Проклятие для ведьмы

Отвлекшись от размышлений, Орлиан отметил, что король запаздывает. Наследник короны вновь бросил оценивающий взгляд на советников. Он подумал, что их реакция на его предложение будет весьма неоднозначной. Принц понимал, что едва ли среди них найдется кто-то столь отчаянный, кто безоговорочно поддержит его идею. Он готовился услышать массу критики, но важнее всего Орлиану было достучаться до отца.

Орлиан начал ловить на себе многозначительные взгляды советников – прошло уже довольно много времени, а король так и не появился. Когда принц был уже готов поверить, что совет не состоится, до Малого Тронного зала донесся приятный баритон Арния Второго, журившего свою фаворитку за нерасторопность, и ее мелодичное хихиканье. Двери распахнулись, и распорядитель объявил:

– Его Величество Арний Второй!

В зал царственной поступью вошел король. С собой он сегодня изволил взять не одну, а двух фавориток. Обе были разодеты как попугаи и примерно так же накрашены. Казалось, они соревнуются между собой в желании больше угодить своему владыке. По правую руку от короля пристроилась высокая, рыжеволосая баронесса Ферлилия Рут. Слева, стараясь ни в чем не отставать от напарницы, хлопала глазами пока еще мало кому известная барышня, именем которой принц даже поинтересовался. Впрочем, большого будущего этой особе никто не прочил – таких провинциалок как она, в постели Арния побывало без счета.

Принц брезгливо опустил взгляд, не желая смотреть на размалеванных девиц. Отец явно хотел превратить совет в балаган, приведя сюда этих шлюх. Даже сам он не отзывался о них иначе. Король грузно уселся на трон, а фаворитки заняли посты позади него.

– Господа, приветствую вас! – сказал король после того, как отхлебнул из бокала золотистого южного вина. – Я предлагаю вам сначала отобедать, а затем заняться делами. Негоже заседать на пустой желудок.

Говорил король добродушным тоном, но едва ли кто-то посмел бы оспорить его предложение. Однако Орлиан хорошо знал своего отца и прекрасно понял его нежелание тратить здесь время, так же как и то, что король хотел под каким-нибудь предлогом уйти сразу после трапезы. Мол, вы тут посовещайтесь, а я потом подумаю, одобрить ваше решение или нет. Таким образом, он поступал уже не раз, когда не хотел затрагивать тот или иной вопрос. И естественно больше никто не спрашивал о деле, завалившемся в долгий ящик, ведь это было чревато большими неприятностями.

– Ваше Величество, позвольте, я начну – все равно я не голоден, – и, не дожидаясь позволения отца, принц встал и подошел к карте мира, висевшей на противоположной от короля стене. От такой наглости один из советников даже поперхнулся, но Орлиан предпочел этого не заметить, как и потемневший от гнева королевский взгляд. Сегодня он был намерен идти до конца.

– Господа советники, Ваше Величество! Сегодня мы собрались, чтобы обсудить вопрос о состоянии дел в Белсоши. Я начну с предыстории, чтобы перед вами предстала полная картина. Двадцать пять лет назад Белсошь являлась провинцией Молении. Там говорят на одном с нами языке и молятся тому же богу, что и у нас, – принц показал на карте те границы королевства, что были актуальны двадцать пять лет назад. В реальности же граница его страны выглядела так, словно кто-то откусил от нее хороший кусок. – Там живет наш народ. Двадцать пять лет назад, по никому не понятным до сих пор причинам, богатый и теплый край был безвозмездно отдан лорду Гарду, о котором уже много лет ничего не слышно.

– Довольно, сын! – терпению короля пришел конец, и он даже встал с трона. – Ты переходишь границы дозволенного!

В зале повисла мертвая тишина. Разряженные спутницы короля уставились на принца, пытаясь сообразить, как им вести себя в такой ситуации. Орлиан еще никогда не осмеливался настолько явно идти против воли отца, да еще и на виду у придворных. Каждый советник уткнулся в свою тарелку и делал вид, что усердно изучает ее содержимое, совершенно не замечая того, что происходит вокруг.

– Позвольте мне докончить, отец! Сегодня я ставлю вопрос не об этом. Позволь мне, прошу тебя!

– Хорошо, я выслушаю тебя, Орлиан, – король с большим трудом взял себя в руки и вновь уселся на трон. Фаворитки короля старались не дышать, стоя за его спиной. На их лицах явно читалась надежда, что Его Величество забыл об их существовании.

– Благодарю Вас, Ваше Величество! – церемонно поблагодарил Орлиан отца. Советники дружно выдохнули, стараясь, впрочем, чтобы их облегчение не бросилось в глаза королю. Между тем принц продолжил свою речь, – Граница Белсоши уже более двадцати лет напрочь закрыта для остального мира и, тем не менее, до нас доходят слухи о том, что там происходит. Даже если предположить, что хотя бы десятая их часть правда, волосы, господа, встают дыбом. Но у меня есть основания полагать, что правдивы они все.

– Неведомая ранее в нашем мире сила захватила там власть, – продолжил Орлиан, переведя дух. – Там правят ведьмы.

Вот он и произнес это запретное в Молении слово. И особенно оно было запретно в королевском замке, хотя отчего так сложилось, не знал, наверное, ни один придворный. Едва оно прозвучало, как солнце на небе закрыла туча, и в комнате необычайно потемнело. Сидящие за столом люди стали неуютно ежиться.

– Ваше Высочество, при всем уважении, вы навлечете на нас беду своими разговорами, – как бы в шутку выразил всеобщее неодобрение Сагран Келто. Между делом он поправил свой накрахмаленный воротничок и смахнул воображаемую пылинку с рукава. Его серые глаза, блуждая, остановились на Орлиане. В свободное от заседаний в совете время, Сагран командовал полком королевских гвардейцев и, хотя с первого взгляд он мог показаться человеком легкомысленным, относился к своим обязанностям в высшей степени серьезно.

Между тем, туча прошла мимо, и солнце вновь осветило Малый Тронный зал.

– Вы ошибаетесь, почтенный граф, – ответил Орлиан совершенно серьезно. Высокий и статный, он словно олицетворял справедливость. – Эту беду мы уже навлекли на себя двадцать пять лет назад. А расплачивается за ту ошибку пока что только народ Белсоши. Но я уверен, что скоро придет и наш черед.

– К чему вы клоните, принц? – задал вопрос Зим Харий. Буря вроде бы миновала, и он откинулся на стуле, поудобнее устраивая на нем свой тощий зад.

Орлиан приготовился идти в наступление. Зим в стремлении усилить свое влияние на короля никогда не находил у Орлиана поддержки. Холодность принца раздражала его.

– Вы в курсе, какие именно вести приходят из Белсоши, советник? – Орлиан подался вперед, к Зиму. Его пронзительные серо-стальные глаза встретились с карими глазами советника.

– Нет, принц. В мои обязанности не входит следить за состоянием дел в Белсоши, – легкомысленно ответил тот и гордо вздернул свой длинный кривоватый нос.

– Вы не находите это странным, советник Зим? – напирал наследник престола. Он глянул на короля и продолжил, – А между тем это соседнее с нами государство. Ведь вы в курсе того, что происходит в Гитании или, скажем, в Соране?

– Таково было желание моего короля, – Харий затравленно посмотрел на Арния, явно ожидая от него поддержки. Король сидел мрачнее тучи.

– В таком случае, я расскажу вам о том, что знаю сам, – продолжал наступление принц. Сейчас он старался не думать о том, что все ниточки ведут к его отцу. – В Белсоши уже давно правят ведьмы. Мы не знаем, из какой преисподней они пришли, но они на нашей земле и это факт. Теперь ясно, что случившееся четверть века назад – результат хорошо спланированного заговора. Ведь Белсошь никто даже не пытался вернуть, словно ее никогда и не существовало. Ведьм очень много, и черная магия их постоянная спутница. Они уничтожают культ Торпа, взамен заставляя людей верить в своего бога. Бога смерти – Улана. Они убивают жителей городов и деревень, принося их в жертву, пьют кровь младенцев, сеют проклятия и смерть. И самое страшное – они множатся день ото дня, и скоро им станет совсем мало места. Я больше чем уверен – одной провинции им покажется недостаточно.

– Откуда у вас эти сведения, Ваше Высочество? – спросил лорд Гайни. Орлиан заметил, что слушал Уелей очень внимательно. В его доброжелательных голубых глазах сквозил искренний интерес. Уелей был ровесником Орлиана и славился своей честностью и благородством.

– Эти вести принесли те немногие беженцы, которым удалось вырваться из ада, что царит сейчас в Белсоши, – ответил Орлиан.

– Не буди лихо, пока оно тихо, мой принц, – задумчиво проговорил граф Келто, смотря в стол. На этот раз его голос был серьезен. – Ведь сейчас все спокойно. А что происходит в соседнем государстве… так, касается ли это нас?

– И это слова рыцаря?! – не сдержал негодования Орлиан, отпрянув назад. Предчувствия относительно графа его не обманули. – Господа, я предпочту сделать вид, что не слышал последних слов графа Келто. Я предлагаю начать освободительную войну в Белсоши. Сейчас весь мир находится под угрозой. Ведьмам удалось закрепиться, и, я боюсь, даже годы войны не смогут до конца искоренить эту заразу. Но если мы и дальше будем попускать им их безобразия, рано или поздно они поработят нас!

– Так уж сразу и войну! Ваше Высочество, вы не размениваетесь на мелочи! – выразил саркастическое одобрение Аскольд Ржавый. Он сцепил руки на объемистом животе. Аскольд был чуть младше Арния, они вместе воевали. Свой титул и место в совете он получил после того, как спас королю жизнь во время очередной битвы. Может быть из-за этого, а может просто в силу своего характера граф Коряжич мог, не страшась, поспорить с королем. К тому же он был сторонником войны, и Орлиан возлагал на него немалые надежды, собираясь на этот совет.

– Да, войну! Именно войну! – пылко откликнулся Орлиан, с надеждой взглянув на графа Коряжича. Но Аскольд лишь неопределенно помялся и тоже посмотрел на короля – тот сидел все такой же мрачный и переводил взгляд с одного советника на другого. Похоже, с годами старый вояка стал куда более осторожным, чем прежде.

– В словах принца есть зерно истины, господа. С этим нельзя не согласиться, – внес свою лепту во всеобщее обсуждение старый лорд Монмар. Его седые волосы стали совсем редкими и чахлыми, а пальцы он держал сцепленными, чтобы было не так заметно, как они трясутся. Мудрость Лески Монмара не подлежала сомнению и чаще всего его советы были дельными. Но иногда он, словно забываясь в каком времени живет, предлагал совсем уж несуразные вещи. Впрочем, Арний до сих пор не отправил его на покой именно из-за его огромного опыта, нажитого за долгую жизнь. – Но давайте взглянем на ситуацию с экономической точки зрения. Может ли сейчас Моления позволить себе войну? Как заметил сам принц, войну, которая может затянуться на годы?

– И что же вы предлагаете, Монмар? – с наскоком спросил Харий. Ему хотелось отвоевать утерянные позиции.

– Начать с малого. Послать гонцов для начала. Возможно, все не так страшно и с ними вполне можно договориться!

– Договориться с ведьмами?! Ну, это вы хорошо пошутили! – воскликнул герцог Нагайский. Это был рослый мужчина в самом расцвете сил. Его лицо носило печать многолетнего политиканства, но в целом он производил приятное впечатление. Советник Эддам Нагай от души заботился о благе Молении. По крайне мере, Орлиан искренне убежден в этом, а негодование герцога лишний раз подтверждало его уверенность.

– С ними нельзя договориться! – горячо поддержал Эддама Орлиан. – Их надо выжигать каленым железом. Если начать разговаривать, можно последние минуты жизни провести, крутясь на вертеле!

– Ваше Величество, а что вы на все это скажете? – решил обратиться к молчавшему доселе королю Уелей Гайни, и тем самым положить конец разгорающемуся пустому спору. Арний сидел все такой же угрюмый, и даже его вездесущие фаворитки куда-то испарились. Видимо он отослал их, чтобы не мозолили глаза при серьезном разговоре. Несколько минут Арний Милдент молчал. Все ждали, что же скажет король.

– Я прошу оставить нас с сыном наедине, господа. Нам предстоит нелегкий разговор, – сказал он совсем не то, что от него ожидали услышать.

В Малом Тронном зале повисла мертвая тишина. Советники с несмелым недоумением переглянулись. Затем, скрипя стульями по полу, они стали покидать свои места и молча выходить за дверь. Лишь граф Коряжич, да лорд Монмар встали из-за стола как ни в чем ни бывало, сохраняя достоинство. В течение одной минуты отец и сын остались одни.

– Орлиан, сядь, – приказал король. Когда принц исполнил пожелание отца, Арний встал и подошел к карте. Мельком он кинул взгляд на нее, словно проверяя, не изменилось ли там чего с прошлого раза. Карта осталась прежней – взгляд короля скользнул дальше.

– Ты помнишь свою мать, сын? – Арний задал весьма неожиданный вопрос.

– Матушку? – удивился принц. – Конечно! Как бы я мог забыть о ней?

– Она… – король сделал над собой усилие, – она не могла иметь детей, Орлиан.

Сказав это, Арний словно согнулся под тяжестью произнесенных слов. Королева Лесания умерла около двадцати лет назад. Для короля, да и для самого принца, воспоминания о ней остались одними из самых светлых и дорогих.

– Что? Отец, что вы говорите? – Орлиан помолчал. – А я?..

– Дослушай меня и не перебивай, – в голосе Арния зазвучали стальные нотки. – А впрочем, нам лучше будет пройти в мой кабинет – разговор предстоит непростой.

Король развернулся и, не дожидаясь сына, прошествовал через весь зал к маленькой потайной дверке, спрятавшейся среди гобеленов и стенных ниш. Ключи от нее были только у самого Арния Второго, да у его камердинера, к которому король испытывал абсолютное доверие. Сеть междустенных тоннелей соединяла самые отдаленные уголки Гордона. До этого случая Орлиану еще не приходилось путешествовать тайными ходами южного предела Гордона – секреты королевского замка надежно хранились до поры до времени даже от него – наследника престола. Созывая этот совет, принц готовился к разным вариантам развития событий, но к такому повороту готов не был.

А между тем, король вел его, освещая дорогу свечой, взятой из Малого Тронного зала. Принц предполагал, что отец хочет срезать путь до своего личного кабинета, но оказалось Арний направлялся в тайный покой, известный исключительно узкому кругу лиц, в который, до сегодняшнего момента, Орлиан не входил. Они шли по узким простенкам, кирпичные стены которых были покрыты пылью и паутиной. Изредка свет свечи выхватывал из темноты факел, закрепленный на стене или провал бокового хода, уводящий в непроглядный мрак.

В покое, куда они пришли, тоже было темно. Окна здесь предусмотрены не были, вместо них во множестве стояли канделябры с потухшими свечами. Арний зажег несколько, и принц увидел нехитрую обстановку комнаты. По ней, по духу, что здесь царил Орлиан без труда узнал своего отца, каким он был еще до смерти королевы. И, по которому, на самом деле, принц безумно скучал.

Рядом с камином, лежала стопка дров, заботливо приготовленная Ронаем – камердинером. На противоположной стене висела любимая картина матери Орлиана, которая запропастилась куда-то сразу после ее смерти, и которую маленький принц потом долго искал. На ней был изображен единорог, пасущийся при луне. Его рог исходил серебряным сиянием, а глаза казались двумя сапфирами, в которых плескалась тоска по чему-то далекому… и нежность. Непонятная нежность.

«Вот, значит, куда она делась. Это отец ревниво спрятал память о любимой супруге, спрятал даже от собственного сына!»

Орлиан постарался запрятать всколыхнувшуюся обиду подальше и сел на стул, в ожидании, когда отец продолжит рассказ. Он потихоньку оглядывался в надежде увидеть еще какие-нибудь вещи, принадлежавшие Лесании, но с первого взгляда ничего примечательного не усмотрел. В ближнем углу стоял старинный комод из цельного дуба. На нем небрежно валялось несколько безделушек, но принадлежали они королю.

А тот не торопился начинать рассказ. Арний стал растапливать камин, словно вовсе и не был королем. На дворе стояло лето, здесь, в самом сердце замка, было довольно прохладно. В движениях короля сквозила простота и законченность. Он будто бы со сменой обстановки сбросил все ненужное и наносное, что заставляла носить его жизнь. Арний предстал перед сыном самим собой: просто мужчиной, облеченным властью, но от этого не ставшим менее человечным. У принца возникло ощущение, что он совсем не знает своего отца.

Огонь разгорелся и осветил почти не видимый при тусклом свете свечей красный ковер, и истертые малиновые гобелены, сохранившиеся еще со времен молодости Арния.

Его Величество уселся в большое, удобное кресло и продолжил начатый им рассказ. За разжиганием камина он собрался с мыслями, и стал говорить бесстрастно, словно события, о которых он говорил, касались совсем не его.

– Мы были молоды, Орлиан, и безумно любили друг друга. – Арний еще раз глубоко вздохнул. – Но со времени нашей свадьбы прошло несколько лет, а наследник так и не появился. Десятки лекарей осмотрели королеву, и все как один заключили, что она не способна к деторождению. Королевский совет настаивал на нашем разводе. «Королева бесплодна! Династия прервется!» – кричали они. Я же не мог решиться на такой шаг – я любил твою мать и не хотел с ней расставаться. Редкий дар для короля жениться по любви. Если честно, я больше таких примеров не встречал… Я сопротивлялся, как мог. Говорил, что они сами, вместе с отцом выбрали для меня невесту. Что они хотели, чтобы она была из знатного королевского рода и принесла короне богатое приданое…

Я сейчас вспоминаю, с каким равнодушием ждал собственной свадьбы. Что я знал о ней? Третья дочь гитанского короля… Золотой рудник шел к ней в довесок… Я никогда ее не видел…

Но все изменилось, когда это миниатюрное создание с весенней улыбкой и небесными глазами предстало передо мной. Она улыбалась смело и открыто, хотя каждому было понятно, как ей страшно. Лесания первая распахнула свое сердце для меня, как бы приглашая прожить нашу совместную жизнь с любовью и радостью…

Она сама уговаривала меня развестись. Предлагала сделаться моей наложницей, а будущую королеву использовать один раз – для продолжения рода. Лесания ужасно переживала, но старалась не показывать вида. Весь двор был наслышан о перипетиях нашей семейной жизни. Да что там двор! Соседние государства тоже не остались в стороне. Ведь каждому королю или императору хотелось породниться с Милдентами. Да они и сейчас хотят…

Принц жадно ловил каждое слова отца, слегка подавшись вперед. Для Орлиана было в новинку подобное общение с ним, ведь прежде Арний старался держать сына на расстоянии.

Принц живо мог себе представить положение молодого монарха, на которого со всех сторон наседали и придворные, и советники, и послы соседних королевств. Они требовали и твердо стояли на своем, в стремлении добиться желаемого результата. Арний всегда отличался железной волей, и принц был уверен, что отец выстоял тогда. А вот жизнь королевы Лесании, должно быть, стала похожа на ад…

– И вот однажды ночью ко мне в спальню, словно вор, проник мой близкий друг и соратник – сэр Гард, – продолжал тем временем король. – Ты скажешь, не так-то просто проникнуть в комнату спящего короля. Я и сам тогда удивился, но не придал этому значения – это был один из самых преданных моих товарищей, мы вместе выросли. Удивление мое было столь велико, что я запамятовал спросить у него, как он смог миновать стражу и не потревожить камердинера. Это сейчас я понимаю, что все было не так просто и не обошлось без колдовства, но тогда подобное мне в голову не пришло. А когда он сказал, зачем явился, все посторонние мысли и вовсе покинули мою голову. Он поведал мне странную историю о неземной любви, обрушившейся на него, как снег на голову. С лихорадочно горящими глазами он расхваливал мне свою избранницу до тех пор, пока не лопнуло мое терпение, и я не оборвал его, напомнив, что он находится в королевской опочивальне. Тогда Гард собрался и рассказал о том, какая чудесная врачевательница его будущая жена. Как она умудряется ставить на ноги калек, спасает больных детей и помогает людям перебороть смертельные болезни, от которых еще никто и никогда не вылечивался. Он сказал, что Гардения сможет помочь моей королеве и забеременеть, и родить.

Тут король не выдержал и надолго замолчал. Молчал и принц. Он смотрел на единорога и вспоминал мать. Ее нежные руки и ласковый голос. Ее весеннюю улыбку. С какой любовью она смотрела на него, как лохматила непослушные волосы. Как нежно обнимала его перед сном… Он мог представить, что и король вспоминает сейчас то же самое. Орлиан чувствовал небывалое единение с родителем и был благодарен за рассказ, пусть и запоздавший лет на десять.

– Я тогда пообещал ему и его Гардении любую награду, какую они только пожелают, – продолжил король, собравшись с силами, – и Гард удалился, пообещав, что представит свою избранницу на завтрашнем балу. Я не сомкнул глаз все оставшееся до утра время. Лесании я не стал ничего говорить, боясь поселить в ее сердце пустую надежду. А вдруг бы ничего не получилось? Что тогда? Уже не раз нам являлись небывалые целители, после провала которых, моя жена надолго теряла блеск в глазах и переставала улыбаться. И вот настало утро, прошел день и вечером начался бал. Играла музыка, мы с королевой сидели на тронах, в ожидании, когда закончится представление гостей. И вот распорядитель объявил: Лорд Гард со своей невестой, прекрасной Гарденией! В зале тогда раздались смешки. Гард и Гардения! Ну не диковинное ли совпадение? Но как только эта женщина проходила мимо смеющихся людей, их улыбки гасли, сменяясь изумленным восхищением – настолько она была прекрасна! Гардения притянула к себе взгляды абсолютно всех присутствующих в зале мужчин, включая слуг и лакеев. Не был исключением и я. На одно мгновение она ослепила меня своей открытой улыбкой, сияющими зелеными глазами, своими золотыми волосами. Она была совершенна! Но через секунду я пришел в себя, как после какого-то наваждения. Да это и было наваждение, но ее чары сразу отпустили меня, так как ей был нужен не я. После этого Гардения казалась мне просто очень красивой женщиной, но не более того. Я любил свою жену.

Мы договорились об аудиенции назавтра в полдень. Они пришли, и Гардения при мне провела осмотр Лесании. С радостью она сообщила нам, что может помочь и с удовольствием сделает это. Лесания скоро станет матерью! Мы были на седьмом небе от счастья. После этого она попросила меня оставить их одних, что я и сделал. Через полчаса женщины пригласили меня обратно, и Гардения сказала, что все в порядке, королева теперь здорова, но родить сможет только один раз. Мол, сил и знаний целительницы хватило только на это. Но мы были несказанно счастливы и даже немного не верили – ведь столько лекарей пытались помочь королеве на протяжении многих лет, а Гардения умудрилась сделать это за полчаса. Я сказал, что награду она получит, как только станет известно о беременности Лесании. Невеста Гарда с улыбкой согласилась. Через месяц они поженились, а Лесания была уверена, что ждет ребенка. Сразу после венчания лорд Гард с женой явились к нам, чтобы предстать в новом качестве и попросили свою награду. О беременности королевы не было никому известно кроме меня и ее лекаря, но Гардения заявила, что своим наметанным глазом легко различает такие тонкости. Удивленный и несколько обескураженный, но донельзя благодарный, я спросил, чего же желает молодая чета. Гард начал издалека, но быстро свел свою речь к одному: и он, и его жена давно мечтают о собственном королевстве. Пусть оно будет маленькое, но свое. В качестве обещанной награды и свадебного подарка молодожены хотели бы получить независимость провинции Белсошь, владетелем которой являлся тогда лорд Гард. Сказать, что я был ошеломлен этой просьбой, это не сказать ничего. Белсошь – плодородный край, шестая часть Молении, приносящая в казну восьмую часть всех налогов. Вообще, подобная просьба была совсем не в духе Гарда (да и хотел бы я посмотреть на человека, для которого она показалась бы нормальной, если только он не король враждующего государства). Но в последнее время он сильно изменился. Отдалился от меня, начал реже бывать при дворе, стал замкнутым и нервным. В общем, за такую просьбу впору было казнить наглеца или, в качестве более мягкого наказания, признать его душевнобольным. Все эти мысли пронеслись в моей голове, и я был готов ответить отказом, простив друга только из-за беременности королевы.

Но тут в разговор вступила Гардения. Я не знаю, что видели и слышали окружающие нас люди, но я по ее словам и взгляду понял совершенно определенно, что если хочу сохранить жизнь будущему наследнику, мне придется подарить Белсошь Гарду и признать его ее королем. Тогда я и понял, что передо мной исчадие ада – на краткий миг она показала мне свое истинное обличье и в ту же секунду вернулась к прежней наружности. До сих пор мне иногда снятся кошмары про тот день. Словно загипнотизированный, я согласился удовлетворить просьбу Гарда после рождения ребенка. Я хотел быть уверен, что он родится здоровым и нормальным малышом. Совет взбеленился, но я оставался непреклонен, и после твоего рождения Белсошь отошла к Гарду. Я оборвал с ним всякие отношения, а он не стремился их наладить. Вскоре про него никто не вспоминал, а потом даже и не слышал. Белсошь закрыла свои границы, ни один шпион не вернулся с докладом. Все они как в воду канули, и я понял, что провинция потеряна навсегда. Тогда последовала целая буря со стороны соседних королевств. Каждый правитель хотел оттяпать от Молении кусок пожирнее. Грех было не воспользоваться возможностью раз уж Арний Второй оказался таким мягкотелым простаком. Я тогда быстро заставил себя уважать и на мою страну никто не покушается вот уже двадцать пять лет.

– А что же стало с мамой? – подавленно спросил Орлиан спустя некоторое время.

– Лесания на удивление легко родила, и целый год после родов все было прекрасно, – отрешенно ответил король. Его взгляд говорил, что мыслями он полностью погрузился в прошлое, и сейчас заново переживает каждый миг ушедших в небытие дней. – Она кормила тебя грудью, отказавшись от кормилицы. Заявила, что ждала тебя столько лет и ты ее единственно возможный ребенок, и поэтому она хочет выкормить тебя сама. А потом она стала угасать. Силы ее таяли с каждым днем, она все худела и бледнела, и вскоре совсем слегла. Врачи наперебой галдели о подорванном родами здоровье. Завели опять разговоры о невозможности забеременеть и тем более выносить ребенка… И, хотя ты был живым доказательством их неправоты, твоя мать медленно умирала у меня на глазах. Когда тебе исполнилось пять лет, ее не стало.

ГЛАВА 4

Рраска испытывала адское удовлетворение от полета на спине дакора. Ведьма любила неистовый шум ветра в ушах и резкий свист воздуха, рассекаемого крыльями ящера. Ей нравилось ощущать силу, с которой она неслась через пространство. Ее пьянило ощущение власти над дакором, над рвущимися вокруг нее небесами и над другими ведьмами, что неслись за ее спиной.

Все эти ощущения были настолько захватывающими, что Рраска на какое-то время даже забыла о происшедшем в Дриме. Она позабыла о невесть откуда взявшемся страхе, и уж подавно ее не беспокоили слова, произнесенные светлой жрицей на смертном одре. Ведьма вся отдалась упоительному чувству власти, в такие минуты ей казалось, что весь мир лежит у ее ног.

Да, это был пресный и унылый мир, наполненный человеческим блеянием и мелочным копошением вырождающихся людей. Но дуновение Сомгира, несущееся вместе с ней на шипастой спине дакора, привносило в него нечто дикое и пьянящее, отчего по-новому играли мрачные тени настоящего, которому она принадлежала.

Ведьмин клин беспрепятственно долетел до оплота и нырнул в темный провал. Здесь, уходя под землю на много ярусов, глубоко вниз росла Ведьмина гора. Над оплотом никогда не светило солнце – это испарения от зелий, что варились в колдовских котлах, вздымались вверх от провала и загораживали собой солнце. Чаще они просто вызывали бурные реакции в небе, в результате которых наверху постоянно сверкали молнии и рокотал гром. Благодаря этим колдовским тучам ведьмы и день, и ночь могли творить свои богомерзкие обряды и заклятья, не боясь солнечного света.

Рраска спрыгнула с дакора и огляделась. Ее двадцать ведьм приземлялись одна за другой, и каждая тут же кидалась к вожделенной добыче. Все они привезли по маленькому пленнику, усыпленному на время полета. А добыча была хороша! Давненько им не удавалось достичь столь впечатляющих результатов. Люди мельчали и от них было уже невозможно получить все необходимое. Не зря Рраска уже давно советовала владычице предпринять шаги к расширению захваченной ими территории. Белсошь была слишком мала, чтобы ее надолго хватило целой Ведьминой горе…

Но, подумав про Ашдот Кровавую, Рраска приуныла. Она не выполнила задания, возложенного на нее королевой ведьм. Как же ненавидела в себе Рраска ту каплю человеческой крови, которая заранее сводила на нет каждую ее попытку подняться выше, чем она стояла! Фурия в закипающей ярости смотрела, как ее товарки, улюлюкая и глумясь, таскались с младенцами. Каждая из них была не без прибытка, каждая что-то, да урвала… Принесла своим сестрам надежду на будущее. Гарантировала общую силу на много дней… Но только не Рраска.

В эту минуту она ненавидела себя. И ненавидела свою мать за то, что та водила шашни с человеком, за то, что она не избрала на свое ложе чистокровного геверкопа, как любая уважающая себя ведьма… за то, что, продолжая свои игры, не уничтожила дитя позора еще во чреве, ведь она могла узнать о беременности почти сразу после зачатия… и, наконец, за то, что дала ей такую никчемную жизнь. Единственное, что могло быть хуже полукровки, это – мальчик-полукровка. Он никогда не наследовал дар матери, и свою совсем короткую жизнь, как правило, заканчивал на алтаре Ауркадо.

Рраска сама не заметила, как по ее щеке скатилась предательская слеза. До этого момента она вообще не знала, что это такое.

Зато слезу заметили другие ведьмы. Для них то, о чем Рраска забыла во время упоения полетом, было очевидно еще тогда, когда она вышла из леса, и все поняли, что она идет с пустыми руками. А теперь их предводительница плакала на виду у всех!

Рраску обуял гнев. Она огляделась и поняла, что всю дорогу эти падальщицы обсуждали ее промах. Дамирга стояла в сторонке, многозначительно подняв бровь, и наблюдала за ней как за подопытной мышкой. Ее насмешка была очевидна.