Kitobni o'qish: «Татуировщик»

Находка

Человеческое любопытство неистребимо.

Говард Филлипс Лавкрафт, Хребты Безумия

Я проснулся внезапно, как будто из сна меня выдернула чья-то сильная рука. Сам сон уже покрылся дымкой забвения – остались лишь обрывки: бегство по узким улицам Айшуйи, окрики охраны позади, запах ржавчины… Пожалуй, из сна лишь ржавчина не покинула меня окончательно – в нос ударил привычный аромат умирающего металла с примесью пустынной пыли.

Глаза привычно глянули на часы – минута до подъёма, который наступает всегда в семь утра. Выходные в нашем городе бывают редко, будто мы и не люди вовсе, а муравьи. Резкий, надрывный звон будильника прервал мои мысли. Каждый раз надеюсь обогнать своего механического мучителя и выключить его раньше, чем он издаст свой крик, но каждый раз мои же мысли ставят мне палки в колёса. Отключив будильник, я вскочил с ветхой койки. Что хорошо в издыхающем мире – заправлять постель тут вовсе не обязательно. Ну, разве что в Оазисе – говорят, там царят довоенные порядки.

Я вышел из тесной, набитой пылью комнатушки и направился в не менее тесную ванную комнату. Грязная, ржавая вода подумала секунд десять, прежде чем хлынуть в мои заранее подставленные руки. Вонь железа ворвалась в мои иссохшие ноздри, когда я принялся умывать лицо. Доктора не рекомендуют чистить такой водой зубы, но фильтрованную воду следует экономить для более важных вещей, а поэтому я взял потёртое нечто, называемое зубной щёткой, и принялся яростно втирать сероватый порошок в зубы. Опять кончается, зараза… Нужно будет сходить на Раздаточную Станцию, взять немного.

Закончив утренние процедуры, я уставился в зеркало, будто бы ожидая увидеть там кого-то ещё, помимо смуглого парня с карими глазами, редеющими волосами (экология у нас крайне плохая, да) и огрубевшей кожей. В свои двадцать четыре года я выглядел на все тридцать пять, как и все здесь. Грубая работа и отвратный воздух не делают из людей красавцев. Придирчиво оглядев лицо в поисках рытвин Пустынной Чумы, я вернулся в комнатушку, чтобы одеться. Доктора уверяют, что в Жёлтой Зоне чумы быть не может, но каждый из нас, рабочих, всё равно осматривает себя. Так, на всякий случай.

Потёртая майка, грязные штаны непонятного цвета, засаленная спецовка – вот и весь мой костюм. Ах да, ещё грубые ботинки, не раз спасавшие мои ноги от тяжёлых деталей машин, которые мы собираем: куски металла так и норовят упасть прямо на уязвимые части тела. Каску выдадут на месте. Надеюсь, что сегодня мне достанется шлем поновее, а не старая рухлядь с дыркой на темени и неработающим фонарём.

Заперев свой барак, я тут же влился в поток хмурых, пыльных фигур, стекающихся ручейками изо всех переулков на Центральную Улицу. Утреннее солнце ещё только готовилось портить нам день, так что было достаточно прохладно, хотя и душно – в толпе ни у кого, увы, кондиционеров не имелось. Глазами я уже искал своего товарища, но тот либо задержался, что в его духе, либо же прибыл раньше меня. На этот вариант я не особенно рассчитывал, но знал: друг займёт для меня нормальную каску и полный чемодан инструментов.

* * *

Я прибыл в Цех № 77 полный радужных надежд, которым было тут же суждено рухнуть: к мастеру уже стояла очередь работяг, а другом моим и не пахло. Нахмурившись, я встал в самый конец толпы, морщась от вездесущей пыли. По привычке я стал рассматривать здание Цеха – огромный ржавый ангар с ожидающими наших заботливых рук конвейерами, автоматонами всех размеров и мойкой в дальнем углу. Старик-уборщик, которого мы прозвали Ломик, уже боролся с тучами пыли, ругая промышленный ветхий пылесос. На моём лице мелькнула довольная улыбка, когда горбатая фигура вдруг с визгами принялась колотить заглохший пылесос, – уборщика тут никто не любил за скверный характер.

Моё веселье прервал резкий, даже болезненный удар локтем в бок. Возмущённо повернувшись, я наткнулся взглядом на весёлую круглую физиономию моего друга. Забыв о том, что я хотел сказать о ткнувшем меня и о его родословной, я улыбнулся в ответ. Мы пожали друг другу руки, потом друг принялся болтать:

– Представляешь, Милад, Эфина согласилась сходить со мной в кафе! Её родители, конечно, не в курсе, но я их не боюсь. Она сказала, отец врёт про свои связи в Оазисе…

Я хмыкнул:

– Конечно врёт, ну ты чего, Бейбут? Будь у него связи, торчал бы он в Цехе № 46? Нет! Тебя так легко обмануть, кошмар. А что за кафе? Это то самое, с дурацким названием? Как его там…

Бейбут кивнул:

– То самое. Оно называется «Пустынное Чудо».

– Из чудес там разве что редкие чистые салфетки. Уж не знаю, где Старый Айдар их достаёт и во сколько ему это влетает.

Бейбут рассмеялся:

– Экономит на еде, поди!

Я засмеялся в ответ, а потом спросил друга:

– Слушай, а чего не в «Айшуйскую Розу?» Там же на порядок лучше еда.

Бейбут вытаращился на меня как на умалишённого:

– Сбрендил? Да там один суп стоит столько, что мне месяца два копить! «Айшуйская Роза»… Ну шутник!

Пока мы беседовали, очередь дошла и до нас. Мастер сочувственно улыбнулся нам:

– Ребятки, извините, разобрали хорошее снаряжение. Вот, держи, Милад, шлем тебе, шлем Бейбуту, инструменты берите на полке, крайние. Не жульничать!

Мы понуро побрели к полкам позади мастера, попутно надев каски. Взяв инструменты, я попрощался с приятелем – сегодня он работает в другой части цеха, на сборочной ленте, а мне предстоит копаться в недрах автоматона X-678-908. Поморщившись, я побрёл к рабочему месту.

* * *

Не без труда вскрыв проблемную жестянку, я привычно потянулся к обглоданным проводам, ведущим к сенсорам, отвечающим за сканирование пространства, однако с удивлением заметил, что на этот раз дело не в них. Чертыхнувшись, я принялся копаться в древних платах. Мою механическую хирургию прервал резкий голос:

– Милад, прикинь, у Коэнов родился сын с татуировкой книги!

Я вздрогнул. Этот голос принадлежал… Да, Коатлу – местному сплетнику. Отмахнувшись от него словно от мухи, я прикрикнул:

– Не мешай работать!

Однако тот и не думал униматься:

– Его забрали в Оазис! Вот бы мне так повезло!

Выпалив это, сплетник побежал рассказывать новость следующему рабочему, а я принялся изучать платы дальше, покачав головой. «Книга… Повезло мальцу, если это правда. В Оазисе жизнь хорошая, будет в кабинете сидеть да древности всякие изучать», – завистливо думал я, механически поддевая ржавую панель на грудине автоматона ломом. Татуировки в нашем обществе определяли всю жизнь в дальнейшем. У меня на запястье скромно красовалась шестерня, что уже с детства значило вкалывание на заводах и в цехах до конца своих дней. Учёные шишки так и не выяснили, откуда эти татуировки берутся и почему дети рождаются сразу с ними. В конце концов, бородачи из Оазиса просто объявили, что всё было придумано Древними порядка ради.

Татуировки передаются по наследству, но бывают и редкие исключения. Коэны вот рабочие, как и я, но, если верить сплетнику, у них родился сын-учёный. Пытаться менять татуировку нет смысла – она въедается в плоть и кость так, что поможет лишь отрезание руки, но за такое сразу же ссылают в Красную Зону. Переделывать татуировки тоже запрещено, потому что…

Мой внутренний монолог прервал писк селектора, откуда по всему городу разнёсся уставший голос с регулярным объявлением: «Граждане Айшуйи! Если вы нашли тату-машинку или знаете того, кто её нашёл, немедленно доложите Стражам! Присвоение тату-машинки карается смертной казнью, равно как и укрывательство нашедшего такую машинку! Будьте бдительны, и да прибудут с вами духи Великой Пустыни!»

Это объявление повторялось регулярно, как и несколько прочих. Мне всегда было интересно, как выглядит тот, кто записал эти слова когда-то очень давно. Жив ли он сейчас? О чём он мечтает? Из какой он Зоны? Впрочем, нужно работать – я так и не выяснил причину поломки лежащей передо мной машины.

* * *

Через полчаса копаний я всё же обнаружил причину – полетел гироскоп, из-за чего машина не могла ровно ходить. Я тут же сообщил о проблеме мастеру. Тот почесал голову, а потом сказал:

– Ну, Милад, придётся тебе курьером побыть. Отправишься в Зелёную Зону, там, на улице Песочный Тракт, будет лавка с запчастями. Знаешь где?

Я бывал в Зелёной Зоне очень редко, но вспомнил эту лавку – я туда уже ходил за запчастями для боевого автоматона. В тот раз я заблудился, вот приключений было! Я кивнул:

– Помню, мастер! Уже бывал там когда-то.

Мастер улыбнулся, а потом уселся за ветхий стол и, смочив палец слюной, достал откуда-то из-под стола пыльный бланк и редкую в наших краях механическую ручку. Что-то написав в бланке, он сунул бумажку мне в руки:

– Талон на гироскоп. Не потеряй, а то год будешь батрачить, чтобы покрыть потерю!

Я улыбнулся, забрал бланк и отбыл прочь.

* * *

Солнце уже жарило вовсю, когда я вышел из пыльного цеха на широкую улицу. Народу на ней не было – все в этот час заняты работой. Ну, мне же лучше! На секунду я остановился, вспоминая дорогу. Кажется, идти нужно через Кирпичный квартал, потом выйти на Механическую, а оттуда, прямиком до Песочного Тракта, едет трамвай. Насвистывая, я зашагал вперёд.

Кирпичный квартал встретил меня потоком пыльного ветра, забивающего глаза песком. Знай я, что придётся сегодня куда-то ехать, взял бы защитные очки. Прикрыв глаза рукой, я шагнул в тень узкой улочки. Сухая земля сменилась на склизкое нечто, являющееся коктейлем из помоев, машинного масла, мочи и невесть чего ещё. Мои тяжёлые ботинки с отвратительным хлюпаньем входили в жижу, и этот мерзкий звук сильно контрастировал с тихим воем ветра и хлопающими вдалеке ржавыми воротами.

Я не видел, куда иду, мой взгляд был повёрнут в сторону облезлых железных листов. Уж не знаю, какому умнику пришло в голову назвать этот квартал Кирпичным, ведь кирпича в Жёлтой Зоне отродясь не бывало. Громко ругаясь и плюясь, я, наконец, вышел обратно на солнце. Вместе со мной вышла и вонь варева, по которому я всё это время шагал, – вся эта дрянь была теперь на моих ботинках. Я с отвращением принялся пинать стену ближайшего барака, стряхивая грязь, – всё равно владелец сейчас на работе. В противном случае за такие фокусы и по лицу получить можно – рабочие люди скоры на драку.

Очистив обувь, я добрался до грязного полустанка, где принялся ждать трамвай. Общество мне составили переполненная мусорка да одинокая старуха с баулом, явно пребывающая разумом где угодно, но только не здесь. Наконец, вдали послышался грохот чего-то огромного и старого. Трамваи тут были не очень приятные – настоящие колесницы из глубин Ада, провонявшие бензином и ржавчиной. Те, что работают на ядерных батареях, ездят только близ Оазиса и в самом Оазисе. Но мне ли жаловаться?

Скрипя и громыхая, рукотворный левиафан подкатил к остановке. Двери с натужным рёвом распахнулись, обдав меня жаром. Я вошёл внутрь, мельком оглянувшись на старуху. Так и сидит, глядя перед собой. Поддавшись внезапному порыву, я спросил так громко, чтобы перебить рёв ветхого дизеля:

– Бабуля, вы едете?

Старуха никак не отреагировала. Я посмотрел в сторону кабины водителя, который сквозь мутное стекло пристально изучал старуху с явно недобрыми намерениями. Наконец, он раздражённо ударил по кнопке – двери с рёвом захлопнулись, оставляя ветхую женщину на не менее ветхой остановке. Ледяная мысль промелькнула на секунду в моей разгорячённой голове: «А вдруг старуха мертва? Вдруг уже который день сидит здесь?» Это заставило меня вздрогнуть. Впрочем, трамвай тронулся, а я тут же позабыл о старушке.

Трамвай оказался абсолютно пустым. Часть сидений была вырвана с мясом – наверняка забрали на Арену, а другие выглядели так, будто развалятся лишь от касания. Шатаясь как пьяный, я пробрался вперёд, к кабине водителя, где меня уже встречала протянутая рука. Водитель не смотрел в мою сторону, его движение было машинальным и привычным. Порывшись в карманах своих старых штанов, я вытащил погнутый медяк, который сунул в протянутую руку. Она тут же схватила монетку, как хватает свою добычу грязный мутант, а через пару секунд сунула мне бурый от пыли талон. Кашляя от пыли, я снова пошёл в конец трамвая, где сунул талон в древний дырокол. Скрипя песком внутри, тот едва поддался моему нажатию, выбивая две рваных дырки в талоне.

Я сел возле окна, со стороны живительной тени, и, наконец, позволил себе расслабиться. Мне стало интересно: вдруг та старуха не поехала именно потому, что её иссохшие ладони не смогли бы пробить талон? Абсурдная причина, но всё же. Размышляя об этом, я уставился в грязное окно, дребезжащее с тихим звоном. За окном тянулись бесконечные ржавые бараки, вдали виднелись толстые заводские трубы. Оттуда валил мерзкий серый дым, который ничуть не добавлял здешнему воздуху чистоты. Отдельным монолитом гордо возвышалась Башня – старое строение Древних на границе Красной и Жёлтой зон. Проход туда охраняют огромные автоматоны – иногда их прожектора видно ночью с крыш самых высоких бараков. Там начинается новый, полный опасностей мир…

Башня скрылась за стенами тоннеля, в который заполз трамвай. Тусклый жёлтый свет освещал путь впереди, а вот в салоне было темно – такая роскошь, как дополнительное освещение трамваев, была недоступна рабочему классу.

Наконец, трамвай выехал из тоннеля, и ушедшая было жара вернулась вместе с лучами полуденного солнца. Взору моему открылась окраина Зелёной Зоны и стена, которая отделяла её от нашей, Жёлтой. Трамвай, вздрогнув, остановился напротив КПП. Хмурый, похожий на бочку усач с красным носом ввалился в раскрытые двери, взглядом ищейки разыскивая всевозможные нарушения закона. Его сонный взгляд остановился на мне, а жирный, похожий на сосиску палец тут же ткнул горячий воздух, целясь в мою сторону:

– Эй вы, там! Документы и причину, – рявкнул толстяк.

Порывшись в карманах, я вытащил талон на получение детали и свой паспорт. Толстяк, сипло дыша, деловито начал изучать бумаги, потом вернул их мне и неожиданно приветливо улыбнулся:

– Приятной поездки, работяга!

Я несмело улыбнулся в ответ, а жирдяй вывалился из трамвая, отчего махина облегчённо заскрипела. Трамвай закрыл двери и двинулся дальше. Дома за окном имели пусть и потасканный, но уютный вид. Здесь жили торговцы, начальники мелких фабрик, административный персонал и далее в таком духе. Я вдруг задумался о том, что ни разу не видел татуировки начальников фабрик. Нужно будет спросить у Бейбута – вдруг он знает?

Домики за окном тем временем становились всё опрятнее. Кирпичные строения с пыльными, но целыми окнами, аккуратными крышами и пусть даже чахлыми, но кустиками радовали глаз. Спустя пару минут они сменились на лавки торговцев – трамвай свернул на Пятую Торговую. Таких улиц было здесь полным-полно. Пыльные витрины ломились от всевозможного барахла, заботливо выложенного на прилавки. Тут тебе и снаряжение, и бытовая техника, и детали для машин и автоматонов. Разинув рот, я рассматривал всё это добро так, будто бы видел впервые. Наконец, трамвай остановился напротив облезлой, но приятной на вид остановки жёлтого цвета, увенчанной пыльной табличкой с надписью «Песочный Тракт». Я выскочил на улицу, чихая от вездесущей пыли и трясясь от перешедшей на меня вибрации адского трамвая. Интересно, в Оазисе тоже есть пыль? Или там смогли решить этот вопрос?

Поискав взглядом, я увидел вдали вывеску «Фарадей – магазин запчастей». Туда я и направился, поглядывая исподлобья на редких прохожих в потёртых, но чистых костюмах. Рубашки, шляпы, галстуки… Всё это в Жёлтой Зоне надевалось лишь по праздникам и передавалось по наследству. Я невольно представил себя в костюме – то-то наш цех бы удивился! Я мечтал, как являюсь в новом пиджаке и брюках коллегам, словно божество, а те, разинув рты, смотрят на меня с восхищением и недоверием. Улыбаясь самому себе, я и не заметил, как поравнялся с нужным мне магазином.

Открыв коричневую от пыли дверь, я оповестил продавца о своём визите тихим звоном колокольчика. Остановившись на пороге, я огляделся: вокруг лежали разнообразные детали для мелких патрульных автоматонов в совершенно разном состоянии. Какие-то были ржавыми – их цена была такой скромной, что я мог бы купить парочку спустя недели две работы в цехе. Другие же блестели, словно драгоценные камни. От их ценника у меня перехватило дыхание. Откуда-то из недр лавки раздался хрип:

– Сейчас, сейчас… Погодите…

Потом послышался звук падения чего-то металлического и неловкие ругательства. Так мог ругаться только житель Зелёной Зоны или ребёнок Жёлтой. Из подсобки вышел маленький старичок в забавном монокле, как на старых плакатах, которые я иногда находил в мусоре.

Старичок кашлянул и приветливо улыбнулся:

– Простите, был занят… Ну, молодёжь, с чем мы сегодня?

Он говорил так, будто бы к нему каждый день заходили рабочие вроде меня. Я поздоровался и протянул старичку талон на гироскоп. Тот почесал макушку кривыми пальцами, потом покачал головой:

– Там написано «новая», но новые кончились. Возьмёте старую деталь? Она в отличном состоянии, ручаюсь!

Я пожал плечами – дескать, не наше это посыльное дело. Пусть сами разбираются!

Старичок всё понял без слов и исчез в подсобке. Я услышал лёгкий металлический звон, громкое кряхтение, а потом продавец вернулся, держа в руках завёрнутый в ветошь гироскоп. Он положил деталь на прилавок, развернув тряпки, чтобы я мог осмотреть товар. Торговец не соврал – деталь действительно была в хорошем состоянии, пусть и слегка ржавая. Я осторожно взял гироскоп и потряс. Шарик, плавающий внутри в масле, плавно коснулся сначала одной стенки, потом другой. Значит, механизм в норме и протечки нет. Старик предложил мне коробку, но я отказался, сунув деталь в карман. Продавец сделал пару пометок в талоне, оторвал уголок с печатью и вернул бумажку мне:

– Вот, я пометил, что деталь не новая. Ну, вашему цеху же лучше – сэкономят немного, хе-хе. Доброго дня, юноша!

Я пожелал старцу того же и вышел прочь, на залитую солнцем улицу.

* * *

Вернулся я как раз к обеду. Мастер был недоволен, что деталь не новая, но что уж тут поделать – какая есть. Он поблагодарил меня, вернул два медяка за проезд туда и обратно и отпустил на обед.

Столовая представляла собой огромный барак позади цеха, где в местном вареве было столько же пыли, сколько и самого варева. Впрочем, всё было за счёт цеха, а поэтому грех жаловаться. Я вошёл в душное, наполненное гулом праздных бесед помещение, разыскивая взглядом Бейбута. А вот и он – машет мне рукой с дальнего стола, улыбаясь во весь рот. Кивнув ему, я пошёл за порцией варева и чего-то, что тут называют чаем.

Хмурый, набитый песком повар плеснул мне в тарелку серую жижу, поставил на поднос стакан и отправил жестом восвояси. Я сел рядом с товарищем, а тот тут же принялся расспрашивать меня:

– Ну, как там, в Зелёной? Что интересного видел?

Я рассказал ему про старуху и цены на детали, отчего его грязные брови переехали на лоб, а потом спросил:

– Слушай, а какие татуировки у административного персонала? Ну, у начальников там всяких. Видел хоть раз?

Друг задумался. Брови вернулись на родину, сойдясь над чёрными глазами. Наконец, Бейбут сказал:

– Да, видел разок. Там была шестерня с короной.

Я недовольно поморщился: какая-то вшивая корона делает тебя привилегированным! О Боги, ну почему у меня не было этой чёртовой коронки при рождении?

Друг будто бы прочитал мои мысли:

– Такая мелочь, а так меняет жизни, а?

Я хмуро кивнул и принялся поглощать мерзкую жижу, давясь от пыли.

* * *

Гироскоп я установил где-то часа за два. Заканчивали мы работу в восемь, а на ржавых часах цеха было всего семь. Вздохнув, я принялся имитировать бурную деятельность, протирая всё, до чего дотянусь. Смысла копаться в других машинах не было, оставалось лишь заниматься всякой чушью, глядя на медленно ползущие стрелки часов.

Наконец, победный сигнал гудка возвестил конец рабочего дня. К тому моменту я уже десяток раз протёр каждую деталь и, кажется, повысил стоимость ржавой рухляди, которую чинил, на сотню лиандров. Впереди меня ждал прохладный вечер с банкой кустарной газировки в руках. Ну или приятный вечер в чьём-нибудь бараке – если позовут. Бейбут подошёл ко мне, поглядывая на низкое солнце:

– Есть планы?

Удивившись его заговорщическому виду, я отрицательно покачал головой:

– Нет, а что?

Друг хитро улыбнулся, повернувшись ко мне:

– Погнали в Башню!

Такого предложения в лоб я не ожидал. Почему сегодня? Нет, я сам туда давно хотел, но это предложение было сродни холодной воде, вылитой за шиворот. Впрочем, колебался я недолго:

– А давай! Но как мы обойдём автоматонов-стражей?

Друг махнул рукой:

– Там столько хибар пустых, каждую они не проверяют. Да и туда давно уже шастают – мне Аржан сказал.

Аржана у нас знали все. Помимо титула самого ленивого рабочего, он также слыл любителем разных не очень законных делишек. Благо Стражи в Жёлтой Зоне не особенно активны. Раз Аржан говорит, что дело безопасное, значит, идти и вправду можно – несмотря на свою безбашенность, границ тот не переходил, оттого и не попадался. Я согласился, и мы, немного помявшись, решили попросить мастера выдать нам каски. Уже собиравшийся уходить мастер недоверчиво прищурился, глядя на наши взволнованные физиономии:

– Вы чего там удумали? Зачем вам каски?

Бейбут не растерялся:

– У Милада там крыша совсем того… прохудилась. Надо подлатать, каски для безопасности.

Мастер задумчиво покрутил единственную пуговицу на своей спецовке, грозя её оторвать, а потом ответил:

– Ладно, молодёжь, выдам вам по каске! Вы ребята хорошие, но смотрите мне, – он нахмурился и погрозил пальцем, – казённое имущество не терять, а то получите у меня!

Мы облегчённо вздохнули и радостно кивнули. Спустя пять минут я и Бейбут уже шагали в направлении уходящей во тьму Башни…

* * *

– Тише! Вон он!

– Вижу я!

Мы замерли, прижавшись к хлипкой стене старого барака. За углом громыхала огромная машина, работающая на микроядерных батареях. Её шаги гулким грохотом отдавались в наших телах, будоража молодую кровь. Прожектор облизал стену барака, за которой мы прятались, и ушёл куда-то влево. Бочкообразный корпус и крепкие механические лапы, обшитые толстыми листами железа, не давали шанса ни одному нарушителю уйти от правосудия. Я чертыхнулся:

– Когда эта железка уже свалит? Вдруг всю ночь будет здесь торчать?

Будто бы услышав меня, автоматон вдруг замер, а потом рванулся куда-то на восток, давя проржавевшую жесть и разбрасывая хлам вокруг себя. Я осторожно выглянул – путь был свободен! Мы пошли дальше, неловко хрустя ржавым барахлом под ногами и пиная кривые камни.

Автоматон не расстрелял бы нас на месте, конечно, но приятного в такой встрече было мало. Ещё с детства помню этот механический, скрежетавший металлом голос: «Ваши документы. Ваши документы. Ваши документы». Тогда мне, совсем ещё пацану, довелось зайти на территорию закрытого предприятия. Ну и влетело нам! Родителей чуть не оштрафовали, но пожалели – всё же я был ребёнком. Сейчас так уже не получится. Если поймают – проблем не оберёшься! Ночь в участке обеспечена, а в придачу к ней увесистый штраф.

Так я предавался неприятным воспоминаниям, пока рука Бейбута не тронула меня за локоть:

– Смотри!

Перед нами открылась огромная, заваренная наглухо дверь. Тут же, справа от неё, виднелась лесенка из выбоин в стене, ведущая к провалу огромного окна. Было видно, что лесенка служила неким переходящим трофеем – старые выбоины старательно замазывались цементом или забивались железом, а рядом возникали свежие. Груда сорванных с окна решёток говорила о бессмысленности такого ограничения. Я поёжился: упасть на торчащие из песка ржавые арматуры означало верную гибель. Друг, впрочем, тут же вскочил на стенку и полез наверх, словно пустынная крыса. Я полез следом за ним, стараясь не смотреть вниз. Пусть высота и была всего метра три, но я никогда не любил подобные мероприятия.

Бейбут исчез в провале окна, однако тут же возник там снова, протягивая мне руку. Кряхтя, я ухватился за неё и оказался в пустом помещении, по которому кроме нас гулял разве что ветер. Ржавые пол и стены поблёскивали какой-то солью в свете включённых налобных фонарей, а откуда-то из недр Башни раздавался мерный скрип. Башня жила своей жизнью, не обращая на чужаков никакого внимания.

Разинув рты, мы пошли в глубь проржавевших коридоров. Стены сильно покорёжило, некоторые из них наклонились вперёд, будто бы угрожая прихлопнуть нежданных гостей. Под светом фонарей нам представилась и наскальная живопись: ругательства, примитивные рисунки разных органов человека, бессмысленные надписи и страшные рожицы. Место явно было проходным – тут и там виднелись следы от костров, свежие отпечатки рабочей обуви и брошенный мусор, оставленный явно не Древними.

Здесь ловить было явно нечего, поэтому мы решили поискать лестницу. Башня была настолько огромна и имела столько запечатанных комнат, что здесь до сих пор можно было найти что-то интересное – если искать, как следует. Я нахмурился, припоминая уроки истории в школе. Кажется, Башня была огромным жилым комплексом Древних, где населения было как в Жёлтой и Зелёной зонах вместе взятых. Её хотели облагородить, но решили, что слишком затратно. С тех пор она так и стоит, медленно умирая от пустынного ветра и ржавчины.

Помотавшись по проржавевшим коридорам, мы вышли к лестнице. Ступени, уходящие вниз, терялись в груде песков, которые кто-то пытался упорно раскопать, но результат копателя явно не удовлетворил, и тот бросил это дело. Лестница же, что вела вверх, терялась во тьме. Бетонная поверхность её была вся в выбоинах, будто бы по ней стреляли, а кое-где виднелись вездесущие надписи. Сильнее всего бросалась в глаза ярко-красная, явно свежая надпись: «УХОДИ». Мы с другом переглянулись и двинулись наверх, по очереди перешагнув этот алый барьер.

* * *

Лестница казалась бесконечной. Чем выше мы поднимались, тем меньше вокруг было следов пребывания человека. Стены вокруг очищались от рисунков, а ступени – от выбоин. Тем не менее все комнаты, которые мы видели с лестничной площадки, были явно опустошены побывавшими тут до нас искателями приключений. Наконец, мы дошли до места, где лестница обрывалась – часть пролёта просто рухнула вниз, а продолжение лестницы было на три этажа выше. Я разочарованно сплюнул, а вот Бейбут не планировал так просто сдаваться. Он тут же метнулся куда-то в боковой коридор, а я побежал следом, едва поспевая.

Наконец, мой товарищ замер у окна на северной стороне Башни в очередном пустом помещении. Пока он высматривал что-то наверху, я изучил пейзаж, который раскинулся передо мной. Солнце уже почти угасло, залив горизонт своей кровью. На северо-востоке виднелись горы, а на северо-западе что-то сияло тусклым жёлтым светом. Я тут же понял, что это соседний город – мелкое поселение, входящее в Айшуйскую Федерацию. Я никогда не выбирался за пределы Айшуйи, а поэтому с жадным любопытством изучал пейзаж. Правда, из примечательного в нём оказались только далёкие горы да тот самый городок. Опустив взгляд прямо под себя, я увидел груду какого-то хлама. Оттуда доносился приглушённый шум, кое-где горели костры. Я понял, что это Красная Зона – обитель преступности и хаоса, куда ссылают всех, кто провинился достаточно серьёзно для такой ссылки, но недостаточно серьёзно, чтобы их казнить. У этих изгнанников были самые разнообразные татуировки, там никакой иерархии не было. Правили те, кто был сильнее. Хуже всего было сосланным из Оазиса – их простые люди не особенно жалуют, не говоря уже о разных убийцах и насильниках. Те как следует отыгрывались на вчерашних богачах. Каких я только историй оттуда не слышал…

Мысли мои прервал громкий голос Бейбута:

– Эй, Милад! Гляди!

Я посмотрел туда, куда он указывал. Это оказались скобы, вмонтированные в ржавую стену Башни с внешней стороны, прямо у окна. Они вели куда-то вверх, части скоб уже давно не было. Я понял, что задумал друг, и заорал, перебивая гул ветра:

– Да ты рехнулся! Мы разобьёмся!

Бейбут энергично покачал головой: дескать, не разобьёмся. Затем этот псих подёргал ближайшую скобу и аккуратно полез наверх. Меня затрясло – на такое я не рассчитывал! Громко ругаясь, я полез следом, дрожа от страха и адреналина.

* * *

Ползли мы, кажется, вечность. Порой мне казалось, что холодный вечерний ветер сдует нас, двух мух, вниз. Иногда скобы тряслись, немного выезжая из стены. В такие моменты моё сердце сжимал ледяной ужас. Наконец, друг забрался в очередной провал окна справа от нас. Он помог мне залезть, и я осторожно глянул вниз. Оказалось, мы проползли всего-то этажей пять, а не пятьдесят, как я думал. Отдышавшись, я повернулся к Бейбуту, готовясь высказать всё, что думаю о его сумасшедших решениях, но слова застряли у меня в горле.

Зачарованные, мы оба смотрели на уцелевшую пыльную комнату, куда явно не добрались исследователи Башни. Причудливые стулья, каких я никогда не видел, так и манили присесть. Аккуратные древние столы завораживали своими нетронутыми шуфлядками. Грузные, полусгнившие шкафы из древесины хранили, наверное, все тайны этого мира.

Не сговариваясь, мы с товарищем кинулись ворошить прошлое. Я выдвигал ящики стола один за другим, пока Бейбут рылся в шкафу. Впрочем, ничего необычного там не было. Всё содержимое давно превратилось в труху. Вдруг Бейбут победно закричал:

– Смотри!

Я тут же метнулся к нему, спотыкаясь об аккуратные железные табуретки. В руках друга была блестящая монетка из какого-то нержавеющего жёлтого металла. Я тут же охнул:

– Золото?!

Бейбут победно рассмеялся:

– Золото! Да за него мне такую кучу денег отвалят! Да я дом себе в Зелёной Зоне куплю!

Я решил не огорчать друга грустной реальностью – пусть помечтает! Купит он себе разве что самый шикарный барак в городе, ведь татуировка никуда не делась… Без неё недвижимость в Зелёной Зоне не приобрести, имей ты хоть все лиандры этого мира. Бейбут заметил мою задумчивость и весело ткнул в плечо:

– Ну, чего ты? Я и тебя в обиде не оставлю, дружище!

Я отмахнулся:

– Спасибо, я знаю. Не в этом дело. Татуировки…

Бейбут сразу поник. Впрочем, он быстро воспрянул духом:

– Ну, зато свожу Эфину в тот самый ресторан!

Его веселье было заразительным, и я быстро позабыл о грустных размышлениях, принявшись обшаривать ящики столов с прежним упорством.

За полчаса копошения в гнилье я нашёл: нержавеющую гайку, ржавый металлический бинокль древнего образца, металлическую коробочку непонятного вида. Друг посветил на неё и присвистнул:

– Да это же этот… Как его… Фон… Смартфон, вот! То, из-за чего Древние потеряли весь мир!