Kitobni o'qish: «Дома, наконец»

От перестука колёс укачивало, но я никак не мог оторваться от окна. А там всё то же ― избушки, сараюшки. Вид заслонила водонапорная башня, сейчас будет вокзал. Надо спешить ― поезд стоит две минуты.

Мать бежит к вагону. Тонкие седые волосы выбились из-под платка. Всплеснула руками.

– Похудел, сыночек.

– Не плачь, мамуля. Я дома, наконец.

Город почти не изменился, разве что улицы немного принарядились. Сгорела баня, зато выжил «Мир» ― киношка моего детства. Трикотажка каким-то чудом уцелела ― тарахтят станочки. И парк по-прежнему окружён витиеватым чугунным литьём. Что ему сделается?

Целый день я бродил по заветным переулкам и не встретил ни одной знакомой физиономии. Но зато, когда проходил мимо фабричных ворот, среди бегущих со смены работниц сразу засёк Люсю. Ошибиться было невозможно. Она не шла по земле, а только её касалась.

Сколько себя помню, собирались одной компанией ― Люся, я и Пашка. С пятого класса были неразлучны. Даже когда ссорились и делали вид, что не замечаем друг друга, тут же сдавались и орали хором: «Айда на плотину». Бежали наперегонки на наше место, залезали на разлапистый дуб и, усевшись по своим веткам, болтали обо всём на свете. Потом неслись к воде, чтобы раскачаться на тарзанке во всю дурь и плюхнуться в омут.

Во время непогоды прятались на заброшенном комбикормовом заводе. Безбашенный Пашка забирался на самую верхотуру и шагал по балкам перекрытий с риском сорваться. Я полз, конечно, следом. Люсиха обмирала, глядя на всё это снизу.

Когда по весне устраивались прыжки с каменного моста, открывать сезон выходили самые отчаянные, и мы с Пашкой ― в первых рядах. Перелезаешь через парапет и встаёшь на холодный край босыми ногами. Сначала очень зябко. Но согревают восхищенные взгляды одноклассниц. Где-то там внизу гудит река. Лучше туда не смотреть, но лезть обратно нельзя ― позор. Летишь долго, долго. Ощущение космическое, как будто не падаешь, а взлетаешь.

После получения аттестата зрелости пути-дорожки нашей троицы разошлись. Я уехал поступать в университет и поступил. Пашку забрали в армию. А Люся пошла с подружками на фабрику. Едва я успел втянуться в учёбу, она написала, что выходит замуж. Переписка угасла.

Теперь, через пласты времени, я её окликнул. Мы отделились от людского потока и пошли, не спеша.

– Какой ты стал важный. Бородку отпустил.

– А ты не изменилась. Также смахиваешь чёлку со лба.

– Сейчас разревусь, и тушь моя потечёт.

Я наклонился, пытаясь вдохнуть забытый запах её волос. Упёрлась в меня руками.

– Сума сошёл? Муж увидит.

Я скорчил испуганную рожицу.

– Лёнчик до жути ревнив, ― пояснила Люся. ― Меня спасает одно ― он страшно деловой чел. Прикинь, у него целая сеть супермаркетов. Пашет от рассвета до заката.

– Незавидная доля. Может сгореть на работе.

– Не всё так печально. Время от времени он отрывается от своих поставщиков и начинает ко мне приставать с разговорами о наследнике.

– Я тоже хотел ребёнка от этой тёти.

У Люсика в голосе возникли тоскливые нотки.

– У тебя был шанс, и ты его запорол.

– По правилам полагаются три попытки. Так что, у меня ещё есть надежда.

– Она близка к нулю.

– Не так уж мало, поверь.

Люся не реагирует. Что она может сказать? Что я глупый оптимист?

– А ты всё ткёшь?

– Люблю свою работу.

– За что?

– За монотонность.

Приблизились к зданию школы и замерли как по команде. Нашли глазами окна нашего класса. Они горели светом далёких звёзд.

– Скажи лучше, рыжий, каким ветром тебя к нам занесло?

– У меня тут мама. Она у меня несколько раз гостила, а я с приездом всё откладывал.

– Я в курсе. Город маленький.

– Раньше казался огромным. Бывало, взмокнешь, пока пролетишь на велике от дома до плотины.

– Плотину снесло во время паводка.

– Жалко. Куда теперь пацанва бегает с уроков?

Я собрался с головой погрузиться в детские воспоминания, но Люся вернула на грешную землю.

– Как там столица?

– Бурлит. Поначалу теряешься после наших предместий, отовсюду ждёшь подвоха. Того и гляди, грузовик раздавит или бетонная балка на голову рухнет.

– У нас тут острят ― это в России живут, а в Москве выживают.

– Выживать было некогда ― грыз до дёсен гранит науки.

– И чем сейчас занимаешься?

– Преподаю понемногу, но без фанатизма. Беру бородкой.

– Ты же бредил наукой, ― сказала с удивлением. ― Не забуду, как мои слюни разглядывал в микроскоп.

– Искал бациллу любви. Увы, не нашёл. Но возился не зря, обнаружил множество невероятных существ.

– Кажется, ты гордился инфузорией-туфелькой.

– Хищница туфелька к твоей слюне отношения не имела. Я её выловил в сточной канаве.

– Я была уверена, ты станешь знаменитым ботаником. Ой, извини, тебе же не нравилось это слово.

– Слово как слово. Не нравилась детская дразнилка. А во взрослом мире ботаники и впрямь не в чести. Учёная братия в основном химичит.

– Хотела бы я посидеть у тебя на лекции.

– Не услышишь ничего нового. Лектор банален, если за ним не стоит опыт. А с опытами я завязал. Осталась голая теория, безвкусная и бесцветная. Зато не надо без конца издеваться над природой.

Мы вышли на набережную. По снежной равнине неутомимо частил одинокий лыжник. На катке вертелись парочки, играла лёгкая музыка.

Люсик посмотрела на меня оценивающе.

– Как на личном фронте?

– Такую, как ты, не встретил.

Развела руками.

– Представляю, как ты искал ― на диване, с толстой книжкой в руках. Выйди на улицу ― море скучающих мордашек вокруг. Только позови.

– Дай хотя бы разглядеть.

– Чего нас разглядывать? Мы же не бактерии.

Снял очки, направил стёкла на Люськин лоб. Показала язык.

– Я для этого не гожусь. Тебе нужна задорная и живая, которой эти игры ещё не наскучили.

– А тебя уже ничего в этой жизни не трогает?

– Просто стала от неё уставать.

– Так, и я успокоился.

– Странно, ― обронила Люся, ― ты так метался в поисках новых впечатлений.

– Поиски упёрлись в стену из несбывшихся надежд.

– А знаешь, чем у меня всё закончилось, когда ты усвистал?

– Браком по расчету.

– Не хами, ― сказала она сухо, ― брак был потом. Сначала я стала брошенкой, и на меня показывали пальцем. Наревелась от души. А потом напудрила носик, выкатила из гаража отцовскую Волгу… И встретила Лёнчика. Он не гонялся за туфельками и не мечтал спасти человечество.

«И не думал сбегать», ― хотел я добавить, но сдержался. Сказано же, не хамить.

– А ты, я помню, всегда о чём-то мечтала.

– О чём, например?

– Научиться играть на гитаре.

– Была такая идея фикс. Путаю аккорды до сих пор.

– Помню, как ты вдруг занялась сочинительством. Ещё поёшь свои песенки? Мне нравилось, как ты выводила фальцетом: «Невинные грешки, нелепые обиды, дурацкие стишки, что будут позабыты».

– Всё забыто, рыжий, ― сказала Люся.

– Кажется, у тебя завтра круглая дата?

– Приходи, будешь почётным гостем.

На днюхе гул стоял как в переполненном бассейне. Я с трудом пробился к имениннице. Подарил вечное перо с напутствием: «Твори».