Kitobni o'qish: «Поезд из Варны»

Поезд из Варны отправлялся ближе к вечеру, и казалось – в запасе еще было время. Позагорав в гостях у сына на солнечном побережье два летних месяца, с утра встала к плите – ведь мужиков, вместе с гостившим здесь внуком Артемом, оставалось двое. Одновременно пыталась затолкать в один чемодан скопившиеся за лето покупки – кучу маечек, какие-то босоножки, новое постельное белье, бутылку настоящего оливкового масла. Задача была сложная – багажа получалось много.

В полдень, покормив ребятню обедом, поняла – порядок на кухне наводить уже некогда, ускорила темп, но это не помогло. Когда, наконец, собралась, времени оставалось всего ничего – посмотрев на часы, обомлела:

– Опаздываем!

Сын Роман бросился таскать мои вещички к машине, Артем помогал, собака тоже с восторгом участвовала во всеобщей суматохе, пока её не выставили на балкон. Наконец, запихнув все в багажник, погрузились в машину и сами.

Светофоры работали четко, но бестолковые пешеходы, казалось, еле тащились через переходы. Я уже предчувствовала грядущие неприятности, и они не заставили себя долго ждать.

Подъехали к вокзалу – внук помчался к поезду, сын начал вытаскивать багаж, но Артем уже бежал назад:

– Поезд только что отошел, а следующий – через неделю!

Все остальное происходило как в замедленной съемке: вот бежит назад Артем, вот Роман ставит сумки назад в багажник, а я почему-то перешла на непечатное изъяснение происходящего, понимая, что этот гадский поезд действительно ушел:

– Поезд ушел, блин! Поезд ушел и рельсы разобрали! Что же теперь делать?

Роман почесал в затылке и вынес единственно правильное решение:

– Будем догонять его на станции Руссе! – мы опять погрузились в машину и отправились через всю Болгарию вслед за ушедшим поездом.

Артем достал карту дорог и увлеченно тыкал в нее пальцем, указывая, куда надо рулить. Отшлифованное множеством автомобильных шин шоссе петляло меж зеленых холмов, небольших деревушек с черепичными крышами и первыми огоньками в окошках. Парни, включив в салоне музыку, уже посмеивались, вспоминая об укатившем поезде, да и я сама, казалось, переживала меньше.

Стало смеркаться, легкий туман стекал со склонов гор, на постепенно чернеющем небосводе засветили незнакомые звездочки, а тонкий месяц повис где-то сбоку, ну совершенно не там где у нас, на Волге. Потом за стеклами автомашины стало темным – темно, а вдали, на взгорье, блеснули огоньки того самого Руссе. Состав тащился до него долго, нам же, на огромном джипе, к которому сын относился как к священной корове – с бережным обожанием, хватило и часа.

Остановившись у вокзала, отправились коротать время в кафешку по-соседству, где в это позднее время посетителей оказалось совсем мало. Проворный улыбчивый официант появился моментально. Я тут же заказала, что пожелали и сын и внучек.

– Ну, мать, ты даешь! – бросил было реплику в мой адрес Артем, присаживаясь к столику, но тут же схлопотал от Ромки легкий подзатыльник:

– Не забывайся, дружок!

– Да ладно! Всю ночь из-за родной бабушки катаемся!

– А что, сэр, никак вам с утра на службу? – поинтересовался сын и добавил: – Это ты еще не знаешь про билет на чартерный рейс – однажды мамочка выбросила его вместе с ненужными бумажками.

– Выбросила билет? – опешил внук.

– Конечно! – принимая от официанта вазочку с мороженым, засмеялась я, – Раз прилетела в Варну, значит, он уже не нужен,

– Два дня искали, – добавил сын, – пока поняли: билета нет!

– Нормально! – восхитился Артем, уминая мороженное, – А что дедушка?

А дед, то бишь бывший муж, пообещал сообщить об этом приятелю-консулу. Он так и заявил:

– Задержись хотя бы на один лишний день – неприятности гарантирую! – сам же кому-то позвонил, видно посмеялся с дружком надо мной, бестолковой, и билет тут же восстановили.

…И было нам втроем в том полупустом маленьком кафе, в последние минуты перед расставанием, немного грустно, но тепло и уютно.

И стал этот миг тем откровением, какое бывает между близкими людьми перед разлукой – минуты бегут, и не хочется думать о ней, и говоришь, говоришь о чем-то незначительном, чтобы сгладить грусть прощания. А мои парни этого еще не понимали. Многого пока не понимали в жизни мои парни, ну да ладно, ведь у них было все впереди…

Наконец появился старенький, видавший виды паровозик, а за ним наш состав. Ребята потащили баулы, я спешила рядом, не переставая давать ценные указания, и наша небольшая, но шумная компания напоминала, как говорил сын, цыганскую семейку.

– Вот вас-то нам и не хватало! – с улыбкой появился в дверях вагона проводник. Видимо ему такой расклад с «догонялками» поезда был хорошо знаком.

Я прошла в четвертое в купе. Ребята затолкали багаж под полки, расцеловались и вышли на ночной перрон. А меня ждали новые события, незнакомые попутчики и их судьбы. Впереди – двое суток пути…

***

Соседка, дамочка со стильной, но слегка растрепанной прической, почему-то вздыхала и все смотрела в темное окно. Забегая вперед, скажу – вздыхала она о быстро пролетевшем отдыхе, бурном романе с молодым французом и было ей невыносимо тоскливо. Но об этом я узнала позже, а сейчас передо мной сидела грустная женщина – похоже, ровесница.

Наконец дернулись и глухо лязгнули вагоны, поезд тронулся, набирая ход, медленно поплыл назад вокзал. На перроне ребята махали мне вслед руками, посылая прощальные поцелуи, фонари скользнули гирляндой тусклых желтых шаров, за окном опять воцарилась ночь.

Проводник с хозяйским видом прошел по коридору, оглядывая пассажиров, потом принес чай. Попутчица, глубоко вздохнув, и как бы отодвигая в сторону свои мысли, произнесла:

– Давайте знакомиться? Светлана.

– Валерия, можно просто Лера, – ответила я, и мы начали чаевничать.

Чувствуя, что Светлану надо немного отвлечь от воспоминаний, рассказала о днях, проведенных в Болгарии, экскурсиях и покупках, не забыла и о том, как опоздала на поезд. Та слушала сначала невнимательно, потом улыбнулась и разговор завязался. Оказалось, отдыхала она на Золотых Песках, в гостинице «Пальмира» и не одна. Дальше распространяться не стала, заметила только – гостиница приличная, но на первой береговой линии бывает слишком шумно по вечерам.

Потом стали укладываться на ночь, а наутро попутчица выглядела совсем по-другому: светло-серые глаза смотрели веселей, короткие волосы были в полном порядке. Присев к столику у окна, за которым уже была Румыния с небольшими поселениями вдоль железной дороги, мы продолжили беседу.

Валерия

Помните фильм «Стой, или мама будет стрелять»? – вот и я, наподобие той мамаши, поведала почти всему самолету, что лечу на лето в Варну к сыну, который имеет отель на Золотых Песках, сам по себе красавец, и, кстати, не женат. Две девицы, сидевшие по-соседству, сразу навострили уши и с интересом стали ожидать конца полета. Наконец в салоне загорелось табло «Пристегните ремни» и через несколько минут самолет совершил посадку.

Стоя в очереди к таможенному окошку, старалась высмотреть сына в зале прилетов, но спины попутчиков не давали такой возможности. Наконец усатый дядька в синей форме шлепнул в паспорт штампик прибытия, и я ступила на болгарскую землю.

Весь аэропорт пропах ароматом петунии, растущей вдоль пешеходных дорожек в пузатых уличных горшках, а прозрачный воздух был таким вкусным и легким, каким бывает только на курортах.

Роман, высокий, загорелый, в тонком свитерочке, улыбался у входа держа в руках непременный букет бордовых роз:

– Мама приехала!

Я с гордостью любовалась сыном лишний раз убеждаясь, до чего хорош мой ребенок. После поцелуев и объятий пошли к машине, в окне которой торчала огромная морда пит-буля Лео, которого Роман всюду таскал с собой. А те две девицы из самолета как бы ненароком прошли мимо и тепло попрощались, явно желая обратить на себя внимание:

– До свидания, всего вам доброго!

Взрослые же тетки – видела краем глаза – тоже позавидовали тому, какой у меня сын, и этому букету в его руках – не каждый ребенок так встречает маму.

…Все! За эти несколько минут я сполна получила все, что выстрадала за те годы, пока растила сына одна, без мужа. Выстрадала, сидя бессонными ночами возле кроватки, когда мальчик болел, и за мою боль от его постоянно разбитых коленок. За тот выговор, который пришлось выслушать от школьного учителя, когда Роман сломал стул в кабинете химии, за кучи винтиков, вечно сыпавшихся из его карманов. За нервотрепку из-за прогулов лекций, когда сын стал студентом и учился в Высшей следственной школе, получая юридическое образование. И за многое, многое другое…

В этот миг я была на седьмом небе от счастья, мой материнский триумф был полный!

***

Поезд бойко продвигался к России и утром уже был на границе Румынии с Молдавией в городке Яссы. На перроне тут же появились черноглазые, похожие на цыган румынские таможенники. Не спеша поднялись в вагон, проверили паспорта, внимательно вглядываясь в лицо каждого пассажира. Потом так же не спеша вышли на перрон и один из них махнул нам вслед рукой.

Поезд двинулся дальше, и полоса железной дороги перерезала равнину надвое – справа оказались домики с садами, слева яркие поля – как будто разноцветные платочки – там желтый, тут зеленый. А вдали кусочек темной, уже вспаханной земли.

Подошло время обеда.

– Давай тарелку, помою огурчики с помидорами, – Светлана достала пакет с зеленью.

– У меня домашние котлеты и даже бутылочка «Монастырской избы», помнишь, пили в молодости?

Накрыли стол, плеснули знаменитого вина в бокалы, и тут в приоткрытые двери заглянула соседка Алина:

– Приятного аппетита!

– Присоединяйтесь! – пригласили и ее – та присела рядом, взяла бокал:

      – Ну, за отличный отдых в Болгарии!

Потом спросила:

– Девчата, что-нибудь приличное домой везете?

Мы пожали плечами, а она принесла из своего купе темно-синий пакет:

– Не могу не похвастаться! Смотрите – прикупила в Варне, – и вытащила из него норковую шубку.

Вот это была шубка! Легкая, невесомая, она переливалась старой медью так и норовя соскользнуть с рук. Забыв все приличия, мы стали щупать ее пушистые бока, поглаживать ласковый мех и даже примерять. Сидела шубка и на мне и на Светлане превосходно! Мы стали крутиться перед небольшим зеркалом на двери, а я даже вышла в коридор. Продефилировала по узкому коридору, подражая манекенщицам – животом вперед, походка от бедра, нос в потолок:

– Как смотрюсь издали?

– Да, вот это покупка! – вздохнула Светлана, – Дорогая?

– А то! – отвечала Алина, – На ней все мои запасы и закончились. Но я и не жалею, – она сняла с меня шубку, стала укладывать ее в пакет.

– Ну вот, как говорится, поели – теперь можно и поспать! Увидимся, – с этими словами Нина отправилась к себе в купе.

Мы повздыхали по чужой обновке и разговор, как обычно бывает в дороге, стал более откровенным. Светлана прилегла на нижнюю полку, подоткнула под спину одеяло, устраиваясь поудобнее. Ее история неожиданно заставила меня совсем по-иному взглянуть и на свою судьбу.

Светлана

Светлана росла в большом городе с шумными проспектами. Широкая аллея Победы спускалась от главной площади к самой Волге, а центральная улица с монументальными домами, возведенными после войны, протянулась вдоль реки на добрую сотню километров.

Как все сверстницы, девочка училась в школе, бегала в спортивный зал и плавательный бассейн, бывала в кино и музыкальном театре. До поры до времени все складывалось удачно, но безмятежная жизнь закончилась, когда пришла пора выбирать свой дальнейший путь.

С малых лет Светлана мечтала стать врачом. Детская игра в «доктора», казалось, предопределила все ее будущее – после школы девушка подала документы в медицинский институт. Забыв о подружках, упорно готовилась к экзаменам. Сдав на отлично биологию, засела за химию, которую тоже знала неплохо.

Билет на экзамене попался трудный, но она отвечала на твердую четверку! А вот экзаменатор посчитал иначе, стал задавать каверзные вопросы, совсем запутал и, в конце концов, поставил «неуд»…

Обиженная на весь белый свет, Светлана медленно спускалась по институтской лестнице к выходу. Возле дверей стояли несколько таких же неудачников. От них девушка узнала о наборе молодых кадров на Сахалин и, не раздумывая ни секунды, поставила свою подпись под договором, который услужливо подсунул улыбчивый комсомольский агитатор, давно научившийся подчинять своей воле других.

Сахалин! У каждого, кто собрался туда были на то свои причины. Одного двигала жажда трудового подвига, другого звала романтика, третий ехал на заработки. Светлане, бежавшей от своих невзгод, было все равно – Сибирь или Дальний Восток, БАМ или сахалинский рыбзавод – лишь бы куда подальше. Планы на будущее рухнули? Тогда пусть будет еще хуже, и вы все будете знать как мне плохо. Вот уж поплачете!

… Мать на самом деле плакала всю неделю.

Когда жизнь в первый раз преподала Светлане жестокий урок, в ее душе что-то надломилось. Со всем своим юношеским упрямством сгоряча решив «чем хуже – тем лучше», она уже не отступилась. Подобный принцип, поверьте, довольно часто встречается в жизни.

Отец Светланы, дошедший от простого токаря до партийного деятеля средней руки, казня себя за то, что послушал дочку и не вмешался в ее судьбу, упрашивал неразумное чадушко:

– Доченька, не делай глупостей, в следующем году обязательно поступишь. Поговорю с нужными людьми, замолвлю, где надо словечко и все будет хорошо! – но свое решение она не изменила.

***

В те годы, годы комсомольских строек и целинных земель, Дальний Восток, куда подалась Светлана, тоже считался «комсомольско-молодежным». Многие из ее попутчиков уезжая, думали, что это ненадолго, только на время путины, в крайнем случае, на год, в самом крайнем – на два, но жизнь рассудила по-своему. Некоторые остались там навсегда.

Время в поезде под перестук колес и песен под гитару пролетело незаметно, а знакомства были интересными. За окнами вагона, как в детском калейдоскопе, большие города сменялись маленькими полустанками, проплывали поля и леса, потом пошла дремучая тайга – вся необъятная страна промелькнула перед Светланой за эту неделю.

Но на новом месте воодушевление и энтузиазм, подогретые посулами и сказочными обещаниями агитаторов, слегка поутихли. Ее попутчики, говоря по-правде, не имеющие никаких специальностей, были очень удивлены предстоящей работой и ее условиями – совсем не такое ожидали они увидеть на этом «комсомольско-молодежном» заводе.

– Это что за сарай? – растерянно оглядывала Светлана барак на берегу моря, в котором предстояло жить. А рядом, на каменистой пристани в устье реки возвышались два цеха – огромные несуразные сооружения, похожие на ангары. Сюда с кораблей сгружали улов, который тут же обрабатывали и фасовали.

На следующий день Светлане выдали резиновые сапоги, тяжелый нож и поставили у разделочного стола. Знания были не нужны: становись и пластай рыбу – физически труд был не слишком тяжёл, а вот морально… Всю смену стоишь, скребёшь или разделываешь на части эти рыбные туши!

В первый же день девушка пожалела о том, что не послушалась отца, – со всех сторон вода, под ногами рыбьи кишки, рядом такие же, как ты «зомби» скребут и режут, режут и скребут…

Сначала думала – от всего этого у нее «поедет крыша», ночью ревела в подушку в неуютном бараке, собираясь уехать завтра же. Но завтра пришлось идти в вечернюю смену, ведь сейнеры с уловом приходили в любое время дня и ночи.

Так потянулись нескончаемые дни, и в этом неуютном краю они были невыносимы, а барак-развалюха с двухэтажными кроватями, да огромные стаи чаек над головой остались в памяти навсегда.

Развлечения были довольно нехитрые, догадаться о них легко – ведь едут вовсе не паиньки и не маменькины детки. У многих моряков была мечта зайти сюда хоть разочек, пусть всего на сутки – байки о компанейских сахалинских девчатах гуляла по всему тихоокеанскому побережью. Конечно, эти россказни были сильно преувеличены, но даже городу невест Иваново было далеко до этих мест по концентрации любви и страсти.

Светлане приглянулся местный темноглазый весельчак – бригадир Володя. Коренастый, с широкими скулами и узкими глазами сын русского рыбака и красавицы-якутки не расставался с гитарой и был всеобщим любимцем. По вечерам, когда молодежь собиралась на посиделки в просторной столовой, рядом с ним не было свободного места – легкость к жизни и обаяние покоряли многих.

В первый месяц, после смены Светлана валилась на постель и лежала, не шевелясь – не двигались ни руки, ни ноги. Потом привыкла, чуть повеселела. Заметив участливые взгляды молодого бригадира, улыбнулась в ответ.

– Ничего, Светочка, привыкнешь, все привыкают! – успокоил он и пригласил прогуляться к морю:

– Ты должна увидеть наши красоты!

У моря было свежо. Стаи вездесущих чаек кружили над ними, а от горизонта к берегу бойко спешил рыбацкий сейнер. Они бродили у самой воды, потом устроились в небольшой ложбине между сопок.

– Я сделаю тебя счастливой, – шептал Владимир, обнимая Светлану. Она поверила – и долго потом верила. Верила, когда он ставил ее только в дневную смену, когда выписывал явно не заслуженную премию – ведь это тоже было счастьем там, на холодном сахалинском берегу. Вскоре они стали жить вместе.

Володина работа была довольно сложной, но он был толковым бригадиром – высчитывал ли трудодни, находил ли брак в работе – все получалось легко и споро:

– Не стоим, не стоим, смена началась! – то и дело слышался его басок.

Качество продукции выходящей из цеха было отменным, но главное – бригадир всегда верно подводил итог рабочего дня, записывая выработку каждого в потрепанный блокнот.

Своего «роста» Светлана здесь не видела – какая карьера может быть у приехавшей на сезон девчонки? Тогда пусть растет Володя, ведь каждый человек, добившись одной ступени должен стремиться к следующей. Но тот в большие начальники не рвался:

– Да брось ты, Светка, кроме тебя мне ничего не надо. Я не карьерист, на жизнь-то хватает!

В быту тоже был непритязателен – не придавал большого значения облупившейся краске на стене или треснувшему в окне стеклу. Светлана, поселившись в его квартирке, первое время не обращала на это внимания, потом долго пыталась объяснить, что жилье надо бы содержать в порядке.

Но натолкнувшись на его равнодушие, разочаровалась и опустила руки.

…Ну как объяснить слепому ощущение зеленого?

…Говорят, жизнь человеческая измеряется не годами, а тем, что за эти годы произошло. Иной и в семьдесят лет совершенно не разбирается в людях, другой в двадцать уже умудрен жизненным опытом.

Однажды, рано повзрослевшая Светлана, вдруг ужаснулась: «Неужели придется жить в этом краю всегда? И здесь будут расти мои дети? А как же родной город, где столько солнца и тепла?» – от этой мысли стало неуютно.

Володино обаяние притягивало, но присмотревшись, Светлана поняла – не такой муж, а тем более отец будущих детей ей нужен.

– Зачем было его перевоспитывать, ведь он этого совсем не хотел! – пожала она плечам. Потом рассказала такую историю.

– У подруги Любочки был ухажер – курсант военного училища, будущий летчик. Про них еще говорят: душа ищет вдохновения, а, извиняюсь, задница, находит приключения. Парень был довольно задиристый и однажды появился на ее пороге весь в крови – она капала из разбитой губы на воротник гимнастерки, пачкала руки. С кем и почему он подрался в тот раз – суть не в этом. Любочкина мама ахнула:

– Где это тебя так угораздило? – стала заливать йодом разбитую губу, потом отмывала кровь, а дочка отвернулась и произнесла:

– Зачем мне кавалер с вечными приключениями? Я собираюсь жить спокойно!

Светлане тоже хотелось иметь рядом надежного, образованного человека с умелыми руками и умной головой, дальновидного и предсказуемого, спокойного и верного. Володя, хотя и очень нравился, но таким не был – здесь в ее окружении, среди, уж простите, работяг-недоучек, подобных не было вообще. Значит надо искать человека в другом месте и с иным отношением к жизни. Любовь, конечно, была желательна, но вовсе не обязательна – решила она, теперь точно зная, какого мужа ищет.

…Моя мама всегда так и говорила: «Человек сам хозяин своей судьбы!» – эта женщина лепила судьбу собственными руками.

«Вот Светка молодец, умница-то какая! А я до семнадцати лет все в куколки играла, не думала – не искала, не присматривалась к окружающим кавалерам, не ведала простой истины о том, что выбирает женщина. Мама, ты мне не подсказала или я не услышала?»

Три года Светлана простояла у разделочного стола. Постоянно гудела спина, болели руки и ноги, рыбья чешуя затвердевала на куртке и даже в карманах. От однообразной работы приходило отупение. Не радовал даже приличный заработок. Тратить денежки было, собственно и негде – она копеечка к копеечке складывала их – на сберкнижке собиралась приличная сумма.

Контракт был подписан на год, но предложили более выгодные условия, и она осталась еще на два. Только через три года, ранней весной, Светлана вернулась в родной город.

…Рыбу с тех пор есть она не могла…

А я вспомнила совсем другие годы, когда моей фирме довелось торговать той сахалинской рыбкой. Получив очередной вагон с консервами, привезла домой несколько (чего уж там!) ящиков. Детки сначала накинулись на нее и, забыв про щи, уплетали, расхваливая на все лады. Через неделю аппетит поубавился, через две они перестали есть сайру вообще, и кормили ею кота, который с превеликим удовольствием обжирался до отвала.

Кота давно нет и в помине, упомянутая «консерва» дома тоже, наконец, закончилась, но до сих пор никто из нас не может даже видеть эту «сайру в масле»…

***

Домой Светлана вернулась не той наивной девчонкой, что несколько лет назад умчалась с вокзала, а повидавшей жизнь молодой женщиной с конкретными планами на будущее. Особой уверенности придавала солидная Сахалинская сберкнижка – такой, пожалуй, не было ни у кого из ровесников.

Родные края встретили весенним теплом – зеленели скверы, на клумбах пламенели первые тюльпаны, под окнами звенел Первомай:

– «Май течет рекой нарядной

По широкой мостовой» – влетал с улицы в открытые окна знакомый марш. Светлана со школьной подругой Любочкой наблюдали с балкона за нарядной демонстрацией: всюду транспаранты «Мир-Труд-Май», красные флаги, разноцветные детские шарики – замечательно!

«Как можно было променять этот город на холодный Сахалин?» – подумала Светлана, а Любочка предложила:

– Давай позовем ребят, отметим праздник?

– Конечно!

– Кстати, на днях вернулся из армии Юра. Помнишь, он ухаживал за тобой?

Да, Юра был приметным парнем, и Светлане захотелось увидеть, каков он теперь. Любочка принялась обзванивать школьных друзей – через час в квартире Светланы собралась небольшая компания. Ребята принесли пару бутылок вина, а она могла себе позволить накрыть хороший стол.

Пришел и Юрий. Увидев Светлану, заулыбался:

– А ну-ка иди, посмотрю на тебя! – дружески обнял и добавил: – Какая красавица стала – прямо девица на выданье! Надолго приехала?

– Навсегда, – и немного смутившись, спросила:

– А ты? Как поживаешь, чем занимаешься?

– Ищу смысл этой жизни, – Юрий улыбнулся, и закончил уже серьезно, – вообще-то подал документы в инженерно-строительный институт.

– Надо же! Любочка тоже туда собралась! – удивилась Светлана.

– А ты куда будешь поступать?

– Пока не решила, надо осмотреться, – об этом она действительно пока не задумывалась.

Из всей компании в институт поступили только Юра и Любочка.

Юра полностью оправдал ее ожидания – как и раньше, был обходителен, смотрел в глаза внимательно и пытливо. В нем удивительным образом сходилось все то, что хотела увидеть в будущем муже Светлана. Обнаружились и новые качества: он хорошо ладил с людьми, оказался сообразительным и хватким. Но главное – продолжал ухаживать и, наконец, сделал предложение.

– Понимаешь, в те годы меня постоянно преследовало чувство законченной неудачницы, – объяснила Светлана, – с появлением Юрия все ушло в прошлое. Однажды я уже сделала непростительную глупость, уехав на Сахалин, хватит!

Все складывалось как нельзя лучше – теперь она сделала хороший выбор. Был доволен и Юрий, получив вместе с молодой женой тестя с надежными связями.

Свадьбу справляли в ресторане «Интурист», куда обычному человеку попасть было сложно, но тесть расстарался.

Роскошь залов, звон хрустальных бокалов и тусклый блеск столового серебра впечатляли. Закусок, шампанского и напитков покрепче было вдоволь. Важные гости преподносили солидные подарки, а друзья-студенты вскладчину вручили чайный сервиз с пожеланиями счастья и криками «горько».

После свадьбы отец Светланы, решив, что дети должны жить самостоятельно, помог дочери купить на сахалинские накопления однокомнатную кооперативную квартирку. На этом сбережения Светланы закончились и ей, пока Юрий учился, пришлось опять трудиться.

– Светочка, подожди немного, – просил молодой муж, – вот стану на ноги, ты у меня совсем не будешь работать! – и эта замечательная мысль прочно засела в ее голове.

– Потом родилась Евочка, года через три Яна. Юрий окончил институт, а мне так и не пришлось учиться, – продолжила она свой рассказ.

– Почему?

– Да что ты! Сначала растила девочек, а потом уж поздно было.

«Ой, ли, так ли»? – не поверила я…

Валерия

Станция Николина. Молдавские таможенники, едва заглянув в наши паспорта, вышли из вагона. Остановка была долгой и радушные селяне, заполнившие узкий перрон, наперебой предлагали пассажирам румяные яблоки, спелые помидоры и виноград – ведрами.

Вагон пропах щедрыми дарами лета, мы с удовольствием щипали крупные виноградины, рассматривали чистенький вокзал и киоски со всякой всячиной. Наконец прицепили сменный тепловоз, и под громкий гудок перрон опять поплыл назад вместе с дородными молдаванками и их фруктами-ягодами.

– Давай уберем виноград, от него уже оскомина, – накрыла я тарелку салфеткой.

Потом долго смотрела в вагонное окно, вспоминала себя, балованную маменькину дочку, институт и первое замужество, работу в школе – не как у Светланы – в холодном рыбном цеху, а в теплом классе, который почему-то тоже невзлюбила. И опять поневоле сравнивала наши судьбы…

В небольшом южном городке, во дворе двухэтажного собственного дома весной буйствовала сирень, а деревца вишни и алычи занимали даже широкие газоны. Никогда не задумываясь о том, люблю ли свой город, я просто жила в нем, не имея представления ни о чем плохом, происходящем в этом мире. Отец в военные годы был морским летчиком-истребителем, все величие его подвига смогла оценить много позже, когда повзрослела. Но сейчас не об этом.

Мама работала главным инженером большой трикотажной фабрики «Восход». Интеллигентная и добрая, баловала, как могла – у меня всегда было все самое лучшее. Серый джерсовый костюмчик или нежно-голубое ажурное вязаное платье, только появившееся на городской базе, а нему туфли-лодочки на шпильке. К тому же она хорошо шила, постоянно радуя обновками – истрепанная «Бурда», единственный журнал мод тех лет, всегда лежал под рукой. Бабушка говорила: «У женщины должна быть хорошая обувь и ридикюль», – и все это у меня было. Но несмотря ни на что, я росла скромной и послушной девочкой.

После школы у нас со Светланой по-разному решился один из главных вопросов. Я поступила в институт, на физико-математический факультет, причем с помощью мамы, которая нанимала репетиторов, и, чего уж там греха таить, каким-то образом находила пути содействия на вступительных экзаменах.

Не берусь судить родителей Светланы, которые пустили этот важный вопрос на самотек, поверив самоуверенным заверениям дочери – отличницы. Поэтому ее фамилии не оказалось в «секретных записках» экзаменатора, и он спокойно влепил «неуд».

В тот день, когда мы обе с замиранием сердца стояли перед списками студентов, я себя в нем увидела, а Светлана – нет.

Ярко светило летнее солнце, весело суетились на ветке воробьи, спешили по делам прохожие, куда-то мчались авто – тогда все это было для меня. Для нее мир замер и окрасился в темный цвет.

***

…День клонился к вечеру, когда в открытую дверь купе заглянула Полина – черноглазая девчушка лет семнадцати, подсевшая в вагон в Кировограде.

– Еду учится в Луганск, в университет, – поделилась она своей радостью.

– Молодец какая! – похвалила я, а Светлана спросила:

– Трудно было поступать?

– Конечно! Конкурс на филологический факультет – семь человек на место, столько надо прочитать!

– А почему в Луганск? – удивилась Светлана, – поближе нет?

Полина немного смутилась:

– Там у меня тетя – преподает английскую литературу в «универе» – она и готовила к экзаменам.

– Тетя в «универе» – это то, что надо, – улыбнулась я, – сама так поступала.

Видимо желая произвести впечатление, Полина достала из сумки толстую книжку в потрепанном переплете. Было ясно – листали ее несколько лет подряд. На обложке просматривались тусклые золоченые буквы: «Джейн Эйр».

Читала этот роман и я – до сих пор помню бесконечные унижения, обиды и страдания главной героини. Словом, печальную историю о не очень веселых приключениях и несчастной любви.

– Полина, ты читаешь это?

– Читаю, – вздохнула девочка, поправляя темные косы, – бабушка велела для общего развития!

– Какая мрачная книжка! Что из нее можно почерпнуть для себя?

– Да, – обрадовалась та, с явным облегчением засовывая том в дорожную сумку, – достали эти беды и несчастья! «Что сказал покойник» Хмелевской намного интереснее!– и я согласилась.

Мы еще немного поболтали с Полиной, и девочка ушла к себе.

Когда-то в юности, начитавшись подобных книг, стала стремиться к совершенствованию своего характера и я. Подражала героиням романов, у которых покорность была одним из главных качеств, мечтала о верной любви и заботливом муже. В семнадцать лет огорчалась, думая, что засиделась «в девках», но через год влюбилась в парня из моей институтской группы, казалось обаятельного и заботливого. Влюбилась, даже не собираясь покопаться в его характере, а зря. Да посмотри ты повнимательней, посоветуйся с мамой – глядишь, все сложится иначе! Но по своей юношеской самоуверенности считала это глубоко личным делом, и в результате получила в мужья совсем не такого человека, о каком мечтала.

Его придирчивость и зловредность до поры до времени были спрятаны под приветливым обаянием. Он не оставлял меня ни на час, был настойчив и я уступила.

…Однажды в вечернем троллейбусе, полном пассажиров, вдруг подумалось: «А ведь каждый из них ночью занимается «этим»! Когда же такое таинство произойдет со мной?» И «таинство» произошло, но совсем не так, как хотелось. Хотелось – в красивой комнате, на душистом постельном белье – чтобы обязательно белое и все в кружевах – запах роз станет кружить голову и в свете ночника его лицо будет волшебным и родным.