Kitobni o'qish: «Сага о золотом барашке»

-Ну что ты вытворяешь? Оставь меня в покое, Аэропа. Сколько можно повторять… Люди же смотрят.

Эти слова прозвучали тихо, почти шепотом, чтобы их не могли расслышать охочие до сплетен микенские зеваки, в изобилии крутившиеся возле рыночных рядов. Приятной внешности мужчина лет этак 32-х, заметно нервничал, глубоко посаженные голубые глаза тревожно озирались, боясь случайно наткнуться взглядом на знакомое лицо – он то краснел, то бледнел, безуспешно стараясь избавиться от навязчивой спутницы – увы – это было бесполезно. Они стояли возле низенького прилавка, заваленного пучками душистых трав – подвижная пухленькая блондинка небольшого роста в цветастом аляпистом наряде и он, высокий, осанистый, с каштановыми длинными кудрями – такой видный, хорошо одетый мужчина – конечно, все обращают внимание на него – а как же иначе? И надо было встретить ее здесь – теперь не отвяжется. Фиест скосил глаза на Аэропу – пока ее пальчики безо всякой надобности теребили фиолетовую веточку базилика, она все плотнее прижималась к своему спутнику – то шаловливо выставляла ножку, то невзначай задевала бедром, то вновь терлась о мягкую ткань его белой туники, так, что Фиест ощущал податливость ее рыхлого тела, чувствовал запах золотистой кожи, а напряженная пуговка соска касалась его предплечья.

–Что ты делаешь? Сумасшедшая…

Только и мог потихоньку твердить растерявшийся, смущенный Фиест, пока жена его брата так откровенно демонстрировала свою доступность. Нельзя сказать, что ему совсем не нравилась Аэропа – цветущая, в самом соку, ухоженная женщина, с объемной грудью, с бархатистой кожей – как раз сейчас ее стройная ножка сквозь разрез вызывающего наряда жмется к его ноге… но есть же брат. Фиест в который раз постарался отодвинуться от прилипшей спутницы, однако, это значило потеснить рядом стоящих женщин – не дай бог толкнуть их, или, того хуже, оттоптать им ноги – возле прилавка, как назло, толпился народ, и Аэропа, пользуясь этим, все теснее жалась к нему. И надо было им встретиться здесь, в суете рыночной площади Микен, где так много знакомых лиц – кто-нибудь, да обратит внимание, еще и брату донесет – видели, мол, твою жену в компании с Фиестом. А чем он виноват, если она так и льнет к нему? Просто не дает прохода. И чего этой дуре не хватает? Братец вроде не обижает ее, ребятишек у них как никак двое – а она все не успокоится – то подкараулит его на улице, то встретит невзначай у колодца.

–Как увижу тебя, так прямо млею вся – безо всякого стыда говорит Аэропа, а сама так и таращит свои бесстыжие зеленые глаза и смазливое круглое личико расплывается в похотливой улыбке. Она постоянно вгоняет его в краску, нигде Фиест не может чувствовать себя спокойно – он и к брату-то ходить перестал.

Кто бы мог подумать, когда они приехали сюда, что так все получится? Щупленький, болезненный Эврисфей пригласил их обоих – управлять Микенами, пока сам он будет воевать. Это был своего рода реверанс в пользу могущественного Пелопа – отца обоих братьев – уважал тщедушный микенский владыка своего соседа – вот и позвал его сыновей присмотреть за Микенами в свое отсутствие.

–Близнецы они – рассуждал Эврисфей – Куда один, туда и другой. Нет никого на свете дружнее близнецов.

Как ошибался царь Микен – да разве мог знать он, сидя у себя во дворце, более похожем на крепость, о бесконечном соперничестве между братьями, начавшимся едва не с колыбели.

–Я первый – кричит Атрей – Я старше тебя на 5 минут.

–Ну и что? – чуть не плачет Фиест – Мы родились в один день.

–Все равно – я главный – уже лезет с кулаками на брата Атрей – и лишь своевременное появление матери спасает их обоих от новых синяков.

Так и росли два брата, постоянно выясняя между собой, кто из них лучше, воспринимая удачу другого, как личный проигрыш. Сегодня Фиесту удалось побить рекорд в беге – раздосадованный Атрей рвет и мечет, дальше брата запустил диск Атрей – Фиест от злости не находит себе места. Постепенно взрослея, они поняли наконец, что так открыто не стоит проявлять истинные чувства – и окружающие с облегчением вздохнули – подросли мальчики, образумились, забыли детские обиды – закончилось противоборство – увы, это было не так. Исподтишка наблюдая друг за другом, они старались на людях демонстрировать братскую привязанность и дружбу – им почти удалось обмануть всех, кто не особенно интересовался ими. И, тем не менее, затаенная злость время от времени выплескивается наружу.

–Какие красавчики эти близнецы – а похожи – прямо две капли воды – случайно оброненные слова следующим образом действуют на братьев:

Атрей, чтобы хоть чем-то отличаться от брата, остригся едва не на лысо – оставив лишь острый ежик каштановых волос. Фиест напротив, отращивает кудри – густые волосы вьются сами, живописно рассыпаясь по плечам. Атрей взял в жены критянку Аэропу – Фиест, в противоположность брату совсем не собирается жениться. А зачем? Брат остепенился, серьезным стал, а я, назло ему, погуляю еще – пусть завидует – и пускается во все тяжкие Фиест, зарабатывая репутацию шалопая и гуляки. Вот она-то, эта репутация, и подвела его по приезде в Микены. Навел-таки справки Эврисфей, прежде чем покинуть город. Нашептали ему пронырливые советники – у холостого Фиеста там дочь, а там – сыновья растут – нагулял, да бросил – можно ли такому доверять?

–Вот что я решил – заявил Эврисфей обоим братьям, представшим перед ним по приезде.

Маленькие серые глазки на скуластом лице царя так и бегают, переводя острый взгляд с одного брата на другого. Один явно старше – серьезное лицо, аккуратный, подтянутый – сразу видно, рассудительный, строгий, неторопливый, одет как подобает уважающему себя человеку – добротная ткань приятно сочетается со скромным покроем, а этот, ишь, лохмы распустил, нарядился, словно на танцы собрался – кто сказал, что они близнецы? Определенное сходство, вне всяких сомнений, присутствует, но до чего разные эти два брата.

–Атрей пусть замещает меня. Ты поможешь ему, если что – наконец решает Эврисфей.

Так и оказался Атрей на микенском троне, пусть и временно. На этот раз проиграл ему Фиест.

–Так и должно быть – спокойно воспринимает свое назначение Атрей – Я первый.

Отголосок скрытого соперничества вырывается наружу, словно речь, как прежде, идет о детских обидах.

–Пусть не обижается Фиест – это серьезное дело – он не потянет.

И сразу забывает о брате Атрей, предоставив того самому себе – пусть развлекается в Микенах – он только это и умеет делать. В свою очередь Фиест, подождав немного, не призовет ли его брат, хотя бы приличия ради, спустя некоторое время убедился окончательно – нет, не призовет. Напрасно он, Фиест, околачивается здесь, в Микенах. Ничего не светит Фиесту – никаких перспектив – может, вернуться к отцу? Тем более, что Аэропа, жена Атрея, устав от постоянного равнодушия мужа, целиком погруженного в бесконечные дела, все настойчивее пристает к нему.

–Отстань от меня – огрызается Фиест, когда никто их не слышит – Ступай домой.

–Фу, какой ты противный – ничуть не смущается Аэропа, томно закатывая глазки. – Неужто твои тощие шлюхи лучше? Меня хоть ухватить есть за что

Это сущая правда, и Фиест невольно всякий раз скользит взглядом по пышной груди и округлым бедрам, однако есть приличия, в конце-то концов. Аэропа – жена моего брата – в сотый раз говорит сам себе Фиест. Тем более при его-то внешности у него нет проблем с противоположным полом – зачем наживать неприятности на ровном месте? Нет, пора ему убраться из Микен, пока не поздно – Аэропа, похоже, так и будет преследовать его – сплетни рано или поздно дойдут до брата

–Все равно здесь ничего мне не светит. Завтра собираю вещи. И домой. – в один прекрасный день принимает решение Фиест.

* * *

Но, до завтра нужно дожить – впереди добрая половина дня сегодняшнего, и Фиест, послонявшись без дела по мрачным покоям эврисфеевского дворца, надумал прогуляться по улицам Микен, тем более что из лабиринта залов доносится бойкий голосок Аэропы – не желая встречаться с ней, Фиест выскакивает на широкую лестницу.

–Жаль, плащ не прихватил – сокрушается по дороге Фиест, но возвращаться нельзя – того и гляди, наткнешься на нее – еще раз у самого выхода останавливается Фиест – Может, вернуться? Вечера в Микенах холодные – совсем рядом горы – оттуда постоянно тянет прохладным ветерком, лишь только садится солнце.

Пока он мнется в передней, тяжелая, потемневшая от времени дубовая дверь решительно распахивается чьей-то твердой рукой. Вошедший, могучего телосложения человек, крупный, высокий воин, потеснив Фиеста, устремляется вверх по лестнице. Фиест провожает его глазами – запыленная медь доспехов, запекшаяся кровь, тяжелый шаг, удрученный, злобный вид – это гонец, и, похоже, с плохими вестями – догадывается Фиест. Что-то недоброе случилось. А гонец, тем временем, оттолкнув разодетого пижона, спешит со своим донесением к нынешнему правителю Микен, и лицо его мрачно – мрачнее тучи, походный загар прочно въелся в огрубевшую кожу – выделяются лишь голубые глаза, окруженные сеточкой морщин и мохнатые выцветшие брови нависают над ними. Торопится гонец сообщить о гибели Эврисфея, о том, что война на этом, похоже, закончена и остатки войска направляются в сторону Микен – воины хотят домой, все устали от бессмысленной бойни, основанной на личной мести – а раз нет больше Эврисфея – что продолжать-то? По сути – для Микен это благо, но опытные воин, не раз прикрывавший Эврисфея от вражеских стрел и мечей, преданно служивший своему царю, опечален искренне, до слез. Погиб царь Микен, и город должен достойно почтить его память, какой бы она не была. Тем временем Фиест все еще мнется в передней – невнятные звуки поднявшегося переполоха доносятся до него, Фиест делает шаг назад, любопытно ему узнать, что происходит – но, тут на верхней ступени лестницы возникает Аэропа – в песочного цвета коротенькой тунике.

–Вот ты где. – призывно улыбается Фиесту Аэропа. – Я тебя искала…

Полупрозрачная ткань будто сама собой сползает с округлого пухленького плеча, Аэропа вполне уверена, что Фиесту, зажатому между лестницей и дверью, деваться от ее чар некуда – потому она не торопясь, преодолевает ступеньку за ступенькой. И с каждой ступенькой Аэропа задирает ткань и без того короткого наряда все выше, будто подол мешается ей при спуске – да так, что видна вся стройная ножка и не только. У Фиеста от такой картинки захватывает дух. Он пятится назад, на ощупь отыскивая дверное кольцо, не в силах оторвать взгляда от обнаженных прелестей.

–Совсем сдурела. Вдруг кто увидит.

–Что испугался? Никто не увидит. Все побежали туда. – неопределенный взмах пухлой ручкой должно быть указывает в направлении тронного зала, где обычно решаются все важные для города дела – но от этого жеста съехавшая с плеча шелковистая ткань сползает окончательно, открывая полушарие левой груди.

–Эврисфея, кажись, убили. Так что до нас с тобой никому нет дела. Пойдем…

Она стоит рядом, протягивая руку, и бесстыдно улыбается ему. Если Аэропа сейчас хотя бы дотронется до него – все, я пропал – Фиеста бросает в пот – она жена его брата, практически правителя Микен… Фиест резко поворачивается, влажными от пота руками дергает неподатливую дверь на себя и быстро выскакивает вон, по дороге переводя дух.

–Что за баба. Пристала, как репей.

И лишь спустя некоторое время, когда мысли вновь обрели стройный порядок, Фиест начинает понимать, что за новость привез тот самый гонец, что чуть не сбил его с ног – погиб Эврисфей, убили его где-то там, вдали от Микен, а значит Микенам придется выбирать нового царя.

–Они, конечно, предпочтут Атрея. Кто бы сомневался. – с досадой думает Фиест – но, делать нечего, он и сам понимает – здесь первенство за братом. Пока он сам куролесил в Микенах, Атрей успел показать себя с самой лучшей стороны – микенцы изберут его, это точно – никого другого у них на примете нет. Хотя, как знать? Какой у них тут порядок престолонаследия? Впрочем, в любом случае у Фиеста нет шансов – и, чтобы не смотреть на триумф брата, он все тверже укрепляется в мысли покинуть Микены.

А пока он бредет наугад, кривыми, плохо вымощенными улицами, мимо приземистых домов – Фиест специально свернул в сторону от центральных микенских площадей, чтобы не слышать, как глашатаи объявляют народу последнюю новость, подальше от суеты, что обязательно поднимется, лишь только граждане узнают о гибели своего царя. Да разве от этого сбежишь? Это ему, чужаку, все равно – погиб Эврисфей или нет, а жителям города совсем не безразлична эта новость – что, вообщем, не удивительно. Даже в маленьком кабачке на окраине Микен, куда загнала Фиеста вечерняя прохлада, вовсю обсуждают это известие – весть мигом облетела город, и всякий уважающий себя гражданин Микен поспешил в общественные места – будь то рыночная площадь или захудалая забегаловка – надо все обсудить на людях. По этой причине кабачок, в котором оказался Фиест, был заполнен до отказа – в спертом тяжелом воздухе, богато насыщенном винными парами, велась нескончаемая громкая беседа, весьма эмоциональная – зачастую с переходом на крик.

–Поделом ему – разоряется изрядно выпивший невзрачного вида старичок с редкой козлиной бородкой. – Ишь, поперся на старости лет воевать…

–Точно говоришь. Всю жизнь трусил, а тут на тебе – рьяно поддерживает его собеседник – вся в прорехах хламида едва прикрывает тощую грудь высокого парня – он вскочил, расплескивая вино, чтобы точнее выразить переполнявшее его возмущение – Натерпелись мы от него… Ничего хорошего при нем не видели

–Хорош или плох был Эврисфей – не тебе судить. Молод еще. – мощным басом вступает в разговор объемных размеров гражданин, с золотой цепью на шее. – Что ты вообще видел?