стала вижу плохо, да темени боюсь». Поверил парень словам, поверил дому заговоренному, соседи слышали – странным был бабкин глас в ночи, не человечьим…
Обрадовался, добр молодец, врут люди, на зазнобушку зря клевещут. Пошел на луг, да увидел родную на полюшке да побежал к ней, и забыл наказ людской через плечо перевернуться, так и пропал в ночи. А колдунья в деревню не вернулась, страшил ее суд людской, изжила молодца -некому теперь заступиться.
Говорят, изловили, потом колдунью, да только проклятья ее в лесу поселились, темным стал светлый бор, да на том месте, где забудь-трава цветет, люди пропадать стали…
Нет покоя народу саландоронскому, но светлы их мысли, ясны взоры – не бывать тому, что темная сила их победила…
Слова пою, словно тку полотно, на нем узор – память людская ожившая…
Рос народ саландорский, лес его манил, добыча богатая в лесу виделась. Один смельчак далеко в лес заходил, да такое чудо невиданное добывал – вроде как конь – только рог у него изо лба торчит, где кровь его капнет – цветы распускаются, если болен кто кровь силы дает, а из рогов копья выходят чудные – мимо цели не бьют. Жалко редкий зверь. А так все больше другие попадались, все больше на шкуры шли да на пищу. А этого зверя добыть – смекалка нужна. Хитрый то был зверь, не простой, однорог его называли. Однорог прячется – не увидишь, бежит – не догонишь, не простой зверь зачарованный, потом так бывает – будто мерещится, что говорит он с тобой, да так что заслушаешься. Заслушаешься да заснешь, а уснуть в лесу зачарованном, как в саму тьму подземную спуститься.
Кто послушает ужаснется, кто послушает посмеется, только все правда в сказе моем – нету вымысла. В те времена стародавние, тогда много чего было и год был короче дня и день длиннее месяца, и среди тварей подлунных разные встречалися. Встречались змеи лютые, чешуей покрытые, крылами полнеба закрывавшие. Бывали и кони крылатые (говорят был и зверь-гора, изо рта сабли торчат, а нос в землю упирается – как змея извивается, говорят в далеких землях водится– верно брешут, того точно не ведаю).
Жил народ салондорской в долине зеленой горами окруженной, жил горя не знал, если песни ли пел – птицам на зависть, коли хлеба ли пек – так вкуснее всяких яств покажутся. Жил, да только не ведал, что в лесу заповедном, посеред всей долины пять дерев росли – силой волшебною мир полнивших. Вот от чего в чаще нечисть водиться, вот от чего в реке девица видится, да всякая кочка человечьим языком разговаривает, в чащобу глухую путника заманивает.
Лето жарко, да зима холодна, в один год пришла в долину зима лютая, белыми покрывалами горы укутала, заволокла снегом всю землюшку, ветки дерев под снегом ломаются, от мороза стонут. А ночью такая вьюга бывала, что под утро из избы не выйти. А вот в погожий денек да солнечный, больно красна зима, снег под ногами скрипит, детишки веселятся, снегом кидаются, да из труб дымок валит, словно тишина да мир в доле поселилися. Но не дремлет рать нечистая, думу думает, думу темную – как со света известь саландоронский род.
В лес пошел паренек один, в лес пошел да за хворостом. Долго шел, заплутал, видно водит лешак аль кикиморы. Вот уж ночь темна, чаща часта, да не видно, чтобы где-то дорожка шла, дорожка шла домой вела. Ветер днем повыл, а к ночи устал, серебрит луна колкие снега, видно час пришел погибать пора.
Погрустил-погрустил дорб молодец, да и думает, чем в сугробе замерзать, лучше уж пойти, куда глаза глядят. Шел он, коротко, долго ль – неведомо, уж светать стало – огонек впереди заметил. – Что ж, – думает, – вот и вывели меня ноженьки из лесу из дикого. Радость сердце греет да силы дает вперед идти. Только стал ближе подходить – глядь, а опять огонек далече. Понял юноша – опять его леший водит, домой не пущает. Да только делать нечего, идти некуда, вот идет за огоньком дорб молодец да смекает – что же за огонек такой. К рассвету и тот огонек исчез. Да только лес расступился, да посветлел, а на опушке одной – так и вовсе костерок горел. Подобрался молодец поближе видит трое сидят, друг пред другом похваляются.
–Я, – один, говорит, -за день весь свет облечу, золото, где хошь разыщу, – важно так говорит, а на самом кафтан драный, да тощ, как палка, а в глазах бесы пляшут красные, пламенем костра прикидываются. Понял добр молодец – не простой то костер, колдовской, сал дальше слушать.
–А мне, – говорит другой, – стоит в ладоши хлопнуть и будет тут грозная армия вурдалачьего племени, они, -говорит, – будут меня во всем слушаться. Страшный такой – одежды черные, глаза бездонные, на вид молод да силен, а в голосе его волк чудится али медведь, а у ног его сума лежит, он оттуда кубок достает золотой, да мед кровавый в него наливает.
–Брешешь, – третий сказывает, – не будут они тебя слушаться, не бывать в упыриных им прислужниках. Вот испугался наш добр молодец, еще глубже в снег вжался, вот он упыриный князь пред ним сидит, кровушку людскую пьет.
–Вот, что я могу, – меж тем третий похваляется, – я могу такую стену построить – что не видна, а пройти не пущает, могу такую тропу протоптать, что петляет петляет, да не куда не приводит, идешь-идешь домой не придешь. Тут он засмеялся зловещим голосом, так что холод по венам место крови побежал, не выдержал добр молодец, схватил суму упыреву да кинулся бежать.
Бежит, а из упыревой сумы дорогой хлеба кусок обронил, где обронил там земля расступилась, да овраг крутой варажинам путь пресек.
Бежит молодец, а по пятам его страх торопиться, волком воет да в душу лезет. Недолго думая бросил юноша за спину первое, что в упыревой суме попалось – гребень золотой. Обернись тот гребень птицею, подхвати горе-странника, да как вынеси его в чисто полюшко, перейти речку – вот и околица. Опустила птица молодца, да и внебесах-то и скрылася.
Пришел в избу молодец, да поевши да отогревшися, стал находки свои рассматривать. Смотрит, а он у лешаков целую суму злата утянул – тут и ожерелья редкой работы, тут и перстни сияющие, жемчуга драгоценные, да монеты чужеземные. Стал тогда юноша девок замуж звать – та говорит, женой моей назовется, кому жемчуга да кольца боле к лицу будут. Затмевает девичий ум украшений блеск, как сороки налетели жемчуга мерить, да красотой похваляться. Чуть глаза друг дружке не повыцарапывали, косы русые не повыдергивали. Не доброе то было золото…
Только люди старые, люди мудрые видят: злато-то заговоренное – порешили, да и в речку вон выбросили. Камнем пошли на дно ценности, да о дно ударились и стайкой рыб обернулись – с тех пор в тех местах и водится рыба с золотой чешуей…
Да только обозлилась нечисть, не мало минуло дней, да мало месяцев, наступили времена темные, пришло время саландорам в бой вступить с колдовской силую.
До того часа рокового, когда рать светлая темные полчища бить пошла, вот что приключилось…
Уж зима прошла, в лугах трава цвела, в кузне кузнец мечи кует, да копья точит, надобно землю-матушку от нечисти спасти, чтоб дышалося полной грудью, чтоб страшилищам всяким не осталось места в долине саландорской.
А что по над лугом не туча, не дракон крылья расправил, то птица Гамаюн к людям летит, с древа древнего Мирового рассказать-научить, на путь наставить. От ее крылов тень наземь ложиться, ветра завывают. Вот все ближе она к селению, поуменьшилась, словно горлица стала, да голос ее чист и ясен слышен каждому.
– Ой, вы люди саландорские, человече неразумные. Вы скажите, обчем мысли все? Вы скажите, что тревожит вас? Помогу, научу, поведаю. Все знаю, что в мире делается…
– Здравствуй птица Гамаюн, птица, вещая, – поклонился народ доброй вестнице, – ты скажи-надоумь, как нам нечисть известь, ты скажи, как нам в мире жить, чтоб с земли не прогнал никто, чтоб не тронул лес и дети его, чтобы род наш рос да вовек не прервался бы.
Призадумалась птица, вещая, голову на бок склонила и молвила:
– Все скажу я вам, что ведаю, ничего не утаю… Ваши беды – ваши страхи, саландороны – ваш лес – лес чудес, ваша река полна колдовства, ваши хлеба урождаются, ваши мечты исполняются, ваши лица, как солнце ясное – все благодаря роще волшебной из пяти дерев – силу она этому месту дает и всему волшебству мирскому. Ее караулит ваша нечисть, ее бережет, вас боится. Не гоже вам боятся народа лесного, силен народ саландорский, солнца сыны – не давайте воли страхам темным, да мыслям злобным, будете духом сильны никому не сломить вас! Солнце красное – бережет вас, луна ночью охранят, откройте же ваши очи, и вы увидите, что вам делать!
Так благословила птица, вещая, народ саландорский на подвиг ратный, на дело правое.
БИТВА
Полет.
–О-ох, – раздалось у меня в голове. Я – Изумруд, повернула чешуйчатую голову в сторону подруги и внимательно посмотрела большими глазами цвета спелого меда, почему-то я представила, как выгляжу со стороны, иногда любопытно, пролетая над озером или морем смотреть на свой двойник, летящий под водой. Драконы загадочные существа чистое порождение магии, можно сказать персонификация духа, ну или близко к тому. Я и второй дракон летели высоко над землею, расправив огромные кожистые крылья, ловя потоки холодного воздуха.
–Что не так? – беззвучно спросила я у Сапфир.
– ВСЁ! – был ответ, – говорят жалкие людишки убивают могучих волшебников, как котят, и, по-моему, даже не замечают этого, если они до рощи доберутся и нам не жить.
–Гипербола, – ответила я, – далеко от реальности, каждый год мы летаем в Рощу за силой, она не уменьшилась, много людей стало вот в лес и лезут, все, что я знаю сплошное недоразумение. Зачем убивать волшебников – от них нет вреда.
– Сейчас конец зимы, а мы, когда обычно прилетаем? Летом! ОНИ позвали нас, чувство такое, что будет что-то, нехорошее.
Мы замолчали, почему-то подумалось, что здорово быть драконом, ничего в этом плохого нет, плохо быть многоглавым драконом – вот у кого в головах путаница. А так летишь, холодный воздух держит над землей – забавно все же, как это модное слово –аэро-ди-нами-ка, Кассандра его, помнится, упомянула. Как красиво все отсюда, мир, леса, поля, деревеньки и каменные города, лодки, птицы, все такое яркое и миниатюрное, кажется можно весь мир на ладонь сложить, покой такой и словно жизненная сила сама через тебя в мир перетекает. Не хочется думать о Роще, но тревога грызет сердце.
И опять же здорово быть драконом – можно быть им, можно человечком, забавно быть человеком, когда ты внутри дракон, ты словно больше своего тела, ты словно смотришь на себя со стороны. Интересно так же, что люди нас считают красавицами, их даже не смущают мои зеленые волосы или скажем сирень волос Сапфира. Магия завораживает, да – так, магия завораживает.
–Снижаемся, -услышала я в своих мыслях, – снижаемся, говорю, смотри, вон наш дол, вон наша Роща, нас ждут уже на Совете, – не засыпай, стольких увидим, я по этому месту так скучаю, тут весело, и… и быстро.
–Надо говорить жизнь бьет ключом, или скажем не стоит на месте, или очень насыщенная событиями, а то быстро, быстро это неправильно, – ответила я, все еще настроенная на созерцательные лад.
Лес.
Лес. Лес, лес, лес, лес. Это же просто сказка! Нет, ну раз в год сюда надо выбираться. Сейчас, когда магии в мире мало, если по соседству живет волшебник, то это уже удача, хотя они конечно. ээ экс-цен-трич-ные – как говорит Кассандра, т.е. со смещенным центром, но уж у кого-кого, а Кассандры точно центр смещен. Все оттого, я думаю, что она вещунья, и свою гибель видела, не скорую вроде как, но это пси-хо-ло-ги-ческая или как ее травма. Вообще ее имя, ммм. Дкьюрентоаранторануютрт’А, ее все раньше Кьюрентория звали, но она захотела быть Кассандрой, решила так. А что каждый волен назвать себя Кассандрой, если хочется, конечно.
Ох, столько всех надо встретить, столько рассказать. Они не слышали столько всего – я даже одним народом правила, не долго правда, но было не плохо – я им велела, каждый день пару барашков зажаривать, правитель должен хорошо питаться, а что никто не возражал. Такой милый народец – календарь мы там завели, лунный, выращивали всякое – там виноград, например. Вино тоже неплохое у них получалось. Словом, глаза им развязала, а без меня они мало что умели, всей перспективы не видели. Правда вот врагов у них не было, крылья не размять, как узнали, что я дракон, так-то с дарами, то с ядами ходят, улыбаются, но не нападают. Скучно стало, я и улетела, интересно, как они сейчас.
Ну так вот, лес. Сюда даже Пегас со своим ээ. табуном (или стаей), в общем, детьми, каждый год прилетает. А местные очень милые существа, здесь и вурдалаки, и дриады – духи лесные, их местные люди говорят кикиморами называют да лешаками – по-моему не очень звучит, и почему-то дриады девушки должны, по их мнению, в болоте жить, почему так? Все у них интересно. Не так давно всего лет 100-200 назад, не помню точно завелись у них эти – саландороны, нет, ну не важно люди в общем, такие тихие, их враги из дому выгнали, ну местные их и пустили – долину им свою показали, так обычно от людей скрывали, больно шумные, но тут думают, пусть живут. Только что-то их больно много развелось – да и в лес все лезут, деревья без разбору рубят – нескольких дриад покалечили, а некоторых и погубили – вырубят все их деревья и все нету дриады. Не больно-то весело им, те что деревне ближе, говорят они могут уйти, бросить место, тогда оно конечно гиблое станет, такое место силу из всякого тянет, кто туда зайдет, да и куда здесь уйдешь, тут же полон лес дриад, только если в другую долину. Но то дриада, не дракон, не любят они это, далеко уходить. Но все это недоразумение. Пришло время встреч!
Встреча.
Я, Изумруд, зеленый дракон, страж Рощи, и я, я снова здесь в Лесу. В лесу не место драконам, дракону нужен простор, в лесу лучше человеку, так что я человек.
По тропе вверх к вершине небольшого холма спешили разные твари. Стайка оборотней белок, волки и лисицы, даже, кажется, я видела лося. Дриады приветливо машут руками из-за деревьев, улыбаются, а вот эту кажется я знаю!
–Ярзи! – позвала я, – Ярзи, как ты? Рада видеть, что здесь происходит?
–Изумруд! Изумруд! – Ярзи подбежала, расталкивая, каких-то кудесников, которых я раньше не видела. Тут все, кого я знаю, все собираются, будем выгонять людей из долины! Столько всех прибыло!
– Смотри, – указала вдаль диада, – вон там, вдалеке, единороги пришли. Давно их не видно было.
Я присмотрелась, бледный призрак лошади, был едва различим в глубине леса. Единорог смотрел в сторону нашей тропы, во всяком случае, так сказалось, я попыталась присмотреться получше, но тут Ярзи что-то прокричала, во всеобщем шуме, я не расслышала что, а потом кто-то оттолкнул нас стропы. Темный – вот, точно, Темный, вот что она сказала! Великая Роща! И он здесь! Они что и его позвали, он же псих!
Тропа очистилась, гул голосов стал тише. Из тьмы леса, набирая скорость неслась черная восьмерка тёмноконей, везущая боевую колесницу. Темнокони это такие химеры – что-то вроде длинноногого волка с лошадиным крупом, издали – конь как конь, а приглядишься – зверюга-то хищная. Колесницей правил молодой человек также в черном, в темных глазах его блестели красные искорки. Лицо его было насмешливо-холодно, он пронесся мимо как сгусток тьмы, а за ним попятам пронеслась стая волков. А над волками кружили летучие мыши.
– Выскочка, – прокомментировала я, когда все стихло.
– Что ты, он наша надежда – он же воин.
– Мышиный король, сказала я, отряхивая пыль со своей туники, – нет, ну посмотрите и сандалии все запачкались! Надежда – псих ненормальный, ваша надежда.
С Темным я давно знакома, он упырь, ну ээ. кровопийца, вроде того. Упыри они вроде вервульфов, только себя отдельно держат, крысы. Нет, не подумайте Темный очень даже не плохой ээ. человек, умница и вроде как красавчик. Нет, правда, с ним интересно. Он с родни драконом – против этого всего гуманизма – разумного существа не тронь, ради баловства не колдуй, а то в Роще в лягушку даже никого ради смеха не дают лишний раз превратить – маг должен быть мудрым, к чему-то там вселенскому тянуться, к чему спрашивается тянуться если ты и так не плох, вот драконы, скажем, все знают – совершенные существа, куда тут над собой расти.
– Надежда наш компас земной, а удача награда за сме-елость, как-то так.
–Ой! Кассандра! Вечно подкрадешься, вечно ты со своими шуточками. Какой такой компас? Кстати, рада видеть.
– Обычный, это песня такая, то есть будет когда-нибудь такая песня.
– Ну вот, опять ты, – поморщилась я, – попытайся жить в нынешнем веке, а то когда-нибудь тебя не так поймут.
–Жить будущем по крайней мере лучше, чем прошлым, я видела вещих нацеленных на прошлое – унылые ворчливые существа, жуткая штука – ностальгия. Кстати – тоже очень, рада встречи, очень.
Кася взяла меня под руку и потащила по направлению к Совету. Ярзи семенила рядом, то и дело оглядываясь на кого-то в толпе. Мы свернули на узкую и темную тропку, так можно было спокойно, без толкотни сократить дорогу к Мировому костру.
Кассандра – нет, она ничуть не изменилась. Безумный взгляд, как всегда, мысли, где-то далеко. Ее вечная странноватая улыбка портит вполне миловидное личико. Кассандра маленького роста, ее кудрявые черные волосы доходят почти до пят, то, что она называет прической, делает ее сзади похожей на прямоходящую овцу. Толку от нее и ее предсказаний никогда не было. Ну, во-первых, она сама говорили, что будущее не едино, правда она говорила, что и прошлое не едино, но это уж ей откуда знать его-то она не видит. То есть то, что она предсказала, может и не произойти – вообще на таких условиях я тоже ясновидящая, правда у меня не так богата фантазия. Ну а во-вторых, как правило, она видит очень, ну очень далекое будущее, как-то она предсказала – что, когда я буду правителем, мне подарят обруч с янтарем под цвет моих драконьих глаз – когда я человек мои глаза зеленого цвета. Когда это было? Лет за семьсот до подарка. Так что толку нет. А сама она вечно при всяких культах обитает в роли оракула, видимо, она еще дает советы. Во всяком случае, в наш Совет она вошла.
Пока мы шли, я подумала, что э та идейка – про мир, накопление знаний, самосовершенствование, жизнь в гармонии – откуда она пошла? На самом деле причина в изоляции, я думаю так, Роща – вся долина в горах всегда была скрыта от любопытных глаз, тут спокойно, было. Не понимаю, что они с этими саландорами не поделили – тоже вроде мирный народ, столько лет сюда прилетаю, а ни разу не вникала, что тут на самом деле твориться. Ну, я в общем-то к деревне и не наведывалась – мне сказали – не ходи лучше, я и не ходила, что я людишек не видела, что ли. Чего там смотреть, хотя любопытно, кто мог так наших ученых волшебников распугать.
Я, Кассандра, Язри, пара знакомых вервульфов, приглашенных на Совет шли к Мировому костру. Тут у них вообще мания величия процветает, если совет, то с большой буквы, если письменность, то фонетическая, ну уж если на СОВЕТЕ костер, то уж точно Мировой.
Военными действиями против людей должен был кто-то управлять, у них вообще нет правителя, маги они не любят правителей, хотя правители ничего, что-то есть захотелось. Интересно, что на ужин.
