Kitobni o'qish: «Зачем ищу слова. Стихи», sahifa 2

Старик и скворцы

Капелил март, и солнце улыбалось ярко,

Старик смотрел на возвратившихся скворцов

И говорил им: «Вы видали храбрецов!

Здесь вам не Африка – у нас совсем не жарко.

Снег на полях еще, капель звучит не звонко.

Я вовремя, друзья, вам подготовил кров.

Сибирский край, не вам ли знать, порой, суров –

Простудитесь, и так вон голосочек тонкий.

Теперь одни вы у меня остались, видно…».

Вздохнул и по привычке посмотрел в окно –

Пустыми стеклами ответило оно.

«Старуха вас дождаться не смогла… Обидно».

А птицам что – сидят, в пути пришлось им трудно.

О чем там говорит старик – им все равно.

Они по родине соскучились давно,

По запаху ветров, берез, цветеньям чудным.

Смогли бы сейчас…?

Стою на бывшем браном поле –

Все здесь пропитано кровавой болью…

Где шли бои, цветы весною

Еще все пахнут страшной той войною.

Вокруг так тихо, даже птица

Нарушить эту тишину боится –

Здесь помнит всё о смертном бое…

Не находя в душе своей покоя,

Скорблю, и задаюсь вопросом:

Смогли б сейчас, как рядовой Матросов,

Как Куприянов* в дни лихие,

Как многие друзья их боевые,

Не думая о близкой смерти,

В отчаянной свинцовой круговерти,

Пойти на жало пулемета

И грудью лечь на амбразуру дзота?

Вопрос нелегкий, если честно…

Ведь что сейчас мы видим повсеместно?

Фашисты вновь ползут из тени…

Все подвиги подвергнуты сомненью –

И краснодонцев, и Гастелло…

Вдруг стало черным все, что было белым.

И современные ребята

Не знают, может, Зою** и Марата***…

Не знают, что стояли рядом –

В бою под вражеским свинцовым градом –

И белорус, и русский воин…

И что в могиле братской упокоен

Солдат СОВЕТСКИЙ – гордость века! –

Батыр степей, джигит Казбека…

Здесь, на заросшем браном поле,

Земле хватило и крови, и боли:

Слезинками сверкают росы.

Встают, встают нелегкие вопросы…

И все ж, себе твержу с надеждой,

Что духом также мы сильны, как прежде.

Что жизнь не пожалели б тоже

Вдруг окажись мы в обстановке схожей.

И ни за что – в том нет сомненья –

Пред ворогом не стали б на колени!

*Петр Куприянов, белорус. Партизан. 2 ноября 1944 года на территории Латвии геройски погиб, повторив подвиг А. Матросова.

** Зоя Космодемьянская. Комсомолка. Герой Советского Союза. Приняла мученическую смерть после пыток и истязательств.

***Марат Казий, белорус. Пионер. 11 мая 1944 года последней гранатой подорвал себя и окруживших врагов. Герой Советского Союза.

Жизнь собачья

Верный пес мой сидит

на цепи много лет

И уныло взирает

на розовый свет.

Иногда, завывая,

глядит в небеса,

Дурачок, видно, верит

еще в чудеса.

Жалким воем, мольбой

позовет звездолёт –

Небо волю задаром

пред ним распахнет.

В нем так много простора –

беги и беги,

Что не хватит на это

и пятой ноги…

Меня жизнь привязала

как бедного пса;

Наши с ним раздаются

в ночи голоса.

Мы, обнявшись, немного

поплачем, вздохнем:

И сердца наши вспыхнут

счастливым огнем.

Нет, конечно, дружок,

не для жизни в ярме,

Родились мы на грешной

с тобою земле!

Может, вместе, на пару,

возьмем звездолёт

И отправимся в дальний

веселый полет?

Ветка сирени

Кто-то пышный и яркий сирени букет

Нес любимой весенней порою.

И цветочек упал по дороге – в кювет,

Так остался лежать, сиротою.

Дни бежали да теплые лили дожди…

И пророс он, за землю вцепившись.

– Ой, растет, посмотри… на него! Подожди! –

Ты шептала, к цветку наклонившись. -

Мы посадим его в нашем тихом дворе –

Ты мечтала и верила в это,

Что напомнит он нам о чудесной поре

Ароматом весеннего цвета.

Пролетели года, уж виски сединой

Серебрятся, но ты, как и прежде,

Куст сиреневый наш, удивляешь весной,

И, все также, вселяешь надежду…

Пусть метель…

Пусть метель, но, я верю, наступит весна!

В звонкой, яркой примчится она колеснице –

Отойдет все в округе от белого сна,

Оживятся продрогшие за зиму птицы.

По летам приоткрыта уж осени дверь,

Шаг за шагом – вперед и заказано бегство.

Может быть, потому и люблю я апрель,

Что с весною мне вновь возвращается детство.

И однажды ступлю в предзакатную тишь,

Но сейчас, словно узник, уставший в неволе,

С упоеньем любуюсь сосульками с крыш,

И журчаньем ручьев, первой травкой на поле.

Боль

На далеком, далеком острове

Нет печали и нет забот.

Там не мучают боли острые,

И без горя народ живет.

Нет тревоги и черной зависти

И неведома там напасть.

А улыбки у всех до старости –

Вот куда бы мне, друг, попасть!

Только есть ли, на самом деле,

Острова те и чудеса?

Я от боли держусь еле-еле…

И мечтаю взлететь в небеса…

Надо!

Грязная посуда,

как ледышка, печь.

Женщина в кровати.

И огрызки свеч…

Рядом – самогонка,

словно амулет,

И хранит и греет –

в рай входной билет.

Отопьет немного –

все ей трын-трава –

И глядит уныло,

буйна голова.

– Мама, есть охота, –

просит тихо дочь.

– Где тебе возьму я? –

гонит ее прочь,

И иссякли слезы,

только тихий стон

Из груди ребенка

переходит в звон –

Погребально тяжкий! –

чтоб Россия-мать

Не могла спокойно

больше созерцать

На сыновни муки,

слезы дочерей…

Все вином залито!

Не найти дверей,

Не найти дороги –

всюду этот смрад,

Мрак и безнадега,

и кромешный ад.