Kitobni o'qish: «Бедолага Тиндарей»

1. Предисловие

 Тропинка прихотливо виляла вдоль скалистого берега реки Эврот, обходя бесформенные нагромождения камней, что то и дело вырастали, угрожая отрезать путь. Тогда она безропотно сужалась, сворачивая в сторону, но, тем не менее, настойчиво и смело выскакивала вновь, лавируя между скал, чтобы закончить свой бег возле порога святилища всех богов, недалеко от Спарты. Погожее солнечное утро щедро одаривало своим теплом торопливые воды реки, безмолвные скалы и чахлую растительность – воздух пропитался взволнованным криком прибрежных птиц, встававших спозаранку, спешивших закончить свои хлопоты, пока ранняя свежесть не уступила место палящему зною полудня.

 Маленькая ящерица застыла на камне, подставив спину солнышку, блаженно закрыла глаза, впитывая энергию благотворных лучей, однако через миг испуганно юркнула под нагретый камень, примыкавший к тропинке. У мелкого зверька были все основания отступить впопыхах – по дорожке, согнувшись под тяжестью ноши, шел человек, и звук его шагов нарушал идиллическую прелесть раннего утра. Ящерица проводила незваного гостя своими желтыми глазами, подождала немножко, пока путник не отошел на безопасное расстояние, с минуту поколебалась, тревожно глядя ему вслед, наконец, решила, что этого расстояния вполне достаточно и угроза миновала. Тогда она покинула укрытие, вновь забравшись на камень, а человек продолжал свой путь, даже не заметив, какой переполох вызвало его появление на тропинке.

Впрочем, когда ему было замечать? Он шел, тяжело переставляя ноги, водрузив на спину увесистое баранье бедро, придерживая его правой рукой – другую руку оттягивала огромная плетеная корзина, полная всякой всячины – голова куропатки безвольно свешивалась вниз, ветка винограда лежала сверху, узкое горлышко глиняного сосуда выглядывало рядом с веретеном, круг сыра лежал в плетеных недрах вместе с коробом меда и свежими яйцами, аккуратно сложенное домотканое покрывало устилало дно объемной корзины – словом, чего только в той корзине не было, а путник, глядя себе под ноги, что-то негромко бормотал, и едва тащился по тропинке, казавшейся ему бесконечной.

–– Кажется, ничего не забыл… барана – Зевсу, покрывало – Гере, так… мед – Гадесу, куропатку – Артемиде, черт бы побрал такое множество богов… так и разориться можно… Дионис обойдется виноградом, вино для Посейдона, прялку – Афине. Кто еще остался? Ах, да Гестия… ей яичек… Сыр для Гелиоса…вроде все. – путник вздохнул, и через минуту продолжил опять – Всех вроде должен ублажить, будь они не ладны. Похоже, да. Или нет? Гермеса-то забыл… вот память никудышная совсем… ладно, ему мед разделим… Что зря волноваться – там список жена положила. Эх, боги, боги… До чего требовательны, а жадны-то как… Итак, барана – Зевсу, покрывало – Гере…

 Продолжал повторять довольно внушительный перечень путник, боясь перепутать или пропустить кого-нибудь из жителей Олимпа – мы же воспользуемся случаем, и незаметно подойдем поближе к этому человеку – и, как только сделаем это, с первого взгляда станет ясно – это ни какой-нибудь заурядный спартанец, нищий илот или бродяга – нет, ранним утром по дороге к святилищу нам посчастливилось лицезреть самого царя Спарты Тиндарея – крупного мужчину лет пятидесяти, с курчавой седой бородой, глубоко посаженными голубыми глазами и четко очерченным профилем – красивый прямой нос, высокий лоб, приятное лицо – все говорит о благородном происхождении и, собственно, доброте и благородстве, как основных чертах его характера.

По случаю ежегодных жертвоприношений на царе Спарты пурпурная туника, изрядно залитая потом самого царя и кровью жертвенного барана, крупная золотая цепь украшает волосатую грудь, мягкая кожа сандалий облегает широкую ногу, седые волосы схватывает обруч – в общем, вид у Тиндарея вполне приличный, даже торжественный, если не считать необходимости тащить все дары на себе – никаких помощников, обычай ясно указывает на это – каждый сам должен нести свой груз. Старинное правило явно не учитывает разросшийся сонм богов – их как минимум двенадцать, и, попробуй, кого-нибудь забудь. Вот и приходится царю Тиндарею каждый год волочь на себе тяжеленую ношу, а царице Леде накануне составлять подробный список – кому и что предназначено. Так было и на этот раз, только, дойдя, наконец, до святилища, Тиндарей списка не обнаружил – захлопотавшись, Леда забыла положить его в корзину – свиток остался лежать на столе. Огорченный этим обстоятельством, Тиндарей пробурчал:

– Как это… не может быть.

На пороге святилища царь перевернул всю корзину, грозя передавить яйца с виноградом, но список так и не нашелся. С минуту Тиндарей сокрушенно чесал затылок, затем подумал – не возвращаться же, раз пришел, в самом деле. Пока он будет бегать туда – сюда, какой-нибудь расторопный паломник возьмет, да воспользуется его дарами.

– Нет, так не годится – промолвил Тиндарей. – Что я, в самом деле, всех богов не вспомню что ли? Подумаешь, эка важность. Да я их знаю всех, как облупленных.

Придя к такому выводу, спартанский царь значительно повеселел, дурные предчувствия отступили под натиском его уверенности – он приступил к обряду, постепенно опустошая корзину с принесенными дарами.

– Это – Гере, это – Афине, – приговаривал Тиндарей, доставая свои сокровища – Это – Гадесу…

Он управился быстро, и остался весьма доволен собой – весь алтарь был уставлен, устлан его дарами, а у подножия лежала баранья нога. Попросив на последок у всех богов сразу мира для Спарты и счастья для своей семьи, Тиндарей удалился из храма с осознанием выполненного долга. И пусть ему пришлось положиться исключительно на свою память, она ведь не подвела его – думал умиротворенный после церемонии Тиндарей.

Увы, увы, это было не так. Совершенно напрасно спартанский царь чувствует себя спокойно, совершенно напрасно безмятежно отдыхает он в кругу своей большой семьи – великая богиня любви, красавица Афродита уже строит коварные планы в отношении маленьких дочерей Тиндарея – Клитемнестры и Елены. Забыл про нее спартанский царь. Ничего не принес он для Афродиты. Когда любопытные боги сбежались посмотреть на дары Тиндарея, Афродита, стоя в сторонке, умирала от зависти.

– Какая красота – вздыхает Гера, разглядывая дареное покрывало. – А теплое какое…

– Вино отменное – радуется Посейдон, пряча за пазуху кувшинчик.

– Неплохая дудка – звук так и льется – вертит в руках музыкальный инструмент Аполлон.

– Изящная прялка – довольна Афина.

И только для Афродиты нет ничего. В ярости кусает она свои полные губы, большие глаза на побледневшем лице зажигаются гневом, она решительно удаляется, едва не сшибив Гермеса – тот как раз любовался спелой гроздью, перед тем, как ее общипать. Виноградинки покатились по каменному полу святилища.

– Что с ней? – удивился Гермес. – Эй, Афродита, постой, погоди.

Но она удалилась, так и не откликнувшись на зов. Слезы обиды душат красавицу – богиню, в бешенстве мечется она по своим золотым покоям – почему другим все, а мне ничего? Видимо, этот Тиндарей совсем не уважает ее, раз даже не вспомнил о ней. Почему смертный пренебрег ею, какое он имел право? Или ему не нужна любовь? Ему-то, может, и не нужна, так у него дочери имеются. Им-то она понадобится, еще как понадобится. Ничего, коварный Тиндарей, сквозь слезы думает Афродита, каждая из твоих дочек прославится любовными изменами – эти измены потрясут весь мир, только дай время. Тогда вспомнишь меня, кинешься молить, и алтарь Спарты прогнется под тяжестью посвященных мне даров, но будет поздно.

 В связи с этим хочется спросить, почему за грехи отцов платят дети? Накажи виновного, раз он проштрафился, но обрушивать свой гнев на невинного – это слишком. Ребенок так и не поймет, в чем он виноват, и будет страдать, неся груз тяжелой судьбы. Видимо, вся прелесть в том, что, глядя на страдания детей, их отцы будут страдать вдвойне – ведь боль ребенка отзывается в родительском сердце острее, чем своя собственная боль.

Впрочем, нам ли, простым смертным, постичь божественный промысел, нам ли судить его? Как бы там ни было, но угрозы Афродиты отнюдь не были пустым звуком – они сбылись, и, как мы увидим в последствии, сбылись так, что Тиндарей не раз, должно быть, поминал недобрым словом и любимых дочек, и саму богиню любви, и свою дырявую память.

Однако, обо всем по порядку.

2. Бедолага Тиндарей

 Как известно, Зевс дал дому Эака с острова Эгина – власть, дому Атрея, что правит в Микенах – богатство, дому Амфитриона на Пилосе – мудрость, а спартанскому царю Тиндарею из этого престижного списка не досталось ровным счетом ничего. Ничего, кроме доброты, терпения, а так же умения всех понять и все простить.

Такие, не слишком востребованные в те далекие времена, качества мало чем могли помочь самому Тиндарею, из-за чего тот не раз оказывался в сложной ситуации. Поговаривают, что однажды он был убит, и только благодаря врачевателю Асклепию вернулся в число живых. За что Гадес, что заведывал царством мертвых, обрушился с критикой на медицину вообще, на самого Асклепия в частности, а также не преминул нажаловаться Зевсу, что у него наглым образом крадут подданых.

На сем злоключения Тиндарея не закончились. Напротив, они только начались. Не успел он на пару с братом унаследовать трон своего отца Ойбала в Спарте, как нашлись желающие оспорить наследство. И Тиндарею пришлось бежать темной дождливой ночью куда глаза глядят. Восстановил справедливость этолийский царь Фестий, да и то лишь потому, что очень просила дочка. Та влюбилась в изгнанника не на шутку. Тронул молодую девушку печальный вид долговязого блондина с голубыми глазами, как и его страстные речи о любви к родной земле. Фестий поворчал немного, но помог – прежде поженив молодых. Настал день, и под приветственные крики народа красивая супружеская пара Тиндарей и Леда въехала в столицу Лаконики Спарту. Вместе с ними вернулся брат Тиндарея – Икарий.

Нерешительность и полное отсутствие честолюбия – увы, увы, но таковыми были характерные черты обоих братьев. Им вполне хватало своего удела – махать мечами и совершать подвиги – это совсем не про них. А вот построить просторный дом, обзавестись большой семьей, и трудиться на благо своей страны и семьи – это как раз то, о чем всегда мечтал Тиндарей. Икарий не отставал от брата – построился неподалеку, женился и воспитывал дочь Пенелопу.

Казалось, все шло тихо- мирно, ничто не мешало семейному счастью Тиндарея и Леды. И все бы хорошо, но назойливые слухи иногда прорывались из идиллической атмосферы добротного царского дома. Злые языки поговаривали, что пока царь Тиндарей увлеченно рубит для камина, что в обеденном зале, дрова, в самом обеденном зале царица Леда совокупляется с каким-то заезжим незнакомцем – причем самым бесстыжим образом. А сразу после этого, едва оправив одежду, спешит на помощь мужу – собрать те дрова в поленницу. При этом занимает такие соблазнительные положения, что уже сам Тиндарей бросает топор на траву, и спешит исполнить супружеский долг прямо здесь, на заднем дворе дворцовой кухни. Отчего царица Леда еще долго находится в прекрасном расположении духа, а спустя положенный срок на свет появляются два крепеньких мальчика, два близнеца – Кастор и Полидевк.

Царь Тиндарей готов носить на руках жену за такой подарок, готов целовать ей ноги за невиданное счастье. Совсем не замечает Тиндарей, что не слишком похожи два брата меж собой, а слухи между тем ширятся, обрастают подробностями, и достигают, наконец, ушей самой царицы.

– Докажите – ну, кто смелый? – затыкает рты сплетникам Леда.

А сама соображает – как быть? Разница очевидна. Рано или поздно, но объясняться придется. Кто-нибудь, да доложит Тиндарею какие именно слухи ходят в округе. Это пока он на радостях слеп, но однажды сам увидит то, что бросается в глаза любому, стоит лишь взглянуть на детей. Светленький и черненький, голубоглазый и кареглазый, прямой нос – нос картошкой – что делать? Царица решает сама завести разговор с Тиндареем. Пока он млеет как воск, пока туп от восторга – момента нет лучше.

– Дорогой мой, любимый, ты знаешь… Однажды сам Зевс спустился к нам в спальню… это было тогда… Как раз мы зачали… – воркует Леда – наших с тобою детей… так уж вышло…

– Ах, дорогая, сам Зевс позавидовал нашему счастью – нежно обнимает супругу Тиндарей.

– Позавидовал… – эхом вторит Леда. А сама подставляет для ласки самые сокровенные места своего тела, чтобы муж окончательно перестал соображать.

– Он принял твой облик… – в этом месте туника окончательно спадает с плеч Леды, открывая взору Тиндарея обнаженную грудь любимой женщины, а так же и все остальное – … под утро… мы спали… он воспользовался… я думала, это ты…

– Дорогая… – Тиндарей не в силах больше сказать ни слова. Он погружается в тело жены, гладит ладные ножки, наслаждается ею – неспешно, стараясь быть нежным.

Той остается принять его ласку, самой не остаться безучастной, однако позже, она продолжает -

– Ты простишь меня?… я думала это ты… – преданно, нежно заглядывает в глаза мужа Леда.

Как можно ее не простить? Такую обворожительную, такую родную. Тиндарей знает каждую ложбинку ее прекрасного тела, каждую родинку. Он готов сдувать с нее пылинки, защитить от невзгод, лишь бы Леда всегда была рядом. Царь Тиндарей абсолютно уверен – жена полностью принадлежит ему телом и душой, чтобы не случилось. Достаточно взглянуть в ее глаза – чистые, правдивые, а сейчас печальные и виноватые.

– Что ты, дорогая, что ты? – торопится с ответом Тиндарей. – Зевс властен над всеми нами… мне не на что обижаться… забудь, Леда, забудь. Это наши с тобой дети. Только наши.

Этим вечером вновь определилось пополнение в семье. К восторгу Тиндарея на свет вскоре появилась дочь, ведь он так хотел дочку. На этот раз отцовство было неоспоримым, охочие до сплетен языки замолкли.

***

Тиндарей был счастлив. Он оказался прекрасным отцом – целыми днями занимался детьми. Те висли на нем с утра до самой ночи – то прятки, то забег затеют по большому дому, соревнования, лошади, оружие, походы – это позже, как стали подрастать.

Тем временем Леда снова заскучала. Прислуга выполняла всю работу по дому, сама царица иной раз садилась за прялку, но быстро бросала монотонное занятие. Тогда принималась бродить по дому, спускалась по широкой лестнице вниз, наведывалась на кухню, придиралась к поварихе, отчитывала слуг – она скучала. Любящий муж освободил ее от всех забот, и Леда теперь не знала, чем себя занять. Быть может, прогуляться до Эврота? Опять начнутся сплетни. Что мне делать? – томилась Леда. Однажды Тиндарей ей сообщил -

– Из Афин к нам едут гости, дорогая. Готовься.

Выяснилось, что гости те проездом, ночь попируют и уедут утром.

То было восхитительное приключение. Полно мужчин за накрытым столом, вино льется рекой, звучат тосты, обрывки песен, смех, рассказы гостей – шумно, весело, вечер зажег огни, Леда осторожно, бочком-бочком выходит из зала – там ее ждет молодой человек из приезжих. Юный, красивый, но имя его позабыла царица со страху. Вместе они исчезают в звездную ночь, пропадают в высокой траве, что надежно прячет их до утра. Боги великие, что он с ней делал. Леде никогда и ни с кем не было так хорошо. Это счастье украдкой прибавляет остринки – оттого еще слаще и ярче восторг происходит.

Накувыркавшись всласть, Леда под утро вернулась с опаской – нет, никто не хватился, никто не заметил – гости вповалку все спят за столом вместе с мужем. Парень хитрО подмигнул ей, и смело, прямо при спящих гостях, аккуратно сажает царицу к себе на коленки – будто присела она отдохнуть на подушки, да перепутала – вместо подушки вдруг оказалось – мужчина в нее погружается глубже и глубже – страх и азарт заставляет обоих вновь получить удовольствие и не попасться.

Леда совсем утомилась – ее тело звенело всю ночь, принимая чужие желанные ласки, а удовольствие лилось непрерывной рекою. Партнер тоже доволен теплым приемом в доме царя Тиндарея.

***

– Дочка. Красавица. Словно луна – радуется Тиндарей очередному ребенку – Назовем ее Елена. Елена-луна. Ты не против, дорогая?

Леда, конечно, не против. Так и живет их семейство – в мире, согласии, пусть не богато, но вполне приемлемо по меркам их небольшого государства. Дети тем временем подрастают, и Леда отчетливо видит – младшая девочка красоты просто невероятной. Тиндарей озадачен – видно опять Зевс вмешался как будто.

Старшая дочь Клитемнестра тоже обещает стать красавицей, она вся в отца, от матери только невысокий лоб, да красиво изогнутые брови, но эта девочка – чем дальше, тем больше становится ясно, что красоты такой еще не видел свет. На сей раз Леда абсолютно спокойна. Она найдет, что сказать любимому мужу.

– Конечно она – дар Зевса, а как иначе? Мы с тобой тогда ложились спать, я только ноги развела, любимый, для тебя, как вдруг яйцо откуда ни возьмись, и прямо мне туда…

– Яйцо? – удивление Тиндарея вполне понятно.

– Да, любимый. – как ни в чем ни бывало, отвечает Леда – Затем, как обычно, очень-очень нежно, ты пропихнул то яйцо глубже, что я могла поделать? Дорогой, ты умудрился его не повредить – настолько ты со мною ласков. Так во мне яйцо и находилось. Взгляни – как наша девочка хрупка – то скорлупа ее хранила все девять месяцев.

– Действительно. – согласился Тиндарей. – Она хрупка и так красива уже сейчас. Что будет дальше?

Потому, как мы знаем, следующим утром царь Тиндарей отправился в святилище с дарами и просьбами к богам. Однажды мы повстречали его на тропинке вдоль берега реки Эврот, сгибавшегося под тяжестью своей ноши. Царица Леда забыла присоединить к дарам в собранной корзинке список всех богов, и Тиндарею пришлось положиться исключительно на свою память. Так он невольно обидел Афродиту – совсем забыл о ней спартанский царь. Ничего не принес ей в подарок. Капризная богиня поклялась отомстить – отыграться на его дочерях, а простодушный Тиндарей даже не подозревал об этом.

3. Беда не приходит одна. Клитемнестра.

Время бежит, вот уже старшая дочь Клитемнестра – невеста. Девочка обворожительна, локоны вьются, глаза голубые, а губки, а кожа – нежность сама отступает пред образом юной прелестной девицы.

Торопится царь Тиндарей выдать замуж такое созданье. Просит руки ее царь Писы Тантал, сын Бротея. Может не самый богатый и знатный жених, зато любит избранницу – все обещает счастливый и долгий им брак. Клитемнестра согласна, глаза опустила, зарделась – это от счастья – решил Тиндарей. И, в общем, правильно понял. Скоро свадьбу сыграли. Год не прошел, как ребенок родился в счастливой семье – Клитемнестра с той поры еще больше похорошела. Материнство красит женщину, счастливую – в особенности. Только вот счастье иной раз кончается – зачастую внезапно.

***

Правитель Микен Агамемнон несметно богат. Источником такого богатства служила дань, которою он обложил все известные царства в округе. Силою, хитростью – но заставил платить ему всех – за защиту, за право проезда, за все, что угодно, и контролировал жестко доходы.

Вседозволенность – очень коварная штука. Царь Агамемнон скоро решил, что ему-то все можно. И не видел преград, позабыл о морали, о чести, а слов то таких как добро, сострадание, вовсе не помнил. А зачем? Все можно купить, отобрать, убить, если надо – все спишется. Власть и богатство идут рука об руку, греют друг друга, что еще нужно?

Внешне холеный, циничный и важный – царь раздобрел очень скоро – из невысокого крепкого паренька Агамемнон сам не заметил, как превратился в солидного с лысиной дядьку, брюшко скрывала туника из шелка – самого редкого в здешних краях, привозного, перстни блестели на пальцах, и цепь золотая опутала шею. Тонкие губы привыкли к надменному изгибу, хищный прищур его глаз заставлял трепетать приближенных, а выраженье лица дополняло портрет – только наивный мог полагать, что с Агамемноном можно договориться.

Вот и царь Писы Тантал, дальний родственник царя Микен, был из последних, кто думал, будто родство, хоть и дальнее, может помочь. Что Агамемнон предоставит отсрочку по платежам. И чем черт ни шутит, может быть сжалится над небогатым домом царя Писы царь Агамемнон – увы, но Тантал ошибался.

Он попросил Клитемнестру присутствовать на приеме высокого гостя – вместе с младенцем. Тантал очень надеялся – родственник все же ему Агамемнон, увидит он молодую семью и поймет, что расходы растут, и не может сейчас царь Тантал выплатить дань.

– Даст нам отсрочку, войдет в положенье – говорит Тантал жене.

– Будем надеяться – та отвечала.

***

Дальше события вышли из под контроля. Едва Агамемнон услышал – денег нет, быть может, попозже и по частям – коршуном взвился микенский владыка, громко кричал, грязно ругался – так и сыпал оскорблениями в адрес своего небогатого родственника. От такой сцены Клитемнестра застыла в ужасе, прижала ребенка к груди. Она так старалась – стол накрывала, цветами украсила дом, чтобы высокий гость остался доволен, и вот что из этого вышло.

– Нет денег? Нечего взять у тебя? Что – совсем нет ничего? – брызгал слюной Агамемнон – Тогда я возьму, что захочу. И прямо сейчас.

С этими словами великий царь Микен выхватил меч и бросился на Тантала. Тот не успел отскочить, уклониться, отвести от себя разящую руку – не ожидал царь Писы такого коварства, за что, собственно, и поплатился. Кровавые брызги все оросили вокруг. Клитемнестра ахнула, подскочила с шаткой скамьи, но не в силах была сдвинуться с места – ноги ее подкосились, она едва не упала – Агамемнон в неистовстве продолжал махать мечом – разрубая на куски бездыханное тело Тантала. Плач ребенка заставил Агамемнона повернуться в сторону женщины -

– И отродье твое пусть отправляется следом – взревел Агамемнон, выхватил дитя из рук Клитемнестры.

Меч рассек надвое крошечное тельце – это последнее, что увидела мать. Клитемнестра упала без чувств – Агамемнон ее подхватил свободной рукою, сам на мгновение замер – внезапно наступившая оглушительная тишина отрезвила его – картина предстала полностью. Ужас. Куда ни глянь – все залито, заляпано кровью, кровь сочится из обрубков тел, разбросанных по помещенью, кровь на стене, на столах, и одежда, лицо, руки – решительно все в крови несговорчивого наивного должника и его маленького ребенка. Тут Агамемнон, мужчина далеко не глупый, потихоньку начинает понимать -

– Кажется, я увлекся. – подсказывает благоразумие.

Агамемнон находит себе оправданье -

– И поделом ему. Ишь, перечить мне вздумал.

– Однако проблемы могут возникнуть. Подумаем, как их решить.

Еще не было ни одной ситуации, из которой Агамемнон не вышел сухим из воды. Он решительно взваливает себе на плечо Клитемнестру – та пока не пришла в себя – что весьма кстати. И удаляется прочь.

До самых Микен мчатся быстрые кони, все дальше и дальше увозит царь Агамемнон свой трофей – молодую красивую женщину – увозит как ценный подарок, как полученную дань от несговорчивого царя Писы.

Очнувшись, она кричит в лицо своему тюремщику -

– Убийца. Ты убийца. Ты убил моего ребенка, убил моего мужа. Ты сволочь. Негодяй. Будь ты проклят – гнев Клитемнестры выплескивается наружу, перед глазами вновь возникает кровавая сцена. – Я – дочь царя Спарты, я всем сообщу, расскажу всем на свете – пусть все знают – Агамемнон – убийца. Твои руки в крови. Ненавижу.

И плюет ему прямо в лицо, отчаянно пытается высвободиться от пут. Ничего не боится Клитемнестра, и ничто не может помешать ей – разве что кляп, чтобы не орала. Последняя информация заставляет призадуматься царя Микен.

– Она дочь Тиндарея – говорит сам себе Агамемнон. – Это я упустил. Нехорошо получилось.

***

Два этих царства – соседи. Микены и Спарта. Ссориться совсем ни к чему с Тиндареем. К тому же спартанцы могут постоять за себя. Да, сам царь Тиндарей мягкий человек, чего никак нельзя сказать об остальных его подданых – им только повод дай. Так в раздумьях проходит несколько дней.