Kitobni o'qish: «Умереть, чтобы начать жить»

Shrift:

Посвящается моим родителям и детям


Глава 1. Как я почти умерла

Стоял замечательный майский день. Настроение было великолепное, не только потому, что была тёплая, солнечная погода, но и потому, что у меня были долгожданные выходные.

Последние три месяца выдались плодотворными и напряжёнными. Руководство агентством недвижимости требовало немало ресурса, ещё и многие клиенты требовали моего личного участия. Я привыкла всё делать сама, начиная от поиска объектов и показа их клиентам и заканчивая оформлением документов и сопровождением сделки. Эта привычка выработалась в самом начале, когда я только организовала собственное агентство. Ушла из довольно крупного агентства «Новый дом», где проработала больше года обычным риелтором, так сказать, на вольные хлеба. Во-первых, в самом начале приходилось всё делать самой из-за отсутствия возможности оплачивать работу квалифицированных специалистов. Опытные риелторы просили большой оклад, а моего бюджета хватило только на аренду помещения и закупку необходимого инвентаря. Поэтому несколько месяцев я была единственным работником в своём агентстве. Постепенно набирала сотрудников, обучала их с нуля и постепенно перекладывала на них некоторые задачи. А во-вторых, во мне сидит перфекционист, который не дремлет и всегда недовольно ворчит: «Хочешь делать хорошо – делай сама!» Особенно если кто-то из сотрудников не справляется с задачей. Но сейчас наступил критический момент, я устала от чужих людей и их проблем и остро нуждаюсь в общении со своими родными, особенно с детьми. У меня мальчик 10 лет и девочка 7 лет, так получилось, что я воспитываю их одна. Я и мама, и папа в одном лице. Конечно, есть ещё бабушка и дедушка – мои родители, которые взяли все хозяйственные, организационные и бог ещё знает какие заботы на себя. Если бы не они, не видать мне никакого агентства и карьеры. Но детям все равно нужна мама. Они давно не видели меня в домашнем расслабленном состоянии, и сегодня я планировала начать наверстывать упущенное. Раздала клиентов сотрудникам и выкроила для себя 4 выходных. И, конечно, у меня на них были большие планы. Самое главное – это провести время с детьми. Конечно, сегодня ещё четверг, и моим крошкам надо сходить в школу. Нехорошо пропускать занятия в конце учебного года. Да и я пока приведу себя в порядок, схожу в парикмахерскую и покрашу волосы, а то корни отрасли на полголовы. Ну а во второй половине дня как следует кутнем. Погуляем в парке, слава богу, с погодой повезло. Обкатаем все карусели и, само собой, – пицца, кола и мороженное. В общем – по полной программе. А завтра, я думаю, мы всё же пропустим школу и будем заниматься домашними делами, порисуем, поиграем, приготовим что-нибудь вкусное, например, картофельную запеканку с куриной грудкой и сыром. И обязательно напечем пирогов. Дети любят возиться с тестом, раскатывать, мять, даже есть его сырым. А в выходные пойдём в кино вместе с бабушкой и дедушкой. Отличные планы! Отличное настроение! И никакой работы, сегодня ничего не испортит мне настроение!

С такими мыслями, улыбаясь сама себе в зеркало заднего вида, я везла детей в школу. Как обычно, припарковалась вдоль обочины, схватила с переднего сидения сменку, помогла выйти дочери, сын вышел сам, и направилась к пешеходному переходу.

Очень неудобно останавливаться у школы. Стоянки никакой нет, все паркуются вдоль дороги, как придется. А с нашей стороны ещё и дорогу нужно перейти. Хорошо хоть пешеходный переход сделали, правда пока только нарисовали зебру и поставили знак. Может, дай бог, и светофор скоро поставят. В моем детстве вообще ничего не было, переходили дорогу без всякого пешехода. Да, я ведь тоже училась в этой школе и десять лет переходила эту дорогу и даже не думала ни о каких машинах. Тогда и машин столько не было, раз в час одна, может, и всё. Удивляться нечему, столько лет прошло. Сколько же? 20, 25 лет? Ой нет, лучше не вспоминать, поберегу своё настроение.

Вот и сегодня нашлось место довольно далеко от пешехода. Но ничего, пройдёмся немного, сегодня ничего не испортит мне настроение. Я водитель с десятилетним стажем и перехожу дорогу исключительно по пешеходному переходу и детей приучаю, бережёного бог бережет.

Моя мама всегда говорила мне в детстве: «Выиграешь минуту, потеряешь жизнь!» Эти слова глубоко врезались мне в память. А уж после того как сама села за руль и посмотрела на этих пешеходов, которые даже не глядят по сторонам, пропускают их или нет, или бросаются под колёса, резко перебегая дорогу. Отдельная категория – это мамаши, которые катят перед собой коляску, а сами по телефону разговаривают. Своим детям каждый раз, когда мы переходили дорогу, рассказывала, что сначала нужно посмотреть налево, потом направо, и если есть машины, то подождать и убедиться, что они нас пропускают, только потом идти. Естественно, только по пешеходному переходу! Обозначив это правило, я и сама его не нарушаю. Детям теорию надо подтверждать только собственным примером, иначе грош цена всем нравоучениям.

Вот и сейчас, крепко сжав ручку дочери, убедившись, что сын стоит с другой стороны, я посмотрела сначала налево, потом направо, машин не было, смело двинулась по пешеходу.

Народ с мрачными лицами сновал туда-сюда, все торопились. Родители, сдавшие детей, с озабоченными лицами спешили нам навстречу по своим делам. Дети вместе с нами на учёбу. Мальчуган сзади нас стал размахивать сменкой и перешёл почти на бег. Сыну пришлось, пропуская его, выйти перед нами. Мальчишка пронёсся, зацепил меня достаточно чувствительно сменкой по руке. От неожиданности я уронила свои мешки со сменной обувью на асфальт. Маленький гадёныш даже не извинился. Нет, сегодня ничего не испортит мне настроение. Отпустив дочь и чуть-чуть подтолкнув её вперёд, я сказала: «Возьми брата за руку, я вас догоню!» – и наклонилась за сменкой.

Боковым зрением я увидела стремительно приближающийся автомобиль. И, как мне показалось, при приближении к переходу он не только не сбросил скорость, а, наоборот, резко бросился вперёд. Через лобовое стекло я увидела даму, одной рукой она держала телефон возле уха, второй руль. Она дёрнулась, нажимая на педаль, и её лицо исказилось в гримасе удивления, видимо, из-за того, что машина не затормозила, а, наоборот, резко рванула вперёд, и мадам вообще бросила руль. Не успела я подумать: «Раздают же права кому попало», как услышала тупой удар, визг тормозов и крики людей.

Мои мешки с обувью разлетелись в разные стороны. Я выпрямилась и увидела в пяти метрах от себя, как вокруг машины собралась толпа. Горе-водительница выскочила из машины и, заламывая руки в истерике, кричала, что она не хотела, просто перепутала педали. «Вот дура, всё-таки сбила кого-то, да она даже телефон из рук не выпустила. Значит, руль бросила, а телефон нет. Спокойно, ничего сегодня не испортит мне настроение», – подумала я и шагнула к толпе.

Заглянув поверх толпы, я увидела распростёртое на земле тело и своих детей, которые склонились над ним и рыдали в два голоса. «Ваня, Маша, собирайте обувь, опоздаем в школу. И хватит рыдать, отойдите, не надо вам смотреть. Сейчас вызову скорую помощь и полицию». Но меня как будто никто не слышал. Я стала шарить по карманам пиджака в поисках телефона и не могла вспомнить, брала я его или оставила в машине. Тут рядом с телом я увидела свой телефон и наклонилась за ним. Мой взгляд упал на туфли жертвы аварии, и я подумала: «Надо же, туфли как у меня и брючный костюм синего цвета, похожий на мой. Да нет, он такой же. Странно. Я же шила его на заказ, и портниха меня уверяла, что это единственный экземпляр. За индивидуальный фасон и крой я заплатила в два раза больше. И здесь обманули, блин. Нет. Нет, сегодня ничего не испортит мне настроение».

Я перевела взгляд выше, лица мне не было видно, но я увидела разбросанные по асфальту волосы с отросшими корнями. И я вспомнила про свою голову. «Господи, я опоздаю к парикмахеру! Дети, прекратите трясти тётеньку за руку, мы опаздываем».

И вдруг меня осенило: «Мои дети, такой же костюм, волосы. Боже! Это я лежу на асфальте, это меня сбила дура с телефоном! Вот сука, всё-таки испортила настроение!»

Приближался вой сирен. На место происшествия спешила карета скорой помощи.

«Так, минутку. Если я смотрю на своё тело, меня никто не слышит, значит я умерла? Бедные мои дети. Кто теперь позаботится о вас? И как я могу думать, если я умерла? И не просто думать, а, по-моему, логически? Или нет?»

Тут у меня всё поплыло перед глазами, я почувствовала резкую боль и тошноту, и погрузилась в темноту. Врачи в это время перекладывали моё тело на носилки.

Глава 2. В скорой

Какая лёгкость во всем теле! Я качусь внутри большой трубы, точнее, внутри закрытой горки, как в аквапарке. Только нет никакой воды, и горка белая, и я в белом лёгком платье. Нет никакого замирания в сердце от скорости, да и скорости нет. Я медленно качусь и вижу только белые стенки, не понимаю, как я сюда попала, и не понимаю куда, и зачем качусь. Странно, но я не чувствую ни раздражения, ни нетерпения. Но почему-то понимаю, что это конец и что всё, что у меня есть, здесь не имеет значения. Вспоминаю, что у меня есть дети и родители, работа, квартира, машина. Вспоминаю, каким трудом мне всё это досталось, как долго я шла к своему благополучию и успеху. Как долго я ждала своего первого ребенка, как мучилась в родах. А потом, когда сынок немного подрос, как отчаянно хотела дочь. Несколько выкидышей, сложная беременность, осложнения после родов. А тяжёлый развод? Раздел имущества? Моя карьера от простого риелтора до директора своего агентства. И вот теперь, когда я всего добилась и собиралась пожить в своё удовольствие, всё, путь в никуда? Значит, всё было зря? Здесь ничего нет, здесь ничего не нужно, ничего не ценно! Только я, белые стенки и плавное скольжение вниз. Разочарование накрыло меня с головой, хотелось заплакать, не получалось, видимо, и это здесь было лишним.

Вдруг всё потемнело, и я почувствовала острую боль в правой ноге, попыталась открыть глаза и увидела лицо незнакомой тётеньки. Голова просто раскалывалась. Тут же я почувствовала тряску и поняла, что меня везут на машине. «На скорой помощи», – вспомнила я.

Машину тряхануло, и боль мелкими осколками отозвалась во всём теле. Я застонала. «Десять кубиков кеторола, попробуем довезти до больницы», – услышала я голос тётеньки.

«Чёртовы дороги! Езжу по ним каждый день. Одну ямку объедешь, в другую попадешь. Тут и у здорового всё отвалится. Так, стоп! Скорая помощь, боль во всём теле, родненькие дороги. Я жива? Ура! Я жива! Чему радуешься, дура. Слышала, они ещё не довезли, хорошо если до больницы, а то прямёхонько в морг направишься. А там холодно и тихо. Брр… Господи, о чём я думаю. Как же больно. Где мои дети? Только бы родителям плохо не стало, когда узнают. И парк отменяется. И всё из-за дуры, которая путает педали, надеюсь, её посадят? Ага, конечно, посадят. Сейчас возьмут анализ, а у тебя там 3 промилле алкоголя, и скажут, что ты выпила с утра бутылку водки и пошла провожать детей в школу, точнее, поехала. Хотя от бутылки я бы уже точно не шла. Ну, скажут, ползла по пешеходному переходу, поэтому тебя и приняли за лежачего полицейского. В общем, придумают что-нибудь.

Бедная моя голова, она и так раскалывается, а я ещё и думаю о всякой ерунде». Тут я почувствовала лёгкий укол в левое бедро и погрузилась во мрак.

Глава 3. Встреча с бабушкой

На этот раз я оказалась в белом коридоре, стены которого были выложены кирпичом и выкрашены в ослепительно белый цвет. Хотя в нём и было светло, но свет был каким-то мягким и успокаивающим. Я коснулась рукой стены, вспомнив правило правой руки, которое в детстве рассказывал мне папа. Если ты находишься в незнакомом помещении с множеством коридоров как в лабиринте, да ещё и в темноте, придерживайся правила правой руки, проходя все помещения, не теряя контакта с поверхностью, и тогда обязательно найдешь выход или, в крайнем случае, выйдешь там, где зашла. Одним словом, не заблудишься!

Стена оказалась приятно прохладной на ощупь, и, следуя правилу, я двинулась вперёд. Пройдя несколько метров, я повернула, следуя повороту стены и увидела проём, а в нём нечёткий силуэт. Подойдя поближе, я узнала свою бабушку. Она молча смотрела на меня, как будто не узнавая.

Я подошла к проёму и хотела шагнуть вперёд, но какая-то неведомая сила не пускала меня.

На меня нахлынули воспоминания. Бабушка была единственной родительницей моих родителей, которую я знала. Точнее, мамой папы. Остальные бабушка и два деда умерли до моего рождения. Я не питала к ней нежных чувств, и, мне казалось, она ко мне тоже. Характер был у неё тяжелый и не ласковый. Только с возрастом я поняла, что она любила меня по-своему. Бабушка рано овдовела, в районе сорока лет, и всю жизнь посвятила своему сыну – моему отцу, единственному в семье. Сначала она жила в другом городе, но, когда я пошла в школу, переехала к нам, чтобы «облегчить» мне школьные годы. Бабушка запрещала мне гулять и общаться с одноклассниками. Выгоняла моих друзей и вообще болезненно реагировала на всё, что со мной связано. Если родители ссорились и не разговаривали между собой, то мы с мамой оказывались для неё по другую сторону баррикады. Всё это вызывало у меня протест и негодование. Мое бессилие и её непонимание, естественно, нас не сближало. Может, поэтому у меня нет тёплых воспоминаний о бабушке. Потом я выросла, вышла замуж и уехала из дома, избавившись наконец от тотального контроля. У бабушки начались проблемы с восприятием окружающего мира, она «впала в детство», говорят, это генетическая история. Никого не узнавала, мной считала моего маленького сына. Потом случилось несчастье, она упала и сломала шейку бедра, а через месяц умерла.

Похоронами занималась я, начиная от свидетельства о смерти, места на кладбище, заканчивая выбором ритуальных принадлежностей и самой процессией.

Я потом пыталась вспомнить последовательность всех своих действий, но не смогла воспроизвести ни порядок, ни инстанции и даже не помнила, как мне удалось получить место на кладбище, и всё это в течение одного дня. Всё как в тумане… Вот и сейчас я стояла как в тумане, не до конца осознавая, что бабушка давно умерла. Мне вдруг захотелось обнять её, сказать: прости, что при жизни не уделяла внимания, относилась пренебрежительно и нетерпимо. Я даже обрадовалась бабушке, наверное, мне приснилось, что её больше нет. Сейчас обниму её, мы поговорим обо всём, и не будет больше непонимания и холодности между нами. Я шагнула вперёд и вскинула руки в своем порыве. Но наткнулась на невидимое препятствие, как стеклянная стена встала на моём пути. Бабушка покачала головой, как будто говоря «нет» и, загадочно улыбаясь, сделала несколько шагов назад, её силуэт стал расплывчатым и вскоре исчез совсем в белой дымке.

Глава 4. В больнице

Я открыла глаза и увидела небольшое помещение с серыми стенами. Больница? Довезли. В комнатке было всего 2 кровати. Одна была пустая, на второй лежал человек с забинтованной головой, шея была зафиксирована корсетом, правая нога при помощи специальной конструкции и грузов была подвешена сантиметров на 30 над уровнем кровати. Ото рта и носа шли трубочки к прибору, стоящему слева от кровати. Там же висел и монитор, на котором были какие-то графики и чёрточки, прибор равномерно пикал, от него шли провода к правой руке больного. Справа от кровати стояла капельница, трубка с иглой от которой была прикреплена к левой руке. Я пригляделась к руке пациента и к волосам, выбивавшимся из-под повязки, и поняла это я. «Ну вот, здрасьте, приехали, точнее, доехали, опять я смотрю на себя со стороны. Чего-то там пикает на мониторе, значит, пока жива? Да, видок у меня ещё тот. Интересно, если бы я всё же успела к парикмахеру, было бы покрасивее? Я оптимистка и всегда в любой плохой ситуации могу найти положительные моменты. Давай думай, какие плюсы можно найти, кроме того, что я жива? Хотя, посмотрев на свое неподвижное тело подумала, что это спорный момент. А нет, плюс всё же есть – ничего не болит!»

Тут дверь палаты раскрылась, и на пороге показался мужчина в белом халате, в белой шапочке и с папкой в руках. «Доктор», – догадалась я. А за ним зашли мои мама и папа. Вид у них был расстроенный и испуганный. Увидев меня, мамуля расплакалась, а папа, пытаясь сдержать слёзы, вопросительно посмотрел на врача.

Я буквально вчера видела своих родителей, забирала детей. Мы живём в одном доме, в разных подъездах. После последнего развода мы с мужем продали свою квартиру, поделили деньги пополам. Я поняла, что без помощи родителей мне тяжело будет справляться с детьми, и купила квартиру в соседнем подъезде. Недаром я риелтор.

Утром я отвожу детей на машине, а после школы Ваня идёт сам, а Марьяшу встречают бабушка или дедушка. Пока она в первом классе, страшно отпускать одну, не привыкла ещё. И хотя школа находится недалеко, одна остановка на автобусе, но одну большую дорогу всё же приходится переходить по нерегулируемому пешеходному переходу.

Сегодня мы убедились, что зебра на пешеходе не панацея, даже для осторожных пешеходов. Может быть, сегодняшнее происшествие наконец побудит администрацию поставить светофор. Хотя от горе-водителей, путающих педали, и это не спасёт.

Ещё вчера мои мама и папа были полны сил и улыбались, а сегодня как-то резко постарели и даже сгорбились.

Я бросилась к маме и обняла её: «Не плачь, пожалуйста, я же жива, пока. Всё будет хорошо!» Мама как-то сразу встрепенулась, подняла голову, подошла к моему телу, присела на стул рядом с кроватью и взяла за руку.

Я посмотрела на свою руку и поняла, что чувствую тепло её ладони. Как странно, я бестелесная стою рядом и чувствую тепло маминой руки, которая держит за руку мою телесную оболочку.

Вот тебе и второй плюс, связь с телом не потеряна окончательно!

Папа наконец справился с эмоциями и, глядя на доктора, сказал:

– Говорите.

– К сожалению, ничего утешительного сказать не могу. У вашей дочери перелом бедра со смещением.

– Почему тогда нога не в гипсе?

– Необходима операция, скорее всего, понадобится установить фиксирующие спицы и дальнейшее вытяжение. Пока мы зафиксировали ногу при помощи грузов, потому что операцию провести невозможно.

– Почему?

– Мы сделали КТ и подозреваем, что у вашей дочери диффузное аксональное повреждение головного мозга.

– Диффузное что? Доктор вы можете говорить на человеческом языке?

«Спасибо, папа, прямо с языка снял. Давай по-русски. Жить буду?»

– Другими словами, тяжёлая черепно-мозговая травма. Ваша дочь в коме.

– Она нас слышит? – вдруг тихо спросила мама.

– Нет, она вас не слышит и не чувствует. В таком состоянии у пациентов отсутствуют слуховые и зрительные функции, из двигательных остаются только рефлексы. Они не могут говорить. Сознание и эмоции полностью отсутствуют.

Я схватила стойку от капельницы, которая тут же прошла сквозь мою руку.

«Как дала бы я тебе сейчас! Всё я вижу и слышу! Тоже мне эскулап! Сознание и эмоции у неё, видите ли, отсутствуют. Ещё как присутствуют, даже зашкаливают сейчас! Сказала бы я тебе!»

В это время монитор пикнул, и какие-то чёрточки запрыгали.

– Мне кажется, она нас всё же слышит, – так же тихо сказала мама.

– И что теперь? – спросил папа.

– Мы можем только ждать. Необходимо стабилизировать состояние. Чуть позже ещё раз сделаем КТ. Посмотрим на динамику и решим, что делать дальше.

– Какие шансы у нашей дочери?

Доктор пожал плечами.

– Я бы не делал никаких прогнозов. Организм молодой, сильный, время покажет.

– И сколько времени должно пройти? Доктор, скажите, как есть, мы должны знать. У нас двое внуков, нам надо понять, как себя вести.

«Умеешь ты быть настойчивым, папочка! На самом деле мне бы тоже хотелось знать, есть у меня шанс или нет».

– Честно говоря, – сказал доктор, – пациенты в подобных случаях могут провести в коме от нескольких дней до нескольких недель. Практика показывает, что обычно к четвёртой неделе человек либо приходит в себя, или уже не приходит…

Папа с испугом посмотрел то ли на маму, то ли на моё бездвижное тело.

– Извините, – доктор подошел к маме. – Я распоряжусь, чтобы вас пропускали в палату реанимации вместе с детьми каждый день в часы посещения. А сейчас вам лучше уйти, медсёстры сейчас возьмут анализы и проведут некоторые исследования.

Папа взял маму под руку.

– Мы вернёмся завтра, доченька, – сквозь слёзы сказала мама.

И все втроём вышли из палаты.

«Бедные мои родители», – подумала я.

Bepul matn qismi tugad.