Kitobni o'qish: «Тайна «Лисьей норы»»

Shrift:

* * *

Пролог

Последний день октября выдался мрачным и дождливым. «Что сделаешь? Хэллоуин – он и есть Хэллоуин», – подумала Аня, въезжая на стоянку бизнес-центра «Аура» рядом с метро «Беговая». С залива дул сильный ветер – дождь бил в ветровое стекло, так что дворники едва справлялись. До начала рабочего дня еще оставался почти час, но Аня всегда приезжала пораньше – иначе места для машины не найдешь, придется парковаться за километр. Ей нравилось пройти по этажу, пока соседние офисы еще закрыты, нет вечной суеты, толкотни у лифта, и можно спокойно попить кофе до появления бесчисленных бухгалтеров, страховщиц и агентов по недвижимости, которые вечно стучат каблуками, болтают по телефону и просовывают голову в дверь: «Анечка, я только поздороваться». Не самое удачное соседство для частного детектива, занимающегося аналитической работой – но ничего не поделаешь, приходится терпеть. Арендная плата даже за маленькую комнату в девять квадратных метров – и то почти на пределе ее финансовых возможностей.

Аня вышла из машины, «фольксваген» мигнул, закрываясь. Раскрывать зонт не было смысла – ветер его тут же вывернет и сломает. Да и идти недалеко. Подняв воротник пальто, Аня взбежала по ступеням к входу. Миновав охрану, на лифте поднялась на третий этаж. Прошла в самый конец коридора. Подошла к стеклянной двери с табличкой «Детективное агентство “Гелла”. Анна Снегирева». Приложила ключ.

«Громкое название, а толку – пшик». Аня вошла, сняла пальто. Поправив растрепанные ветром волосы, подошла к окну, включила кофеварку на подоконнике – через мгновение комната наполнилась пряным ароматом кофе. За окном – сплошная серая пелена, туман. 2 ноября – ровно год, как она уволилась из детективного агентства Андрея Ефремова в Москве, где работала еще с четвертого курса университета, и вернулась домой в Питер, решив начать собственное дело.

Так сложились обстоятельства. Год назад, в октябре, умерла Анина мама – инсульт. Осталась старая двухкомнатная квартира в Сестрорецке, где Аня выросла, а в ней – полуторагодовалая овчарка по кличке Томас. А еще – дачный домик в садоводстве недалеко от поселка Ленинский. Там мама и нашла Томаса. Его бросили хозяева, и он метался, искал их, скулил. Взяли щенка на лето детям поиграться, а потом, уезжая в город, решили оставить – погрызет же все в квартире. Потом, мол, заберем. Но так и не забрали.

Томас был единственным живым существом, которое оказалось рядом, когда маме стало плохо – закружилась голова, и она потеряла сознание. Он громко лаял на балконе и даже сумел открыть дверь, чтобы вошла соседка – она и вызвала скорую. Но та же соседка выгнала Томаса на улицу, чтобы он не мешал ей хозяйничать в квартире, когда стало понятно, что – все, остались считаные дни.

Ане никто не удосужился позвонить. Она приехала сама, обеспокоенная тем, что мама не снимает трубку телефона – взяла билет на «Сапсан», на машине слишком долго. Томаса она увидела на улице – он сидел у подъезда, промокший под дождем, и радостно бросился навстречу, как только увидел. Вместе они выгнали с кухни нахальную тетю Веру, рассевшуюся там пить чай, и немедленно поехали в больницу. С мамой Аня успела увидеться и попрощаться. Она сидела в больничном коридоре и молилась о чуде, а Томас ждал ее на улице. Но чуда не случилось. Мама умерла рано утром 21 октября. Вместе с Томасом они похоронили ее к отцу на Сестрорецком кладбище. Так Аня осталась совсем одна на свете. Если не считать Томаса. А дальше – надо было решать, как жить.

С Андреем Ефремовым, бывшим следователем прокуратуры, Аня познакомилась на третьем курсе университета. Он вел спецкурс по криминалистической фотографии, видео- и аудиозаписям. Высокий, статный, с густой черной шевелюрой и выразительными серыми глазами, он умел сразу приковать к себе внимание студентов и пользовался популярностью.

На Аню Ефремов обратил внимание за ее активность – она всегда первой отвечала на вопросы и старалась находить неординарные решения. Ефремов пригласил Аню на стажировку в свое недавно открытое детективное агентство. У них завязался роман. Однако вскоре по громкому делу Ефремов перешел дорожку важным шишкам в Смольном, и ему пришлось переехать в Москву.

Окончив университет, Аня поехала к нему. Правда, столичная жизнь оказала на Андрея отрицательное влияние. И так-то характер у него был не сахар. Насколько Ефремов был хорош в деле, настолько же несносен в быту. Он страдал запоями, увлекался каждой промелькнувшей юбкой, правда, быстро забывал. И в Питере все это было тяжело, но еще терпимо. Но в Москве с ее гораздо более широкими возможностями во всех отношениях стало несносно.

Когда Ефремов, не стесняясь, завел роман с манекенщицей, Аня твердо решила уйти от него. Ефремов не беспокоился – а что? Аня же во всем от него зависела. Ни работы, ни собственного жилья. Но тут случилось несчастье – умерла Анина мама. Горе вдруг сделало Аню небывало решительной – она почувствовала, что сможет порвать надоевшую связь.

Оставив Томаса на время бывшей однокласснице Свете Копосовой, Аня вернулась в Москву – уволилась из агентства Ефремова, забрала машину из паркинга, собрала вещи. И вернулась в Питер – насовсем. «Куда намылилась?! – кричал ей вслед пьяный Ефремов. – Что ты сможешь сама? Ты же ничего не можешь!» – «А, помнится, раньше ты был совсем другого мнения», – бросила Аня на прощание.

Свое агентство она назвала «Гелла» – в честь знаменитой спутницы Воланда из любимой книги М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Получить лицензию помог Славка Суворов. Однокурсник, он работал в Главном следственном управлении Следственного комитета по Санкт-Петербургу и области на набережной Мойки.

Спустя год можно было согласиться – Ефремов как всегда оказался прав. Никаких особенных успехов Аня за это время не добилась. Работа была – но так, всякая ерунда. Машины в угоне, потерянные документы, пропавшие люди, подростки, поссорившиеся с родителями и сбежавшие из дома. Родственники-самозванцы, желающие «откусить» от наследства покойного. Неверные жены и мужья. Пропавшие животные, опять же. Соответственно – и заработки. Люди, конечно, обращались не бедные, бедные и вовсе к частному детективу не пойдут, но и не богатые – у Ани не было ни рекомендаций, ни громких раскрытых дел, как у Ефремова, чтобы к ней выстраивались в очередь тугие кошельки. Так – середнячок. На то, чтобы обслуживать кредит, взятый на открытие бизнеса, хватало, ну, и на скромную жизнь для них с Томасом. Как говорится, и на том спасибо.

Кофеварка на окне зашипела – задумавшись, Аня забыла, что кофе давно готов. Налив кофе в чашку, села за стол. Открыла файл на компьютере. В коридоре бизнес-центра уже послышались торопливые шаги, голоса – все, тишина закончилась.

– Анечка, я только поздороваться! – в кабинет заглянула рыжеволосая бухгалтерша из компании по соседству. – Ох, ранняя ты птичка! Завидую! Ну, и погодка сегодня.

– Это точно! Привет, – кивнула Аня, не отрывая взгляда от экрана.

– Опаздываю, в обед заскочу. – Бухгалтерша исчезла.

«Вечно отвлекают», – Аня отпила кофе. «Итак, наша предполагаемая изменщица Александра». Бизнесмен Котов, владелец сети спортивных центров, обратился в агентство с заданием проследить за женой. Он был на двадцать лет старше супруги и подозревал, что она ему изменяет с одним из тренеров. Аня уже проверила маршрут автомобиля Александры Котовой – выяснилось, что она действительно каждый день с двенадцати до четырнадцати заезжает в один и тот же дом на Васильевском острове. Притом никто из ее родственников или известных супругу друзей там не проживает.

– Анечка, я только поздороваться! Как дела? – Дверь опять открылась. На этот раз это была менеджер по недвижимости Татьяна.

– Все отлично! Привет! – ответила Аня, все так же глядя в компьютер. Дверь закрылась.

Из наблюдений удалось выяснить, что Александра посещает квартиру некого гражданина Ванина, который действительно является тренером по хоккею в спортивном центре «Заря», принадлежащем Котову. Теперь предстояло выяснить, имеет ли место любовная связь между Котовой и Ваниным – может быть, они в карты играют, на деньги. Аня уже наметила план действий. По согласованию с супругом в комнате Александры установили скрытую камеру. Теперь надо внимательно изучить социальные сети Александры на предмет общения с Ваниным. А также получить распечатку телефонных звонков. «И если все у нас получится и мы уличим девушку в измене, у нас с Томасом появится возможность не так жестко экономить в этом месяце, – подумала Аня. – Гонорар Котов обещал солидный. И с предоплатой не пожадничал – это дало возможность выкрутиться с кредитом в октябре».

Дверь опять открылась.

– У меня все о’кей! Привет! – не дожидаясь вопросов, быстро произнесла Аня, лишь бы отстали, болтушки.

– Простите, не понял, – ответил мужской голос, немного смущенно. – Это вы мне? Детективное агентство, я не ошибся?

Аня отодвинулась от компьютера. На пороге стоял молодой человек лет тридцати пяти, в джинсах и кожаной куртке.

– Нет, простите, не вам. Вы ко мне?

– А вы Анна Снегирева? – Он вошел и закрыл за собой дверь.

– Да, это я, – кивнула Аня.

– Тогда к вам. У меня жену убили. Поможете?

– Смотря в чем. Мои полномочия не безграничны. Присаживайтесь. – Аня встала и, обойдя стол, пригласила посетителя к кожаному дивану напротив окна. – Кофе? – предложила она.

– Не откажусь. – Молодой человек сел. – С утра не завтракал. Сразу к вам, а то скоро – на работу.

Аня налила кофе в чашку из черного стекла и поставила перед посетителем на деревянный столик с потертыми краями. Сама села в кресло напротив, включив диктофон.

– Слушаю вас.

– Моя фамилия Ващенко. Максим Ващенко, вот мой паспорт. – Молодой человек протянул ей документ. – Я был, ну, знаете, главным свидетелем по делу Лозовского.

– По делу Лозовского? – Аня раскрыла паспорт и тут же опустила. – Похищение людей в поселке «Репинский»? – вспомнила она. – Да, знаю, у меня товарищ работал в следственной группе.

– Ну, вот это я был, то есть мы. – Молодой человек поправился. – Вдвоем с соседкой Лозовского проникли на его участок, освободили ту девушку и вызвали полицию.

– Это был очень смелый поступок, – кивнула Аня. – Но я не понимаю. – Она насторожилась. – Вы говорите, жену убили? Когда, при каких обстоятельствах? И при чем здесь Лозовский? Насколько я знаю, он осужден и находится в тюрьме.

– Лозовского-то осудили, а жена его, главная преступница, так и осталась ненаказанной. Это же она над людьми издевалась, не он, он только покрывал ее делишки. А ее так и не нашли. Объявили в розыск и все – тю-тю. – Максим щелкнул пальцами. – Никто не ищет. Закрыли дело. Сказали, уехала за границу.

– Если объявили в розыск, значит, дело не закрыли, – поправила его Аня. – Когда погибла ваша жена? – еще раз спросила она.

– Летом еще. – Максим опустил голову. – В Зеленогорске. На пешеходном переходе на проспекте Ленина сбила черная «тойота». Светофор не работал. В июле это случилось. Мы Лозовского в феврале накрыли, и вот спустя пять месяцев все это и произошло. А Маня, она на третьем месяце беременности была. Мы так давно ребенка хотели, но все не получалось. А тут – радость, вымолили, Бог послал. А дьявол – забрал. – Голос Максима дрогнул, он опустил голову. – На месте умерла, ни секундочки не пожила больше. Я уверен, что это Зора отомстила. Так жену Лозовского зовут. Никуда она не уехала, она здесь. Она отомстила мне, что я все ее преступные делишки на свет божий вытащил. Знал, конечно, на что шел. Но не поощрять же мерзость такую, какой она занималась. Жалко людей. Не думал, что полиция так халатно отнесется, верил, что найдут ее. А они – не чешутся. И кто Маню сбил на переходе, тоже искать не спешат. Я им говорю, это Зора, она где-то рядом. Они мне – ты помешался от горя. Какая Зора? Она давно страну покинула. А мало ли черных «тойот»… Деньги им надо на лапу класть, тогда они еще пошевелятся. Но неохота. Ведь за зарплату от государства работают и не маленькие деньги нынче получают. Вот я к вам и пришел. Помогите найти, кто убил Маню. – Он посмотрел Ане прямо в глаза. – У меня накопления есть, я заплачу. Но им платить не хочу, воротит от их наглости. У них таких Зор разведется, на каждом углу охотиться на людей станут, а они все штаны в офисе будут протирать и карман подставлять, кладите, мол. Фиг!

– А почему именно ко мне обратились? – спросила Аня осторожно. – У меня ведь опыта немного, я сразу скажу.

– Я посмотрел, недавно открылись, – ответил Максим. – Не зажрались еще, не обленились, есть охота поработать, может быть, мотивация.

– Это верно, – согласилась Аня. – Желание поработать есть. А почему вы все-таки уверены, что это была машина Зоры? Номера машины, что показали камеры видеонаблюдения?

– Камеры были выключены, как всегда у нас. – Максим махнул рукой. – Висят только для вида. Одна работала, боковая. Но в нее ни черта не видно. Правда, были свидетели. Полиция их опросила. Номера никто не запомнил, да и дождь был сильный, залеплены они были грязью. Вообще, машина очень грязная была вся, точно из оврага какого-то вытащили ее. Но я нутром чую, что это Зора. Не верю я, Анна… Как по отчеству? – уточнил он.

– Можно просто Анна.

– Вот не верю я, Анна, ни в какую мистику. Ни в какую японскую колдунью, которая триста лет живет. Все это – ерунда. Мошенница эта Зора Лозовская самая обыкновенная. И убийца. И не триста лет живет, а самую обычную человеческую жизнь. Просто очень ловко всеми этими легендами пользуется. Ну как, Аня, поможете? – Максим наклонился вперед. – Я сам вам помогать буду. Вместе мы справимся. Вы будете мне говорить, что надо делать, а я… я – бывший десантник, страхи – это не про нас. Я ради Мани горы сверну.

– Помогу, – решительно кивнула Аня. – Меня саму это дело очень заинтересовало. И коль такой поворот случился, что не закончилось оно, я приму участие. Давайте заключать договор, – предложила она. – И все подробно разберем. Вы мне все расскажете. В деталях.

Часть первая
Преступления

Глава первая
Чужая

В это утро Маша Томина проснулась намного раньше, чем прозвенел будильник, – ее одолевал страх. Сегодня ей предстояло начать школьную жизнь с нуля – в новой школе, в новом классе. Маша не знала, как ее примут, как к ней отнесутся. Неизвестность угнетала.

Переезд случился совершенно неожиданно – во всяком случае для Маши. Все лето родители ругались. Машу же все время выгоняли из кухни, чтобы не мешала. Но квартира маленькая, далеко не уйдешь. Даже на балконе Маша слышала, как отец и мать все время вспоминали какого-то «толстого Гогу» и повторяли, что он «долгов не прощает». В начале августа вдруг объявили – мол, собирай вещи, уезжаем. Как?! Куда?!

– Едем в Солнцевку, – объявила мать. – Там и в школу пойдешь. Завтра же пойду за твоими документами.

Солнцевка – это был поселок Солнцевский, в области. Там когда-то жила старшая сестра матери. Но заболела, умерла. Муж ее, бывший местный участковый, привел сожительницу. Вместе они выпивали, да и тоже померли друг за дружкой. Так дом достался Машиной семье в наследство. Но ездили они туда только раз, и Маша даже ничего толком не запомнила. Врезалось только, что дом был собственный, кирпичный, аж в два этажа. Таких домов в поселке было всего два – у милиционера и у военкома. Остальное – старые деревянные постройки, пять или шесть блочных пятиэтажек.

– Ванька-то (так звали милиционера) взятки лопатой греб, – говорила мать, – вот и отстроил хоромы. – Наследству своему она не очень радовалась – далеко, да и поселок какой-то неприглядный, заброшенный. Отец настаивал дом продать – будет чем отдать долги Гоге. Но мать колебалась. Перед смертью обещала сестре дом не продавать.

– На том свете-то что ей скажу, как встретимся? – говорила она сердито. – Ты бы лучше дела с умом вел, не связывался с «чернотой» (Гога вроде как был нацмен). Они копейки не спустят. Не отвяжешься. Да и кому его продашь, дом-то? – подумав, махнула рукой. – Даль такая. Местные не купят, у них ни шиша в кармане. А питерские и поближе найдут.

Так, в бесконечных перебранках, прошли сборы. И вот в середине августа семья погрузилась в автомобиль и отправилась навстречу новой жизни. Почему-то мать была уверена, что «толстый Гога» в Солнцевке их не найдет. Отец говорил, что «у Гоги руки длинные, он и в Солнцевку прикатит». Но надеялся получить передышку и «что-нибудь придумать» – как всегда. Квартиру закрыли на все замки и оставили под присмотром соседки тети Светы. Мать просила ее об отъезде никому не говорить. Мол, не знаю – и все.

– Твоя Света разболтает, ты отъехать не успеешь, – усомнился отец. Маша тоже не сомневалась, что так и будет. Все это время она старалась разговаривать с родителями как можно меньше и всем видом показывала, что обижена. Еще бы – ведь ей пришлось бросить подруг, привычную обстановку. И как там еще все сложится, в новой школе?!

Солнцевка Маше очень не понравилась. Несколько пятиэтажек вдоль центральной улицы Правды. В глубине – деревянные домики с покосившимися заборами, в центре – небольшой парк со смотровой площадкой. Взобравшись на нее, Маша увидела вдалеке на холме крышу с полуразрушенными печными трубами, возвышающуюся над густыми кронами деревьев – там находилось какое-то здание, почти полностью скрытое за окружавшим его садом. Похоже, здание было заброшенное.

– Татьяна (так звали сестру) говорила как-то, что это бывшая барская усадьба, – вспомнила мать, помешивая компот на огне. – Жил там какой-то барин. Чудак был. – Она пожала плечами. – От людей прятался, больших городов не любил. Но путешествовал вроде. Книги собирал. Елениев, по-моему, была его фамилия. И усадьбу раньше Елениевкой называли. Тут при нем сады были, как рассказывают – и Петергоф позавидует, красота! – она махнула рукой. – Но пожил недолго. Привез жену себе из какого-то странствия. Иностранку. Вот она быстро его на тот свет спровадила и все к ручкам прибрала. Она-то и жила в том доме после его смерти до самой революции. Ну, а потом, как водится, клуб был, а потом – рынок вещевой, а теперь и сама не знаю что. Пустой стоит, наверное. Только ты туда не суйся! – строго предупредила она Машу. – Запрещаю! Поняла? Мало ли что! Провалишься куда – где тебя искать?

– А это не тот Елениев, который много востоком занимался, вроде даже жил в Японии? – спросил отец. – Умнейший и образованнейший был человек.

– А ты откуда знаешь? – Мать удивилась.

– Читал. В журнальчике каком-то историческом. У меня сотрудник выписывал. Интересовался историей. Вот как-то рассказал, я и взял почитать, – продолжил отец. – У Елениева этого жена была не просто иностранка – японка. Правда, наполовину. Отец ее – английский моряк. И встретил ее Елениев вовсе не в Японии, а в Лондоне. Энн Джонс, кажется, ее звали. Очень красивая особа. А мать ее, как говорили, была японская колдунья. Потомственная. – Он поднял палец. – Во как!

– То-то она муженька и уморила быстро, – хмыкнула мать. – Правильно говоришь. Хозяйку-то Анной Николаевной здесь называли, – вспомнила она. – Не знала, что ты такой начитанный. Но ты меня поняла? – Она снова строго взглянула на Машу. – В усадьбу – ни шагу!

– Угу, – кивнула Маша и соскочила со стула. – Я пойду к себе?

– Иди, – разрешила мать. – Зубы не забудь почистить перед сном. Знаю я тебя.

Рассказ об усадьбе взбудоражил воображение Маши. Она улеглась в постель и в темноте представляла себе украшенные лепниной залы – вроде тех, что видела во дворце Строганова в Петербурге. Единственный музей, куда родители сподобились отвести Машу, да и то потому, что просто мимо проходили по Невскому, и экскурсовод сказал, что комнат мало, закончится быстро. В полусне мерещились ей какие-то тени, скользящие по резному паркету. Серые, прозрачные силуэты, напоминающие дам в платьях с фижмами наподобие тех, что видела Маша в витрине музея, с развевающимися длинными волосами. Они беззвучно проносились из зала в зал. Все время спиной, не оборачивались.

Наутро, едва позавтракав, Маша снова побежала на смотровую площадку. День обещал быть солнечным. Крытая черепицей кровля усадьбы поблескивала, а на печной трубе сидела ворона и все время каркала.

– Эй, ты! – услышала Маша окрик снизу. Она обернулась. Рядом стояла компания – три девочки примерно ее возраста. Одна подошла поближе.

– Мы раньше тебя здесь не видели. Ты кто такая? – спросила одна громко.

– Я приехала. Недавно. Два дня назад, – ответила Маша в замешательстве. – А что?

– Переехала? Откуда же? – насмешливо спрашивала ее девочка.

– Из Питера…

– Из Питера? В нашу Солнцевку? – В голосе незнакомки сквозило явное недоверие. – Слыхали? – Она обернулась к подругам.

Те переглянулись и захихикали.

– А что смешного? – не поняла Маша.

– Да кто ж в здравом уме переедет из Питера в Солнцевку? – Девушка поднялась по ступенькам и подошла к Маше. Примерно одного с ней роста, с широко расставленными серыми глазами, рыжие волосы заплетены в косичку. Потертые джинсы с прорезями на коленках, черная футболка, без рисунка. – Ладно, давай знакомиться, – предложила она. – Я – Лариса, а они, – махнула рукой на подруг. – Надька и Светка. Кстати, – она прищурилась, – а ты, часом, не родственница тети Тани, которая померла? – вдруг сообразила она. – У них дом давно стоит пустой.

– Да… – растерянно ответила Маша. – А что?

– В школу-то нашу ходить будешь наверняка. Другой здесь нет. – Лариса усмехнулась. – Там и встретимся. Но имей в виду… – Она сделала паузу. – Держись меня. Я – главная. А иначе – пожалеешь.

Засунув руки в карманы, Лариса неторопливо спустилась по ступенькам, подошла к подругам. Обернувшись, махнула Маше рукой.

– Пока!

И они ушли. Пожав плечами, Маша оперлась на перила и снова принялась рассматривать усадьбу.

– Девочка, а это с тобой не Лариска моя только что разговаривала? – услышала она за спиной слегка дребезжащий голос. Маша обернулась. Внизу стояла пожилая женщина. Седая, волосы собраны в пучок на затылке. В руках авоська с продуктами.

– Да, а что? – поинтересовалась Маша.

– Да внучка моя. Ключи схватила и убежала с подружками, – пожаловалась женщина. – А я говорила, без меня не уходи, дождись. Куда побежали-то? – спросила она.

– Да вон в ту сторону, – Маша показала рукой.

– Небось, в усадьбу, – женщина сокрушенно покачала головой. – Далековато. Туда не пойду. Придется на скамейке у дома дожидаться. Свои-то ключи она потеряла где-то, вот так же бегая. И мои теперь потеряет. Придется замок менять. А ты откудова в нашу Елениевку пожаловала? – спросила, внимательно посмотрев на Машу. – Никак Таньки-почтальонши племянница? Похожа чуток.

– Да, – подтвердила Маша. – А почему в Елениевку? Поселок-то Солнцевский называется, – напомнила она.

– Так это уж когда назвали?! – Женщина махнула рукой. – Когда вон комбинат лесообрабатывающий построили, к нему и поселок устроили. А прежде здесь деревня Елениевка была. По имени барина, Елениева. Моя мать и бабушка давненько здесь жили. Вон, в усадьбе Елениевской кашеварили да убирались. – Она кивнула на виднеющуюся вдалеке крышу.

– Так они и самого барина видели? И жену его Анну Николаевну? – заинтересовавшись, Маша спустилась на несколько ступеней пониже.

– Как же не видеть – видели, – подтвердила женщина. – Константин Иванович сам, как бабка рассказывала, человек был добрый, щедрый. Книжки читать любил. Собирал их на полочках – видимо-невидимо. Очень переживал, когда с них пыль смахивали, чтоб не повредили. Редкие, мол. Бабка-то моя неграмотная была, ей что? Хоть в лоб, хоть по лбу. Сама-то не смыслила. Но убиралась бережно. А Анна Николаевна… – Женщина присела на ступеньку и положив авоську на колени, на мгновение замолчала. – Дурного про нее не скажешь. Не злая. Красивая. Волосы яркие, рыжие, она их собранными в хвост на затылке носила, точно хвост у лисицы. А глаза раскосые, по- инхнему, по-японски. Она ж оттуда была, говорили. Только, как сказать… – Женщина пожала плечами. – Не нашенская она была. Чужая. И внутри вот что-то такое, жесткое чувствовалось. Не поболтаешь с ней по-женски, вся в себе. Улыбается и вежливая – а тепла сердечного нет. Елениев и сам-то от ее холодности страдал. Не понимала она его. Оттого, верно, и помер рано. Про нее рассказывали, что как надо было ей тайком из усадьбы отлучиться, так она лисой оборачивалась и через лаз убегала, а взамен себя что-то вроде морока оставляла – пустую оболочку. Вроде и дома она, а на самом деле нет. Только подтвердить этого точно никто не мог, конечно. – Женщина вздохнула. – Но бабка моя заметила, как Анна Николаевна больной скажется и запрется у себя в спальне, так по двору лисица бегает. Она хотела капкан на нее поставить, мол, курей ворует, окаянная. Про колдовство-то она не думала. Но Анна Николаевна ей строго-настрого запретила. Нечего, говорит, животных мучить. Побегает, побегает, да сама уберется.

– А с Анной Николаевной что стало? – поинтересовалась Маша.

– Пропала она. – Женщина вздохнула. – Исчезла.

– Как исчезла? – не поняла Маша.

– Никто не знает как. Бабка сказывала, в восемнадцатом году заявились в усадьбу красноармейцы. Анна Николаевна тогда уж лет с десяток как вдовствовала. Простому люду вроде бабки моей и матери, – та еще девчонкой была, – велели всем по домам отправляться. Ну, а с хозяйкой комиссар их пообщаться поближе возжелал, прежде чем прихлопнуть, как он выражался.

Женщина опять замолчала.

– И что же? – не утерпев, спросила Маша.

– А то, что померли они там все в усадьбе-то. – Женщина мрачно покачала головой. – Все эти красноармейцы и комиссар ихний. А общим числом их человек десять точно было. Грузили потом на подводу и вывозили, простынями накрытых. Ран на них никаких не было, выстрелов в усадьбе никто не слышал, все тихо. Только бабка сказывала, как простыня-то сползла с одного того бедолаги, так она ужаснулась, увидев, как у него лицо от страха перекошено. А Анны Николаевны среди них не было. Все мужские тела в военном выносили и грузили. Женского – ни одного. Сбежала она. Куда – никто не знал и никогда ее больше не видел. Одно слово – колдунья-лисица, как ее называли. Проклятие на них наслала. Ихнее, японское, верно.

– А с книгами барина, которыми он так дорожил, что стало?

– Книг-то здесь уж не было, Анна Николаевна еще до революции все его собрание в какое-то общество ученое передала, чтоб они там изучали. Да и вещи ценные всякие собирателям раздарила. Сама-то она скромно жила. Ну, а после чекисты понаехали, весь дом перевернули, разграбили все, что оставалось. Да и подожгли. Повезло, что дождь очень сильный пошел – огонь потушил. Стоял дом разгромленный некоторое время. Потом, как комбинат устроили, новых людей сюда понавезли, чтоб на комбинате работали, в усадьбе клуб устроили. Кино, танцульки. А уж когда на комбинат хозяева пришли, им клуб зачем? Только деньги тратить. Они его закрыли. Вещевой рынок там был, что только не продавали. А теперь и вовсе дом пустует. Разрушается. Кому он нужен-то? Нет хозяина. – Женщина вздохнула и встала. – Ладно, пойду. У дома посижу. Если Лариска пробегать будет, скажи, бабушка заждалась уже ее, проказницу.

– Давайте сумку донесу, – предложила Маша.

– Не нужно. – Женщина отмахнулась. – Сама справлюсь.

Утром первого сентября Маша позавтракала, надела новую блузку и брюки, специально купленные к учебному году, набросила куртку, взяла рюкзак и побежала в школу. Школа находилась в самом центре Солнцевки, так что пройти мимо было просто невозможно. Накануне они с матерью сходили на медосмотр и познакомились с классной руководительницей. Мария Сергеевна оказалась полной женщиной средних лет с короткой стрижкой каре. Преподавала она русский язык и литературу. Она предупредила мать, что класс – один, большой, сорок два человека. Так как учатся здесь не только солнцевские ребята, но и приезжают из окрестностей.

– Возможно, придется ходить во вторую смену, – сообщила она. – Случается у нас такое. Детей много, помещений мало. На всех не хватает. Да и с учителями проблема.

После линейки учительница представила классу новую ученицу.

– Вот, познакомьтесь. Это Маша Томина. С сегодняшнего дня она будет учиться с вами.

Сорок две пары глаз изучающе уставились на Машу. От волнения она вцепилась в рюкзак и смотрела в пол. Кто-то присвистнул.

– Тихо! – прикрикнула Мария Сергеевна. – Маша, займи свое место. – Она указала новенькой на свободную парту в дальнем конце класса.

Маша направилась по проходу, но вдруг споткнулась обо что-то и чуть не упала. Покраснев, она обернулась, пытаясь найти взглядом, обо что она споткнулась, но не нашла. Проход был абсолютно чист. Но Лариска, сидевшая на пятой парте справа, торжествующе ухмылялась. Неужели она специально что-то ей подставила? Маша ужаснулась.

– Томина, ты всех задерживаешь, – послышался сзади голос Марии Сергеевны. – Займи свое место.

Расстроенная, Маша села за парту. Ей никак не хотелось с самого первого дня в школе стать объектом насмешек одноклассников. Когда прозвенел звонок и первый урок закончился, Маша вышла в коридор и подошла к окну.

– Привет, – услышала она за спиной голос Лариски. Маша обернулась. Лариска подошла, как обычно, в сопровождении двух своих верных спутниц.

– Это ты на мои вещи наступила? – Лариска спросила вызывающе, уперев руку в бок. – Слепая, что ли?

– Нет… То есть я… я случайно. – Маша смутилась. – Прости, пожалуйста!

– Извинения приняты. – Лариска кивнула. – Пойдем, мы покажем тебе школу.

– А когда звонок? – испугалась Маша.

– Мы – быстро!

Они прошли по коридору, заполненному школьниками, и подошли к неприметной двери женской раздевалки около спортзала.

– А здесь наше тайное место, – почти шепотом сообщила Лариска. – Эта комната – наш штаб. Мы здесь собираемся, чтобы обсудить что-то важное, не предназначенное для посторонних ушей. Хочешь посмотреть, что внутри? Но учти, это все большой секрет, – предупредила она. – Ты никому не должна рассказывать. Иначе ты предашь наше доверие.

– Нет, нет, я никому не скажу!

Маше очень хотелось подружиться с девочками, ведь не ходить же все время одной. Она даже не заметила, как насмешливо переглядываются Ларискины подружки и как Лариска им заговорщицки подмигнула. Взявшись за ручку, Лариска приготовилась открыть дверь. А Надька и Светка подошли к Маше и положили руки ей на плечи.

– То, что ты сейчас увидишь, должно остаться между нами, – предупредила Лариска. – Если ты кому-то проболтаешься – пеняй на себя.

Лариска резко распахнула дверь и отошла, а Надька и Светка быстро втолкнули Машу в комнату. Маша, вскрикнув, влетела в хранившиеся в помещении швабры и ведра и оказалась в полной темноте – дверь за ней захлопнулась. Маша бросилась назад и принялась стучать, кричать и просить выпустить ее. В ответ она слышала лишь заливистый смех. Девочки очень радовались тому, что им так легко удалось заманить Машу в ловушку.