Kitobni o'qish: «Возвращение в Мальпасо»

Возвращение в Мальпасо

1

В два часа пополудни 14 июля 2015 года время пошло назад.

Не все, конечно же. Мое время. Я болтался по второму этажу дома, теребя смартфон: ожидал СМС от Маринки. Дипломы защитили пять дней назад, и я, и Маринка, и всю неделю мы провели в веселой беготне по городу, удовлетворенные и счастливые. А сегодня она засобиралась в Киров – на родину, до конца лета, и мы условились, что встретимся днем и все обсудим. Но уже два, а от нее – ничего. И трубки не брала.

Снизу доносился басовитый голос бати, он что-то орал в телефон.

Я еще раз набрал Соломатину. Теперь вне зоны. Чудненько. Поплелся вниз. Там батя по-прежнему кричал в телефон сквозь смех на кого-то из управляющих:

– Михалыч, это в стране у нас – демократия, а у меня – тирания. Забыл? Что за самодеятельность?

А я ждал, когда он закончит разгон Олега Михайловича, чтобы снова начать капать ему на мозги по поводу своего трудоустройства.

Батя, как обычно улыбался в бороду и смотрел хитро так, с прищуром, не отрываясь:

– Помнишь то лето? Восемь лет прошло…

Пришлось отвечать:

– И что с того? Ну, помню… Папа, чего ты хочешь?

Когда-то давно, лет в восемь, я, взяв листок бумаги и ручку, начал писать историю о нашей собаке Лизке и ее приключениях, а написав, показал родителям. Они похвалили меня, но я и сам, как сейчас помню, был очень счастлив, что завершил задуманное и тут же нашел читателей. Эйфория! Восторг совсем маленького еще человека. Мурашки по всему телу.

– Что значит – я хочу? Это ты, брат, хочешь вроде… Ты же мне все уши пропел про салон на Волоколамке…

Все так. Я пропел. Все уши. Две недели назад я защитил диплом и теперь, свободный и готовый к трудоустройству, пытался выбить у бати место менеджера в одном из его дилерских салонов «Ауди». Он же упирался всеми конечностями по не очень ясным мне причинам. Две недели упирался. Даже больше, учитывая то, что я начал переговоры чуть раньше защиты дипломной работы. А теперь вроде лед тронулся…

– Что, возьмешь к себе?

– Да. Только есть условие.

– Какое?

– Сделай мне подарок. Напиши рассказ про то лето. Помнишь его?

Правильнее было бы промолчать. Или сказать – нет. Но я помнил, очень хорошо помнил то лето.

– Ты за кого меня принимаешь? – улыбнулся я. – Я ведь не совсем Максим Горький…

– Знаю. Потому и прошу. У тебя хорошо получалось.

– В начальной школе!

– И что с того? Давай короче. Полтора месяца у тебя – до конца августа. Сделаешь – возьму замом к Гене.

Я притих на минутку. Гена, или Геннадий Андреевич, был управляющим дилерского центра, и такое назначение – прыжок ступенек на пять.

– Хорошо, – согласился я. – Давай попробуем.

– Договорились, – улыбнулся папа, протягивая мне свою большую ладонь.

Я молча пожал ее. И поплелся наверх.

2

Соломатина перезвонила только через час. Защебетала:

– Юрик! Прости, зай, не успеваю, похоже. Самолет через три часа. Забегалась. Подарки, то-се… Через пару недель вернусь. И сразу к тебе! Ладно, зай?

– Не называй меня так, – я улыбнулся. На нее невозможно было сердиться.

– Как? – засмеялась она. – Юрик? А как можно? Юрий Юрьевич? Монсеньер? Масса?

– Юрий Юрьевич – нормально, – продолжал улыбаться я. – Масса – тоже. А вот зая – как-то не очень…

Я очень живо представил себе, как она сейчас хмурит лобик и улыбается, немножко кривя красивые полные губы.

– Заметано. Что делать будешь? С батей поговорил?

– Да…

– И как?

– Есть одно но.

– Какое это?

– А вот вернешься – и расскажу. Он тот еще хитрец…

– Ну Юрка…

Морщинки на лбу. Наверняка. И губы – в бантик.

– Что – Юрка? За день даже часика мне не выделила…

– Ой, ой, ой… – запищала она. – Бедненький, типа извелся весь, да?

– Да, – ответил я честно. И опять улыбнулся возникшей паузе. Получилось-таки чуть приостановить словесный поток.

– Кто сейчас мэр Кирова? – раздалось на том конце, и я поперхнулся от неожиданности.

Как-то одним занятным вечерком на заре нашего знакомства я прихвастнул своим интересным талантом. Дело в том, что я с детства отличался очень хорошей памятью: информация цеплялась и липла ко мне и в нужный момент с легкостью выходила обратно. Из совершенно разных, на первый взгляд, не связанных между собой сфер. Маринка тогда нахмурила лобик и, раздвинув совершенные губы в недоверчивой ухмылке, сказала:

– Ну, окей, назови мне тогда первый альбом Тупака.

Когда-то она сильно увлекалась рэпом. А я был к нему совершенно равнодушен. Но есть один нюанс. Пару лет назад в веселой компании я смотрел некий американский фильм, и в нем играл как раз Тупак Шакур. Меня заинтересовал этот парень, который, как оказалось, не был профессиональным актером. Позже я прочитал биографию музыканта на одном из интернет-ресурсов. И обратил внимание на название его первого альбома. Оно показалось мне интересным.

– 2Pacalypse Now, – невозмутимо произнес я.

Ухмылка исчезла. Губки сомкнулись, образовав красивый алый бант.

– Окей, – так же невозмутимо отозвалась Соломатина. – Как зовут солистку Portishead?

Видимо, когда-то увлекалась и электроникой. Смешно говорить, но мне никогда не нравился британский трип-хоп и электронная музыка. Но зато я обожал одних питерских рокеров, солист которых как-то на концерте спел акустический кавер на песню этих странных британцев, и, придя домой после концерта, я, естественно, влез в Сеть и прочитал их историю. И кое-что носил с собой до сих пор.

– Гиббонс, – ответил я. – Бет Гиббонс.

Края алого бантика чуть опустились вниз. Морщинки на лбу прикрыла прядь каштановых волос, выбившаяся из скромного хвостика.

– Столица Удмуртии? – спросила Маринка уже без ухмылок.

– Ижевск, радость моя… – ответил я, улыбаясь, а моя собеседница, вскочив с дивана, заверещала, убирая выбившуюся прядь:

– Юрка, ты вундеркинд, что ли?

– Соломатина! – фамильярно завопил я в ответ. – Ты серьезно? Если человек знает столицу Удмуртии, значит, он вундеркинд?

– Но ты же москвич… – отвечала она.

– И что?

– Как москвич может знать столицу Удмуртии?

Я засмеялся тогда, хотя до сих пор и не понял, шутка это была или нет. У Маринки очень хорошее чувство юмора, но иногда она заявляет такие вещи, что не разберешь, шутка это, доля шутки или абсолютно серьезная сентенция. Бывало.

Немного позже, выпив чаю с мятой, Маринка предложила мне игру. Сказала, зачерпывая ложкой липовый мед:

– Давай раз в день неожиданно – вопрос. Отвечаешь правильно – твое желание. Неправильно – мое.

– Давай! – согласился я, уже зная, каким будет мое первое желание. И, собственно, второе тоже.

И вот теперь – мэр Кирова. Я не знал его. Пришлось отшутиться:

– Наверняка какой-нибудь единоросс…

Связь была не очень хорошей. Некоторые слова тонули в булькающих звуках. Маринка меня не расслышала.

– Единорог? – переспросила она. – Ты считаешь нашего городского главу мифическим животным?

– Нет, милая, – ответил я, едва сдерживая хохот. – Что-то мифическое есть в губернаторе вашей области. Партийная принадлежность… Взяток не берет… Миф. А городской глава – какой-нибудь член «Единой России». Фамилию я тебе сказать не готов. Если, конечно, не отпустишь меня на секундочку к Интернету…

– Не-а. Это – против правил.

– Тогда твое очко.

– И желание.

– И желание, – повторил я за ней.

– Когда вернусь…

– Так возвращайся скорее!

– Целую, зай!

– Не называй меня… – начал было я, но она уже отключилась.

Я, постояв секундочку у окна, кинул смартфон на журнальный столик и, включив ноутбук, влез в Сеть. Ну конечно. Быков Владимир Васильевич. Генерал-майор. Единоросс.

Я посидел минутку, соображая, что же делать дальше, и, не выдумав ничего хорошего, пошел вниз – варить себе кофе. Выпил. Открыл ноутбук. И начал писать.

3

Летом 2007-го папин отпуск и часть моих каникул мы запланировали провести в Карелии. Игорь Васильевич, папин друг, пригласил нас в охотничье хозяйство, которым управлял его родственник, обещая хорошую рыбалку, охоту и грибы. К рыбалке и охоте я был равнодушен, а вот погулять по лесу в поисках грибов любил. К тому же мне очень нравилась Ленка, дочка дяди Игоря, веселая и озорная девчонка: с ней никогда не было скучно. Вечно что-то придумывала. Я с радостью согласился на поездку. Мама хотела составить нам компанию, но потом передумала. Папа же в то время только начинал свои бизнес-проекты, потихоньку выбираясь из сетей государственной службы, и его основной интерес в путешествии состоял, конечно, вовсе не в охоте и рыбалке, а в компании Игоря Васильевича, в отсутствии мамы и, собственно, в том, что это за собой влекло. Говоря проще, папа немного выпивал, а такие отпуска на все сто использовал именно для этого увлекательного, но не всегда созидательного процесса. Хотя это, наверное, вопрос объема. Дядя Игорь полностью разделял папины интересы.

Чтобы сразу взять быка за рога, они решили отправиться в путешествие на поезде. Хотя, как я помню, официальная версия выбора этого вида транспорта звучала так: пусть детки посмотрят, что такое поезд, не ездили, мол, никогда. Маршрут составили такой: на ночном экспрессе до Питера, затем с Московского вокзала на Ладожский, откуда днем уходил состав на Костомукшу. В Сортавале мы слезем часов в восемь вечера, а там уже нас встретит Сергей, родственник Игоря, и отвезет на место.

Почему я это все как сейчас помню? Ну, во-первых, меня сделали ответственным за выработку маршрута, а во-вторых, как уже говорилось, на память я не жалуюсь. Было мне тогда двенадцать, как и Ленке, но я, маленький и худой, выглядел на десять, а Ленка – наоборот, немного старше своих лет.

Около половины двенадцатого ночи 28 июля мы с батей выгрузились из такси и, зайдя внутрь Ленинградского вокзала, стали пробираться к перронам.

Игорь Васильевич и Ленка ждали нас под расписанием на выходе из вокзала. Я, подбежав к ним, буркнул дяде Игорю «здрасьте» и, улыбнувшись во все коренные, крикнул Ленке:

– Привет!

– Привет, – ответила она, позевывая, и моему папе: – Здравствуйте, дядя Юра.

– Привет, Лен. – Папа сунул руку Игорю для приветствия.

– У нас первый путь, – сказал тот, пожимая руку папе.

– Отлично. Пошли тогда? Загрузимся поскорее…

Четвертый вагон «Красной стрелы» встретил нас непроницаемым лицом проводницы, и мы, быстро проскочив мимо нее, загрузились в свое купе. Мужики оперативно распихали рюкзаки, застелили себе нижние полки и ретировались в вагон-ресторан, предложив нам посмотреть какой-нибудь фильм на планшете или лечь спать. Ленка выбрала второе, я же влез в ее гаджет и уткнулся в третью часть «Пиратов Карибского моря». Ресторан был в соседнем – пятом вагоне, думаю, совсем не случайно: билетами занимался мой папа.

Перед тем как задвинуть дверь, батя, хмуро посмотрел на меня, тихо пробасил:

– Юрий Юрьевич! Слышь, давай без фокусов. Из купе не выходить. Никому не открывать. Понял?

– Да, – ответил я. И он скрылся за лакированной светло-коричневой дверью.

Фокусы… Фокусами батя называл пробелы в дисциплине. Водился за мной грешок: мог свинтить куда-нибудь с дружками, вляпаться в историю, а потом родители носились по Москве. Поседевшие. В мыле. Трижды после разного сорта историй оказывался в милиции. Даже на учет там какой-то поставили. Как будто липло ко мне.

Ленка, скинув адиковские кроссы, переоделась и влезла на вторую полку, я же остался за столом внизу, с планшетом и бутылкой американской газировки. В половине второго ночи меня разморило – я нажал на паузу и влез на свою полку, скинув кеды, джинсы и футболку. И мгновенно заснул.

Мужики явились около трех. Сквозь сон я услышал звук открывающейся двери и их пьяненькое ворчание по поводу темноты. Но включать свет не стали – улеглись, и уже через пять минут тишину купе разрезал храп дяди Игоря. Папа спал бесшумно. И я снова провалился в сон.

4

Прибывали в восемь сорок. Заверещал мой будильник в простеньком телефоне Nokia. Ленка вскочила сразу, а тела внизу даже не пошевельнулись. Я быстренько смотался в туалет и приступил к побудке. В принципе, обошлось без проблем. Дядя Игорь сел на кровати после третьей моей попытки: глаза красные, щеки тоже. Мой же предок оставался лежать в постели, бормоча что-то вроде:

– Пиво… Холодное пиво… Ты можешь меня спасти… Найди, сынок… Принеси… Открой… Налей… Почему ты сидишь? Почему ничего не делаешь? Делай хоть что-нибудь… Не сиди сиднем.

Пограничное состояние между опьянением и трезвостью – похмельные утренние часы – очень сильно меняло этих двоих. Батя становился разговорчив до неприличия: нес всякую чушь, сыпал странными цитатами, читал стихи, хотя обычно из него не вытащить и слова, а Игорь, наоборот, молчал, отвечал односложно и хмуро, хотя он был тем еще болтуном.

– Дядя Юра, вставайте, – нахмурилась Ленка, – приедем через двадцать минут.

– Вот когда приедем, тогда и встану, – бурчал батя. – Готовьте паланкин – понесете меня до Ладожского вокзала. Я не в состоянии передвигаться. Под землю спускаться не буду. Никаких копий Мории. Тем более в этих болотах. Скажи «друг» и входи. Ни фига подобного. Звоните велорикшам. Делайте хоть что-нибудь! Не сидите сиднем!

Игорь молча вышел в коридор, направившись, видимо, в санузел. Я, подняв с пола папины джинсы, положил их на кровать и предложил бате последовать примеру дяди Игоря.

– Веселая, по ходу, у нас будет рыбалка… – пробормотала Ленка, а папа, отвернувшись к стенке, пробасил:

– Но-но-но, молодежь. Не киснуть. Сейчас папа встанет и все разрулит. Веришь? Посплю десять минуток, а потом встану и все разрулю. Веришь? То-то.

Через полчаса кое-как выгрузились на перрон и, взяв такси, желто-зеленую «шкоду», поехали на Ладожский вокзал.

Таксист Николай Степанович, веселый и говорливый дядька, почти крича, убеждал нас не ехать ни в какую Сортавалу: далеко, мол, и непонятно зачем. Предлагал остаться в Питере.

– Восемь дней, мужики! – орал он, глядя на дядю Игоря в зеркало заднего вида. Батя же, уютно устроившись на переднем сиденье, отвечал со свойственной ему похмельной витиеватостью:

– И что вы предлагаете, любезнейший? Провести бесценное время в музеях? Или в Кунсткамере? Глазея на проспиртованных монстров? Я лучше буду любоваться на этого чудика… – он мотнул головой в сторону Игоря. – Та же фигня, только спирт не снаружи, а внутри… Нам обещали таких щук, о которых вы даже и не слыхивали, mon cher…

– Это я не слыхивал?! – продолжал горланить таксист. – Я не слыхивал? Да я таких щук вытаскивал, что вы даже и не представляете, что есть такие щуки…

– Где это? – продолжал язвить батя. – В Лебяжьей канавке? Или в Черной речке? Не смешите нас, уважаемый…

Говорящее фоном радио тем временем сообщало городские новости: штормовое предупреждение – ветер 24 метра в секунду, у Финляндского вокзала угнана инкассаторская машина «ОблГазБанка», общественные слушанья по поводу строительства небоскреба на месте бывшей шведской крепости сорваны хулиганами. Затем Николай Басков запел о какой-то не очень-то гигиеничной форме взаимодействия со своей подружкой.

– Юрка, – спросила меня Ленка, – а когда Юрий Валентинович успокоится?

– Когда выпьет, – ответил я. – Поезд у нас в два. Судя по всему, они сейчас на вокзале или где-нибудь рядышком сядут в кафешке. Ну вот. Выпьет пива кружки три…

– Ха, – зашептала Ленка в ответ. – Тогда мой раздухарится…

Я искоса взглянул на дядю Игоря, который дремал между нами, и предложил:

– А давай удерем тогда.

– Куда? – Ленка посмотрела на меня с испугом. – Куда удерем?

– К Мишке. У меня здесь друг живет – Мишка Коршунов, вот его номер. – Я сунул ей в лицо свой телефон. – Он меня приглашал много раз уже. У меня и адрес его записан, сейчас найду…

– А как же рыбалка? – лицо Ленки разрумянилось, глазки заблестели: страх уступил место любопытству.

– Успеем. Они сядут в кафешке, а мы отпросимся в магазин. Поедем к Мишке, а к поезду вернемся. До него еще пять часов. Успеем. Должны успеть!

Ленка задумалась.

Прибыли на вокзал. Николай Степанович подвез нас к самому входу, и, расплатившись, мы выбрались из машины. Крики «Я буду руки твои целовать» исчезли вместе с уехавшим такси. Грязно-серые коробки торговых центров почти со всех сторон окружали станцию метро и небольшое здание вокзала. Я с удивлением смотрел на эти архитектурные изыски, вспоминая площадь трех вокзалов в Москве. Но оглядывался недолго: наша компания быстро отправилась в путь. Мужики очень спешили.

Сели в кафешке, справа от залов ожидания. Обстановка спартанская: пластмассовые столы, одноразовая посуда, самообслуживание. Отцы сгрудились вокруг витрины, за которой нервно улыбалась средних лет дама с каштановыми кудряшками и ярким макияжем. Мы же, усевшись за столик, продолжали обсуждать план побега.

– И чего? – продолжала допрос Ленка. – Где живет твой Мишка? Далеко отсюда? Как ехать?

– Я сейчас пойду в туалет и позвоню ему оттуда. Адрес его я стер, похоже… – я кивнул на свой старенький телефончик. – Не знаю, как так вышло… Но я помню, что-то с камышами связано… Улица то ли Камышовая, то ли Камышинская… Дом 20, квартира 49. Глянь в планшете. Интернет есть?

– Ага! Медленный только. Ну и память у тебя! – улыбнулась она.

Подошли отцы с разливным «Хайнекеном» и чипсами и уселись рядом с нами. Батя бормотал:

– Ну что за фигня? Что такое? Игорь Владимирович? Ну разве так можно?

– Ты о чем? – дядя Игорь заговорил, причем в первый раз на моей памяти за этот день.

– Здесь не разливают «Францисканер»… Ну разве так можно?

– Да уж, – угрюмо отвечал дядя Игорь, – это не дело.

И отхлебнул пива. Мой тоже потянулся за кружкой. Я отправился искать туалет, а Ленка пошла к прилавку изучать ассортимент: похоже, она проголодалась. Выйдя из уборной, я набрал номер Мишки Коршунова, моего школьного друга, который год назад после нового назначения его мамы переехал в Петербург. Телефон Мишки оказался вне зоны доступа, и я, побродив по вокзалу минут десять, набрал его еще раз – с тем же результатом. Понурившись, поплелся обратно в кафе. У отцов появилось обновленное пиво, а Ленка уплетала сэндвич, запивая его чаем.

Кафе понемногу заполнялось. За столиком напротив расположилась девушка лет двадцати с чашкой капучино и книжкой Гессе. Ее большая красно-синяя спортивная сумка до неприличия сузила проход между столами. Справа от нас столик заняли два молодых парня в форме морских офицеров. Багажа мало. На столе водочка. Видимо, короткая командировка. Появился и официант: рыжий парень в темно-зеленой футболке с надписью «Молодежь за права человека».

Я сел на свое место. Времени было – девять тридцать. Игорь что-то выяснял у официанта, смеясь и чуть щурясь от пробивающегося в окно солнца. Вторая кружка пива привела его в надлежащий вид: болезненная краснота уходила с лица, а красноречие, наоборот, возвращалось. Папа же орал в телефон, по-видимому, на прораба Антона Олеговича Янина: его бригада отвечала за ремонт в нашей квартире. А потом пришлось все переделывать.

– Ну что, Антошка, – кричал отец, грызя чипсинку, – сыграешь мне на гармошке? В зале суда? Как же ты сделал электрику! Любо-дорого! Тот, кто переделывал этот бардак, сказал, что не видел такого лет пятьдесят! А ему всего-то чуть за сорок… Представляешь? Руки у тебя – золото! Из платиновой твоей попы их вырвать по одной…

На том конце, видимо, прервали батин поток: он притих на минутку, и я услышал, что Игорь Васильевич говорит официанту:

– Ты не думай, что я не за права человека… Очень даже за… Только у тебя это выбито снаружи – на футболке, а у меня внутри – на сердце… Я вообще, может быть, омбудсмен в душе. Омбудсмен по правам официантов. Твои права, кстати, никто не нарушает?

– Да вроде нет пока, – улыбался парень.

– Только вот в категорию «молодежь» меня, наверное, уже не запишешь…

– А сколько вам?

– А фиг его знает. Юра, сколько мне? – Игорь серьезно посмотрел на моего батю. Тот, оторвав ухо от телефона, ответил сухо:

– Столько же, сколько и мне.

– Я знаю, – серьезно объяснил Игорь, – потому и спрашиваю…

– Тридцать семь, – отрезал папа и продолжил кричать в трубку: – Слушай! Ты чего мне вообще звонишь? Я в отпуск уехал – ты меня и здесь достал… Видел я твою бригаду, про них мне можешь не рассказывать. Это не рабочие, а мастера словесного жанра. Им надо на эстраду – к Задорнову, выступать, успех будет… А ремонты им делать нельзя… Никаких ремонтов…

Официант, принеся морякам салатики, вернулся к нашему столику и заявил дяде Игорю:

– Ну, тридцать семь – это еще молодежь. Тем более, по-моему, вы выглядите явно моложе.

А Игорь Васильевич после двух кружек пива действительно похорошел, залоснился; сидел, обласканный солнышком и вниманием, улыбаясь своей металлокерамикой. Мой же предок раскраснелся, заморщинился. Договорив с прорабом, решил переключиться на моряков.

– Ну что, Синдбады, – спросил он, повернувшись к ним, – разрешите угостить вас? Вы-то куда? В Мурманск? В Берингов пролив? В море Лаптевых?

Ленка, чуть наклонившись ко мне, прошептала (хотя могла не переживать, в этом гвалте ее вряд ли бы услышали):

– Юрка, пора сваливать!

– У Мишки телефон выключен… – угрюмо отвечал я.

– Я посмотрела эти адреса: Камышовая – черт-те где, на другом конце города. А Камышинская – здесь, рядом, тридцать минут на трамвае. И маленько пешком. Давай мотанемся?

– Конечно! Ну а нет его – быстро назад. Папа-а-а, – завыл я жалобно, – па-а-ап…

Он оторвался от моряков и посмотрел на меня с немым вопросом.

– Здесь, у вокзала, торговый центр. Видел серое такое здание? Похожее на замок Кощея? Видел?

– Предположим.

– Там киношка, Гарри Поттер новый вышел, мы с Ленкой сходим, а? Орден Феникса! На пару часов, а? Поезд все равно в два только…

– Я-то не против… Но, помня твои выходки…

Тут моряки снова отвлекли его внимание, подняв рюмки за училище имени Фрунзе. Батя заорал:

– У меня дед – выпускник Фрунзе! Вы просто не имеете право пить за это без меня! Выпуск сорок шестого. Вы что, охренели…

– Па-а-ап… – продолжал я ныть.

Он молча протянул мне пятисотрублевую купюру и пересел к морякам. Я кивнул Ленке в сторону выхода, и мы побежали на улицу.

У остановки я спросил Ленку о маршруте. На день рождения в мае родители подарили ей крутейшую штуковину – интернет-планшетник Nokia 770, и благодаря ему Ленка всегда могла получить информацию из Интернета. Она сунула мне под нос это чудо техники – и я сам для проверки вбил интересующие нас точки маршрута на страничке поисковика. Ничего сложного: на 64-м трамвае до улицы Ковалевской – 28 минут, затем 750 метров пешком до Камышинской. А там уже и дом Мишки. Легкотня.

– Легкотня, – озвучил я Лене свои мысли.

– Ну да вроде, – согласилась она.

И через пять минут мы успешно погрузились в трамвай.