Kitobni o'qish: «Командарм Серпилин»

Введение.

После подписания пакта о ненападении с Германией, последующего нападения Германии на Польшу и объявления Францией и Англией войны Германии, Генеральный секретарь Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) Иосиф Виссарионович Сталин совершенно перестал опасаться нападения Германии на СССР. Пакт был выгоден обеим сторонам.

Из его собственного геополитического анализа следовало, что Гитлер ни за что не рискнет воевать на два фронта, то есть, не завершив войну с Францией и Англией, на СССР он не нападет. Под таким выводом имелись более чем веские основания. Все немецкие военные теоретики в один голос категорически не рекомендовали воевать на два фронта. Кроме того, Германия в соответствии с пактом получала от СССР на взаимовыгодной основе важнейшие виды сырья и продовольствия.

Германия обезопасила себя с востока, а СССР получил возможность подгрести под себя бывшие территории Российской империи: Бессарабию, западную Украину и западную Белоруссию, Эстонию и Латвию, отколовшиеся от империи после Гражданской войны.

В реальной истории после Польского похода Красной армии, Сталин переориентировал советскую военную доктрину на наступательную войну. Он планировал к середине 1942 года в спокойной обстановке перевооружить Красную армию и флот новейшим наступательным оружием, дождаться, пока Германия увязнет в войне с Францией и Англией, и ударить, предположительно в 1942 году, в спину немцам. Оборонительные мероприятия в СССР были резко сокращены.

Даже быстрый разгром Франции в 1940 году не разубедил Сталина. Он продолжал ждать вторжения немцев на Британские острова и готовил свою армию к нападению. Однако, Гитлер перехитрил Сталина. Нападение Германии застало СССР врасплох и привело к катастрофическим последствиям.

В разрабатываемой автором альтернативной реальности, описанной в трилогии «Боевой 41-й год», в ночь на 1 октября 1939 года Сталину приснились кошмарные сны, в которых его мучили немецкие фашисты. Обдумав это из ряда вон выходящее событие, Сталин сделал вывод, что подсознание предупреждает его, что он рано сбросил со счетов возможность нападения Германии на СССР. Сталин снова вернулся к оборонительной военной стратегии и довел свою обеспокоенность до руководящей верхушки СССР.

Руководство ВКП(б), Совнаркома и РККА осознало грозящую опасность и деятельно готовилось к отражению агрессии. Все программы производства наступательных вооружений были сокращены в пользу оборонительного оружия. Структура, стратегия и тактика вооруженных сил были пересмотрены под решение задачи стратегической обороны.

В альтернативной реальности диктаторы психологически «поменялись местами». В нашей реальности Сталин всецело доверял своему геополитическому анализу и с порога отметал все противоречащие ему факты.

В реальности «Боевого 41 года» в «страусиной» позиции оказывается Гитлер. Он игнорирует все факты, не укладывающиеся в его концепцию, и категорически настаивает на выполнении плана «Барбаросса» без каких либо поправок.

Опасаясь агрессии Германии, Сталин прислушался к мнению Шапошникова, Тимошенко, Жукова и положил в основу своей стратегии на дебютный период войны план глубоко эшелонированной позиционной обороны. За 1940-й и половину 1941-го года была создана стратегическая оборонительная позиция из трех укрепленных рубежей и полосы укрепленного предполья общей глубиной от 250 км на южном фланге в Причерноморье до 450 км на северном фланге в Прибалтике.

Все соединения предполья, передового и главного рубежей были полностью укомплектованы личным составом и вооружениями. На передовом рубеже и в предполье главного рубежа подготовлены основательные полевые укрепления. Главный рубеж, опирающийся на старую «линию Сталина», насыщен долговременными бетонными сооружениями с артиллерийским вооружением.

На тыловом рубеже созданы запасы вооружения, боеприпасов, ГСМ, снаряжения, продовольствия и фуража, а также кадровое ядро соединений и частей для формирования войск второго эшелона по мобилизационному плану, общей численностью почти такой же, как и войска первого эшелона. Заранее подготовлены полевые укрепления для формируемых войск.

По совету военных специалистов, Сталин провел модернизацию имеющегося парка танков и самолетов, пойдя ради этого, даже на значительное сокращение производства новой техники.

Оборонные заводы были заблаговременно переведены на работу в режиме военного времени. К работе на заводах привлечены заключенные, имеющие рабочие специальности. К производству вооружения и боеприпасов заранее подключились гражданские заводы, согласно мобилизационного плана.

Штатная структура стрелковых соединений была оптимизирована под задачу позиционной обороны, а танковых и мотострелковых – под задачу маневренной обороны.

ВКП(б) провела ряд мероприятий, направленных на улучшении положения колхозного крестьянства с целью снижения социальной напряженности в деревне.

Власти резко ослабили размах репрессий, провели широкую амнистию, а также пересмотр дел с целью сокращения сроков заключения и облегчения мер пресечения для заключенных по политическим статьям.

Благодаря возвращению к работе большого количества ученых и специалистов удалось наладить производство целого ряда перспективных систем оружия и насытить ими армию. Это, прежде всего ПТР, зенитные автоматы, САУ и ЗСУ, тягачи на базе устаревших танков, бронетранспортеры, самолеты – штурмовики, системы залпового огня, автоматические гранатометы, пистолет-пулеметы.

Помимо возвращения на службу репрессированных военных, для скорейшей ликвидации кадрового голода в РККА были приняты экстренные меры по подготовке большого количества командиров. Выпуск командирских училищ резко увеличили за счет набора на обучение по сокращенной программе красноармейцев, отслуживших срочную службу в рядах Красной Армии и обнаруживших склонность к военной службе, на основании рекомендаций командиров частей.

Одним словом, СССР подготовился к войне, насколько это было возможно.

Все вышеперечисленное описано в первой книге трилогии "Если завтра война".

Комкор Серпилин П. Ф.

За окном купе пробегали голые заснеженные деревья, за ними медленно проплывали под неподвижным серым небом пустые белые поля. До Бреста оставалось меньше часа. В голове комкора Серпилина вновь и вновь возникали события прошедших двух месяцев.

Утром 14 октября его фамилию выкликнули на разводе и приказали явиться в комендатуру. Полтора года назад, когда он прибыл по этапу в лагпункт № 34 Норлага, ему крупно повезло. Как говорится, нет худа без добра. Два ребра, сломанных ему ретивым следователем на допросах, которым добросовестные конвоиры не давали как следует срастись регулярными тумаками, обеспечили ему хрипы в легких и кровохарканье. В результате лагерный врач заподозрил туберкулез и определил его не в шахту, а в легкотрудную команду, которая работала на поверхности. Коротким северным летом – заготовка дров, а зимой – непрерывная расчистка дорог от снега. Несмотря на 50-градусные морозы, это было значительно лучше, чем шахты. В забоях даже здоровые молодые парни сгорали за 5-6 месяцев. В свои 42 года, он загнулся бы еще быстрее. А так – он протянул в лагере полтора года и даже сохранил остатки здоровья.

В бараке комендатуры замначлагеря объявил, что дело будет пересматриваться и его направляют по этапу. В вагонзаке свободных мест не было, все камеры были заняты зэками – бывшими командирами армии и флота, и все этапировались для пересмотра дел. В Москве на Лубянке он просидел всего двое суток, его даже ни разу не допросили. За то, на третий день с утра, следователь – майор НКВД, усадив его на стул и напоив настоящим крепким и сладким чаем, объявил, что его дело пересмотрено, все обвинения сняты и, за отсутствием состава преступления, он подлежит немедленному освобождению. Через два часа, проведенных в бане, парикмахерской и столовой там же в здании на Лубянке, он вышел из тяжелых дверей на площадь Дзержинского в своей старой форме, со своими старыми документами, со своим старым чемоданчиком в руках и с направлением в Управление кадров наркомата обороны.

Еще через 40 минут его по дружески принял инспектор по кадрам, генерал-майор Бабанов Егор Валерьевич, оказавшийся старым знакомым еще по службе в Средней Азии. Бабанов до слез обрадовал его, сообщив, что «ветер переменился», и всех, кто уцелел, выпускают либо за отсутствием состава преступления либо по амнистии. Сердечно пообщавшись со старым сослуживцем, Серпилин получил направление на обследование в Центральный госпиталь РККА. Спустя неделю, он был признан годным к строевой, получил в наркомате зарплату за два года, отпуск на 10 дней к семье в Одессу и путевку в санаторий в Кисловодск на 24 дня.

После санатория, заполненного такими же, как он бывшими лагерниками, а ныне снова командирами РККА, Павел Федорович снова побывал у Бабанова и получил назначение командиром стрелкового корпуса, дислоцированного в Бресте. Побывал в генштабе у другого своего старого знакомца – заместителя начальника оперативного отдела Генштаба Василевского, который обрисовал ему общую обстановку и задачи вверенного стрелкового корпуса. И наконец, удостоился приема у Главкома западного направления, высоко взлетевшего за два года, генерал-полковника Жукова. С Жуковым лично он ранее не встречался, но общие знакомые, конечно же, нашлись. Несмотря на репутацию крайне жесткого человека, Главком обошелся с ним вполне по-товарищески. Жуков еще раз обозначил ему задачи корпуса, подчеркнув, что использование стрелкового соединения для рассредоточенной обороны обширной территории предполья весьма необычно и в типовых уставах не прописано, а потому требует инициативы, самостоятельности и творческого подхода. Причем от командиров всех уровней, начиная с командира взвода. Подчеркнув особую важность задачи, которую должен решить корпус, отметив, что Серпилина рекомендовали на эту должность их общие знакомые, именно как самостоятельного и нестандартно мыслящего командира, Жуков заключил, что очень надеется на Серпилина. Но, если к 30 апреля корпус не будет полностью готов к выполнению задачи, то последуют любые меры, вплоть до возвращения Серпилина в исходное состояние. Он, Жуков, лично отвечает перед товарищем Сталиным, а Серпилин точно также отвечает перед ним. Павел Федорович ответил, что ситуацию понимает абсолютно, доверие или полностью оправдает или застрелится сам.

Заехав в Минске в штаб Западного округа и представившись командующему округом, он получил приказ о боевых задачах корпуса и в тот же день отбыл в Брест. Стрелковый корпус № 28 после участия в освободительном походе в Польшу расквартировался в Бресте и его окрестностях в бывших казармах польской армии. В корпус входили 6-я, 42-я, 75-я стрелковые дивизии и 3 корпусных артполка. Все части корпуса укомплектованы на 100%, но по старым штатам.

По задумке Генштаба, согласно указаниям Главкома Жукова и приказу округа, корпус должен был всемерно затруднить и замедлить продвижение вероятного противника (само собой – немцев), через территорию предполья между новой и старой границами. Для этого, рассредоточившись на батальоны, роты и даже взводы, корпус должен был создать узлы обороны во всех ключевых точках местности, обойти которые противник не мог, а именно – мосты, броды, дефиле и узлы дорог.

Главной задачей ставилось именно замедление продвижения. Нанесение противнику потерь указывалось как менее важное, нежели получение выигрыша во времени для мобилизации стратегических резервов. Корпус должен был оборонять огромную территорию: от новой до старой границы – 300 км с запада на восток, и от припятских болот до линии Семятыче, Волковыск, Лида – 200 км с юга на север. Другими словами, это территория на 100 км влево и вправо от магистрали Брест – Минск.

В Бресте Серпилина встретили и привезли в штаб корпуса. Через двое суток, 20 декабря 1939 года, он и генерал-майор Попов В. С., назначенный командиром корпуса на главном стратегическом рубеже, подписали акт приема-передачи командования. За двое суток они, вместе с начальником штаба корпуса полковником Дерюгиным Я. П., объехали все полки корпуса, благо все они размещались невдалеке от Бреста.

Первым приказом по корпусу Серпилин определил зоны ответственности каждой из трех дивизий корпуса. 49-я сд получила зону к югу от магистрали Брест – Минск до припятских болот по линии Влодава – Пинск – Солигорск. Штаб дивизии размещался в Малорите. 42-я сд обеспечивала оборону железнодорожной и автомобильной магистралей Брест – Минск и полосу в 10 км в обе стороны от них. Для размещения штаба дивизии выбрана Жабинка. 75-я сд контролировала зону к северу от магистрали до линии Семятыче – Волковыск – Лида, штаб перемещался в поселок Высокое. Штаб корпуса по приказу передислоцировался из Бреста в Кобрин. Штабам дивизий в приказе поручалось в семидневный срок провести рекогносцировку и составить перечень «критических точек» местности, которые необходимо было оборонять.

По замыслу Серпилина, все «критические точки» делились на 4 уровня:

А. Низкий уровень – мосты на второстепенных дорогах на малых реках;

Б. Средний уровень – все мосты и броды на средних реках и мосты через малые реки на главных дорогах, дефиле на главных дорогах;

В. Высокий уровень – мосты через средние реки на главных дорогах, узлы дорог;

Г. Высший уровень – мосты через крупные реки на главных дорогах и узлы главных дорог.

В точках низкого уровня Серпилин предполагал построить опорные пункты стрелкового взвода. В опорных пунктах среднего уровня должна обороняться полурота в составе стрелкового взвода и опорного взвода. Точки высокого уровня должна защищать полная стрелковая рота. В точках высшего уровня Серпилин планировал построить опорный пункт для двух рот – опорной и стрелковой. В крепости Бреста предполагалось разместить усиленный артиллерией стрелковый батальон.

Штабу корпуса поручалось разработать типовые проекты опорных пунктов всех четырех уровней.

29 декабря из дивизий поступили списки критических точек с их схематичными планами и краткими описаниями. 31 декабря Серпилин утвердил приказом перечень точек, подлежащих обороне, с разбивкой по уровням. Всего было утверждено 214 взводных точек, 54 полуротных точки, 14 ротных и 7 важнейших точек. То есть, Серпилин решил обеспечить оборону максимально возможного количества критических точек, сознательно идя на ослабление сил в каждой конкретной точке.

Даже один стрелковый взвод, занимая хорошо укрепленный опорный пункт, сможет отбиться от передового отряда противника, вынудит его дожидаться подхода главных сил, подтягивать артиллерию, разворачиваться из походного порядка в боевой и атаковать по всем правилам. При угрозе захвата противником обороняемого объекта, гарнизон должен был взорвать объект, оторваться от противника и отступить по одному из заранее разведанных маршрутов.

2 января штабы дивизий получили приказ готовить места для расквартирования подразделений вблизи от выбранных критических точек, схемы организации связи опорных пунктов с командными пунктами батальонов и полков и схемы снабжения гарнизонов опорных пунктов. Каждый батальон и полк получили свою зону ответственности.

Штабам полков поручалась привязка типовых проектов оборонительных укреплений в опорных пунктах к местности и установление контактов с местной администрацией на предмет получения строительных материалов и рабочей силы. В приказах указывался срок завершения всех предварительных мероприятий – 31 января. С 1 по 15 февраля все гарнизоны опорных пунктов должны были перебазироваться на новые места расквартирования и приступить к заготовке стройматериалов для строительства дерево-земляных оборонительных сооружений.

Весь остаток декабря и январь подразделения и части переформировывались под новые штаты, хотя новое вооружение должно было поступить только феврале – марте. Серпилин очень надеялся, что корпуса охранения предполья будут укомплектованы новым вооружением в первую очередь. Он обратился в штаб округа и лично к Главкому Жукову с просьбой заменить 3 имеющихся полка корпусной артиллерии на 6 полков противотанковой и дивизионной артиллерии, учитывая специфические задачи корпуса. Кроме того, комкор просил обеспечить корпус сверх штата радиостанциями, телефонными аппаратами, противотанковыми и противопехотными минами, проволочными заграждениями, взрывчаткой, дистанционными взрывателями и проводами.

В первых числах апреля, лишь только сошел снег, корпус приступил к строительству опорных пунктов. Каждому гарнизону было придано строительное подразделение, набранное райвоенкоматами по призыву из местных жителей. В феврале – марте на места строительства завезли мобилизованным с помощью местных властей гужевым транспортом стройматериалы: бревна, доски, бутовый камень.

Типовой проект взводного опорного пункта для обороны моста предусматривал строительство двухамбразурногодзота, расположенного на возвышенной точке рядом с мостом на восточном берегу реки. Амбразуры дзота контролировали мост и подходы к нему по обоим берегам реки. В дзоте размещались огневые средства опорного отделения: станковый пулемет и противотанковое ружье. По окружности на расстоянии 30 – 40 метров от дзота располагались 4 жилых блиндажа отделений взвода, соединенных кольцевым окопом друг с другом и ходами сообщения с дзотом. На западном берегу при въезде на мост строился блиндаж боевого охранения, а с обоих сторон моста – будки контрольно пропускных пунктов. В боевом охранении предусматривалось дежурство полуотделения под командованием сержанта. Подходы к мосту с запада минировались противотанковыми (30 шт.) и противопехотными (60 шт.) минами. Минные поля и сам опорный пункт прикрывались проволочными заграждениями в 2 ряда.

В полуротном опорном пункте два взводных опорных пункта размещались на восточном берегу по обе стороны от дороги. В блиндажах и дзотах размещались 5 ПТР, 2 станковых и 3 ручных пулемета, на открытой позиции устанавливались два ротных миномета и зенитный пулемет ДШК.

Ротный опорный пункт состоял из 3 взводных опорных пунктов, из которых один располагался на западном берегу в качестве предмостного укрепления. В центре позиции размещался большой четырехамбразурный дзот. Вооружение опорного пункта состояло из собственных средств стрелковой роты: 1 ДШК, 2 миномета, 4 станковых и 9 ручных пулеметов, 8 ПТР, а также приданных батареи противотанковых пушек с пулеметом ДШК, двух полковых орудий и двух полковых минометов.

Опорный пункт важнейшей точки состоял из двух ротных опорных пунктов и усиливался двумя дивизионными орудиями, батареей ПТО, батареей полковых минометов с тремя пулеметами ДШК.

В марте Главком удовлетворил просьбу Серпилина и заменил 3 корпусных артполка на 4 полка ПТО и 2 полка дивизионной артиллерии. Это позволило дополнительно разместить в каждом взводном опорном пункте по два ротных миномета, по 1 противотанковому орудию калибра 45 мм и по 1 пулемету ДШК, в каждом полуротном пункте появилось по 2 таких орудия, в ротном пункте добавились 2 дивизионных пушки или гаубицы. Такое артиллерийское усиление резко повысило боевую устойчивость взводного и полуротного опорных пунктов. Теперь они получили возможность активно бороться с авиацией, артиллерией и танками.

Охраняемые мосты минировались фугасными зарядами с электровзрывателими, управляемыми по проводам из дзотов.

Для связи в каждом взводном и полуротном опорном пункте имелась одна радиостанция типов 6ПК, РКР, РБ с дальностью действия 15-20 км. В ротном и двухротном пунктах находилось по две таких радиостанции. Батальонные командные пункты комплектовались двумя такими же радиостанциями и одной станцией 5АК или РСБ-Ф для связи с вышестоящими штабами. Все опорные пункты одного батальона поддерживали прямую связь со штабом батальона, а штабы батальонов – со штабами полков. Один батальон контролировал территорию размером примерно 30 на 30 километров, поэтому дальности действия передатчиков вполне хватало. Кроме того, от каждого опорного или командного пункта была проложена телефонная линия до ближайшего гражданского пункта телефонной связи. Телефонная связь использовалась как резервная.

Материальное снабжение гарнизонов опорных пунктов обеспечивалось полковыми и дивизионными хозяйственными службами. После ряда неизбежных сбоев в феврале – марте, и кропотливой работы штабов дивизий с хозяйственниками, в апреле снабжение было налажено и в дальнейшем работало без сбоев.

Одновременно со строительством оборонительных сооружений, личный состав корпуса осваивал новые виды вооружения, которые поступили в корпус в марте месяце в полном объеме, за исключением полковых зенитных орудий калибра 25 мм.

В последних числах апреля Серпилин лично объехал все полки корпуса, выборочно проинспектировав по одному опорному пункту в каждом батальоне, а его комдивы проверили все до единого опорные пункты. Особо проверялась организация связи и снабжения.

2 апреля комкор выпустил боевой приказ, в котором четко и ясно прописал порядок боевых действий гарнизонов опорных пунктов в обороне. Основанием для подрыва мостов был указан только приказ вышестоящего штаба, а при отсутствии связи – атака моста превосходящими силами противника. После подрыва моста гарнизон был обязан обороняться в опорном пункте, препятствуя противнику в попытках наведения переправ и ремонте моста. В приказе четко указывались основания для прекращения обороны и прорыва на соединение со своими войсками:

а) Приказ старшего командира.

При отсутствии связи:

б) израсходование более 90% боеприпасов;

в) потеря убитыми и ранеными более 30% состава;

г) окружение силами противника, численно превосходящими гарнизон более чем в 10 раз (батальон на обороняющийся взвод);

д) проведение противником артподготовки силами более чем 1 батарея дивизионной артиллерии (две батареи полковой артиллерии или полковых минометов) на 1 обороняющийся взвод.

Штабы полков должны были подготовить для каждого гарнизона маршруты отхода к основным силам. Кроме того, Серпилин установил через Брестский и Минский обкомы партии контакт с областными штабами партизанского движения. В случае невозможности соединения со своими частями, гарнизоны получили в запечатанных конвертах пароли и явки для отхода на партизанские базы.

30 апреля Серпилин доложил в штаб округа и лично Главкому Жукову о готовности корпуса к выполнению боевой задачи.

Брест. Крепость.

Играл духовой оркестр. Пахло еловой хвоей, бенгальскими огнями, гуталином, духами, сгоревшим порохом хлопушек и свежей выпечкой. В гарнизонном Доме Красной Армии праздновали Новый 1940-й год. Под бравурные звуки вальса по паркету кружились пары. Скользя по натертому паркету начищенными хромовыми сапогами, скрипя новенькими портупеями, вальсировали краскомы из 28-го стрелкового корпуса. Их дамы – супруги у женатых и приглашенные девушки у холостых, блистали заграничными платьями и модными туфельками. Все были счастливы.

За уходящий год Красная армия одержала блестящие победы. Освобождены из-под гнета капиталистов народы западной Украины и западной Белоруссии. Разгромлены на Халхин-Голе японские империалисты. Командиры Красной Армии законно этим гордились. Их жены красовались модными, купленными у местных польскими нарядами, косметикой и духами. Местные девушки, удостоившиеся приглашений на новогодний вечер, были счастливы от перспектив замужества с командирами победоносной армии, которых про себя по старинке называли офицерами.

Хотя, были и основания для беспокойства. Шепотом рассказывали о больших потерях Красной Армии в Финляндии. Ходили слухи о том, что все воинские части из Бреста вскоре будут выведены и расквартированы по деревням, а то и в чистом поле. Последний слух сильно не нравился командирским женам. Да и командирам переселяться из крупного города в избы не хотелось. В Бресте все части размещались в благоустроенных казармах еще царской армии, а командиры и вовсе квартировали в городе в частном секторе.

Только штабники дивизий и корпуса знали, что насчет передислокации – это вовсе не слухи. Всю предновогоднюю декаду штабы трудились в поте лица, проводя рекогносцировки на местности. Командир корпуса Серпилин, открывая торжественную часть новогоднего вечера, много говорил о повышении выучки и боеготовности, о воспитании личного состава в духе верности делу Ленина – Сталина, но не сказал ничего конкретного. Однако, высший комсостав корпуса знал, что подготовлен приказ о передислокации всех подразделений корпуса, и этот приказ будет доведен до личного состава послезавтра – 2-го января 1940 года.

Капитан Гаврилов, невысокий темноволосый крепыш, командир 2-го батальона 216 стрелкового полка 42 стрелковой дивизии лихо кружил свою дражайшую половину – Юлечку в вихре венского вальса. Дети – Кирюша и Лиза остались дома под присмотром квартирной хозяйки пани Эльжбеты. Гаврилов ничего не знал о предстоящих переменах, и беззаботно отдавался празднику. Тридцатилетний капитан и после семи лет законного брака все также обожал свою красавицу жену. Все неотложные дела по размещению личного состава, налаживанию быта и организации учебы подразделений за три месяца, прошедшие после завершения освободительного похода, уже были выполнены. Юлечка тоже была на седьмом небе. Впервые она блистала в столь высоком собрании – на праздник в Дом Красной Армии, занимавший здание бывшего дворянского собрания, были допущены командиры, начиная с замкомбата и в небольшом количестве лучшие из ротных. Купленное на рынке приталенное крепдешиновое платье обвивало стройную фигурку Юли, не потерявшую форму после двух родов.

В буфете ДКА командиры угощали своих дам дефицитным новосветским шампанским и бутербродами с черной икрой. Праздник удался. Но, в 24-00 вечер закончился. Из буфета командиры 2-го батальона сговорились пойти продолжать праздник на квартиру к комроты-2 Галицкому. Он был холост и снимал две комнаты с отдельным входом в частном дома. Там вместе с женами и подругами «гудели» до четырех часов. Усугубили шампанское армянским коньяком. Домой Ивану Васильевичу Гаврилову помогала идти его верная жена.

Первого января отсыпались все, кроме дежурных по подразделениям и караулов. Командиры, собравшись после обеда в расположении, снова приняли на грудь для поправки здоровья. День прошел в вялой полудреме. Утром второго Гаврилова разбудил посыльный из штаба полка с указанием явиться в 10-00. Голова все еще побаливала, но после стакана рассола и тарелки наваристого борща все наладилось. В штаб комбат явился вполне боеспособным. Там уже собрались все комбаты и большая часть ротных. Ротных из его батальона не вызвали. Это настораживало. Появившийся в сопровождении начштаба и замполита, комполка майор Матушкин, зачитал приказ, поступивший из дивизии. Все разъяснилось.

Все части и подразделения дивизии выводились из Бреста и рассредоточивались повзводно по опорным пунктам, которые еще надлежало построить. Больше всех повезло батальону Гаврилова – он оставался в крепости, где и должен был подготовить оборону. Повезло также первому батальону. Его взводы распределялись по внешним фортам крепости, где имелись готовые казармы и укрепления. Третий батальон рассредоточивался вообще в чистое поле и должен был строить опорные пункты у мостов через реки. Подразделения батальона боевой поддержки распределялись по всем опорным пунктам.

На вопрос комбата-3 Шагиняна:

– За что же Гаврилову такая малина? – комполка ответил:

– Личное распоряжение комкора. 2-ой батальон отличился при штурме форта Берг*, вот комкор его и выделил. А первый батальон у нас лучший по боевой и политической подготовке. Все ясно?

Историю с фортом Берг помнили все. Когда 28-й корпус, тогда еще под командованием генерала Попова, принял окрестности Бреста у немцев, оказалось, что в форту засели поляки, числом около роты. Немцы их оттуда выбить так и не смогли. К полякам послали парламентера и предложили сдаться. Те отказались. На них двинули батальон из соседнего полка при поддержке роты бронеавтомобилей. Два автомобиля поляки зажгли из бронебоек и пулеметами отбили наступавший батальон. Наши подтянули полковые средства. На следующий день долго лупили по форту из полковых пушек и минометов. Однако, упорные поляки опять отбили батальон, нанеся ему потери. Решили подтянуть к форту дивизионный артполк. Полдня долбили форт дивизионными пушками, гаубицами и минометами. Казалось – сровняли с землей. Но, когда батальон пошел в атаку, поляки подпустили пехоту вплотную ко рву и снова уложили наступавших на землю. Потери на этот раз были серьезными.

На следующий день по форту работала уже корпусная артиллерия. Разгневанное начальство отвело в тыл потрепанный батальон, вместо него послали батальон Гаврилова. После мощного артобстрела Иван лично повел своих бойцов в атаку. Наступали короткими перебежками от воронки к воронке, благо все поля вокруг форта были ими усеяны. Казалось, после обстрела корпусными шестидюймовками, в форту не могло остаться ничего живого, однако на подходе ко рву, бойцов снова встретили меткие очереди неподавленных польских пулеметов. Комбат скомандовал отход.

На следующее утро поляки выбросили белый флаг. Батальон занял форт без выстрела. В глубоких казематах обнаружили полсотни убитых и около трех десятков раненых поляков, остальные сумели ночью просочиться мимо выставленных караулов и незамеченными уйти. Об этом Иван доложил командованию. Полк так и доложил в дивизию, а те – в корпус: форт захвачен, взяты пленные. Вроде бы, не погрешили против истины. Все довольны. Гаврилова отметили в приказе по корпусу. Вот что значит оказаться в нужное время в нужном месте.

Осмотрев форт, Иван убедился, что казематы выдержали массированный обстрел корпусной артиллерии. Все потери поляки понесли от прямых попаданий снарядов, пуль и осколков в амбразуры. Броневые заслонки из амбразур были давным-давно демонтированы.

Весь остаток дня Гаврилов просидел в штабе батальона с заместителем и начальником штаба над планом крепости, продумывая задачи ротам. Опыт штурма форта Берг показывал, что в крепости можно было вполне успешно обороняться. Крепость Бреста** состояла из Цитадели*** и трех окружающих ее укреплений. Поэтому с размещением рот вопросов не возникало: по одной стрелковой роте в каждом укреплении, штаб и командный пункт в Цитадели. Вооружение пулеметной и минометной рот распределялось между тремя укреплениями примерно поровну.