Kitobni o'qish: «И пришел жнец. Альфарг»

«Ваша Церковь не стоит и гроша! В руках князей и Всеотца находится такой потрясающий потенциал: ваши священники единственные, кто может даровать смерть, а вы превратили диких волков в послушных псов, поставив их сторожить скот! О какой победе может идти речь, если вы сами боитесь мощи созданного вами же оружия?»

Последние слова генерала Бериата Ванна на суде в Вельберге

«Церковь до и после» Глава 6, раздел 3.

Автор неизвестен

1

– Нигис Иральф, он был сапожником. Держал лавку в ремесленном квартале. Его мастерская, как и все имущество, теперь переходит его сыну, как только тот получит необходимые документы.

– Принимается. Что там еще?

– Кремонд Феил. Скотовод. Семьи не имел. Сбережений в банке тоже. Церковь покроет расходы на похороны – у него небыло родственников, так что заниматься этим больше некому. Чеки из Орденатории можно обналичить в любом банке.

– Угу. Дальше.

– Арано Готре. Десятник, вернувшийся из битвы с северянами под Брундсхарбом. Он получил тяжелые увечья во время боя. Родные погибли в пожаре. Его похороны должна оплатить городская ратуша, ибо это смерть солдата, а такие люди под финансовый протекторат Церкви не попадают.

– Многовато что-то стало калек в ваших письмах. Только в том месяце, на средства городского бюджета мы хоронили семерых. А в этом списке уже девять человек, вернувшихся из Брундсхарба…

– Битва была недавно, и поэтому Церковь хочет избавить ваш город от смертельно раненных и искалеченных, которые будут представлять из себя в дальнейшем серьезную угрозу. Но сейчас не об этом.

– Кто там остался?

– Мираиса Инорун. Куртизанка. Ее похороны тоже оплатит Церковь. Все личные вещи и записи убитой перейдут в архивы Орденатории, вместе со списками клиентов.

– Но, так ли это безопасно? – заволновался толстый старик в уродливой чалме напротив, – Конфиденциальность такого рода услуг…

– Всем Церковным князьям, да и мне самому, плевать на то, кто с кем спит, господин Ганлиндис. Таковы правила. Если не будете возражать, я продолжу, осталось уже немного.

– Ладно, но к теме списка вернемся чуть попозже. Что еще?

– Ормонд Трискур. Не знаю, что о нем вообще можно сказать.

– Подожди-ка, что-то знакомое…

– Да-да, это тот сумасшедший, который нечистотами разрисовал портрет нашего правителя возле центральной стелы. И занимался этим долго, почти целый час, пока его не оттащила городская стража.

– Ну, поделом ему, – вздохнул толстяк в экзотических одеждах, потирая опухшими пальцами второй подбородок, – А что еще он сделал?

– Практически ничего. Разбил окно в карете. И лицо кучеру. И измазал… кхм, грязью, пассажиров. Его потом поместили в ваше лечебное заведение, откуда он благополучно сбежал. Но бежал недолго. До перекрестка. Там его поймали и вернули обратно. А потом пришел я.

– Стало быть, проблема с сумасшедшим окончательно решена?

– Да, и с сумасшедшим, и с нечистотами, – подтвердил я, – Теперь перейдем к более насущным вещам. У некоторых из вышеперечисленных людей остались дети. Церковь интересуют только шестеро из общего числа. Не достигшие десяти лет. Их имена я написал вам в письме. Соберите их и отправьте в нашу Орденаторию. Через несколько дней приедет храмовый эскорт, который проведет некоторые исследования и осмотры. Тех из детей, кто подойдет на роль учеников, они отправят в аббатство на обучение. Остальных, город обязан переправить в приюты, под надлежащий надзор. Отдайте соответствующие распоряжения.

– Целый храмовый эскорт? – протянул толстяк, поправляя неприлично натянутую на брюхе сутану, – Это может негативно повлиять на настроение нашего населения. Я, конечно, ничего не имею против жнецов и остальных ваших ребят, но скажу по секрету, что вас здесь не очень-то любят.

– Вот уж сюрприз, так сюрприз, – делано изумился я, даже не стараясь, чтобы это выглядело хоть немного естественно, – И что же может пойти не так?

– Ну, конечно же, умертвитель, ничего страшного не случится, – заохал богач, пытаясь усесться в кресле удобнее, – Но накануне того события, как Звездная Ярмарка, приезд церковников может отпугнуть потенциальных актеров, зрителей, бардов, фокусников, путешественников, менестрелей и торговцев…

– Особенно торговцев, господин Ганлиндис, – согласился я, перебивая пышный перечень пилигримов так стремительно, что толстяк даже подавился воздухом – Ведь их торговая пошлина – прямой поток золота прямо в городскую казну. Это очень логично и заботливо.

– Не стоит считать, что городская знать думает только о деньгах, – возмутился Ганлиндис и надулся, как старый индюк, – Мы думаем о каждом посетителе Тонгенена. О каждом жителе, каждом бродяге за окном. Между прочим, наши праздничные фестивали очень известны на весь Аинарде, Ортиарн и даже Ашахан. Ничто не должно помешать такому значимому событию, как Ярмарка Звезд, особенно в такое сложное для страны время. Люди, как я, обремененные властью и любовью к своему городу, должны думать о деньгах в последнюю очередь, вот как я считаю!

Он затих и только шумно дышал, будто кто-то раздувал кузнечные меха. Я сунул ему под нос трупное письмо.

– Не думаю, что небольшой отряд церковников испортит вам атмосферу безудержного веселья и кутежа, – ответил я кисло, – Тем более, я не интересовался вашим мнением по этому поводу, а просто поставил в известность. И в отличие от вас, многоуважаемый Ганлиндис, я властью не обременен, и о деньгах думаю в первую очередь, а уж потом про все остальное.

– Сколько? – заерзал на месте толстяк, пробегая взглядом по строчкам рун на бумаге, – Четырнадцать человек в списке, работы – то на пару медяков…

– По пятьдесят серебряных орлов с каждого убитого, плюс устранение последствий распространения некроэнергии, если это о чем-то вам говорит, да список сирот, которые отравятся на обучение… Словом, еще два золотых грифона и семьдесят серебряных орлов, плюс еще двадцать пять. Что там в сумме? Десять золотых итого.

Лицо богача вытянулось, побледнело, покраснело и приобрело нездоровый зеленоватый оттенок.

– Десять золотых? – выдохнул он, заикаясь, – За такой маленький список? Ты знаешь, жнец, сколько порядочному человеку приходится работать, чтобы получить такие деньги?

– Знаю, – твердо сказал я, – Но все дело в том, что вы, господин Ганлиндис, работаете не с порядочным человеком, а со жнецом. Поэтому и ваша, и моя участь несколько облегчаются.

– Мало того, что я впускаю в свой город убийцу, так еще и должен платить такие баснословные деньги за то, что он вырезает под корень моих лучших людей, да еще и их детей отправляет в Вельберг, – возмущенно пробубнил толстяк, потирая морщинистую шею, – Это никуда не годится.

– Ну, если Ормонд считается лучшим, тогда приношу извинения, – отозвался я хмуро, – В обратном случае, вы можете выплатить деньги за Жатву церковному эскорту, когда он прибудет в Тонгенен через пару-тройку дней. Только вот боюсь, что десятью золотыми там дело не ограничится. Да и парой сотен, к слову говоря, тоже.

Ганлиндис мрачно посмотрел на меня, и взгляд его мутных серых глаз едва ли можно было назвать добрым. Он повертел в руках трупное письмо, снова посмотрел на меня, почти в упор.

– Угрозы от церковного служащего, прямо накануне Ярмарки Звезд. Что-то, и, правда, равновесие нарушилось в мире, – проговорил он холодно, – Ладно, будь так. Наличные получишь прямо на выходе. Только вот крепко запомни мои слова, жнец. Таких как ты, здесь не любят. И подумай еще раз, если захочешь собирать здесь жатву.

– Запомню, – сказал я спокойно, – Крепко запомню.

2

Вечер в Тонгенен пришел медленно и лениво. Он перекрасил в темные тона безоблачный небосвод, расплескался по улочкам города непривычной прохладой, загорелся лампадами и свечами в окнах домов и трактиров, опустился пологом на низкие холмы, превратился в звездную россыпь высоко над головой. Вечер в Тонгенене всегда был особенным.

Город этот стоял на границе Аинарде и Ашаханских земель, так неудачно соседствуя с великой и ужасной Ашаханской пустыней, куда здравомыслящий человек не сунулся бы и за мешок золота. С давних пор, когда Аинарде снова вела кровопролитные войны, уже не с северянами, как сейчас, а с южанами, Тонгенен страдал не только от бесчисленных сражений, но и от моров с болезнями, от палящего солнца и горячего ветра, а так же от песчаных бурь, диких кочевников и мразей всех мастей, отчаянно грабящих все живое и неживое, что встречали на своем пути. Выживали тут немногие. Еще меньшие смогли не только приспособиться к таким непростым условиям существования, но так же и открыть свое собственное дело на этой раскаленной земле.

Ходили слухи, что Тонгенен стоит на месте некой древней крепости, поэтому местным мастерам не нужно было продумывать и возводить систему водоснабжения для города, прокладывать тоннели для стоков и канализации. Акведук, наполняющийся магическим образом из подземных источников, починили в ближайшее время усилиями чародейской гильдии, стены подземных коридоров и проходов, оставшихся с далеких эпох, укрепили и усилили, а все, что оставалось от далекого военного прошлого города заменили и реконструировали. Теперь, под Тонгененом тянулась сеть туннелей и проходов, прямиком до пустыни, которыми благочестивые горожане пользовались, как канализацией. Сторожевые башни превратились в ратушу и тюрьму, офицерские помещения стали жилыми домами для богатых купцов и политиков. Простолюдины держали скот. И их держали за скот – разницы почти небыло. О фермах и полноценном хозяйстве не могло быть и речи, рудой или камнями эти места похвастаться тоже не могли, поэтому Тонгенен остановился на животноводстве, выращивая уродливых и горбатых «плабесов» – неприхотливых тварей, готовых оставаться подолгу без еды и воды, и абсолютно не обращавших внимание на царящую кругом адскую жару. Нельзя сказать, чтобы плабесы пользовались на животноводческих рынках Аинарде большим спросом, но их часто покупали эксцентричные богатеи и пилигримы, путешествующие из королевства в королевство, поэтому небольшой приток золота в городскую казну все же был. Помимо этого, Тонгенен имел крошечные, но вполне работоспособные плавильни, кузни и железообрабатывающие цеха – тонгенские сабли, непременно изогнутые и легкие, с закрытой гардой, славились во многих королевствах и высоко ценились знатоками фехтовального мастерства. Небольшие, но изящные сувениры в лавках тоже приносили часть дохода. Талисманы и кольца из Тонгенена можно было увидеть и у богатых дам из Ростальфа, и чародеев из Эрмивальда, и даже у церковных князей в Вельберге.

В Тонгенене было достаточно много антикваров и авантюристов, любящих проводить раскопки в песках, чтобы найти древний меч, или пробитый стрелами позабытый щит. Все это тоже поступало на торговые прилавки, заманивая своим новообретенным блеском богатых заморских гостей. Этого было вполне достаточно, чтобы удерживать экономический уровень города на должном уровне, особенно учитывая, что население Тонгенена было небольшим. Смена времен года почти не касалась этих мест, ограничиваясь только небольшим разбросом температуры, да потоком странников и ученых, поэтому лишь раз в год, город расцветал и преображался. По улицам протягивали цветочные гирлянды, дома украшали разномастными изделиями местного производства, ставили шатры и натягивали палантины. Это событие называлось Звездной Ярмаркой. Длилось оно порядка недели, и было приурочено к ежегодному звездопаду, особенно шикарный вид, на который открывался именно с ашаханских земель. Летом, в преддверии праздника, сюда стягивались все, начиная от бардов, факиров и торгашей, заканчивая головорезами, проститутками и фанфаронами. На городской площади вырастали ряды торговых лавок, трактиры утраивали цены, бедняки и попрошайки облепляли центральную стелу, как птицы рассыпанное зерно. В Тонгенен тянулись тяжело груженые обозы, торговые караваны, легкие экипажи, кареты и повозки. Всенародные гуляния длились круглосуточно, развлекая толпу музыкой, танцами и красочными представлениями, а спустя неделю, все это разноцветное действо сходило на нет. Улочки прибирались, гирлянды цветов сносили к городской свалке, торговые ряды пустели, казна звенела набитыми золотыми, а город снова погружался в рутинный долгий сон. До следующего лета.

Не смотря на то, что Тонгенен находился в составе Аинарде, от Ашахана, город тоже успел перенять некоторые культурные и национальные особенности. Вместо камзолов, плащей и блуз, столь привычных в центральных городах, мужчины тут носили длинные светлые тоги, иногда с капюшоном, называемые «геллаба», иногда предпочитали длинные просторные халаты с названием «бурнус», головным убором являлась куфия – длинные полосы светлой ткани, небрежно повязанной на голову. Женщины предпочитали шуруки и абаю – длинные и просторные шелковые одежды, защищающие тело и лицо от пыли и песка. Богачи щеголяли в расшитых узорами изысканных кафтанах, поверх тоги с названием гунбаз, бедняки кутались в грубые накидки до колен – либас, напялив поверх нее одну или другую длиннополую рубаху.

К этому необычному стилю можно было привыкнуть, и спустя день-другой, внешний вид горожан уже не казался таким диким и эксцентричным, в отличии от местной кухни, на которой и время, и чужие обычаи отыгрались по полной программе.

Я убедился в этом, сидя в таверне «Каменное брюхо», с тоской вглядываясь в ряды различной снеди, расставленной на столах там и тут. В лучших традициях Тонгенена, дома и заведения в городе строили не из дерева и камня, а складывали из песчаных глыб с неким укрепляющим раствором. Все они, за исключением центральной части города, были низкими и одноэтажными. Частенько стены домов подпирали кусками хитиновых панцирей огромных хищных жуков, добирающихся отсюда из пустыни, иногда использовали бревна и кости, используя их, как подпорки. Поэтому и вид, и запах у этих строений был довольно странным. Но то, что лежало на тарелках передо мной было еще хуже.

День выдался довольно тяжелым, жутко хотелось есть, еще больше хотелось выпить, еще больше хотелось спать. Я завернул в первое попавшееся заведение и, как стало ясно, не прогадал. Во всяком случае, аппетита уже небыло и в помине.

Толстый бородатый трактирщик, во рту которого недоставало почти всех зубов, скалился и улыбался так отчаянно, расхваливая снедь, что его гримасами можно было пугать непослушных детей до сумасшествия. Он охал и вздыхал, потрясал головой и размахивал руками, будто его выбор пищи, и правда, мог вызвать такой экстаз.

– Отличный выбор, – увещевал он, хитро поглядывая на меня, словно собирался продать мне не тарелку каши, а как минимум пару тайн королевской опочивальни, – Нет, это не каша! Это мясные жуки! Видите, какие крохотные? Утром их собирают из нескольких вялящихся туш плабесов, вымачивают в рассоле и перетирают с приправами. Они отварены в подсоленной воде, и посыпаны специями. Только с огня! Такое готовят только в нашем городе!

В этом я не сомневался вовсе. Такую дрянь нигде мне видеть не приходилось. Я сглотнул, поспешно справившись с подкатившей тошнотой, и ткнул пальцем в соседнее блюдо, полное длинных золотистых палочек. Выглядели они, кажется, более-менее аппетитно.

– А это что? Черви?

– Нет, конечно, – обиделся трактирщик, и его длинные усы грустно повисли, – Мы не едим такой гадости! Как можно! Это чистейшая пищевая саранча, собранная поутру, пожаренная еще живьем в кипящем масле…

– Откуда саранча в пустыне? – неожиданно даже для самого себя спросил я.

– Так слетается же к нашим плабесам, – осклабился трактирщик, упирая руки в бока, – На них много кто слетается. И жуки, и саранча, и мухи, и…

– А есть в вашем заведении что-нибудь более… обычное? – с надеждой поинтересовался я, – Похлебка там, или может мясо?

– Ну, мяса-то у нас хватает, – опять обиделся трактирщик и поджал губы, – Но не знаю, насколько это вам покажется «обычным». Вот, к примеру, мясо земляной белки, целиком пожаренное на шампуре. Прекрасное изысканное блюдо! – представил он усохшую костлявую тушку, сиротливо примостившуюся на краю тарелки. Судя по всему, последний раз белка копалась в земле недели полторы назад. На кусочке прекрасного изысканного блюда чистила крылышки толстая помойная муха.

– Или вот, – снова объявил трактирщик с таким видом, словно представлял рыцаря на турнире, – Тушеная в собственном соку мавританская жаба, – он ткнул грязным пальцем в непонятное месиво болотно-зеленого цвета, в котором с мрачной торжественностью плавали некрупные куски, вперемешку с длинными изумрудными стеблями. Мавританская жаба тоже там была, представляя собой что-то уж совсем непотребное, уныло развалившееся на дне, – Немного разварилось, – констатировал трактирщик, окунув в тарелку кончик бороды, и цокнул языком, – Но на вкус стало даже лучше!

– Заманчиво, но нет. Благодарю.

– Есть, к примеру, змеиный суп, – предостерегающе вскинул ладонь трактирщик, – Его берут только настоящие гурманы. Помнится мне, сам герцог…

– Ммм… а как на счет мяса плабесов? Они же едят нормальную пищу, верно?

– Мы не едим того, на чем ездим, – буркнул бородатый и его усы снова зашевелились, – Если не намерены что-то брать, то отойдите от стойки, не занимайте очередь, – заявил он хмуро и отвернулся.

– Но сзади меня никого нет.

– Наверняка сейчас будут, – отозвался трактирщик, всем своим видом показывая, что смертельно обижен. Он изучал что-то намалеванное на стене, и я все старался понять это современное искусство, или жирный нагар от частой готовки на открытом огне неподалеку.

– Хлеб, – сказал я, отчаявшись – Хлеб и сыр-то у вас есть? Самый обычный сыр. Самый обычный хлеб. И самое обычное пиво. Не с ядом скорпиона, ни с задницей змеи или ушами носорога. Самое простое, – повторил я упорно, – Если есть, пожалуйста, полный кувшин. Или даже два. И похолоднее.

В конце концов я занял одно из многих пустующих в заведении мест недалеко от стены, удачно отгороженной от остального зала длинными замусоленными тряпками. Ужин мне подали еще через четверть часа, принеся тарелки на залитом чем-то липким подносе. Помимо обычного хлеба и обычного пива, в трактире оказался самый обычный сыр, самые обычные ягоды, и самая обычная яичница. Ее я отведал с опаской, но, как выяснилось, куриц в Тонгенене держали тоже. Пиво было не такое свежее и не такое холодное, как я ожидал, так что заканчивал трапезу я в очень скверном настроении, злобно поглядывая на открывающийся вид за окном, где на черном небосводе срывались первые жемчужные звезды.

Шаги я услышал еще издали, и прекрасно осознал, что идут именно ко мне. Во-первых, ближайшие столики и лавки были пусты, во-вторых, эти шаги очень отличались от тяжелой поступи трактирщика и торопливой беготни его двух помощниц. Шаги были вкрадчивые и легкие.

Друзей я здесь не имел, жнецов поблизости небыло, соответственно ожидать кого-то с добрыми намерениями никак не входило в мои планы.

Я расстегнул куртку, откинул полу, чтобы удобнее было доставать серп, и снова принялся за пиво, поглядывая поверх глиняной кружки на зал. Шаги зазвучали еще ближе, и рядом со столом возникла высокая сутулая фигура, выряженная в длинную тогу с капюшоном, оставлявшим открытыми только бесцветные глаза. Взгляд незнакомца был внимательным, но абсолютно ничего не выражающим. Мертвым и пустым.

Не спрашивая разрешения, некто в капюшоне уселся напротив меня, облокотился на стол и наклонился вперед. Я взялся за рукоять серпа под столом, немного опустил кружку, посмотрел на неизвестного.

– Ближе не надо, – хмуро предостерег я, мрачно раздумывая, под каким углом лезвие хапеша сможет располосовать ему горло, и не залить меня кровью, если тому вздумается сунуться.

– Значит, это ты – жнец? – голос у неизвестного был холодным, как и взгляд, а может, и еще холоднее, – Ты сегодня собирал жатву?

– Ты же и так это знаешь, но если нужно убедиться, то да. Я – жнец. Что дальше?

– О, не напрягайся жнец, – ухмыльнулся мой новый собеседник, и выяснилось, что помимо глаз, у него есть еще и ряд крепких белых зубов, когда он растянул губы в усмешке, – Я здесь вовсе не для того, чтобы мстить за убитых, или винить тебя в чьей-то смерти.

– Тогда зачем?

– Я хочу сделать тебе деловое предложение, – заявил некто с холодными глазами, – От имени одного известного лица. И это предложение устроит нас всех.

– Если это лицо настолько известное, почему само не явилось? – хмуро спросил я, разглядывая посланца, – Тем более, что я не ищу никакой работы.

– Я думаю, у меня есть то, что может изменить твое решение, – проговорил мой собеседник, выуживая из складок тоги небольшой, но тяжелый кожаный мешочек. Он со звоном поставил его на край стола и резким движением пододвинул ко мне. На его безымянном пальце блеснуло золотое кольцо с извивающейся змеей, прикусившей свой хвост.

– Что это? – спросил я как можно безразличнее, но уже знал ответ.

– Сто золотых грифонов. И это только аванс, – снова ухмыльнулся неизвестный, внимательно изучая меня, – Нам очень нужна твоя помощь.

– Насколько мне известно, в окрестностях города не ошиваются перерожденные, да и Церковь новые имена в трупное письмо не вносила, – заметил я, переведя взгляд на собеседника, – Значит, речь идет о заказном убийстве. Не интересуюсь, спасибо.

– Я очень настаиваю выслушать предложение, – твердо проговорил тот, – Отказ может повлечь… некоторые проблемы.

Я сделал еще глоток пива, откинулся назад, оценив возможные перспективы. Теперь, если придется резать ему горло, можно не бояться, что кровь попадет мне на куртку. Учитывая, что орудовать придется правой рукой, кровь, под давлением, ударит струей немного выше левого плеча. Я еще раз посмотрел на мешочек, потом на неизвестного и пожал плечами.

– Ну, и какие проблемы это может повлечь?

– Вы же хотите покинуть этот город? – спросил он просто и прямо, даже не потрудившись подумать над устрашающим ответом.

– Сперва подкуп, потом угрозы, – холодно проговорил я, – Не многовато ли вы себе позволяете, как для человека, действующего от имени очень известного лица? Мы же оба знаем, и это известное лицо тоже, что я все равно покину Тонгенен, вне зависимости от того, что здесь произойдет?

– И все таки, я очень советую согласиться, – сказал неизвестный и в голосе его прозвучала сталь, – Тебе же лучше.

– Ну, уж нет, – злобно хмыкнул я, покачав головой, – Я сам знаю, что для меня лучше. Спасибо за заботу, но можешь засунуть ее, и этот мешочек себе в… как это называется на Ашаханском?

– Ты пожалеешь, жнец, – холодно проговорил неизвестный, поднимаясь из-за стола и подбирая деньги, – Мы не прощаем оскорблений и отказов. Все дороги рано или поздно пересекаются. Запомни это.

– Запомню, – согласился я, – Обязательно запомню.

Что-то многовато стало здесь советчиков и учителей. Сперва Ганлиндис, теперь этот тип. Тонгенен нравился мне все меньше и меньше. В голосе неизвестного звучало уже не предостережение, а откровенная угроза. Этот высокий должно быть, опасный противник, который без колебаний может воткнуть и нож в спину, в темном переулке. Я кивнул, хмуро наблюдая за тем, как высокая сутулая фигура неслышно проходит мимо столов и исчезает за дверью. Вечер становился все отвратительнее и отвратительнее. Я процедил проклятие сквозь зубы, потянулся к кружке пива, но там уже успели утопиться несколько мух.

Я скрежетнул зубами и начал застегивать куртку.