Kitobni o'qish: «Тариф на любовь»
Глава 1
А вот интересно, если сейчас что-то случится с самолетом, и он не сможет приземлиться, мы все умрем? Или кто-то все же выживет? Я бездумно смотрела на шустро бегущую под крылом самолета серую бетонную ленту взлетной полосы и отчаянно боролась с тошнотой и заложенностью ушей. «Сглатывайте почаще!» Дурацкий и не работающий в моем случае совет. Если бы знала, что этот полет будет для меня таким тяжелым, отказалась бы от командировки не раздумывая. В конце концов, зачем мне теперь деньги? С собой не заберу. А оставлять некому. Внутренний голос гаденько шепнул: «Ага, отказалась бы! Сейчас!»
Не отказалась бы. Однозначно. Я еще раз тяжело сглотнула вязкий ком в горле. Эта командировка в Милан была венцом моей короткой карьеры на посту личного помощника Борисыча. Ну, то есть, Ясеневского Бориса Викторовича. Да, я лично мало в чем принимала участие. Основную работу сделали экономисты, логисты и юристы. Я была лишь подспорьем, буфером, связующим звеном. И нещадно гоняла секретариат, добиваясь во всем если не идеальности, то хотя бы слаженности. Но нужна мне была эта командировка по совсем другой причине. Мне нужно было чем-то занять голову. Занять свое время. Чтобы не осталось свободного. Чтобы некогда было думать о глупостях.
Мягкий толчок ознаменовал касание колес взлетной полосы. В салоне раздались аплодисменты. Люди приветствовали удачную и относительно мягкую посадку. В иллюминатор мне хорошо было видно, как на крыле вертикально поднялись алюминиевые полосы. Кажется, подкрылки. Или закрылки. Не важно. Главное, что самолет гасил скорость, уменьшая стремительность своего забега. Так все слаженно. Так четко. Как единый человеческий организм. Все функционирует точно и идеально. Как часы. И человек здоров и счастлив. Но только стоит чему-то дать сбой…
«Идиотка!» в сердцах гаркнул на меня мой лечащий врач, когда я спокойной рукой подписывала отказ от лечения. На моих губах памятником извечной глупости застыла горькая улыбка. Максим Васильевич, мой лечащий врач, еще молод, немного даже моложе меня. Он еще полон не растраченного оптимизма и веры в будущее и медицину. Еще не познал горечь утрат и разочарований. Наверное, ему еще не приходилось терять пациентов. Наверное, потому ему и кажется, что еще ничего непоправимого не случилось. Да, лечение длительное. Да, дорогостоящее. Но ведь некоторые выздоравливают! Зачем же вот так? Заранее себя хоронить? Ведь есть еще шанс! Ему, еще не битому жизнью, не попробовавшему горечь предательства, невдомек, что для меня это самый желанный исход. Просто потому, что цели в жизни уже нет. Я утратила всякие ориентиры в этом бушующем жизненном океане. И жить мне уже не для кого.
За иллюминатором окончательно замерла, прекратила свой бег бетонная полоса с ухоженной изумрудной травой на обочине. Стюардесса что-то радостно лепетала о погоде. Я не вслушивалась. Только тоскливо изучала в иллюминатор клубящееся знойное марево над дорогой. Похоже, эта поездка будет куда сложнее, чем я думала. Если не станет, конечно, для меня последним, что я в этой жизни сделаю.
Соседи по салону закопошились, готовясь на выход. Сидевшая рядом со мной переводчица Танечка заерзала на месте и заволновалась:
– Ань, мы прилетели! Мы в Италии! Ты понимаешь? В И-та-ли-и! Мне все еще кажется, что это только сон! Пойдем быстрее, а то не успеем!
Я вяло отмахнулась:
– Куда не успеем? Выйти из самолета? Боишься, что улетишь обратно, так и не ступив на итальянскую землю?
Танечка открыла было рот возразить. Осознала сказанное. Закрыла. И густо покраснела. Молоденькая она еще совсем. Учится в университете на последнем курсе. Дочка кого-то из погибших чистильщиков. Поэтому Борисыч с ней и возится. Семьи погибших в корпорации принято поддерживать до тех пор, пока не встанут на ноги. Или до последнего.
Я пожалела смущенную девчонку:
– Тань, не суетись. Видишь, очередь из желающих побыстрее ступить на землю Италии? – В проходе и вправду растянулся живой людской ручеек, утекая на выход из салона. – Вперед тебя все равно никто не пропустит. Так что наберись терпения. Обратно с тобой на борту самолет не улетит.
Танюша притихла, села назад в кресло. Но усидеть спокойно смогла не больше минуты. Я вздохнула. В отличие от нее, мне на улицу не хотелось совсем. Согласно прогнозу, в Милане сейчас плюс тридцать шесть градусов. Вон, даже знойное марево пляшет над бетонными плитами взлетной полосы. После кондиционированного салона самолета я там сойду с ума. Жаль, что самолет не может приземлиться у самого отеля.
Через несколько минут человеческий ручеек начал редеть. Пришлось вставать из уютного кресла. Нечеловеческая усталость в компании со слабостью едва не опрокинули меня обратно. Но я, упрямо сжав зубы, удержалась на ногах.
Стоило только приблизиться к выходу из самолета, как нестерпимая жара кувалдой ударила в грудь. Я пошатнулась. Ноги моментально стали ватными. И я с ужасом представила, как буду сейчас спускаться по трапу. Мне даже дышать было тяжело. Раскаленный воздух обжигал ноздри. Только бы кровь носом не пошла! Я судорожно вцепилась в сумочку, приготовив заранее платочек. И проклиная собственную глупость, заставившую нарядиться в светло-зеленый, словно молодое яблоко, костюм. Если на него попадет кровь – пиши пропало. Сразу можно выбрасывать в утиль.
Внизу у трапа я натолкнулась на обеспокоенный взгляд Борисыча. Шеф молча и неодобрительно покачал головой. Но ничего не сказал. А спустя пару секунд меня под локоть подхватила уверенная рука Коли Ипатова. И я с облегчением оперлась на него.
Дорога до отеля не отложилась в моей памяти. Все впечатления перемешались между собой, слиплись и расплылись, словно потекшая от жары карамелька. До места назначения я добралась только благодаря своему упрямству и помощи Ипатова.
В холле отеля во всю мощь работали кондиционеры. Окунувшись в благословенную прохладу, я ощутила некоторое облегчение. Коля подвел меня к маленькому уютному диванчику:
– Ань, посиди пока тут. Пусть Татьяна отработает свой хлеб и поселит нас в этих хоромах. А потом пойдешь отдохнешь. Зря ты, едва только с больничного, согласилась лететь в Милан. И без тебя бы справились.
Я вздохнула:
– Коля, есть такая очень хорошая, а главное, правдивая присказка: хочешь, чтобы дело было хорошо сделано, тогда сделай его сам.
Коля коротко хохотнул:
– Это да. Я сам такой. Но ты же явно не до конца выздоровела. Небось, врача заставила закрыть больничный раньше времени из-за поездки в Милан?
Я коротко кивнула. Ну не объяснять же Ипатову, что, если бы я не отказалась от лечения, то мой больничный закрыли бы только с моей смертью. Если бы, конечно, раньше не уволили. Балласт нигде не любят.
Коля хмыкнул:
– Эх ты! Лучше бы долечилась. Успела бы еще побывать в Италии. И в Париже тоже. Сам часто туда мотается. Ладно, посиди, пойду принесу тебе ключ от номера.
Коля отошел, не оглядываясь на меня. А у меня неожиданно защемило сердце. Нет, Коля, ты не прав. В Париже я уже точно не успею побывать. Слишком у меня мало времени осталось. Врач говорил, что без лечения я протяну максимум три месяца. Но, судя по моему самочувствию, даже этих трех месяцев у меня нет. По возвращении домой нужно будет признаваться шефу. Пусть ищет мне замену. Мои нерадостные мысли прервались с появлением возбужденного Ипатова:
– Анька, вот твой ключ! Ну и повезло же нам! У них тут не то какой-то сбой системы, не то какой-то криворукий администратор. Короче, забронированные нами номера оказались уже занятыми! Татьяна молодец! Она их так припечатала на их итальянском, что они побледнели, извинились и предоставили каждому из нас одноместный номер-люкс по цене тех, которые мы бронировали! Пошли, провожу!
От удивления меня даже боль и усталость отпустили. Изначально планировалось, что мы с Татьяной разместимся в двухместном полулюксе. А Борисыч, Ипатов и маркетолог Миша Лисаковский займут трехместный номер. Каждому отдельный люкс – это неслыханная удача. Мне можно будет по-настоящему расслабиться и не шифроваться от Татьяны.
Мы с Колей пересекли огромный холл. Я только сейчас начала замечать окружающую меня роскошь. Прохлада сделала свое дело, мне стало немного легче, и тут же проснулось любопытство. Стоя у лифта, в ожидании возможности подняться наверх, я изучала обстановку и малочисленных людей.
На самом деле помещение не было таким уж громадным. Это очень ловко поделенное на зоны пространство создавало ощущение простора и полета. Умело подобранная мебель выглядела крошечной. А многочисленные зеркала добавляли пространства.
Прибывший лифт с хрустальным звоном распахнул створки. Я чуть посторонилась, пропуская пожилую импозантную пару и двух бизнесменов. Старушка с седыми кучеряшками под голубой шляпкой гордо опиралась на руку лысого толстячка. Я спрятала улыбку. Уж слишком явно бабулька копировала английскую королеву. Следом за стариками, почти наступая им на пятки, шел немецкий бизнесмен. Этих породистых арийских блондинов ни с кем не перепутаешь. Последним шел, ну, наверное, француз. Строгий серый костюм в тонкую полоску, жилет, голубой галстук и белоснежная сорочка. Прическа идеальна – волосок к волоску. Я с любопытством перевела взгляд на лицо мужчины. И мгновенно ощутила, как мое сердце проваливается куда-то вниз.
На меня равнодушно смотрели такие знакомые, такие любимые зеленые глаза. Алекс!
Ноги враз стали ватными. А мраморный роскошный пол агрессивно бросился мне в лицо. По ушам ударил встревоженный вскрик Ипатова: «Анька!» Но в глазах уже потемнело. И случилось то, чего я так боялась. Я провалилась в обморок.
Глава 2
Пришла в себя я под звучный аккомпанемент ругательств Ипатова. Видимо, в отключке я была совсем недолго – спустя всего пару секунд я поняла, что нахожусь на руках у бухгалтера. А цедящий ругательства сквозь зубы Ипатов несет меня, очевидно, в номер. Где-то совсем близко слышалась нервная скороговорка переводчицы:
– Ей еще в самолете было не очень хорошо, Борис Викторович! А тут еще и жара эта!
– Татьяна, не тарахти! – По голосу Борисыча можно было сразу понять, что шеф раздражен.
– Но, Борис Викторович, Ане нужно отлежаться! А я ее сегодня заменю! Все равно сейчас основная нагрузка на мне, как на переводчике. А кому позвонить и что сказать у Ани все расписано. Она очень обязательная, Аня! У нее целый план расписан!
Послышался мужской стон, как от зубной боли. И я проглотила улыбку. Танька кого хочешь доведет до белого каления!
– Очнулась? – Ипатов, заметив, что я пришла в себя, перестал материться. – Напугала ты меня, Анька, до мокрых портков. Хорошо хоть этот мужик, что проходил мимо, оказался шустрым, поймал тебя. А то я растерялся. Стою, идиот идиотом. Ты б наверняка голову бы разбила. А я даже не сообразил поблагодарить. Надо Татьяну заслать, чтоб узнала в каком он номере остановился, и исправиться.
У меня вырвался вздох. В груди стало чуточку теплее. Меня поймал Алекс. Значит, не смог равнодушно пройти мимо. Значить, хоть что-то в душе, но осталось.
Ипатов донес меня не только до дверей номера, но и занес внутрь. На все мои протесты сказал, как отрезал:
– Тут иностранца нету, ловить тебя некому. Так что я лучше донесу тебя до кровати. – На этом мне пришлось заткнуться.
А Коля и вправду донес меня до кровати. И очень бережно уложил на нее. Открыл было рот что-то сказать. Но его прервал властный голос Борисыча:
– Коля, спасибо, иди к себе. Татьяна, ты рвалась выполнить самостоятельно сегодня всю подготовительную работу? Она твоя. Посмотрим, как справишься.
Чуть повернув голову, я покосилась на порозовевшую Танечку, беззвучно открывающую и закрывающую рот.
– Ну? Чего встала? Работа сама себя не сделает!
Таня пулей вылетела из моего номера. А я чуть нахмурилась ей вслед. Что-то шеф сегодня чересчур груб. Наверное, сейчас и мне прилетит. Но я немного ошиблась в своих прогнозах.
Ясеневский дождался, пока за переводчицей закрылась дверь, тяжело вздохнул, и грузно опустился на край кровати. И как-то сразу проступил, стал виден его возраст. Хотя нет, сейчас шеф выглядел лет на десять старше. Стали сильнее заметны обычно не бросающиеся в глаза морщины. Под его глазами я едва ли не впервые увидела глубокие тени. Почти синяки. Сдает Борисыч. Или это просто перелет? А потом еще и я добавила нервов.
Посидев пару минут в абсолютной тишине, Борисыч приказал:
– Рассказывай.
Я пожала плечами и попыталась сесть. Неуютно как-то разговаривать с шефом из положения лежа. Но Борисыч прекратил мои трепыхания одним властным:
– Лежи! Рассказывать можно и так. А я подумаю, что мне с тобою делать.
Рассказывать, так рассказывать. Ощущая себя не в своей тарелке от пристального взгляда Ясеневского, я начала говорить. О том, как банальная затяжная простуда переросла для меня в лейкоз. О том, что не считаю нужным даже пытаться лечиться. Все равно шансов на выздоровление почти нет. И о том, что собиралась рассказать обо всем после командировки. И просить искать мне замену. Чтобы я успела ее всему обучить.
По шефу было видно, что он ожидал всего, чего угодно. Но только не такого.
– Даааа, Аня, ну и новости у тебя. Даже не знаю, что сказать. Я-то, старый дурак, думал, что ты беременна. Хотел папаше незадачливому по шее накостылять, что отпустил тебя в командировку. А ты…
– А я умираю.
Слова сами собой слетели с языка и булыжниками гулко ухнули в пустоту. С некоторым изумлением я наблюдала, как дернулся от них Борисыч. И свирепо зыркнул на меня:
– Не говори ерунды. Шанс на излечение остается всегда. Если у тебя не хватит денег на лечение, корпорация поможет. Безвозмездно.
Я цинично усмехнулась:
– Идиотское и бесполезное вложение денежных средств. Нет у меня шансов, Борис Викторович. Четвертая стадия. Врач дал мне от силы три месяца. Это если буду беречься. Но какой смысл прятаться от жизни? Чтобы ее остатки прошли мимо?
Ясеневский устало растер лицо руками, шумно вздохнул:
– Нда уж. Видимо, я действительно проклят. Или мне на роду написано терять всех, к кому я прикипаю душой. – Ясеневский остро глянул на меня из-под ладоней: – Я ведь за эти полгода привязался к тебе. Ты мне вместо дочери стала.
Я зябко поежилась. А ведь и вправду, Борисыч уже очень давно не показывал мне свой поганый характер. Всем вокруг доставалось по самое нехочу. А на меня только беззлобно ворчали.
– Ань, – Борисыч выпрямился, – ты подумай. Еще ведь не поздно начать лечение. Ну а вдруг? Чудеса ведь случаются и в наше время. Я оплачу лечение полностью.
У меня на глаза навернулись горькие слезы. Вот оно как все сложилось. Алекс ошибся в своих прогнозах. Борисыч почти стал мне отцом. Жаль, что я так поздно это поняла.
Борисыч встал:
– Ну, я пойду. А ты отдыхай. И подумай над моими словами. Завтра должна быть, как огурчик. Итальянцев нужно порвать на шелковые шарфики. Или, может, завтра тоже останешься в номере?
Шеф с надеждой посмотрел на меня. Но я только головой покачала:
– Я до завтра приду в норму. И буду присутствовать на встрече. Не нужно прятать меня от жизни. От смерти все равно не спрячете.
Борисыч понимающе кивнул и вышел, тихонько притворив за собою дверь.
Слабость и боль постепенно отступили. И я наконец смогла расслабиться. Но сон никак не шел. В моей голове теснился миллион и еще одна мысль. Обо всем, и одновременно ни о чем. Надо бы встать, проконтролировать Татьяну. Но сил нет совсем. Не забыть поблагодарить Ипатова за заботу. А то как-то не очень удобно получилось. Я заполняла свою голову всяким мусором. Лишь бы не думать о нем.
Полгода назад, после ухода Алекса, я некоторое время балансировала на грани безумия. Возвращаться после работы в пустую квартиру было невероятной пыткой. Чаще всего я просто слонялась по квартире из угла в угол, пока усталость не брала верх над измученным разумом. И тогда я попросту отключалась где попало. Лечь в пустую постель я не могла себя заставить. Спала где попало. Но не в кровати.
То же самое было и с машиной. В первое же утро без Алекса я спустилась в подземный гараж с ключами в руке. Постояла, посмотрела на спортивного красавца. И, сунув ключи в сумочку, поплелась на остановку общественного транспорта. Больше за руль этой машины я не села ни разу. Просто не смогла себя заставить. А пару недель спустя попросту продала и квартиру, и машину, при активной помощи Ипатова.
Взамен приобрела крохотную однокомнатную квартиру в трех кварталах от офиса. Машина при таком раскладе мне не была нужна. На тридцати трех квадратных метрах на верхнем этаже старой пятиэтажки располагались диван, скрипучий шкаф с растрескавшейся полиролью, стол с ноутбуком и стул рядом. На кухне – древний буфет, и не менее допотопная газовая плита, которой я никогда не пользовалась, потому что зачастую даже кофе дома не пила. Ну а если все же решалась приготовить чашечку горячего напитка, то меня выручал электрический чайник, примостившийся на подоконнике. Сантехника тоже была древняя, вся в ржавых разводах. Но, как ни странно, работала исправно. Больше мне от нее ничего не было нужно. А убогость нового жилища совершенно не трогала душу. Все необходимое есть. Желать больше нечего. Все равно сюда я приходила только ночевать.
В попытке забыться и забыть Алекса, я проводила на работе по четырнадцать – шестнадцать часов. Порою, захватывая выходные. И саднящая боль в душе постепенно начала стихать. Наверное, со временем я бы привыкла к одиночеству. А может быть, и захотела бы что-то изменить в своей не радостной жизни. Но судьба внесла свои коррективы. Видимо, время, данное мне смертью взаймы, все вышло. И пришла пора платить по счетам.
И вот сейчас, лежа на огромной кровати в роскошном номере миланского отеля, я вдруг с отчетливой ясностью поняла, что умирать не страшно. Ну и что, что мое время закончилось раньше, чем у других? Главное, что Алекса напоследок увидела. Вот бы еще удалось бы поговорить, ощутить его непередаваемый аромат. Тогда совсем все станет хорошо.
Глава 3
Утром я проснулась, как ни странно, свежей и отдохнувшей. Боль не мучила. Усталость отступила. Даже настроение как-то выровнялось. И мне не пришлось уговаривать себя, как в последние дни, встать с кровати и заняться делами.
Аккуратно уложив волосы, я с тоской посмотрела на расческу. У меня и раньше волосы не отличались особой густотой, а сейчас и вовсе потеряла, наверное, треть. И если так продолжится и дальше… Так, не думать об этом. Изменить все равно ничего нельзя.
Выбирая, что сегодня надеть, я вынула практичный коричневый костюм. Пару минут посмотрела с тоской на тусклую ткань, и решительно отложила его в сторону. Не сегодня. Сегодня я должна выглядеть по максимуму. Я это чувствую.
Спустя полчаса я вышла из номера в дорогущем шелковом костюме ядовито-оранжевого цвета. Купила я эту тряпочку практически перед самым отлетом. И досталась она мне, учитывая бренд, практически задаром. Именно потому, что очень неудачный оттенок ткани был. Наши бизнес-вумен от него просто шарахались. А для меня он оказался находкой. Потому что на фоне костюма цвета бешеного апельсина моя восковая бледность куда-то исчезла. И даже вроде румянец появился. Продавщицам даже льстить мне не пришлось. Я и сама видела, насколько лучше выгляжу в этой вещичке.
К костюму полагались туфли в тон – классическая лодочка на умопомрачительно тонкой шпильке. Я их тоже купила. Но обуть сегодня не рискнула. Побаивалась приступов внезапного головокружения.
Запирая номер, я услышала за спиной удивленный присвист:
– Анька, ты ли это?
Я не спеша заперла дверь. Спокойно положила ключ в сумочку. И только после этого обернулась. Позади меня стоял Ипатов и изумленно изучал мои тылы. Я усмехнулась:
– Коленька, глазки выше!
– Что? – Несколько дезориентированный Ипатов нехотя посмотрел мне в лицо.
– Я говорю, Коля, что неприлично так откровенно изучать чужую попу.
– Гмм… – Ипатов никак не мог взять себя в руки. – Ань, ты в этом костюме такая!..
У меня внутри растеклось блаженное тепло. Пусть Ипатов мне совершенно не интересен. Но какая же женщина не любит получать комплименты? Я точно люблю. И я все еще женщина. Живая женщина. Я усмехнулась:
– Какая, Коль?
– Ты как фея! Хрупкая такая. Изящная. Кажется, я одним пальцем переломаю тебя. Ты не ешь, что ли? Или из-за итальянцев себя загнала? А вообще, не важно. Вот подпишем сегодня контракт, и отдохнешь. Я сам к Борисычу пойду, чтобы шеф дал тебе отпуск. – Ипатов сглотнул и подошел ко мне ближе: – Ань, давай сегодня поужинаем вместе? Отметим подписание контракта. А?
Все мое хорошее настроение тут же растаяло, как мороженое на солнце. Нет, Кольку я понимаю. И не обижаюсь. Но, во-первых, я до сих пор толком не знаю, чем в компании он занимается. И от этого приходиться держаться настороже. А во-вторых, не вижу смысла его обнадеживать. Времени у меня слишком мало. А если он успеет ко мне привязаться, то ему потом будет больно и плохо. Поэтому, держим дистанцию.
– Нет, Коль, спасибо. Сам видел, я еще не до конца выздоровела. Наверняка к вечеру буду как выжатый лимон. Не хочу тебе ничего обещать, чтобы потом не пришлось обманывать.
Ипатову мой отказ не понравился. Я это сразу заметила. Все его благодушие и восторженность сразу куда-то испарились. А глаза блеснули совсем по-волчьи. У меня даже мороз по спине пробежал. Но с моими доводами Ипатов согласился.
– Ну ладно. Наверное, ты права. Но на завтрак-то я могу тебя проводить?
Я заставила себя улыбнуться:
– Конечно. Мне будет очень приятно.
За общим столом нас уже ожидали Танечка, Борисыч и Лисаковский. Переводчица приветствовала меня, не дожидаясь, пока я устроюсь за столом с помощью Ипатова. И бурно восторгалась моим костюмом. Борисыч скупо кивнул в знак приветствия, и поинтересовался:
– Как себя чувствуешь? Может, не стоило сегодня вставать? Не думаю, что сегодня дойдет дело до подписания. Мы вполне бы обошлись одной Татьяной. А вот завтра ты нам точно понадобишься. Может, вернешься в номер?
Я улыбнулась трогательной, почти отцовской заботе старого матерого чистильщика и покачала головой:
– Все хорошо, Борис Викторович. Не беспокойтесь.
Ясеневский продолжал подозрительно меня изучать. Не верит. Я улыбнулась шире:
– Если я пойму, что мне не хорошо, а вы без меня справляетесь, я вернусь в номер. Обещаю.
Шефа такое решение вопроса устроило. Он спокойно кивнул и уткнулся в свою тарелку.
Встреча с принимающей стороной должна была состояться в одиннадцать часов по местному времени. Здесь же, в отеле. Где на последнем этаже наши предполагаемые партнеры арендовали небольшой конференц-зал.
Итальянцы вышли на нас сами. Не слишком крупная фармацевтическая компания специализировалась на поставках лекарств и предметов по уходу за больными на ближний восток и в азиатские страны. На мой взгляд, странный выбор рынка сбыта. Но компания Диарелли и К существовала третий десяток лет. Очевидно, рынок сбыта был выгоден. Или просто нашли свою нишу.
Когда я готовила материалы для Борисыча, то сунула нос в предоставленную Ипатовым информацию. Если честно, то мало что поняла. Кроме одного. Диарелли и К очень долгое время пользовались услугами румынской экспедиционной компании, у которой мы регулярно брали заказы. Поначалу я недоумевала: почему посредники? Ведь гораздо выгоднее работать с клиентами напрямую. Пусть и придется нанять на работу лишний десяток людей. Но, поработав некоторое время, я поняла, что с румынами не все так просто. И они не только экспедиторы по грузам. Но и, в некотором роде, экспедиторы по иным. Оттуда часто поступали заказы на зачистку.
Диарелли отправляли грузы регулярно. Не реже одного раза в неделю. Но два месяца назад вдруг исчезли. А потом от итальянцев поступило деловое предложение. Ради которого мы, собственно, и прилетели в Милан.
На переговоры явился лично Джузеппе Диарелли, владелец и управляющий компанией в одном флаконе. Этому невысокому лысоватому толстячку с темными глазами-маслинами на вид можно было дать не больше пятидесяти лет. На самом деле Джузеппе было шестьдесят семь. Но это не помешало ему обшарить взглядом мою пятую точку.
Сопровождали главу компании два итальянца лет сорока. Один – крупноватый кудрявый брюнет с пивным брюшком и отсутствующим взглядом. Второй – худой как щепка, с залысинами и неприятным масляным взглядом. Сначала он оценил прелести щебечущей переводчицы. Юная Танечка ему почему-то не понравилась. Потом его взгляд не спеша переместился на меня. И пока я не заняла свое место рядом с Борисычем, тайком лапал меня глазами.
Самое отвратительное, что один из двух сопровождающий – сын и преемник Диарелли. А значит, от него не избавиться. И я подозревала, что сынок пошел в папашу не внешним видом, а темпераментом. Не даром же сначала папаня на меня пялился. А потом этот… Приличных слов для характеристики которого нет.
Поймав очередной пристальный взгляд щепкообразного на мою пятую точку, я мстительно пообещала ему, мысленно конечно, прийти завтра на переговоры в том самом скучном и тусклом коричневом костюме. И пусть пялится на здоровье. От задуманной подлянки даже настроение поднялось.
Когда Танечка представила нас друг другу, я выругалась про себя. Я ошиблась. Сыном Джузеппе был тот, с отсутствующим взглядом. А худой оказался племянником, сыном любимой сестры, Бруно Пеларатти. Танечка на бумажке подсунула мне перевод его фамилии. И я невольно поморщилась – фамилия Пеларатти в переводе на русский язык означала «лишать шерсти крыс», не самое приятное занятие.
Несмотря на то, что Диарелли сами вышли на нас, и мы им были куда нужнее, чем они нам, Джузеппе бодался с нами за каждый евроцент. И, как и предсказывал Борисыч, подписание контракта было отложено.
Выходили мы из конференц-зала все вместе. Джузеппе и Борисыч впереди. Между ними уставшая, но по-прежнему щебечущая Танечка. Я шла следом. Где-то позади были Миша и Коля. Но я даже не оглянулась на них. Свои силы я похоже переоценила. И сейчас мечтала только об одном: поскорее добраться до номера. В обед я под пристальным взглядом шефа съела почти все, что было на тарелке. И сейчас голода не испытывала вовсе. Поэтому ужин я пожертвую итальянцам. А сама пойду отлеживаться.
Занятая такими мыслями, я пропустила момент, когда меня догнал худой итальянец. Очнулась от того, что тот как клещами сжал мою талию и выдохнул мне в лицо на ломанном английском:
– Я хочу тебя! Сколько?
