Kitobni o'qish: «Ворошиловский стрелок»

Срочно куплю винтовку с оптическим прицелом, в рабочем состоянии, с патронами.

Газетное объявление 1995 года

Была среда.

Вернее, она уже заканчивалась, наступил вечер, какой-то странный вечер, когда летний дневной зной начал постепенно остывать и белый свет выжженного неба незаметно превратился в зеленоватые сумерки. Такие вечера за лето случаются не часто, но бывают. Вроде бы должен пойти дождь, но его не было, вроде бы уже должно потянуть ночной прохладой, но и она запаздывала. Метеостанции уклонялись от прямых предсказаний погоды, что-то бормотали про циклоны и антициклоны, медики предупреждали о недомоганиях, будто не знали, что недомогания случаются во всякую погоду и в любое время года, гороскопы обещали повышенную возбудимость, нервную неуравновешенность, скандалы с близкими людьми, но утешали тем, что этот день и предстоящая ночь чрезвычайно благоприятны для завязывания новых знакомств, любовных утех, и даже утверждали, что партнеры могут проявить себя с самой неожиданной, но чрезвычайно привлекательной стороны.

И еще – было полнолуние.

Чреватое время.

Маньяки, вооружившись капроновыми шпагатами, ножами, газовыми баллончиками, уходили в ночь за добычей, психи бесновались в зарешеченных палатах, стареющие женщины легко и охотно впадали в бытовую истерику, не дождавшись телефонных звонков, цветов и шампанского. А стареющие мужчины бездумно и безутешно покупали водку самого сомнительного пошиба, потрясенные тем, что юные, длинноногие существа уступали им места в троллейбусах, называли папашами, а то и в упор, просто в упор не видели.

Да, какая-то легкая, но вполне уловимая взвинченность ощущалась в зеленоватом вечернем воздухе, а когда на ясном еще небе появилась круглая, вызывающе желтая луна и медленно поднималась над городом, из полупрозрачной, невесомой превращалась в морщинистую каменную планету, наливаясь тяжестью и силой, нервозность на улицах сделалась еще более заметной.

Впрочем, далеко не все ощущали на себе эту предсказанную колдунами возбудимость. На некоторых ни жара, ни луна, ни желтовато-зеленые сумерки не действовали совершенно. А если как-то и влияли, то только в лучшую сторону. Но таких людей все радует, и всегда им хорошо – и в осенние дожди, и в зимний снегопад, и в весеннюю слякотную, ветреную погоду.

Вот и Катя, да, ее звали Катя, Катя Афонина, в этот вечер ощущала легкость и хороший такой, устойчивый душевный подъем. Так примерно чувствуют себя люди, которые вдруг получили то, на что и не надеялись, но о чем постоянно думали. О чем в наше время думают без всякой надежды на получение? Конечно, деньги. Контора, в которой Катя служила секретаршей, нежданно-негаданно разбогатела – пришло денежное перечисление от другой, такой же убогой конторы. И всем сотрудникам вручили зарплату, что бывало нечасто, но всегда вызывало у сотрудников возбужденный и какой-то нездоровый восторг, будто в самом деле с неба свалился на них мешок с деньгами. Да, эта история случилась в те времена, когда вовремя выданная зарплата становилась чрезвычайным происшествием, обсуждалась долго и подробно.

Еще утром о зарплате не было ничего известно, еще в обед начальство суеверно таилось и загадочно улыбалось, боясь поверить в случившееся, и лишь когда кассирша, суховатая, шустрая, с быстрыми глазками, проболталась, что идет в банк, что был звонок, что ведомости подписаны…

Только тогда поверили.

Впрочем, нет. И тогда еще не решались обрадоваться, сидели за своими столами, затаившись и примолкнув, будто в ожидании несчастья. Что делать, бывают случаи, когда и в радости, и в горе люди ведут себя одинаково. Всплакнуть могут, в нервный смех удариться, свалиться в блуд или в пьянство… Бывает.

В общем, выдали зарплату, выдали все-таки.

Сбежав по ступенькам на тротуар, Катя оглянулась на окна своей конторы, кому-то махнула рукой, чему-то рассмеялась и зашагала в сторону дома, помахивая пока еще пустой сумкой на длинном ремне. Глядя на человека с такой походкой, легкой, свободной, широкой, наверняка можно сказать, что он что-то напевает себе под нос, что-то проговаривает, с кем-то уже мысленно встречается. Короткая прическа, светлые джинсы, голубая рубашка мужского покроя, подкатанные рукава, опять же эта кожаная сумка, которая на ремне то улетала вперед на два шага, то, отстав, снова как бы догоняла хозяйку, все это делало Катю заметной в сумрачной, озабоченной, куда-то несущейся толпе. Редкие люди, сохранившие еще в себе способность что-то замечать вокруг, провожали Катю взглядами, в которых, присмотревшись, можно было заметить и немного восторга, и озадаченности, да чего уж там, и пришибленность была во взглядах прохожих. Дескать, и такие вот девушки на белом свете есть, да не про нашу, дескать, честь…

С наступлением сумерек вспыхнули, засветились изнутри киоски. И заморские бутылки с разноцветным зельем засверкали, заискрились на витринах новогодними лампочками, обещая счастье, встречи, неописуемые наслаждения. Но опытные люди прекрасно понимали, что голова от этих сверкающих напитков болит ничуть не меньше, чем от самого крутого самогона, а то и посильнее, потому что самогон все-таки лучше, чище, безопаснее, чем эти обманки. Но об этом помнили только знающие, чего они хотят от каждой бутылки, а многим же нужно было не само зелье, не хмель, гасящий будничную униженность, а эти вот золоченые нашлепки и напитки каких-то несъедобных цветов – синие, зеленые, желтые, красные. Действительно, новогодние лампочки. И такие же обманчивые.

По мере приближения к дому Катина сумка наполнялась сосисками, пельменями, хлебом. Луна, совсем недавно висевшая над городом легким воздушным шариком, постепенно сжималась, становилась меньше, но ярче и тяжелее. И чем выше поднималась, тем охотнее заглядывала на каждую улицу. А когда набрала зловещую свою полную силу, Катя уже успела войти в свой двор, и, хотя сумка потяжелела еще на два пакета кефира, походка ее оставалась такой же легкой, как бы припевающей.

Катя последнее время жила с дедом, с Иваном Федоровичем Афониным, так его звали. Родители ее, потеряв всякое ощущение времени и пространства, носились челноками между Китаем и Арабскими Эмиратами, таскали на себе неподъемные мешки со всевозможным барахлом. Похоже, они чувствовали себя в равной степени и счастливыми от неожиданно свалившейся свободы, и глубоко несчастными от бесконечных хлопот, переездов, перепродаж. Но вокруг носились по белу свету тысячи таких же челноков, и это давало им ощущение правоты, уверенности в том, что все стоящие люди сегодня стали челноками – возят ли они товар из магазина на вокзал, или из Китая в Москву, а из Москвы в Кобыляки.

Иван Федорович Афонин был красивый старик – с густыми, нависшими на синие глаза бровями, короткими седыми волосами, невозмутимый и насмешливый. Почти весь день он смотрел новости по телевизору, крякая от сообщений так, будто получал удары под дых и каждый раз с той стороны, откуда никак не ожидал. Взорвали самолет, залили землю нефтью, расстреляли наряд милиции, ограбили банк, похитили ребенка, нашли мертвую женщину, а у нее обе ладошки левые, приставленные, а голова тоже не ее, вроде мужская голова-то…

– А вот и наша Катя! – донеслось откуда-то сверху, и, подняв голову, Катя увидела на балконе второго этажа три улыбающиеся физиономии.

– Да, это она, – подхватил другой голос, – я сразу ее узнал… Да и как ее не узнать?

– Хороша-то как, господи, как хороша! – добавил третий.

Катя знала этих ребят, едва ли не каждый день сталкивалась с кем-либо из них во дворе, на ближайших остановках троллейбусов. Вадим Пашутин жил в соседнем доме, Борис Чуханов, хозяин квартиры, в которой сейчас и находились ребята, поселился здесь недавно – разбогател на перепродаже книг и купил эту двухкомнатную квартиру у окончательно обнищавшей и всеми брошенной старухи, а Игорь Зворыгин, высокий белокурый красавец, частенько захаживал и к Вадиму, и к Борису.

– Здравствуйте, Катенька, – не столько сказал, сколько пропел Вадим – большеглазый, с тощеватыми усиками и каким-то гниловатым подбородком. Да, подбородок был его слабым местом – вечно красноватый после бритья, со срезанными прыщами, прижженными одеколоном. Его не мешало бы прикрыть бородой, спрятать от глаз людских, но не росла у Вадима борода, так, какие-то клочки шерсти, к тому же еще и разноцветные – белесые, рыжие, а то вдруг неожиданно черные.

– Привет! – Катя, не останавливаясь, помахала ребятам рукой, улыбнулась мимолетно и продолжала свой путь к дому.

– Катенька! – воскликнул Игорь. – Одну минутку! Очень важное дело! Подождите, я сейчас выйду!

Катя обернулась, посмотрела на балкон. Действительно, теперь на нее смотрели лишь Вадим и Борис – плотный, с массивным выстриженным затылком, коротким ежиком, маленькими глазками. Настоящий новый русский, как стали называть в последнее время торговцев, перекупщиков, проходимцев всех мастей. Катя по соседским разговорам знала, что у Бориса чуть ли не два десятка книжных лавок, разбросанных по всему городу. Нанятые им ребята торговали детективами, женскими любовными романами, порнографическими журналами, какими-то сатанинскими изданиями, по которым можно было научиться колдовать, насылать порчу, привораживать и вообще портить людям кровь. Скупал он все это на каком-то оптовом рынке, развозил по своим точкам, увеличивая цену в несколько раз, и, похоже, неплохо зарабатывал. Разговаривать Борис мог только об одном – о том, как он купит большую красивую машину вишневого цвета. Иногда это был «Опель», иногда «БМВ», но чаще всего называл «Мерседес». Однако цвет машины оставался неизменным – вишневый. Что-то у него, видимо, было связано в жизни именно с этим цветом.

Из подъезда выбежал Игорь – высокий, чуть ли не под два метра ростом, светловолосый, с широкой улыбкой на загорелом лице, он всегда выглядел загорелым, всегда был в белой рубашке, продуманно распахнутой на груди. Частенько его можно было увидеть в шортах, и тогда каждый желающий мог по достоинству оценить стройные, сильные ноги, покрытые светлыми, выгоревшими на солнце волосами. Нет, их нельзя было назвать заросшими, но светлые волосенки так хорошо оттеняли загар молодой кожи, что…

Красивый парень был этот Игорь, очень красивый. Был. До некоторых пор.

Все трое были неплохими ребятами.

– Катенька! – проговорил Игорь, подходя к девушке. – Извините… – его открытая улыбка не могла не вызвать ответной.

– В чем дело? – спросила Катя. Без гнева спросила, скорее даже поощряюще. Дескать, чем могу помочь? Даже улыбнулась, глядя на Игоря по своей привычке чуть исподлобья. В тот вечер она еще могла улыбаться вот так бесхитростно и доверчиво.

– Катя… кошмар какой-то… Сидим… Три поганых мужика, – Игорь расчетливо употреблял слова огрубленные, стараясь подчеркнуть беспросветность нынешнего вечера и в то же время дать понять, что ребята они простые, беззлобные, готовые посмеяться над самими собой, что общаться с ними легко и совершенно безопасно.

– Ну почему… Не такие уж вы и поганые…

– Поганые! – твердо заверил Игорь. – Еще какие! Представляете, Катя… День рождения!

– У кого?

– Мой день рождения! Да, был грех – выпили. Шампанского. Но что такое самое распрекрасное шампанское, если пьют его три угрюмых мужика с кислыми мордами?! Паршивая пьянка, и больше ничего. А в день рождения хочется чего-то… – Игорь замялся, подбирая уместное слово.

– Светлого, – подсказала Катя.

– Вот! – обрадовался Игорь. – В самую точку! Светлого, чистого, радостного!

– Чего же вы хотите от меня?

– Зайдите, Катя! – Игорь умоляюще сложил руки на груди. – Освятите своим присутствием. На минутку… Скажите что-нибудь напутственное, пожелайте, улыбнитесь…

– Нет-нет, – запротестовала Катя. – Вы уже начали, вам уже хорошо… продолжайте без меня. Я вам желаю всего самого светлого, но… Мне пора.

– Катя! – Игорь скорчил умоляющую гримасу, прижал ладони к тому месту, где, как ему казалось, у него должно было находиться сердце. И Катя не могла не заметить, что у Игоря не только загорелая грудь, но и руки красивые – длинные сильные пальцы, ухоженные ногти, опять же загар… – Я сам доставлю вас к подъезду через десять минут. Лично! Давайте вашу сумку… Ничего, я справлюсь, донесу. Пойдемте, – заметив колебание девушки, Игорь решительно взял ее под локоть.

И Катя сдалась.

Передернула плечами, как бы снимая с себя ответственность за последствия, уступила Игорю сумку и позволила ввести себя в квартиру на втором этаже.

Выглядела квартира довольно запущенно – какие-то вещи, разбросанные на полу, перекошенная вешалка, полутемный коридор, ведущий в комнату. Не так, по Катиным представлениям, должна была выглядеть квартира, где пьют шампанское. Но что делать, в жизни нечасто случается, когда наши возвышенные представления о чем бы то ни было полностью совпадают с действительностью. На каждом шагу приходится чем-то жертвовать, с чем-то смиряться и подавлять, подавлять в себе неуместную жажду гармонии. А когда счастливые совпадения все-таки случаются, ожидания оправдываются, прозрения бывают еще более горькими, потому что эти трепетные совпадения оказываются ложными, поддельными.

Пока Игорь беседовал у подъезда с Катей, Вадим и Борис все-таки постарались придать столу какую-то свежесть – убрали пустые бутылки, поставили несколько чистых тарелок, в центре стола водрузили бутылку шампанского. Правда, она была уже открыта, хотя главное достоинство шампанского как раз в том и состоит, чтобы в нужный момент грохнуть пробкой в потолок.

– О! – радостно закричал Вадим. – Кто к нам пришел! Какие люди! Вы только посмотрите! Что у нас начнется! – Вадим продолжал выкрикивать бестолковые слова и был, похоже, в самом деле обрадован появлением Кати. Его красный подбородок, с которого, казалось, сняли недавно тонкий слой кожи, пылал, напоминая кусок свежего мяса.

Тяжелый, налитой Борис со стриженым затылком и коротким ежиком лишь бросил на Катю быстрый, вороватый взгляд и тут же снова опустил глаза, словно опасаясь, что по его глазам можно о чем-то догадаться, что-то заподозрить. Он нашел себе дело – переставлял на столе тарелки, поправил вилки, придвинул стакан к тому месту, где должна была сесть гостья.

– Среда, – негромко пробормотал он про себя. И, несмотря на явную неуместность замечания, все трое ребят живо, со значением переглянулись.

– Действительно, – кивнул Вадим, и его восторг как-то сразу померк, будто ему напомнили о чем-то важном, но тягостном.

– И в самом деле, – добавил Игорь, бросив на Катю настороженный, испытующий взгляд.

– Ребята, только давайте сразу договоримся, – начала было Катя, но Борис успел вставить словечко.

– Давайте, – сказал он, глядя в стол.

– Только пятнадцать минут, ладно?

– На каждого, – опять добавил Борис, не поднимая глаз от стола.

Шаловливо хмыкнул Вадим, широко улыбнулся Игорь.

– Как получится, Катя, как получится, – сказал он, придвигая стул. – Может быть, через пятнадцать минут вы и сами не захотите уходить? Может быть, мы так понравимся, что вы забудете обо всем остальном. А мы можем понравиться, Катенька.

– Хотя бы некоторыми местами, – добавил Вадим.

Странное ощущение вдруг охватило Катю. Она слышала слова, которыми обменивались ребята, видела их самих, немножко хмельных, неловких, что-то произносила в ответ, но в то же время все отчетливее понимала, что за столом идет еще какой-то разговор, суть которого от нее ускользала. И этот разговор ребята вели между собой, как бы обходя ее, уверенные в том, что их слова совершенно недоступны для нее.

Катя внимательно посмотрела на одного парня, на второго, но ничего настораживающего не заметила. Открытые улыбки, радостные глаза, даже восторженность была на их лицах. Про себя Катя решила, что небольшой восторженности она все-таки заслуживает. Мужские взгляды в троллейбусе, на улице, на той же службе сопровождали ее постоянно, она привыкла к ним и относилась как к чему-то естественному.

Стол получился если и не роскошным, то вполне пристойным – шампанское, апельсины, какое-то заморское печенье, купленное, скорее всего, в соседнем киоске. Вилки оказались без дела, видимо, ими пользовались до прихода Кати. Стаканы, правда, не мешало бы протереть, но их замутненность, захватанность были вполне объяснимы.

– Скажите, Катя, – неожиданно проговорил Борис, глянув на девушку из-под мясистого лба, – какой у вас любимый день недели? Если не секрет, конечно.

– Тут и думать нечего – суббота.

– Почему, Катенька? – спросил Игорь с такой заинтересованностью, будто речь шла о чем-то действительно важном.

– Ну как почему… Прежде всего, это выходной. Мало того, и следующий день тоже свободный… Нет, ребята, только суббота. Какой-то просвет впереди…

– А у нас – среда, – сказал Вадим, не дождавшись, пока Катя закончит объяснение.

– Как? У всех среда?

– Да, – кивнул Вадим, разливая вино в стаканы. – У всех троих. И только среда, – он подмигнул приятелям, дескать, мы-то с вами знаем, о чем идет речь.

– Чем же она так хороша? – спросила Катя.

– По-разному бывает… – Игорь помялся, подбирая слова. – Когда как… Сегодняшняя среда хороша, например, тем, что вы заглянули к нам на огонек. Разве этого мало?

– Ну… Вряд ли я смогу вас утешить за какие-то пятнадцать минут… – Катя улыбчиво посмотрела на всех троих.

– Как сказать, – обронил Борис, нависнув над столом. – Как сказать. – И он принялся сдирать шкуру с апельсина своими короткими толстыми пальцами. Но делал это слишком уж неумело или, лучше сказать, безжалостно – пальцы его впивались в мякоть, по ним текли струйки желтоватого сока, капали на стол. Катя отвернулась, не в силах видеть эту картину.

– Выпьем, – сказал Игорь, поднимая свой стакан. – Пусть почаще случается в нашей жизни среда. За среду!

– А за субботу не будем? – спросила Катя. Улыбка на ее лице как-то сама собой погасла, и она смотрела на ребят чуть встревоженно. Разговор шел какой-то непонятный, настораживал ее, она даже оглянулась, посмотрела в сторону прихожей, где стояла на полу ее сумка с продуктами. Сумка была на месте, из нее торчал бумажный пакет с кефиром, и это, как ни странно, ее успокоило.

Света в комнате было совсем немного – горел какой-то ночничок, установленный в книжном шкафу. С того места, где сидела Катя, в окно хорошо была видна луна, поднимающаяся над верхушками деревьев. Вокруг нее распространялось зеленоватое свечение, оно расходилось кругами, как волны от брошенного в воду камня. Звезд еще не было, небо мерцало закатным светом. Со двора доносились крики ребятни, радостные возгласы доминошников, собравшихся вокруг стола под деревьями. Вся обстановка и в квартире, и за окном казалась совершенно безобидной. Катя выпила немного шампанского, но отставила свой стакан, почувствовав неприятный жестковатый привкус. Взяв бутылку, попыталась вчитаться в этикетку, но оно было какое-то импортное, завозное, и она поставила бутылку на стол.

– Прекрасное вино, да, Катенька? – спросил Игорь и, взяв бутылку так, что широкая ладонь полностью перекрыла всю этикетку, долил немного в Катин стакан. Ребятам он почему-то добавлять не стал. – Вам нравится? – рука его легла Кате на колено, обтянутое джинсовой тканью.

– Да, ничего, – согласилась Катя, отнеся свое недоумение к незнанию – может быть, и в самом деле именно такое вино считается хорошим. Она спокойно взяла ладонь Игоря и, сняв ее со своего колена, положила на стол.

– Жаль, – сказал Игорь, скорчив горестную гримасу.

Покончив с апельсином, Борис опять исподлобья глянул на Катю, словно примериваясь к ней, словно заранее пытаясь определить, чего от нее ждать.

– Вы, Боря, так на меня смотрите, будто осуждаете за что-то? – спросила девушка.

– Я? – удивился он. – Осуждаю? Да я восхищаюсь!

– Чем?

– Мужеством.

– Думаете, оно у меня есть?

– Наверняка. И будет еще больше.

– В каком смысле? – спросила Катя, чутко уловив второй смысл в словах.

– Катя, вы можете полностью доверять Борису! – почему-то расхохотался Вадим, и его красный подбородок сделался еще краснее, сочнее. – Он у нас сегодня вроде первопроходца… И главный удар берет на себя, но зато и лучшая добыча тоже его.

Борис усмехнулся, взял еще один апельсин, но посмотрел не на Вадима, с которым разговаривал, а на Катю, словно речь шла о ней.

– Трепло он, – сказал Борис, кивнув в сторону Вадима. – Не слушайте его, Катя. Вы меня слушайте.

– Слушаю, – улыбнулась Катя, чуть скосив взгляд в сторону своей сумки. Почему-то именно сумка казалась ей чем-то вроде опоры, от нее словно бы исходили волны надежности и покоя.

– Выпьем? – спросил Борис.

– Нет, – решительно ответила Катя. – С меня хватит. Мне пора. Большое спасибо, было очень приятно посидеть, – она сделала попытку подняться, но Игорь все с той же улыбкой успел взять ее за руку, остановить и снова усадил на место.

– Катенька! Дорогая! Вы так торопитесь?

– Тороплюсь, ребята.

– Вино в бокалах! Гусары за столом! Тост сказан!

– Никакого тоста не было!

– Ну как же, Катенька! – укоризненно произнес Игорь. – Неужели вы забыли? Не могу поверить! Конечно, за женщин!

Катя с растерянной улыбкой посмотрела на ребят, словно прося ее извинить, но рука, рука ее непроизвольно потянулась к стакану, подняла его.

– И только до дна! – опять расхохотался Вадим, впадая в какое-то возбуждение. – Только до дна, только до дна, – повторял он до тех пор, пока сам не поднес стакан ко рту. И он действительно выпил свой стакан до последней капли, со стуком поставил его на стол и победно посмотрел на всех. Игорь тоже выпил свое вино, но без ужимок, незаметно выпил, Борис выпил как-то тяжело, будто не вино пил, а водку. Крякнул, потянулся к растерзанному апельсину и целиком сунул его в рот. Когда он начал жевать апельсин, давить, мять языком, струйка сока вытекла из уголка рта и потекла по подбородку. Но парень не замечал ее, уставясь, по своему обыкновению, в стол.

Неожиданно резко, увидев эту струйку сока Бориса, Катя вдруг поняла, что ребята достаточно пьяны. Если они действительно до ее прихода пили шампанское, то наверняка выпили больше, чем по бутылке на брата. Но когда все трое, расправившись со своим вином, дружно уставились на нее, она не смогла отказаться и через силу выпила полстакана. И опять ее поразила неприятная жесткость вина. Пробежав глазами по комнате, она убедилась, что права в своих подозрениях – у окна, небрежно полуприкрытая шторой, стояла початая бутылка водки. «Неужели намешали?» – подумала она. Чуть захмелев, Катя решила не высказывать своих подозрений. Пришло шаловливое настроение, и единственное, на что ее хватило, – это укоризненно посмотреть на ребят, дескать, мы так не договаривались.

Опершись на плечо Игоря, она поднялась и направилась в прихожую, к своей сумке, сиротливо стоявшей у самой стены. За ее спиной возникло невнятное движение, спешный неразборчивый шепот, скрежет сдвигаемых стульев. Но она не обращала ни на что внимания, решив, что уходит.

– Катя! – напряженным голосом произнес Вадим. – Остановитесь на минутку. – Да? – обернулась девушка из полумрака прихожей.

– Вы знаете, что мы подарили этому охламону Игорю?

– А что? – Она улыбнулась, предлагая сказать, что же подарили друзья. Уж если он так таинственно говорит об этом, то, наверно, подарки и в самом деле необычны.

– Это кошмар какой-то! Боря… Покажи.

Борис нескладно поднялся и, наклонив голову вперед, прошел к двери во вторую комнату, обернулся, поманил Катю пальцем, предлагая убедиться, что подарки и в самом деле стоят того, чтобы на них взглянуть. Оставив сумку на полу в прихожей, Катя с опаской подошла к двери, заглянула в комнату, но не успела ничего заметить – Борис с силой втолкнул ее внутрь, плотно закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке. Катя молча смотрела на него, зажавшись в дальний угол, – только теперь она начала понимать, почему ребята так настойчиво ее приглашали.

– Все ясно? – спросил Борис.

– Ничего не ясно!

– Раздевайся, – проговорил он каким-то будничным голосом, будто предлагал ей отойти от окна или сесть в кресло.

– Ты что, с ума сошел?! – Катя бросилась к двери, но Борис так оттолкнул ее, что девушка, пролетев через всю комнату, по инерции упала на кровать. – Я буду кричать, – проговорила она, прекрасно понимая слабость своей угрозы.

– Давай… Кричи… И не такие кричали. – Борис, не торопясь, начал стаскивать с себя штаны. Толстый зад не позволял ему сделать это легко и быстро, но он спокойно расстегнул «молнию», сбросил на пол шлепанцы. – Давай, красотка… Раздевайся. Быстрей закончим – раньше домой пойдешь.

Едва Катя закричала, Борис неожиданным ударом по лицу оборвал ее крик. И тут же, навалившись на Катю мясистым телом, так вдавил ее в мягкую кровать, что она не могла пошевелиться. Просунув руку, он нащупал ремень на ее джинсах и расстегнул пряжку. Катя изо всех сил извивалась под ним, пытаясь освободиться, зацепила рукой лампу, стоявшую на тумбочке, и зеленый плафон мелкими стеклянными брызгами рассыпался по полу. Когда она снова закричала, Борис положил на ее лицо липкую от апельсинового сока ладонь.

Теперь Катя не могла не только крикнуть, но даже вдохнуть, и только глазами умоляла отпустить ее.

– Хорошо, – пыхтя, проговорил Борис, – дыши… Но штанишки тебе придется все-таки снять… Извини, дорогая, но сегодня мне выпало быть первопроходцем… Остальным будет легче… И дорожка протоптана, да и ты маленько успокоишься…

Пока Катя приходила в себя после удушья, Борис достаточно ловко сдернул с нее джинсы, и это как-то сразу лишило ее воли к сопротивлению. Катя все еще пыталась вырваться, выскользнуть из-под громоздкого тела Бориса, но, вдавленная в кровать, быстро теряла силы…

– Ну вот и хорошо, – бормотал Борис, – вот и молодец… Видишь, как у нас с тобой все хорошо получается… А сейчас тебе, милая, будет немножко больно… Ты уж потерпи… Совсем немножко больно… Только не надо шуметь… Такие дела в тишине делаются…

– Пусти, сволочь, – с ненавистью прошептала Катя, задыхаясь под тяжестью Бориса.

– Видишь, сколько в тебе страсти, видишь, сколько огня, – сопел Борис. – Нет, не ошиблись ребята в тебе, не промахнулись… О-о-ой, – протяжно застонал Борис, прижимаясь к ней еще плотнее. Катя услышала этот его стон, теряя сознание, уже в полузабытьи, а когда почувствовала, что Бориса рядом нет, и попыталась встать, то увидела, что в комнату входит Игорь. На лице его была уже знакомая ей радушная улыбка, полная доброжелательства, в полумраке сверкнули красивые белые зубы. Легко сняв короткие шорты вместе с плавками, Игорь отбросил их в сторону.

Вадим был третьим.

Придя в себя, Катя увидела прямо над собой его гниловатый подбородок, почувствовала какую-то беспомощную суету на ней, в ней. Она застонала, ненадолго потеряла сознание, а через некоторое время снова услышала бормотания Вадима…

– Какая среда, какая среда получилась у нас сегодня, – сипел он ей в ухо, дергаясь часто, скользко. – Придешь еще? – спрашивал он, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Придешь? И мы без этих хмырей…

Сил у Кати хватило только на то, чтобы плюнуть в его кроваво-красный подбородок, усыпанный срезанными прыщами.

– Ничего, – пробормотал Вадим. – Это я стерплю… Я много чего стерплю ради тебя, дорогая… Но и ты потерпи немножко… Совсем немножко…

Катя не помнила, как одевалась, как выходила из затемненной комнаты, как, пошатнувшись, чуть было не опрокинула стол, не видела ребят, хотя они были здесь же. Она пришла в себя уже в ванной – Игорь заботливо плескал холодной водой ей в лицо. Увидев его, узнав, Катя в ужасе отшатнулась, и это, похоже, его огорчило.

– Не надо так, – он погладил ее по волосам. – Не надо… Не произошло ничего слишком уж страшного… Все это уже бывало с людьми, опять будет… Так уж случилось, Катенька, что в эту среду высшие силы послали нам именно тебя… и ты ни в чем не виновата, и мы тоже не так уж и…

– Уйди… Дерьмо…

Держась рукой за стену, Катя сделала шаг, но от нестерпимой боли остановилась, закусила губу. Постояв несколько секунд, снова двинулась к выходу. Где-то в стороне, в освещенной комнате, смазанно мелькнули фигуры Вадима и Бориса – они смотрели на нее, и в руках у них были стаканы с шампанским. Игоря она ощущала спиной – тот шел сзади, готовый поддержать ее, если она вдруг снова потеряет сознание. В какой-то момент она чуть было не упала, ухватилась за вешалку, и косо торчащий гвоздь вывалился из стены.

В коридоре на полу Катя увидела свою сумку, с недоумением посмотрела на нее, не понимая, как она попала сюда. Потом, вспомнив, взяла сумку за длинный ремень и поволокла к выходу. Игорь открыл перед ней дверь, помог спуститься на первый этаж и, убедившись, что Катя направилась к своему дому, вернулся.

Все трое вышли на балкон и в свете фонаря увидели, что Катя держится, хоть и медленно, но идет, и сил у нее достаточно.

– Дойдет, – проговорил Борис. – Она крепенькая девочка.

– У нас там еще бутылка в холодильнике, – напомнил Вадим.

– Да, – согласился Игорь. – Надо бы по стаканчику. С устатку.

И они все трое вернулись с балкона в квартиру.

Полная луна чистого желтого цвета висела над городом, но никто не замечал ее нагловатого вида, поскольку привыкли, поскольку ничего иного в ясном ночном небе и не ожидали. Некоторые, правда, поглядывали на луну с опаской, подозревая непредсказуемость ее характера, а некоторые, пребывая в трепетном состоянии безжалостной влюбленности, простодушно полагали, что луна всегда будет дарить им это состояние…

Заблуждение, глубокое заблуждение.

Просто луна до них еще не добралась, она только приучала их к своему невинному виду, сулящему так много прекрасного и возвышенного.

* * *

Катя не помнила, как добралась до дома. И потом она не смогла вспомнить, кто встретился ей у подъезда, с кем здоровалась. Осталось ощущение, что на нее оглядывались, кто-то предложил помочь донести сумку. Сцепив зубы, она шла, отсчитывая шаги и помня только об одном – ей нужно добраться. Доползти, доковылять до дому.

– Боже… Что с тобой?! – испугался старик, едва увидев внучку.

Не отвечая, Катя отшатнулась назад, закрыла дверь спиной и, только услышав, как щелкнул замок, медленно сползла на пол. Подняв голову, она безумным взглядом уставилась на старика, не то не узнавая его, не то пытаясь понять происшедшее.

– Катя! – Старик присел на корточки, взял ее голову в свои жесткие, суховатые ладони, всмотрелся в глаза. – Что случилось? Милая… Катя!

Она молча качнулась вперед, упав старику на плечо, и только тогда расплакалась. Окинув ее более пристальным взглядом, старик увидел растерзанный вид внучки, обратил внимание на рубашку, так и не заправленную в джинсы, заметил, что и ремень застегнут небрежно, не на ту дырку, помада размазана по щеке, губы искусаны в кровь…