Kitobni o'qish: «Париж существовал? Забудьте…»

Время излечивает боль и ссоры, потому что мы меняемся. Мы уже не прежние; ни обидчик, ни обиженный – уже не те люди. Это как народ, которому нанесли оскорбление, а потом встретились с ним снова спустя два поколения. Они по-прежнему французы, но уже не те самые.

Блез Паскаль, «Мысли», раздел II /802

Глава 1

Ранним утром Кристиан обходил виноградники. Уже много лет именно так начинался его день. Сейчас, в конце лета, надо было быть очень внимательным и не пропустить момент начала сбора урожая. Даже чуть-чуть перезревший виноград уже не может дать требуемый вину букет. Особое внимание он уделял трем небольшим участкам на правом склоне. Только там урожай собирался вручную и предназначался для вин, изготовляемых по старинным правилам виноделия, уже 300 лет остававшимся неизменными для семьи Делакруа. Никакие новшества XX и XXI веков их не коснулись. Зато массовое производство вина было модернизировано во всем, начиная со сбора урожая машинным способом. Вино это считалось хорошим, но знатоки всегда могли отличить его от того, особого. Несмотря на то, что не было разницы в цвете и густоте напитка, – в этом современная технология добилась полной идентичности, – в массовом производстве терялась тонкость аромата и изменялась вкусовая гамма. Впрочем, любое вино из виноградников Делакруа находило своих покупателей. Правда, последние пять лет спрос начал превышать предложение, и Кристиан стал подумывать о расширении участков.

– Через неделю – десять дней надо будет начинать сбор урожая на южном склоне, – подумал Кристиан, закончив осмотр.

От виноградников до дома было двадцать минут лета. Спортивный самолет, который верно служил ему уже три года, почти не требует места для взлета и приземления. И потому был очень удобен. И все разговоры родителей о том, что надо его поменять на что-нибудь более современное и надежное, Кристиан пропускал мимо ушей. Он вообще тяжело расставался с вещами, к которым привыкал. Бросив последний взгляд на виноградники, Кристиан поднялся в самолет. Было только шесть утра, и весь день у него был впереди. Вернее, два дня: суббота и воскресенье.

Вернувшись домой и приняв ванну, он мысленно вернулся к планам на предстоящий уикeнд. Позавчера ему исполнился тридцать один год, так что без семейного обеда не обойтись.

Кристиан еще не успел закончить свой завтрак, как засветилась кнопка телефона и на экране появилась бабушка.

– Я думала, что зайдешь позавтракать ко мне, – сказала она, увидев внука с чашкой кофе.

– Мы увидимся в обед. Я зайду к часу дня. А заодно и обсудим завтрашнее меню.

– Ты уверен, что справишься сам и тебе не нужна моя помощь? – поинтересовалась бабушка.

– Абсолютно уверен. Я все приготовлю сам.

– Но нас будет не меньше двадцати человек.

– Ты меня не испугаешь, – засмеялся в ответ Кристиан.

Попрощавшись с бабушкой, он задумался о завтрашнем обеде. Взрослых будет только двенадцать, остальные – дети. Основную часть продуктов можно заказать по Интернету. На это у Кристиана ушло около получаса. Мясо, печень, яйца и масло, а также зелень он предпочитал покупать сам на рынке. Это было дороже, зато, несомненно, более свежее и лучшего качества. Кроме того, он любил сам процесс покупки, в который входил непременно разговор с продавцом.

До визита к бабушке оставалось еще четыре часа, так что он вполне мог успеть спуститься на площадь Жанны д'Арк, где находился рынок. Но можно было сделать покупки и завтра на рассвете. Рынок начинал работать с раннего утра. В конце концов, он остановился на том, что сделает покупки завтра, а сегодня просто составит меню и подумает о том, что ему нужно.

Он достал старинные кулинарные книги.

Кристиан любил готовить. Он научился этому еще мальчиком, когда наблюдал за бабушкой и мамой. Но усовершенствовался в этом искусстве позже, когда в двадцать лет начал учиться в Калифорнийской сельскохозяйственной академии. Там он так и не смог привыкнуть ни к быстрой еде, ни к чужой кухне.

Тогда Кристиан начал готовить сам. Вначале по памяти – простые домашние блюда. Потом вошел во вкус, запасся книгами и стал пробовать более сложные блюда по старинным рецептам. Он настолько увлекся, что в какое-то время стал даже подумывать о смене профессии, но потом все-таки остановился на виноградарстве и виноделии, а кулинария так и осталась для него хобби. Но если раньше мама и бабушка давали ему советы по приготовлению некоторых блюд, то сегодня, наоборот, они сами теперь нередко консультировались у него, и Кристиан с удовольствием раскрывал свои секреты. Он любил чувствовать, что люди могут оценить его работу, будь то хорошо приготовленная еда или вино.

У него в доме был винный погреб, где хранилось не только вино, изготовленное на собственных винодельнях, но и коллекция вин других производителей. Кристиан внимательно следил за всеми новшествами в этой отрасли и старался быть на высоте. Он экспортировал вино в двенадцать стран, ежегодно участвовал в нескольких выставках, в винных конкурсах. Некоторые его вина были награждены бронзовыми, серебряными и золотыми медалями. Он всегда преуспевал в работе, которой отдавался полностью. Скорее, это и было одной из причин, почему он до сих пор один. Нет времени.

Времени? Кристиан понимал, что немножко лукавит. Была бы любовь, и свободное время, наверное, для нее нашлось бы…

– Завтра снова начнутся разговоры о необходимости жениться, – думал Кристиан, поднимаясь к себе в кабинет.

Его жилище состояло из четырех комнат. Вокруг был небольшой участок, который он превратил в сад. Огромная гостиная была совмещена с кухней. Это было нечто единое и очень уютное. Он вспомнил, что долго спорил с архитектором, который непременно хотел сделать стенку, чтобы разделить эти две части первого этажа.

– Вы ведь строите городской дом, а не деревенский, – таков был последний довод архитектора.

Но он только подзадорил Кристиана. Дом в деревне – вот, что ему хотелось больше всего. И он настоял на своем. В оформлении интерьера он выдержал стиль XIX века – большой деревянный стол, массивные стулья, несколько небольших диванов, обитых грубой коричневой кожей. Он проследил, чтобы все было выдержано во французском духе. Никакого смешения стилей он не допускал. Из гостиной можно было спуститься вниз, в винный погреб, или подняться на второй этаж, на котором располагались три комнаты – спальня, его кабинет и комната для гостей. Он сам не знал, зачем он построил комнату для гостей. Там еще никто ни разу не останавливался. Просто так было принято – в каждом доме должна быть комната для гостей. Но для него она стала немым укором одиночеству. Каждый раз, проходя в свой кабинет, он старался не видеть этой прочно закрытой двери.

Свой кабинет Кристиан обставил просто – по всем трем стенам книжные стеллажи от пола и до потолка. Около четвертой стены располагалась домашняя коллекция его вин. Небольшие полочки и рисунки вокруг них были сделаны с большим вкусом. Две шутливые надписи довершали картину. Одна из них была на латыни и гласила, что истина в вине. Вторая была на французском языке, это афоризм Блеза Паскаля: "Не давайте ему вина: он не сможет найти истину. Дайте ему слишком много вина – будет то же самое".

Рабочий стол с компьютером Кристиан установил в центре комнаты. Кресло для работы, кресло для чтения – вот, пожалуй, и все, если не считать двух напольных ваз с сухими листьями и шишками, которые оживляли комнату. Впрочем, Кристиану становилось уютно и от обилия книг.

Вот и сейчас, достав нужную книгу, он удобно расположился в кресле и приготовился наслаждаться чтением. Это был "Кулинарный путеводитель" Огюста Эскоффье, изданный в начале двадцатого века. Он достался Кристиану от бабушки, которая получила книгу по наследству. Кристиан с удовольствием перелистывал пожелтевшие от времени страницы. Франсуаза, его старшая сестра, не понимала, зачем брат собирает все это старье, когда за несколько минут можно найти всю нужную информацию в Интернете.

– Ты просто засоряешь дом всем этим старьем, – не раз говорила она ему, когда Кристиан забирал очередную книгу, приготовленную ею на выброс.

Но Кристиан получал удовольствие именно от книг, от процесса перелистывания страниц, от того, что он держал книгу, которой было без малого два века. Сколько рук его предков касались ее…

Наметив меню, он посмотрел на часы и решил, что зайдет на рынок сегодня по дороге к бабушке. До обеда оставалось еще два часа. Он оделся и вышел из дома. Через двадцать минут он уже любовался живописными прилавками рынка.

Мсье Жак, торгующий мясом и домашней ветчиной, встретил его улыбкой как старого знакомого. Узнав, что у Кристиана завтра званый обед, он порекомендовал купить баранину.

– Что может быть лучше седла барашка, зажаренного в печи!

Кристиан согласился. Кроме мяса, рекомендованного продавцом, он взял гусиную печенку и ветчину и попросил доставить все это к пяти часам вечера к нему домой. Мсье Жак хорошо знал его адрес.

– Я могу доставить и другие продукты тоже, – любезно предложил он. Кристиан был его постоянным покупателем.

– Буду вам очень благодарен. Мне еще надо купить сыр, яйца, масло, спаржу и зелень.

– Попросите, чтобы все это принесли ко мне в лавку, – мсье Жак улыбнулся ему на прощанье и стал беседовать с новым покупателем.

Кристиан отправился к зеленщику, потом в сырную лавку…

Ровно в час он позвонил в бабушкину дверь.

Бабушка жила одна в небольшой квартирке в центре города. Два года назад, после смерти деда, Кристиан так и не смог уговорить ее перейти жить к нему.

– Мы будем вместе, и нам не будет так одиноко, – пытался он уговорить бабушку.

Старая Изабель ни за что не соглашалась:

– Тебе надо жениться, а я буду только помехой.

Единственное, что оставалось Кристиану, навещать ее как можно чаще, благо, это доставляло ему удовольствие. Вот и сейчас он радовался предстоящей встрече.

Обняв бабушку и вручив ей букет цветов, Кристиан вошел в гостиную, где был сервирован к обеду стол. Бабушка всегда кормила сытно и вкусно. За десертом Изабель спросила внука, как он провел свой день рождения.

– Обычно, – ответил Кристиан, – поужинал, чуть-чуть посмотрел фильм и пошел спать.

– Я попробую угадать, что ты ел и какой фильм смотрел, – засмеялась бабушка. – Ты провел вечер с "Крок-месье", с бутылкой шато и с сыром.

– С "Крок-мадам", – поправил ее внук.

("Крок-месье" – так назывались горячие сэндвичи с сыром и ветчиной. "Крок-мадам" было то же самое, плюс сверху зажаренное яйцо.)

– На десерт ты сделал себе шарлотку, – продолжала Изабель.

Кристиан слушал ее молча. За многие годы бабушка действительно изучила его вкус. Скорее всего, она угадает и фильм, который он смотрел.

– А смотрел ты что-нибудь, – бабушка сделала паузу, – с этой безмозглой куклой.

– Ты не можешь не отметить, что она очень хороша собой, – засмеялся Кристиан.

Он знал, что бабушка не разделяла его восторга по отношению к Бриджит Бардо, французской актрисе 60-70 годов ХХ века. Она все время говорила, что ей нравятся женщины другого типа, а эти огромные глупые глаза ее просто раздражают.

Кристиану глаза Бриджит Бардо отнюдь не казались глупыми. И, вообще, было что-то необыкновенно манящее в облике этой женщины. Он долго не мог понять, что именно, хотя и много раз смотрел все фильмы, в которых она играла. Наконец, Кристиан понял, что так привлекает его: в этом облике гармонично сочетались две совершенно несовместимые вещи – порок и невинность. Совместить несовместимое… Видимо, действительно, создав ее, Бог создал Женщину. Наверное, так должна была выглядеть Ева… Не случайно она играла главную роль в фильме Вадима Роже “И Бог создал Женщину”.

Бабушка отвлекла Кристиана от мыслей вопросом о завтрашнем обеде.

– Что будет завтра на столе?

– Пока не знаю, но могу пообещать, что все будет съедобно.

– Между прочим, хочу тебя попросить. Постарайся не доводить беседу с Клодом до скандала.

Кристиан вздохнул. Клод – муж старшей сестры Франсуазы, и его приходилось терпеть из любви к сестре. Он был хорошим, добрым, но довольно глупым человеком. И не просто глупым – он был упрям в своей глупости. И в споре никогда не слышал собеседника.

– Он застрял на уровне социалистов-утопистов, – смеялась Марго, младшая сестра Кристиана, – где-то в восемнадцатом-девятнадцатом веках.

С Марго Кристиан был по-настоящему близок. Сестра была на два года младше его и в детстве всегда ходила за ним, как хвостик. Даже его друзья привыкли к тому, что в их чисто мужской компании всегда присутствовала девочка.

Когда он уехал учиться, самым трудным для него стало расставание с Марго. Каждый вечер они подолгу беседовали по телефону, сообщая друг другу все свои новости. Он был рад, что друзья в его отсутствие продолжали опекать Марго. Особенно энергично опекал ее Шарль… Может быть, поэтому через три года, едва достигнув двадцати лет, Марго вышла за Шарля замуж. Их брак не нарушил дружбы Кристиана ни с сестрой, ни с Шарлем. А племянников своих он просто обожал. Они порой скрашивали его одиночество…

– Надо завтра испечь для Марго ее любимый шоколадный торт с мятной начинкой, – подумал Кристиан, возвращаясь домой от бабушки.

Он провозился на кухне почти до полуночи, оставив совсем немного на утро.

– Завтра воскресенье, – с удовольствием подумал Кристиан.

Это был единственный день, когда он позволял себе встать позже обычного. В будни будильник звонил в пять утра. Правда, он давно уже просыпался сам, а будильник каждый раз заводил на всякий случай…

Сегодня, несмотря на то, что очень устал, Кристиан не мог заснуть. Он вспоминал разговор с бабушкой и свое обещание не ввязываться в спор с Клодом.

– Будь терпим, – сказала она на прощанье…

Утро прошло в хлопотах. Накрыв стол и поставив мясо в печь, Кристиан отправился на утреннюю службу. Церковь Нотр-Дам-де-Гар была расположена ближе всего к его и бабушкиному дому. Туда же подъезжали каждое воскресенье и Марго с Шарлем, и родители. Молитва и воскресные проповеди всегда приносили Кристиану радость и покой. Он был глубоко верующим христианином.

После службы все отправились к нему домой. Ему приятно было выслушивать комплименты по поводу сервировки стола и разнообразия обещанных блюд.

– Когда ты только все успеваешь? – спросила мама и тут же посетовала на нехватку времени.

– Чем ты так занята? – спросила невестку Изабель.

– Внуками. Франсуаза вышла на работу, так что я занимаюсь детьми, – вздохнула Люси.

– Почему бы ей не отдать двух младших в сад-ясли? – вмешалась Марго. – У меня Катрин в школе до пяти, а Антуан – в детском саду. Ты просто идешь на поводу у Франсуазы.

Разговор начал принимать неприятный оборот, и отец постарался перевести беседу на другую тему.

– Как тебе понравился наш подарок? – спросил он Кристиана.

– Кубок для вина просто великолепен. Но где вы его достали? Серебро ручной работы, наверное, девятнадцатого века.

– Семнадцатого, – поправил отец. – Купили на аукционе.

Раздался шум подъезжающих машин. Франсуаза с семейством и два кузена Кристиана с женами и детьми подъехали одновременно. Все были в сборе, и можно было садиться за стол.

Обед прошел мирно в разговорах о гастрономии и детях. Уже в самом конце, когда все расслабились после еды и хорошего вина, Клод заговорил о воспитании подрастающего поколения. Он заведовал воспитательной работой в гимназии.

– Мы учим детей быть добрыми и заботливыми. Мы объясняем им, что нужно помогать людям. Например, сейчас дети собирают еду, которая будет отправлена в голодающие районы Африки.

– Зачем? – спросил Шарль.

– Что значит зачем? Там голодают дети.

– А может, лучше объяснить взрослым, что надо планировать рождаемость и производить детей только тогда, когда родители их могут прокормить?

– Но они – мусульмане, и их религия запрещает им предохраняться от беременности и делать аборты. Ты же не можешь обречь детей на смерть.

– Причем здесь я? Они должны решать свои проблемы сами. Рожать, лечить, кормить. Мы живем в разных цивилизациях, и в них действуют разные демографические законы.

– Именно потому, что мы находимся на более высоком уровне развития и они слабее нас, мы обязаны помогать им.

– Путь в ад вымощен добрыми намерениями, – встряла в разговор Марго, которая была полностью на стороне мужа.

– Допустим, – продолжал Шарль, – мы поможем им выжить, спасем их от голода. Что дальше? Они будут нам благодарны? Или они придут сюда, чтобы нас уничтожить?

– Почему ты видишь все в черном свете? – спросил Клод.

– Потому что мы знаем, чем это заканчивается, – сказала вдруг Изабель.

Все замолкли, и за столом воцарилась тишина. Изабель никогда не вступала в подобные разговоры, она всегда хранила молчание.

– Вспомни историю и ты увидишь, чем оборачивается демократия и гуманизм при столкновении цивилизаций. Даже одно то, что ты живешь сегодня здесь, на этой земле, должно быть для тебя уроком.

– Но я родился здесь, – возразил Клод.

– Ты – да. Но твои родители родились во Франции, отец – в Париже, мать – в Лионе, а сюда они попали в детском возрасте. Им, наверное, было по два–три года, и они не помнят, как ехали сюда, как покупались эти земли, как обживали их и строили город, похожий на Париж. И пытались воссоздать некое подобие родины. И взрослые пытались вернуться к тем профессиям, которые были у них там… вдали. Мне было пятнадцать лет, когда мы приехали сюда в 2045 году. Я тогда не понимала, куда меня увозят из Парижа и, главное, зачем, очень переживала и плакала. Сегодня я благодарна родителям, светлая им память, что они решились на этот шаг.

– Да, но они могли остаться и отстаивать свою точку зрения, – не сдавался Клод.

– Мы проиграли на выборах. Все ультраправые партии набрали 18 процентов голосов, а мусульманские – 33. Они и вошли в правительство. С тех пор все законы, нарушающие права человека, проводились в парламенте под знаменем демократии.

– Например? – не унимался Клод.

– Например? В 2044 году в школах сняли все распятия, так как они оскорбляли чувства мусульман. Стали разделять классы на мужские и женские. Женщины не имели права преподавать, если не покрывали голову. Много всяких законов… В демократическом государстве ты подчиняешься мнению большинства. Хотя нет гарантии, что оно верно. В те годы существовало множество всяких международных организаций, претендующих на роль третейского судьи – Организация Объединенных Наций, ЮНЕСКО, Гаагский суд и т. п. Это сейчас, когда, слава Богу, их уже нет, мы можем зависеть только от себя, от своей силы и тех, с кем мы сотрудничаем. А тогда… Мы ничего не могли сделать. Дракон демократии, которого мы породили и которым так гордились, начал уничтожать нашу бедную страну, нашу культуру. И единственное, что мы могли сделать, это покинуть Родину и попытаться воссоздать ее подобие где-то вдали… Так что ни о гуманизации, ни о демократии я больше слышать не хочу.

Изабель поднялась из-за стола, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Гости стали тихо расходиться. Остались только Изабель, Марго с Шарлем и дети. Марго хотела помочь Кристиану с уборкой, но он остановил ее:

– Я включу вечером самоотчистку дома, так что не стоит тратить на это время. Лучше посидим, пообщаемся.

Он посмотрел на бабушку. Но Изабель не была расположена к беседе. Она села на диван и, усадив рядом правнуков, стала рассказывать им сказку. Кристиан с сестрой и зятем вышли в сад.

– Вы знаете, я много раз задумывался, почему человек глухой или слепой не раздражает нас – более того, мы относимся к нему с пониманием, желая помочь. В то же время человек, страдающий недостатком ума или недалекий, вызывает в нас раздражение. Ведь недостаток ума – это, в общем-то, некая степень инвалидности.

– Да, ведь помнишь, Паскаль говорил: "Хромой признает, что мы ходим прямо, а хромающий ум полагает, что это мы хромаем. Иначе мы испытывали бы к нему жалость, а не гнев", – засмеялась Марго.

Кристиан через раскрытую дверь наблюдал за Изабель, сидящую с правнуками. Она что-то рассказывала, и дети сидели тихо, прижавшись к ней.

Кристиану вдруг вспомнилось, как в детстве они с Марго часами слушали рассказы Изабель о далекой стране, в которой она родилась… Она показывала Францию на политической карте мира. Тогда еще ни он, ни Марго даже не знали, что этого государства больше нет. Они легко находили на карте Париж, где родилась бабушка, и Бордо, где родился дедушка. Бордо, край вина… Почти полвека ушло на создание виноградников здесь, на этой земле, в добровольном изгнании.

– Ты обратил внимание, что бабушка чем-то расстроена? – тихо спросила Марго.

– Тебе показалось, просто Клод может вывести из равновесия кого угодно. Я каждый раз удивляюсь терпению сестры…

В наступившей тишине прозвучал голос Шарля:

– Оставим это. Ты видел наш подарок?

– Еще нет.

– Я хочу, чтобы ты открыл его при нас.

Они вернулись в дом, и Марго дала ему небольшой сверток. Кристиан открыл его и увидел книгу, на обложке которой был с детства знакомый рисунок. «Маленький принц»! Он всегда любил эту книгу. Это была одна из тех двух книг, которая всегда лежала у него столике возле кровати.

– Посмотри на год издания, – не унималась Марго.

Кристиан открыл книгу. Год был 193…, издание увидело свет еще при жизни Сент-Экзюпери.

– Где ты достала ее? – Кристиан не мог оторваться от книги.

– Это Шарль. Он купил ее по Интернету.

– В Интернете проводился книжный аукцион, – уточнил Шарль.

Кристиан показал книгу бабушке. Она пролистала ее:

– Удав, проглотивший слона. Как это реально.

– Нет, определенно Марго права, – подумал Кристиан. – Бабушка чем-то расстроена. Но чем? Вряд ли из-за Клода. Его демагогию уже давно никто серьезно не воспринимал.

– Я устала и хотела бы отдохнуть, – бабушка встала с дивана.

– Ты можешь подняться на второй этаж и прилечь, – предложил Кристиан.

– Я предпочитаю отдыхать у себя дома.

– Мы вас подвезем, – предложил Шарль.

Еще не было шести, когда Кристиан остался один. Он быстро подготовил комнату для включения приборов очистки, убрав все, что ему было нужно, в холодильник и шкаф. Собрал подарки и поднял их наверх. Очистка первого этажа занимала около полутора часов, которые он решил провести у себя в кабинете. Он сидел в кресле, перелистывая пожелтевшие страницы и читая незамысловатые фразы, за которыми скрывался глубокий смысл.

– Мне нужен друг…

– Боже, как все вечно, – подумал Кристиан, он отложил книгу и откинулся в кресле. – Мне грех жаловаться, у меня все есть. Есть любимая работа, которая занимает большое количество времени… А вечера? – вдруг возразил он сам себе.

Иногда по вечерам особенно остро ощущается одиночество. Ему вдруг вспомнился давний разговор с бабушкой о том, почему человеку надо обязательно жениться.

– Я принадлежу сам себе, я свободен и сам распоряжаюсь своим временем.

– Это и плохо, – возразила Изабель. И добавила:

– Паскаль утверждал: "Нехорошо быть слишком свободным. Нехорошо иметь все необходимое".

– Ну, с тем, что нехорошо иметь все необходимое, я согласен: это приводит к лени, нежеланию стремиться к чему-то. Но почему нехорошо быть свободным?

– Когда подрастешь, поймешь, что между полной свободой и ощущением, что ты никому не нужен, почти нет границы. И тогда тебе станет плохо от одиночества.

Вот он и дорос до понимания вреда полной свободы.

Посидев еще несколько минут в раздумье, Кристиан набрал номер Изабель. Она ответила не сразу. Сначала Кристиан подумал, что он разбудил бабушку, но, приглядевшись, понял, – она не спала. Изабель сидела в кресле, держа альбом со старыми фотографиями. Кристиан хорошо знал его содержимое. Это были "фотографии из прошлой жизни" – так говорила о них Изабель, Париж шестьдесят лет назад.

– Что, приступ ностальгии? – он попытался обратить все в шутку.

Бабушка ответила не сразу. В ее взгляде замерла какая-то вселенская печаль.

– Я получила известие из прошлого, – сказала она после паузы. – Оказывается, прошлое действительно существовало.

Первый раз в жизни Кристиан видел бабушку в полной растерянности.

– Я буду у тебя через двадцать минут, – произнес он и, не желая слушать возражений, отключил видеофон.

Кристиан застал бабушку сидящей в кресле – точно в такой же позе, в какой видел ее на экране. Она сидела, рассматривая фотографию. Кристиан подсел к ней на подлокотник кресла. Бабушка не любила этого, но сейчас она даже не обратила внимания, хотя Кристиан готов был объяснить, что ему так проще рассматривать фотографии вместе с ней. Он увидел бабушку в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет с молодым человеком, может быть, на год-два старше ее.

– Это мой кузен, – ответила бабушка на его молчаливый вопрос. – Я не видела его более шестидесяти лет. Его семья осталась в Париже, а мы уехали.

– Так он позвонил тебе?

– Нет. Мне позвонил кто-то другой. Человек, который не назвался. Он спросил, знаю ли я Леона Дефорта. И сообщил, что у него есть письмо от Леона для меня и в ближайшее время он постарается переслать его мне.

– Почему ты не дала e-mail? Эта весть была бы уже у тебя в руках.

– Он этого не захотел. И ничего толком не объяснил. Только сказал, что я получу письмо в ближайшее время. Остается терпеливо ждать…

Изабель стала рассматривать фотографии, объясняя внуку, где сделаны снимки и что на них изображено.

– Неужели ты все еще тоскуешь по Парижу? – спросил Кристиан. – Или это тоска по твоей молодости?

– Даже не знаю, что тебе ответить. Я много лет живу здесь, здесь мой дом. Здесь родились мои дети и внуки. Здесь прожита основная часть моей жизни. Счастливой жизни… Но чем ближе я подхожу к моменту ухода в мир иной, тем больше у меня душа болит. Париж… Наверное, все-таки прав Вольтер: "Отчизна – это край, где пленница душа". Если хотя бы раз перед смертью я могла бы увидеть этот город, в котором я выросла.

– Ну, положим, до смерти тебе еще далеко, и кто знает, может, твоим мечтам суждено сбыться.

Кристиан пытался успокоить бабушку, хотя и понимал, что обещания его пусты.

– Ба, пойдем пить чай.

Он назвал Изабель так, как называл ее в детстве, чтобы отвлечь бабушку от печальных воспоминаний.

– Нет, я не хочу чай, но от бокала вина, пожалуй, не отказалась бы.

– Какое вино ты бы хотела?

– Выбери на свой вкус.

Пересмотрев бабушкины запасы, Кристиан достал бутылку Мерло 2099 года. Это было вино с их виноградников, и он был уверен в его качестве. К нему Кристиан нарезал сыр, у Изабель всегда можно было найти пять-шесть сортов. Классический французский десерт!

Изабель убрала альбом с фотографиями.

– Кстати, как выглядел человек, который тебе звонил?

– Не знаю.

– Разве ты говорила не через видеофон?

– Через видеофон, но, видимо, экран был закрыт с той стороны. Сначала я решила, что это технические неполадки, но потом поняла, что человек с той стороны не хочет, чтоб его видели.

– На каком языке вы говорили?

– На французском. Но он говорил с акцентом, мне незнакомым. Леон просит о помощи, это все, что известно мне на сегодня. Остается ждать подробностей.

Кристиан вернулся домой только после того, как убедился, что Изабель немного успокоилась. Они решили никому не рассказывать об этом, по крайней мере, до того, как что-нибудь прояснится.

И жизнь потекла своим чередом.

Прошло более десяти дней, а Изабель не получила никаких известий. Ей стало казаться, что сам звонок был плодом ее воображения, отражением какой-то внутренней тоски.

Кристиан звонил по нескольку раз в день, но не навещал ее: шел сбор винограда и он был занят с утра до вечера, включая субботы и воскресенья.

К концу третьей недели Изабель почти перестала ждать письмо. Видимо, долгое ожидание утомило ее. Закончился сбор урожая. Кристиан стал чуть свободней. В один из вечеров, навещая Изабель, он обнаружил в почтовом ящике конверт.

– Ты сегодня забыла взять почту, – сказал он бабушке. – Дай ключ от ящика.

– Я брала вечернюю газету в пять часов. Там больше ничего не было.

– Тем не менее, там что-то лежит.

Кристиан взял ключи и принес письмо. Оба с удивлением стали рассматривать большой голубой конверт, на котором не были указаны ни адрес Изабель, ни адрес отправителя. Не было ни одной почтовой печати.

– Оно явно пришло не по почте, – задумчиво произнес Кристиан.

Изабель вскрыла письмо. Оттуда выпало три фотографии и тетрадный лист, исписанный мелким почерком. Они стали рассматривать снимки. На одном были запечатлены сидящие на скамейке Леон и Изабель.

– Это снято на Елисейских полях, – взволнованно сказала Изабель. – Почти перед моим отъездом. Тогда мы долго гуляли по Парижу и думали, что расстаемся ненадолго. А оказалось – на всю жизнь.

На втором снимке Леон был с двумя женщинами. На обороте было написано, что это его жена и дочь. На фотографии стояла дата – 2076 год. Третий снимок, видимо, был сделан не так давно. На этом снимке Леон, уже пожилой человек, стоял рядом с молоденькой девушкой. Снимок был плохого качества. Сзади стояла дата – 2104 год.

– Ты прочтешь письмо вслух? – спросил Кристиан.

Изабель молчала. Она сидела с отрешенным видом, крепко сжимая письмо.

– Я боюсь, – вдруг тихо произнесла она. – Прочти ты.

Кристиан взял лист бумаги и глазами пробежал по строчкам. Казалось, что каждое слово из этого письма плачет. Текст был сумбурен, сентиментальные воспоминания сменялись мольбами о помощи. И главное, просит вывезти к себе его внучку, дать ей убежище, вытащить ее из ада, в котором они находятся. Леон писал, что родители девочки погибли при невыясненных обстоятельствах, когда ей было четырнадцать лет, сейчас ей восемнадцать, и она находится на попечении деда. Но ей угрожает опасность.

– Какая опасность может угрожать молодой девушке? – недоуменно спросил Кристиан.

Бабушка хранила молчание. Кристиан еще раз проверил конверт и обнаружил записку, содержащую только одну фразу: "С вами свяжутся". Не было указано, кто, как и когда.

– Итак, что мы знаем? – спросил он у Изабель.

– Что внучке Леона во Франции грозит опасность и что ее надо оттуда вывезти, – ответила бабушка. И добавила:

– Давай поговорим обо всем завтра. А сейчас я хочу побыть одна.

Кристиан знал, что спорить с бабушкой бесполезно, и, поцеловав ее на прощанье, оставил одну. Он понимал, что впереди у Изабель длинная, бессонная ночь. Возвращаясь домой, Кристиан пытался мысленно проанализировать прочитанное. Итак, Леон, бабушкин кузен, которого она не видела почти шестьдесят лет, просит спасти свою внучку. Видимо, той угрожает серьезная опасность. Скорее всего, девушка находится на территории того государства, где когда-то была Франция. Если он обращается к Изабель после многолетнего молчания, значит, положение действительно серьезное и, видимо, бабушка – последняя надежда. Безусловно, Изабель постарается сделать все, что в ее силах.