Kitobni o'qish: «Карета шестнадцать!»
От автора
Может показаться, что эта книга – о девочках, девушках, а позже и женщинах, которых вам никогда не доведется увидеть в жизни. А если вам даже встретится кто-то из них на улице, вы не узнаете их, а они – вас. Люди в этой книге реальны, но гораздо важнее другое.
Написанные строки повествуют не только о том, как росли и становились самими собой пять очень разных, но близких людей; не только об учебе, работе, безрассудных поступках молодости, невинных шалостях детства; не только о детях и мужьях, хотя и их вы встретите в тексте.
Книга расскажет о целой эпохе со всей ее красотой, душевностью и болью, где каждый, кто вырос в девяностых или хотя бы коснулся их, узнает именные приметы. И затаит дыхание от радости, что узнал, – ради этого все и было затеяно.
А еще эта книга о дружбе длиной в сорок лет – от первого класса до зрелой скамьи. О том, как эти отношения зарождались, росли, менялись, крепчали и ослабевали, рискуя вовсе исчезнуть. О том, как они сохранили тепло сквозь года и этим помогли подругам уберечь себя в непростых жизненных обстоятельствах.
Если у вас есть такой друг, пусть даже один, вы узнаете в тексте себя и обязательно улыбнетесь нахлынувшим воспоминаниям. Я буду рада, если вы отложите книгу и позволите себе погрузиться в них: возможно, у вас сохранились детские фотографии? Или, как у меня, тетрадь с детскими записями, своего рода дневник – большое сокровище, которое в руках подростка казалось нелепой глупостью. А может – кто знает? – возьмете в руки телефон и попробуете найти тех, кто был вам близок десять, двадцать или тридцать лет назад.
Возможно, вам будет грустно: бывало, и на меня накатывала печаль, когда я писала о том, что уже никогда не повторится. Но ведь оно было, случилось когда-то, а значит, навсегда оставило след в сердце.
Знаете, почему я не переживаю, что, закрыв текст, вы, возможно, уже к нему не вернетесь? Многие, казалось бы, ничего не значащие мелочи теряются, но стоит прочитать о них, увидеть, нащупать, и вот они, тут как тут. Надеюсь, вам уже захотелось узнать, какие глубины, объемы и гигабайты способна вместить ваша память.
Дружба, о которой я пишу в этой книге, – часть меня, колыбель моей души, корни внутренних столпов. Глядя на подруг, я вижу в них себя, а в себе – то, что они подарили мне за эти годы.
От кого-то я взяла умение все воспринимать с легкостью, от кого-то – усидчивость, упорство, стремление идти к цели, от других – преданность и интуитивное понимание, какие слова найти, чтобы поддержать и окутать заботой… Продолжать можно бесконечно. Возможно, и вы другими глазами взглянете на своих друзей, на их влияние на вашу жизнь и личность – дары, которые вы преподнесли друг другу.
Я написала книгу о себе и своих подругах: любви и разочаровании, предательствах, карьерных победах и поражениях, материнстве, той силе, которую оно дарит, о слабости, соперничестве и поддержке. О том, что случилось с нами и, думаю, с вами тоже.
Этот текст и о моем городе – Санкт-Петербурге, нежной любви к нему и желании остаться здесь навсегда. Если вам доведется приехать сюда, посмотрите на него моими глазами: он прекрасен и неповторим.
Хочется отдельно обратиться к тем, кто узнал себя в героях этой книги. Я изменила многие реальные имена, потому что не была уверена, что всем людям, которые, к счастью и никак иначе, стали персонажами моей истории, захочется прочитать о себе то, что я написала. Пусть вы и неотъемлемая часть моего пути, я принимаю, что все написанное здесь показано через призму моего видения и ощущений, а они, как правило, могут отличаться от мыслей и чувств других людей.
Память причудлива и не статична, она показывает все в том виде, в котором оно окаменело много лет назад, но за время воспоминание могло и порасти новым слоем чувств – далеких от первоначальных. То, что было для меня мрачным, для вас окажется нейтрально-серым или вовсе радостно-розовым. И это нормально – одни и те же вещи мы воспринимаем до смешного по-разному.
Если вам покажется, что все было совсем не так, прошу, не держите на меня зла. Это моя история, уверена, ваша будет совсем иной, хоть мы и были тогда рядом и жили одну жизнь.
Я совру, если скажу, что писала книгу, чтобы описать эпоху, – это я бы предпочла оставить историкам. Прежде всего, мне, как и героине моей книги, было страшно забыть о том времени. Иногда я перебираю все моменты, одно за другим, проводя ревизию – все ли на месте, не сыграла ли со мной память злую шутку. Но жизнь идет, и временных засечек все больше.
Эта книга во многом написана и для моего спокойствия – если воспоминание и упорхнет от меня, я поймаю его за хвост, вернувшись к этим строкам.
Чтобы написать их, мне приходилось путешествовать по страницам с воспоминаниями в сети, смотреть фотографии популярных мест тех лет, заглядывать в профили полузабытых знакомых… Я хотела помочь памяти проснуться и открыть мне то, что, казалось, уже давно стерлось в суете будней. Позвольте и вашим воспоминаниям накрыть вас волной, побудьте со мной в моих – и ваших – детстве, юности, первой любви, за первым офисным столом… Или просто насладитесь историей.
Часть I
Глава 1. Мы встретимся здесь
Часовая стрелка близилась к семи часам – времени назначенной встречи. Была выпита вторая кружка капучино и заказана третья. Виктория, что сидела за столиком возле входной двери, наблюдала, как поочередно загорался свет в окнах жилого здания напротив. Снежная пыль летала вдоль узкого тротуара, провожая спешащие стопы к теплым парадным.
Вика часто наблюдала за прохожими, благо нынешняя работа давала простор недавно приобретенному хобби. Но сейчас о другом, женщина была здесь совсем не за этим. На семь часов стояла очень важная встреча – встреча c приятным прошлым, волнующим настоящим и грядущим. Пять подруг, что раз в месяц встречались в кафе на Галерной 42, сегодня вновь собирались остановить время, сжать его до размеров маленького зала, пропустить через сито воспоминаний и новых ощущений.
Посетители мерно заполняли пространство кафе, любезная управляющая встречала их на входе, провожая за свободные столики. Виктория за это время успела сменить фокус внимания и уже пристально вглядывалась в стеклянные входные двери кафе. Поглощая свет уличных фонарей, они сияли золотыми искрами, точно новогодняя елка.
Здесь все было утонченно: стройные изгибы лепнины на потолке, стеганные темно-серые кресла, мраморные полы, винные полки вдоль стен, бутылки хранили в себе аромат терпкого винограда. В дополнение и в противовес всему изысканному витрину кафе украшала вполне себе современная неоновая вывеска: «Кофе и вино».
Виктория открыла телефон – экран засветился, показывая сообщение: «Привет! Мчу!» Женщина усмехнулась: даже в переписке собеседница умудряется быть эмоциональной – никаких тебе точек, сплошные восклицательные знаки. «Интересно, – подумала Вика, – а мчу – это уже почти тут или только выезжаю из дома?» На автомате она принялась листать ленту то одной, то другой соцсети. Повсюду елки, постановочные фото с подарками и мишурой, детские новогодние поделки – кто-то хвастался шедеврами своих малышей…
Каждый год ведь одно и то же. Но почему все меньше и меньше ждешь чуда? Отчего то, что раньше казалось волшебным, теперь выглядит дешевой бутафорией? В необъяснимом раздражении женщина заблокировала телефон и положила экраном вниз – надоел! Уж лучше было продолжить смотреть на прохожих: те хотя бы не выглядели приторно-счастливыми, были на лицах и усталость, и озабоченность предстоящим праздником, и раздражение от переполненных магазинов… Вдруг в окне мелькнула знакомая фигура, забавная шапка, припорошенная снегом, размашистый шаг, сияющие глаза – Беата!
– Вик, привет! – Подруга стряхнула с шапки снежинки и кинулась обниматься.
– Привет! Рада тебя видеть! – У Виктории было и правда очень тепло на душе от встречи, она словно противостояла всему фальшивому, что бросилось на нее из рупоров соцсетей.
– У меня для тебя кое-что есть! – Беата почти подпрыгивала на месте.
– Что? – Вика хотела спросить, не подарок ли подруга приготовила, но потом осеклась, решила подождать – сама она не успела приобрести сюрприз для подруг.
– Я тут на днях ездила в старую квартиру, разбирала вещи – решила в новый год войти без хлама из прошлого…
– Так, и? – невольно вырвалось у Виктории. Любопытство разгоралось, не оставляя ничего от ее привычной сдержанности.
– Ага, интересно? – Беата лукаво улыбнулась и начала копаться в объемной сумке.
– Беат, ты с собой все для спектакля захватила? – подколола ее Вика – подруга была актрисой, работала в «Детском театре на Неве», новогодние каникулы для нее – пора череды праздничных спектаклей.
– Да ну тебя, ты же знаешь, сколько всего нужно современной женщине, а уж тем более маме. Тут тебе и лего завалялось, да и кое-какой реквизит в целом исключать нельзя, – засмеялась Беата.
Еще какое-то время подруга перетряхивала сумку, словно затерявшийся в ней предмет был размером с пылинку. Хмуря брови, она то и дело приговаривала: «Да ну где же ты?», и – совсем уже отчаянно – «Не могла же я забыть тебя дома?» Наконец ее лицо озарила улыбка – нашла пропажу!
– Вот, смотри! – проговорила Беата и, кажется, задержала дыхание.
То ли мерцали лампы и Виктории показалось, то ли пальцы подруги и впрямь подрагивали. «Что ж там за драгоценность такая?» Вика взяла в руки пакет, мельком отметив: не тяжелый. Она почему-то не решалась открыть его, ей передалось торжественное, хоть и невесть откуда взявшееся, настроение подруги. Беата смотрела на Вику улыбаясь: «Ну, чего ждешь? Не укусит!»
Наконец она заглянула внутрь: желто-зеленая тетрадь и пыльный сверток когда-то белой ткани.
– Это что? – только и спросила Виктория.
– А ты достань и посмотри! Я даже кофе заказывать пока не буду, хочу увидеть твою реакцию.
«Так увидела вроде уже…» – подумала Вика, но спорить не стала и аккуратно, боясь повредить видавшие виды вещи, достала их на свет.
Ткань оказалась фартуком, который выпускницы надевали на последнее первое сентября, а тетрадь…
– «Викусины гадости»… Ты ее хранила все эти годы?
– Ну раз она здесь, то явно не выкинула, – хмыкнула подруга.
Но одно дело случайно оставить, похоронив в груде никому не нужных газет, школьных дипломов и квитанций за электричество. Другое – сохранить, как ценность, и принести прямо перед Новым годом, словно это желанный подарок.
Мир замер. Виктория всегда знала: дружба для нее – причал, где тебя поймут, примут и услышат. Она даже спорила об этом с детьми, которые не заводили долгосрочных отношений, – все их приятели испарялись с течением времени. Их общение жило в сети: чувства прятались за смайликами и взаимными лайками. Женщине же хотелось, чтобы они ощутили, что такое простое, но глубокое общение, взаимное обогащение душ, настоящий, честный обмен. Этому Вику научила мама: со многими друзьями она поддерживала связь на протяжении шестидесяти лет! А передать флаг дружбы детям не удалось… Хотелось прямо сейчас набрать дочери и сказать: «Вот, смотри, как бывает! Не может такого быть, когда вместо общения у вас голосовые в ускоренном режиме…» Но не позвонила, конечно: поучать было не в духе Виктории, все эти диалоги разворачивались лишь у нее в голове.
В глазах Беаты стояли слезы – или снова замигали елочные огоньки?
– Беат, я… Можно обниму тебя?
– Спрашиваешь! – Подруга раскинула руки в ожидании.
Виктория положила на стол тетрадь и фартук так, как кладут сладко спящего младенца в колыбель, и уткнулась носом в плечо подруги. Прошлое подождет, главное – сейчас.
Промелькнуло мгновенье, но по ощущениям – целая вечность.
– Вик, ты чего, растрогалась? – мягко прервала тишину Беата.
– Да что-то нахлынуло. – Виктория отстранилась, села на свое место.
Дрожащими руками она открыла тетрадь и тут же захлопнула, подняв глаза на Беату.
– Помнишь торт? – Память иногда причудлива, и ярче всего помнятся какие-то мелочи, совсем не важные в масштабе жизни.
– На первое сентября? – Беата засмеялась. – Во втором классе который? Ну еще бы!
Владимир – так звали Викиного отца – в тот день заметно волновался. Обычно спокойный, он торопил дочь, даже прикрикнул на нее: «Давай быстрее, опоздаем!»
«Было бы куда спешить», – подумала новоиспеченная второклашка. Но все же ускорилась – папу сердить лишний раз было ни к чему, его и так ждал новый учебный год, полный двоек за поведение и красных гневных записей в дневнике.
Линейка уже не поражала своим размахом: все то же самое, что и в прошлом году, только спать хочется сильнее. Вика зевала, прикрывая рот рукой, и смотрела по сторонам: на месте ли все ее подельники по школьным проказам. Найдя глазами Беату, Ксюшу и Аню, девочка успокоилась и продолжила меланхолично наблюдать за торжественным, казалось бы, мероприятием.
Наконец официальная часть завершилась и учительница позвала в класс – на чаепитие. Вика предложила отцу отправиться домой, потому что чай у них был и дома, ни к чему проводить в классе пару лишних часов. Но папа только сердито сверкнул глазами. Пришлось плестись с ним за руку – даже Беату не догонишь!
В кабинете уже ждали составленные к центру класса парты, а в середине импровизированного стола – о чудо! – торт из мороженого, в вафельной корзинке, щедро украшенной цветами. Вика буквально слышала ее хруст. Внизу был сухой лед, он так и манил Вику – разломать вилкой, ощутить во рту приятную сладкую прохладу, наслаждаясь лучшим моментом этого первого сентября…
– Вик, это я принес, иди выбирай себе кусочек, – подтолкнул к столу отец.
Для торта нужен был особый повод, и девочке не казалось, что этот праздник, от которого одно название, заслуживает такого подарка. Но Владимир считал иначе.
– Папа хотел, видимо, чтобы во втором классе этот день был не таким унылым, как в первом, – сказала Виктория.
– А что там такое было? – подруга нахмурилась в попытке вспомнить.
Удивительно: то, что нам кажется огромным, почти вселенским по размерам и важности, другим часто не запоминается вовсе. Беата так и не смогла припомнить, что же такого плохого случилось в самый памятный школьный день любого ребенка, Виктория – не забудет никогда.
Глава 2. Совсем не такое первое сентября
Первое сентября оказалось совершенно не таким, каким Вика себе его представляла.
В школу она шла на год раньше, в шесть лет, маме пришлось для этого упрашивать директрису, объяснять, что без школы в этом году Вика ну просто никак. Конечно, это был не единственный случай, когда шестилетка пошла в первый класс. Но Вике об этом никто не рассказал, и волнение перед первым днем в школе становилось из большого огромным.
За месяц до вступления в новую жизнь девочка отдыхала у бабушки, где с каждым летним теплым днем вытягивалась, словно стремилась ввысь, потому что хотела поскорее вырасти. Даже каши стала есть больше – бабушка только радовалась.
– Говорила я твоей маме, что тебе просто набегаться надо. А она: плохой аппетит, плохой аппетит… Нет у бабушек детей с плохим аппетитом, выдумки это все.
Она ворчала и даже не догадывалась, что это не просто нагулянный на свежем воздухе аппетит, а почти секретная миссия худенькой, как тростинка, внучки. «Вот съем еще пару ложек, стану выше, никто в школе даже не догадается, что я самая маленькая. И вообще, маленькая, да удаленькая!» – думала девочка, уплетая одну ложку за другой бабушкину кашу.
Вечером Вика ложилась спать и долго ворочалась, размышляла, каким оно будет, это первое сентября. Хотелось как следует подготовиться, чтобы покорить всех с первого взгляда. Вика даже расспрашивала бабушку, что произойдет на линейке:
– Ба, а ты хотела в школу?
…
– А как ты была одета на первое сентября?
…
– А цветы, цветы несла учительнице?
…
Та рассказывала что-то совсем не праздничное, а потом вообще начинала грустить. Расстраивать бабушку не хотелось, поэтому Вика решила: свое идеальное первое сентября она придумает сама, без чьей-либо помощи. Не зря ведь она уже такая взрослая, чтобы идти в школу раньше времени. Значит, и с этим справится.
Себя Вика представляла в пышных белых бантах – обязательном элементе первого сентября – и с красивым букетом цветов. Банты дополнили бы идеальную прическу – надо обязательно попросить маму, чтобы заплела косы. Или, на худой конец, хотя бы хвостики завязала. Обычно Вика делала себе прическу сама, но первое сентября – случай важный. Цветы – особенные, гладиолусы не подойдут, с ними будут все, а вот розы – в самый раз, те, розовые, что у бабушки в огороде растут, например. Жаль, гольфы не закроют сбитые летом коленки… В остальном, раз бабушка помочь не смогла, решено было действовать по ситуации. План казался несложным, хоть и требующим некоторых усилий.
Викин идеальный план разрушили высшие силы. Точнее, силы свыше, в прямом смысле: пчела, мирно пролетающая мимо, резко сменила траекторию и столкнулась с девочкой. Полосатая бесстыдница угодила прямо под глаз, ужалила и умерла. Вместе с пчелой умерло Викино шикарное первое сентября, где она видела себя звездой. Вы где-нибудь встречали актрису детского кино, например, которая на премьеру приходит с раздутым глазом? Вот и Вика не встречала. Поэтому такой сценарий сразу стал казаться грустным. В голове даже закралась мысль: может, у бабушки тоже что-то такое случалось в школе? Может, поэтому бабушка всегда немного грустила, вспоминая ее?
Так или иначе, план нужно было срочно менять. Времени оставалось совсем мало: всего ночь проворочаться в бабушкиной кровати – и домой, а назавтра уже идти на линейку. Раньше Вика думала про нее не иначе как «когда-уже-наступит-первое-сентября», теперь же мероприятие было разжаловано до простого «линейка», от которого так и веяло скукой.
Как Вика ни старалась, за ночь так и не удалось придумать ничего, что могло бы затмить глаз на пол-лица от укуса пчелы. Даже бабушкины розы уже не казались такими впечатляющими – наверняка кто-нибудь придет с похожими. А вот с огромным глазом не придет больше никто, кроме Вики. Мысль об этом делала предвкушение кислым, как недозрелые яблоки из бабушкиного сада.
Бант на первое сентября был белым, как и планировалось, фартук тоже, а форма – коричневой. Все вдруг стало из праздничного совсем обычным, а портфель, который мама с папой купили Вике в подарок, пока она была у бабушки, – и вовсе дурацким. Коричневый, как и форма, с желтым утенком сбоку. Разве родители не понимали, что утенок может быть на портфеле только у малышей, которым дашь ручку – они чернил налопаются от усердия. А вот клоун с азбукой, например, другое дело – сразу ясно, что человек взрослый и идет в школу, учить буквы.
В довершении всего цветы в руках были самыми обычными – мама купила букет в первом попавшемся киоске. Настроение же у Вики – мрачным до такой степени, что первое сентября в этом году хотелось вовсе отменить. Желательно всем, но всем не отменишь, это было ясно. Тогда девочка задумалась: может, попросить у мамы этот год все же подождать и попробовать в следующем? Не может же пчела второй раз укусить ее прямо в глаз, а значит, другое первое сентября будет всяко лучше, чем это. Но мама лишь улыбнулась и, казалось, даже не обратила внимания на позорный след проигранной борьбы с пчелой. Портить маме первое сентября было жалко, пришлось идти.
К Викиному удивлению, на линейке все смотрели не на нее, а на ведущего, который говорил что-то про свет знаний; многие зевали, еще не привыкнув к тому, что лето позади и вставать теперь придется засветло; некоторые высматривали «своего» учителя – им дали важное задание: в нужный момент подарить букет. Напротив выстроились десятиклассники, тоже в фартуках и коричневой форме. Вика вглядывалась в их ряды, стараясь найти кого-нибудь, кому тоже не повезло перед первым сентября. Увы, ни одного опухшего глаза или хотя бы, скажем, носа. Даже жалкого фингала не удалось обнаружить!
Среди сорока одного ученика – столько было в Викином классе – тоже не нашлось никого, кто бы переплюнул Вику. Парочка – со сбитыми коленками, некоторые – с обгоревшими носами, несколько девочек – с растрепанными косами. С фингалом или опухшим лицом – никого. На урок Вика не шла. Плелась.
Первое впечатление обо всех одноклассниках сложилось горькое – ни одна душа не могла разделить Викиных страданий! Стоило сконцентрироваться на чем-то еще, кроме пристального изучения других на предмет возможных боевых ранений. Все оказались такими разными – высокими, низкими, худыми и полными, что сложно было выбрать признак, чтобы отличать детей доброжелательных от неприветливых. Ну или тех, с кем неплохо бы подружиться, от тех, с кем точно никакой каши не сваришь. От мыслей про кашу снова стало немного грустно – сколько Вика съела той несчастной овсянки, чтобы всех покорить. Весь труд насмарку из-за какой-то полосатой букашки!
Не найдя лучшего способа, как поделить девчонок на своих и чужих, Вика стала рассматривать, у кого какие воротнички – платья и фартуки у всех были одинаковые, а вот воротнички – разные. У одних – «рубашечкой», отложной, у других – «стоечкой». Девочки с отложным воротником Вике казались скучными: ну кто по доброй воле выберет маленький простой воротничок, когда можно ходить со строгой «стоечкой»?
Правда, и этого оказалось недостаточно, чтобы определить «своих» наверняка. Вот, например, две девочки – у обеих воротничок «стоечкой», значит, нескучные, можно пробовать подружиться. Но, с другой стороны, обе… большие, как будто каши к первому сентября они съели гораздо больше, чем все еще тощая Вика. Как тут быть?
Запущенный шарик в рулетке колебался между красным и черным – дружить или не дружить? Впереди девочек ждет много совместных приключений, но пока они останутся безымянными и неотличимыми от других тридцати девяти первоклашек.
Оказавшись в классе, все вдруг перестали зевать и волочить ноги, в глазах многих без труда можно было различить азартный блеск. Вика быстро поняла: борьба идет за парты возле учительского стола, в первых рядах. В это соревнование она решила не вступать – хватало ей огромного глаза, и так выделялась на фоне остальных. Хотя сидеть поближе к учительнице, конечно, хотелось.
Ее звали Лидия Александровна – имя звучало резко, наотмашь, от него веяло строгим холодком. Внешне прекрасной назвать ее можно было с трудом: толстые черепаховые очки делали глаза пугающе огромными. За этими стеклами они немного напоминали глаза какого-то насекомого, пчелы, например. К пчелам Вика теперь относилась с опаской и даже шепотом спросила у мамы:
– Мам, как ты думаешь, она надела такие очки специально, чтобы лучше видеть, когда мы балуемся?
– Вик, не выдумывай, это же тебе не «Красная Шапочка».
Маме хотелось верить, но Вика решила на всякий случай вести себя потише, по крайне мере пока. Надо хотя бы укусу дать пройти, а там посмотрим.
В остальном учительница казалась совсем обычной: в юбке скромного зеленого цвета и в туфлях на небольшом каблуке. Она выглядела надежной и спокойной. Такая вряд ли будет кричать, даже если все балуются. Посмотрит своими пчелиными глазами – и все.
На первом в жизни уроке больше всего запомнились прописи – высунув язык, Вика старательно выводила палочки и петельки. Вверх, вниз, вверх, вниз – движения кисти завораживали, хотелось, чтобы получилось красивее всех. Этими летящими буквами потом будет написано на обложке простой зеленой тетрадки «Викусины гадости», а в тетрадке… Но об этом в следующих главах.
