Kitobni o'qish: «Энциклопедия наших жизней. Семейная сага. Созидание. 1967 год»
Глава 1
Наша семья
Часть 1
Аура 1967 года
1967 год. И опять – космос!
Ни о чём больше не поднимается рука писать… Погиб Комаров…
И уже не хочется, как раньше – начинать с биографии, и писать, как проходил полёт. Например, о том, что предыдущие три корабля «Союз» насчитывали перед их запуском пару сотен замечаний и недоработок. О том, что итог полёта был предрешен…
Я просматривала много материала по этой теме. В основном, они все повторяют одно и то же – сухие факты. А хотелось бы найти какое-то откровение, человеческие чувства, отражающие боль от этой потери.
Неожиданно, я натолкнулась на рассказ дочери Владимира Михайловича Комарова о тех трагических событиях. Я читала его, и плакала, как все мы, живые, в 1967 году оплакивали его гибель.
Сначала я решила ограничиться только статьёй спецкора «МК», которая встретилась с дочерью Владимира Михайловича Комарова, накануне дня космонавтики, 46 лет спустя после его гибели.
Привожу её здесь полностью.
Примечание…
Очень хотелось привести здесь побольше снимков, приближающих нас к тем трагическим событиям. Как всегда в поиске указала – «искать в бесплатных…». Их оказалось очень много. Практически – все. И это понятно – «смертью человека, который является достоянием страны – не торгуют», так что почти везде было указано – скачать и переслать… Иногда добавляли – «ссылка на сайт обязательна». А какую ссылку оставлять? Одни и те же фотографии повторялись на многих сайтах СМИ. Оставила те фотографии, которые рассказывали о реальных событиях…
УЛЕТАЯ В КОСМОС, СОВЕТСКИЕ КОСМОНАВТЫ ШЛИ НА СМЕРТЬ.
23 апреля 1967 года с космодрома стартовал новый трёхместный корабль «Союз-1». На борту был один единственный космонавт – Владимир Комаров. Неприятности начались сразу после выхода корабля на орбиту: не раскрылась одна из панелей солнечных батарей, из-за запотевания не работал солнечно-звёздный датчик, возникли сбои в работе новой ионной системы ориентации.
Когда поступила команда идти на посадку, автоматика «запретила» выдавать тормозной импульс…
Космонавт сумел произвести торможение над расчётной точкой, но отказала парашютная система. Владимир Комаров погиб ровно через 40 дней после своего 40-летия. У него осталось две могилы, родным выдали два свидетельства о смерти.
Новый космический корабль «Союз» начали создавать в пику лунной программе США. Правительство СССР вынесло секретное постановление, согласно которому советские космонавты должны были первыми в 1967 году облететь Луну, а через год высадиться на спутник. Для этого в спешке начали конструировать корабль "Союз".
– Состоялось три беспилотных запуска «Союзов», и все они были проблемными. Несмотря на это, 23 и 24 апреля в 1967 году решено было отправить на орбиту сразу два пилотируемых корабля?
– Первым должен был лететь на трёхместном «Союзе-1» мой папа, Владимир Комаров. На следующий день, на «Союзе-2» должны были выйти на орбиту Хрунов, Быковский и Елисеев. Потом планировалась стыковка: к «Союзу-1» должен был подойти второй корабль, Хрунов и Елисеев через открытый космос должны были перейти в корабль отца. После чего оба "Союза должны были пойти на посадку.
В 1967 году готовились отметить 50-летие советской власти, нужны были свершения в космосе. Насколько я знаю, только генерал Мрыкин, начальник одного из проектных отделов Центрального конструкторского бюро экспериментального машиностроения Прудников и начальник 1-го управления полигона полковник Кириллов позволили себе сказать, что сотни замечаний, полученных во время испытаний, свидетельствуют о том, что корабли ещё сырые.
На что Мишин, заменивший покойного главного конструктора Королёва, вспылил и в резкой форме сказал тому же Кириллову, что научит его работать. Голоса «осторожных» не были приняты во внимание.
– Помните день перед стартом?
– Тогда в Звёздном городке не принято было провожать космонавтов к автобусу. Помню, мы с мамой стояли на пороге квартиры, отец вошел с чемоданчиком в лифт и долго-долго не решался закрыть внешнюю железную дверь. Прощался с нами.
– Владимир Комаров предчувствовал беду?
– Это было не предчувствие, а знание возможностей. Перед полётом отец зашел в больницу к знакомому лётчику-испытателю, у которого обнаружили рак. Его жена потом рассказывала маме о состоявшемся между ними разговоре. Отец признался в палате больному: "Процентов на 90 полёт будет неудачным".
Незадолго до старта отец, вдруг заставил маму учиться водить машину. Настоял, чтобы она сдала на права, потом ездил с ней в качестве пассажира, чтобы она уверенно чувствовала себя за рулём.
На 8 мата он принёс маме шикарный столовый сервиз, который едва умещался в багажнике «Волги», и сказал: "вот будешь потом принимать гостей". А перед стартом папа навёл у себя в столе идеальный порядок, ответил на все письма. Показал маме, где лежат документы на квартиру, где ключи от гаража.
Как вы поняли, что ситуация в полёте стала развиваться не штатно?
– У нас вдруг дома отключили телефон. Мама сразу поняла, что пошло что-то не так. Когда из Москвы приехала жена Феоктистова, её уже начало трясти.
Отец в это время проводил ориентацию «Союза-1» почти вслепую. После выхода на орбиту на корабле не раскрылась одна из двух панелей солнечной батареи., потом не прошла команда на ориентацию корабля на Солнце. Когда поступила команда идти на посадку, автоматика «запретила» выдавать тормозной импульс. С папой на связи в это время находился Юрий Гагарин. Отцу предложили ручную ориентацию на светлой стороне… Сподвижник Королёва, конструктор Борис Черток, в своих воспоминаниях отмечал, что такой вариант посадки космонавты не репетировали. Папа выполнял то, чему космонавтов ещё никто и никогда не учил. Он сделал всё, чтобы вернуться.
– Средства ПВО обнаружили, что спускаемый аппарат идёт на посадку в 65 километров восточнее Орска…
– Казалось, что самое трудное позади, было объявлено даже расчётное время приземления. Все присутствовавшие в Центре управления полётами стали хлопать в ладоши, обсуждать, как будут встречать космонавта. И вдруг Юрия Гагарина срочно попросили к телефону. Стало известно, что приземление прошло ненормально. Позже пришло сообщение о гибели отца. На высоте 7 километров произошло скручивание строп парашюта. Старт второго «Союза» был отменён.
– Как Вы узнали о трагедии?
– Был пасмурный день, мама почему-то не пустила меня в школу. А потом в сильный дождь вдруг отправила гулять. Прячась под козырьком, я увидела, как к нашему подъезду подкатила чёрная «Волга». Из неё со свитой вышел генерал-полковник, я успела заметить три звезды на его погонах. Как потом рассказывала мама, она спросила у него только одно: "Вы уверены?" Он сказал: "Да, это абсолютно точно".
Потом дверь у нас не закрывалась. Шли космонавты, инженеры, техники, их жены. Мама обняла меня и сказала: "Ирочка, теперь мы будем жить втроем". Я почему-то была уверена, что трагедия случилась с братом Женей. О том, что папа погиб, мне сказала Валентина Владимировна Терешкова, которая жила в нашем подъезде. У мамы случилось кровоизлияние в левый глаз, на следующее утро у неё появилась прядь седых волос.
– Говорят, что вашу маму, Валентину, уговаривали не ездить встречать гроб с телом отца?
– Высокие чины, вероятно, опасались её слёз и истерик, что она будет кого-то обвинять и проклинать. Но мама настояла. Никто, естественно, гроб не открывал. Отца, ведь нашли достаточно быстро. Удар о землю был таким сильным, что образовалось углубление более полуметра. Произошел взрыв, и начался пожар. В баках спускаемого аппарата сохранилось около 30 килограммов концентрированной перекиси водорода, которая служила рабочим телом для двигательной системы управляемого спуска. Она оказалась гораздо страшнее бензина при разложении выделяла свободный кислород, что способствовало горению.
– Кто первым прибыл на место падения?
– Многие жители из соседнего села. Пытаясь потушить пожар, они забрасывали огонь землёй. Когда приземлились вертолёты службы поиска, то были использованы огнетушители. Прибывший на место падения помощник главнокомандующего ВВС по космосу Николай Каманин потребовал собрать обгоревшие останки отца, которые сразу же отправили в Орск. Весь пепел и мелкие фрагменты собрать было невозможно, на месте падения насыпали небольшой холмик. Лётчик-испытатель Сергей Анохин положил на насыпь, как принято у лётчиков, свою форменную фуражку. Мама потом ездила на место гибели папы, как на могилу.
– Владимир Михайлович успел осознать, что погибает?
– Об этом мы не узнаем никогда. Бортовой магнитофон при пожаре полностью расплавился. Черток рассказывал, что последний доклад отца был уже на посадочном витке, прошло разделение, передача шла через щелевую антенну спускаемого аппарата. Голос отца прослушивался с трудом. Отец хотел предупредить о каком-то происшествии, но связь при входе в плотные слои атмосферы оборвалась. Нам говорили, что корабль снижался с большой скоростью, от страшных перегрузок отец мог погибнуть мгновенно.
Место гибели: город Щёлково.
25 апреля на траурном митинге с трибуны Мавзолея выступили Суслов, Келдыш и Гагарин. Урну с прахом Комарова установили в нишу Кремлёвской стены.
Перед полётом Владимир Комаров слушал новую песню Пахмутовой и Добронравова «Нежность», которая вышла в цикле "Обнимая небо" и была посвящена лётчикам. В день похорон строчки – "опустела без тебя земля…" прозвучали уже, как реквием по самому космонавту.
В выданном свидетельстве о смерти в графе «причина» было указано: обширные ожоги тела, место гибели: город Щёлково.
– У мамы от возмущения срывался голос: "Какое Щёлково? Какие ожоги тела, если от тела ничего не осталось?" Она показала это свидетельство Гагарину: "Юрочка, и кто мне поверит, что я вдова космонавта Комарова?" Гагарин побледнел, пошел «наверх» разбираться… Вскоре маме принесли другой документ, где уже значилось: "трагически погиб при завершении испытательного полёта на космическом корабле "Союз-1".
– Дублёром Владимира Комарова был Юрий Гагарин. Многие были уверены, что, отправившись на недоработанном «Союзе» в космос, ваш отец спас, прикрыл первого космонавта.
– Во-первых, папа сам хотел слетать. Последние полтора месяца перед полётом он не пил холодное молоко и кефир из холодильника, чтобы не заболеть.
– Во-вторых, он возглавлял отряд подготовки космонавтов, был более взрослым и опытным в отряде, уже совершил полёт в качестве командира первого многоместного корабля «Восход». Когда многие только пошли учиться в академию имени Жуковского, он уже имел высшее инженерное образование, знал «Союз» буквально "до винтика". Папа дал согласие на полёт, даже, если бы на месте Гагарина был другой космонавт. Жить потом с тем, что вместо тебя пошел на риск другой… Нет, он так поступить не мог.
А с Гагариным они дружили, даже дни рождения отмечали на работе сообща (оба мартовские). Их судьбы вообще трагически переплелись. Юрий Алексеевич учился в Оренбурге, папа погиб под Оренбургом. У папы родиной его предков была Владимирская область. Гагарин погиб под Киржачом во Владимирской области.
– У мужчин не принято отмечать 40-летие. Владимир Комаров широко отпраздновал юбилей. Получилось – ровно за сорок дней до полёта. Он не верил в приметы?
– Тот юбилей папа отмечал три дня. Сначала приехали родственники, потом у нас дома гуляли папины коллеги, следом собрались его друзья. Мама вёдрами жарила цыплят табака. Папа выпивал первый бокал сухого вина, а дальше в рюмке была только минеральная вода. Гости всё приходили и приходили… Папа словно прощался со всеми.
– После гибели Владимира Комарова вашей маме сложно было оставаться жить в Звёздном городке?
– Летом нам устроили длительный отпуск. Сначала мы поехали на Кавказ, в Пятигорске жили на даче Косыгина, потом нас отправили в Крым. На море надо мной взял шефство космонавт Волков. Коллеги отца ловили кагранов, вечером запекали их на огне и приглашали нас на пикник.
В Звёздном городке маму спросили, где бы она хотела жить с детьми. Брат закончил школу, ему нужно было поступать в институт. Мама с ужасом думала, что Женя будет жить в общежитии или мотаться каждый день на занятия на электричке, и приняла решение переехать в Москву. Были те, кто её осуждал, говорил, ну вот, поехала за лёгкой жизнью. Нам предложили несколько вариантов квартир, одна из которых была в знаменитом "доме на набережной" около Кремля. Мама сказала: "Я не смогу каждый раз, выходя на балкон, видеть могилу мужа". А потом мы поехали смотреть квартиру у метро «Аэропорт», которая раньше была коммуналкой. В одной из комнат на стене висел папин портрет, вырезанный из газеты. Мама поняла, что это знак судьбы, и решила остановиться на этом варианте.
ПОРТРЕТ С СЕКРЕТОМ.
7 ноября 1967 года в честь 50-летия советской власти в Манеже открылась выставка, где был впервые выставлен портрет отца.
Художник Александр Лактионов прислал маме приглашение: уважаемая Валентина Яковлевна, мы с Владимиром Михайловичем ждём вас такого-то числа, в такое-то время. То есть от себя и от папы.
Лицо на портрете художник писал с отца. Пару месяцев он ходил к Лактионову позировать. После гибели папы художнику позировал брат. На пятнадцатилетнего Женю надевали отцовский китель. Он был крупный, спортивный, нередко вместе с космонавтами играл в хоккей. Так что руки на этом портрете моего брата.
Желая взглянуть, как пишется портрет, мама как-то зашла в мастерскую к художнику. Лактионов выпивал и… разговаривал за столом с папиным портретом. Они успели с отцом подружиться.
И портрет он написал "с секретом". У мамы даже мурашки побежали по коже, она не раз повторяла: "Идешь, и как будто следом глаза Володи за тобой следят, поворачиваются".
Маме тогда пришлось нелегко. Она вообще не помнила события первого года после гибели отца. Чтобы отвлечься, поступила на работу в агенство печати «Новости». Она историк, работала редактором на выпуске. Проверяла все факты, цифры, фамилии. Мной занимался брат, который был старше меня на восемь лет. С детства он бредил морем, с папой они строили подводные лодки с моторчиком, запускали их в ванне. После гибели папы мама как-то спросила брата: "Женечка, кем же ты хочешь стать?". Он ответил: "Не беспокойся, мама, я не буду ни лётчиком, ни моряком. Я буду физиком".
– Друзья отца не оставили вас?
– Что вы! Друзья отца на протяжении многих лет собирались на его день рождения. Это не был день траура. Было весело, человек же родился! Мама в обязательном порядке оставляла за столом два свободных места для двух самых близких друзей отца – лётчиков – истребителей, дяди Вити Кукушева и дяди Толи Скрынникова. Также они каждый год – без звонка приезжали к маме на её день рождения, 2 сентября. И обязательно каждый – с двумя букетами от себя и от папы.
За столом лётчики вспоминали, что отец не раз был на волосок от смерти. С 1952 по 1954 год они служили в Закарпатье. В полк приходили первые реактивные самолёты, которые нужно было испытывать в различных ситуациях. Лётчики гибли почти ежемесячно. Однажды отец летел в одной спарке, а впереди шел более опытный лётчик, который прошел войну. Была низкая облачность, кругом горы, покрытые лесом.
Вдруг первый самолёт пошел вниз, под облако, задел верхушки деревьев, и разбился. Отец, наоборот, пошел вверх и благополучно приземлился. Так потом его таскали на допросы. У него была невероятная интуиция. Не раздумывая, он выбрал нужный курс. Потом ему приходилось садиться на последних каплях горючего. Мама рассказывала о ночных полётах. Ревут двигатели самолётов, все женщины крепко спят. Как только наступила тишина, в окнах зажигался свет, все понимали: что-то случилось, раз всех разом посадили.
Однажды прошел слух, что погиб лётчик, чья фамилия начиналась на букву «К». Во двор вышла мама с двухлетним Женей и её соседка с грудничком на руках. Обе стояли, ждали, к кому придут. Пришли к маминой соседке.
– Судьба не раз отводила Владимира Комарова от космоса. Известно, что однажды, во время тренировки на центрифуге электрокардиограмма зафиксировала «неполадки» в работе сердца.
– Папе тогда запретили на полгода перегрузки и парашютные прыжки. Чтобы доказать, что он здоров, он поехал в военно-медицинскую академию в Ленинград, к кардиохирургу Вишневскому. Академик его обследовал, выдал заключение, из которого следовало, что такие «пики» на кардиограмме бывают при больших нагрузках как раз у людей с тренированным сердцем. Потом Вишневский приглашал папу в академию, чтобы он поговорил с маленькими пациентами перед сложной операцией на сердце. Папа подбадривал малышей, давал потрогать им свою Золотую Звезду.
– Говорят, Сергей Королёв хотел забрать Владимира Комарова из отряда космонавтов к себе на фирму?
– Это предложение Королев делал отцу неоднократно. Когда мы были в гостях у Сергея Павловича он даже обратился за помощью к маме: "Валечка, ну хоть ты подействуй на него. Чего он сопротивляется?". Это было осенью 1965 года. В январе 1966-го Королёва не стало. Мама очень жалела, что не смогла тогда уговорить отца.
"Где папина вторая Звезда, мы не знаем".
У Владимира Комарова две могилы. Прах его покоится в нише Кремлёвской стены. Чтобы поклониться его памяти, родным приходится выписывать специальный пропуск. До второй могилы, что в оренбургской степи, надо добираться на четырёх видах транспорта.
– Мама рассказывала, что на целине в 1967 году не было ни воды, ни деревьев. И вдруг у самодельного обелиска, который поставили офицеры и солдаты, служившие в части неподалёку, зазеленели берёзки. Причём сложилась традиция: каждый водитель, кто проезжал мимо, брал с собой воду в канистре и съезжал с дорожки, чтобы полить берёзки.
Мама часто бывала на могиле, читала ученические тетради с отзывами, которые оставляли посетители музея космонавта, что располагался в соседнем селе. В 1987 году самодельный обелиск из чёрного камня, эскиз которого выполнил солдат-срочник, постоянно сидевший на «губе», заменили на «государственный» обелиск. Около памятного знака разрослась целая рощица, но мама помнила те тоненькие берёзки-прутики, что поднимали на папиной могиле всем миром.
– Где хранятся две отцовские медали "Золотая Звезда"?
– Одна Золотая Звезда находится в музее Российской армии. У нас её забрали в 70-ом году. А про вторую Звезду мы ничего не знаем. Дело в том, что её никто маме не вручал, секретарь Президиума Верховного Совета СССР Михаил Георгадзе передал только грамоту о присвоении папе звания Героя.
– Какие вам полагались выплаты?
– Нам платили пенсию за отца 180 рублей, на меня и брата – ещё по 75. Когда рухнул Союз, все льготы отобрали. Раньше по требованию выделяли машину, потом за одну поездку надо было заплатить 70 рублей. В 1991 году это были большие деньги. Я помню, вдовы Покрышкина и Кожедуба искали третью компаньонку, чтобы вскладчину оплатить машину, и съездить к врачу.
Когда отменили персональные пенсии, мама пошла в районный военкомат, встала на учёт, как вдова полковника. Пенсия в 1995 году за отца в переводе на доллары составляла 50 долларов. Жизнь папы оценили в 50 долларов. Мама говорила, что такого унижения она не испытывала никогда. На электричке она ездила в Звёздный городок за продуктами, которые им выдавали по талонам. Мама умерла в 65 лет. За неделю до своего дня рождения.
– Замуж она так и не вышла?
– Мама постоянно снился папа. У неё было ощущение, что он до неё дотрагивается руками. Они очень любили друг друга. Я ни разу не слышала, чтобы они ругались. Отец впервые увидел маму на снимке, который был выставлен в витрине фотоателье. Он в 1949 году служил в Грозном. Мама там училась в педагогическом институте. По случаю начала взрослой жизни, родители сшили ей шикарное белое пальто. Папа не мог пройти мимо чернобровой красавицы в белом, стал о ней расспрашивать фотографа. А потом они с другом стали «патрулировать» центральную улицу Ленина, однажды заметили в студенческой компании незнакомку с фото и вычислили, где она живёт. Папе выдали в качестве дополнения к пайку шоколад, которым он стал делиться с мамой. Через полгода они поженились, вскоре родился мой брат Женя.
Мама была красивая женщина. После гибели отца народная молва постоянно выдавала её замуж. Когда умерла жена Косыгина, поползли слухи, что мама стала его новой женой. Потом ей приписали мужа – секретаря обкома партии, следом генерала… Все эти сплетни ей были крайне неприятны. Второго такого замечательного человек, как папа, мама не встретила.
– Как сложилась ваша с братом судьба?
Комаров с сыном Космонавт Владимир Комаров с сыном Евгением рассматривают марки.
visualrian.ru
– Женя поступил на физико-математический факультет МГУ, позже закончил академию внешторга. Я пошла в военный институт, 21 год прослужила в армии, работала военным переводчиком.
Когда я уже прощалась с Ириной Владимировной, в гости зашел Владимир Михайлович Комаров, полный тезка космонавта, его внук.
Недавно они всей семьёй оттирали от краски бюст Комарова на Аллее космонавтов, который испачкали вандалы.
– Пришли, отмыли, как только отошли от монумента, к памятнику пришла компания мальчишек лет по 13–14 с гвоздиками. Накануне показали фильм о погибших космонавтах. Не наш, американский.
За рубежом тех, кто погиб, осваивая космос, помнят поименно. Они сберегли жизни идущих следом.
Вспомним и мы.
По одной из версий причиной катастрофы явилась технологическая небрежность некоего монтажника.
Чтобы добраться до одного из агрегатов, рабочий просверлил отверстие в теплозащитном экране, а затем забил в него стальную болванку. При входе спускаемого аппарата в плотные слои атмосферы болванка расплавилась, струя воздуха проникла в парашютный отсек и сдавила контейнер с парашютом, который не смог выйти полностью.
Комаров выпустил запасной парашют. Тот вышел нормально, но капсула начала кувыркаться, первый парашют захлестнул стропы второго и погасил его. Комаров потерял какие-либо шансы на спасение. Он понял, что обречён. Комаров погиб при ударе спускаемого аппарата о землю.
В одной из статей, представленных на сайте e-nlo/ru, написано следующее.
"Когда спешат в делах космонавтики, становится не до смеха, скорее до слёз. Геннадий Понамарёв открывает нам причину гибельного приземления В. Комарова: – "Перед окончательной сборкой корпус корабля отправляют в специальную камеру, где под воздействием высоких температур полимеризуется теплозащитное покрытие". Так вот, эту операцию категорически запрещается проводить, если корпус не укомплектован парашютными люками. Увы, к нужному сроку люки не подготовили. Что делать? Ждать нет времени. Решили закрыть парашютные контейнеры чем-то вроде временных крышек, грубо нарушив установленный регламент. При полимеризации пары попали в парашютные контейнеры, стенки их стали похожи на "мелкий наждак". Удивительно, но на явное ЧП тогда никто не обратил внимание, а между тем именно оно стало причиной того, что основной купол парашюта так и не раскрылся…К тому же, как было установлено, не сработали двигатели мягкой посадки. Впрочем, если бы даже двигатели сработали, то при огромной скорости падения смягчить чудовищный удар они были бы не в силах.»
Приведя здесь интервью с дочерь. Владимира Комарова, я поняла, что в её ответах не хватает каких-то – более точных технических подробностей и объяснений случившейся трагедии…
А вот, как вспоминает о гибели Владимира Комарова в своей книге Михаил Ребров.
Недосказанность, полуправда, а то откровенные сокрытия обернулись против нас. Не знаю, случайно или нет, но в последнее время в самых различных изданиях появилась серия публикаций о "космических катастрофах" и "павших на орбите». Авторы, претендуя на "сенсационную правду", ссылаются на вышедшие в США книги Джеймса Оберга "Красная звезда на орбите" и "Раскапывая советские катастрофы". Сам Оберг кивает на секретные досье ЦРУ и некоего Виктора Евсикова, русского инженера, участвовавшего в разработке кораблей «Союз» и эмигрировавшего за океан.
Признаюсь: фамилия «Евсиков» мне не знакома. Поименно всех работающих на "королевской фирме" знали лишь в отделе кадров и особом отделе. Однако осмелюсь утверждать, что среди первых лиц Евсикова не было. Впрочем, суть не в нем. В опусах Оберга (кстати, потом мы вели переписку) меня насторожило само слово «раскапывая». Время и без того приоткрыло многое. Да и нужно ли «копать», чтобы «вырыть» явную липу. Одна короткая цитата из этого откровения о полете «Союза-1». "Предсмертные крики Комарова зафиксировали американские наблюдательные станции. Он знал об обреченности еще на орбите, и американцы записали его душераздирающие разговоры с женой, Косыгиным, а также с друзьями из группы космонавтов. Когда начался смертельный спуск корабля на Землю, он только отметил нарастание температуры, и после этого были слышны лишь его стоны и, похоже, плач…"
Способов одурачить людей много. Кто-то делает себе на этом имя, кто-то – деньги, иные – и то и другое. Но правда останется правдой: одна на все времена.
СОЮЗ – 1 (рисунок)
storm100
Оригинал взят у – montrealex в «Все, что осталось в 1967 году от космонавта Комарова»
…Идея создания нового корабля, который должен прийти на смену «Востоку», родилась у Сергея Павловича Королева вскоре после полета Юрия Гагарина. Главный конструктор не дожил до того дня, когда начались летные испытания «Союза». Они прошли без него и показали, что корабль еще «сырой», нуждается в доводке. И это делалось, хотя и несколько поспешно. Беспилотные испытания следовало продолжить, и такие голоса звучали, однако их заглушали самоуверенность, а быть может, и честолюбие разработчиков. Наверное, в каждой точке зрения есть своя доля истины. Но тогда, по тем или иным причинам, не смогли спокойно и взвешено подойти к решению вопросов. К тому же близился Первомай, праздники, увы, привыкли отмечать "рапортами и подарками". Полет «Союза» в пилотируемом варианте планировался на конец апреля 1967 года.
Группа журналистов прилетела на Байконур за несколько дней до старта. Официальная встреча с экипажем планировалась на более поздние сроки; мимолетные, накоротке, случались почти ежедневно. Приветствия, шутки, стандартное "Как настроение?" – не более того.
В монтажно-испытательном корпусе готовили корабль и ракету.
До нас доходили слухи, что при одной из проверок отказал клапан системы наддува азотных баков. Потом проявился еще какой-то дефект. И то, и другое быстро устранили, но нервы эти «бобы» потрепали всем.
В один из дней я зашел к Володе в номер (он жил в гостинице на «двойке» – Площадке № 2) и сразу понял, что появился некстати. Извинился и прикрыл дверь, но он вернул меня: "Что-нибудь срочное?" – "Нет, просто так, поговорить, помолчать". Он улыбнулся: "Садись, помолчим".
Володя всегда был немногословен, в споры не ввязывался, больше слушал, свое мнение высказывал сдержанно и коротко. Программу полета он комментировать не стал. На вопрос о риске ответил не сразу.
– Риск? – он повторил это слово и, чуть помедлив, как бы заглядывая в себя, начал рассуждать: – Есть необходимый риск – когда человек пренебрегает опасностью во имя великой цели. А есть ради пьянящего чувства опасности, ощущения раскованности, собственной смелости.
У риска своя логика, своя героика, своя мораль. Отношение людей к риску, как мне представляется, строится на странном смешении отваги и безысходности, боязни и впечатления, опасности и интуиции, убежденности и надежды… Володя вдруг смолк. Закусив губу, сделал долгий выдох. Наверное, минуту он молчал, как бы выверяя слова.
– И все-таки, воля здесь порой надежнее расчетов, – закончил.
– Ладно, не буду мешать, – собрался уходить я и попросил: – Распишись на фотографии.
Это сейчас никого не удивить автографами космонавта, а в те годы фото с дарственной надписью было предметом гордости обладателя и вызывало зависть у других. Володя сделал это нехотя, даже поморщился, когда ставил роспись и дату (22.04.67 г.), и, возвращая фотографию, сказал: "Остальное напишу потом…"
Программа предстоящего полета, которая не раз видоизменялась, в окончательном виде выглядела так: 23 апреля стартует трехместный «Союз», его пилотирует Владимир Комаров. На следующий день на орбиту выходит другой такой же корабль, но уже с экипажем. Оба «Союза» должны сойтись в космосе и состыковаться. Второй корабль брал на борт троих: Валерия Быковского, Алексея Елисеева и Евгения Хрунова. После стыковки Елисеев и Хрунов должны были выйти в открытый космос и перейти в «Союз» Комарова…
Поздней ночью началась подготовка к старту. Освещенная голубыми лучами прожекторов, ракета напоминала рождественскую елку. Комаров был в серых брюках и синей куртке.
Перед посадкой в корабль Володя помахал нам рукой. Потом мы услышали его по громкой связи:
– Самочувствие отличное. Закрепился в кресле, у меня все в порядке. Дайте сверку времени.
Голос его был тверд, совсем не такой, как накануне: без нотки волнения, без тени неопределенности.
– Жду сверку времени, – повторил он и назвал свой позывной:
"Я – "Рубин".
Долгие переговоры, уточнения, вопросы и ответы. Наконец, команда: "Есть контакт подъема!"
Но вот погас в небе огненный хвост ракеты. Растаял в утреннем мареве бело-голубой след инверсии, и космос донес до Земли слова:
– Я – «Рубин», есть отделение третьей ступени…
Неприятности начались с того, что одна из панелей солнечных батарей не раскрылась. Это означало, что «активный» корабль не получит достаточного количества энергетики, и ставило под сомнение возможность стыковки с другим «Союзом». Комаров понял, что нелепая случайность может сорвать программу полета, и не скрывал своего огорчения. Пружинный механизм, откидывающий "солнечные крылья" корабля, в принципе прост.
Конструкция надежно работала в барокамере при различных нагрузках, искусственно создаваемых помехах и вдруг… закапризничала. Володя попытался стукнуть ногами в то место, за которым находился злополучный механизм, но освободиться от стопора не удалось. В очередном сеансе связи он доложил:
– Параметры кабины в норме, – и после паузы. – Не открылась левая панель, зарядный ток 13–14 ампер, не работает KB связь. Попытка закрутить корабль на Солнце не прошла. Закрутку пробовал осуществить вручную…
Земля тоже обдумывала варианты спасения программы, но панель не раскрывалась. Неполадки на борту могли привести к нарушению теплового баланса и израсходованию электроэнергии в первые сутки полета. Всем было ясно: в таком положении «Союз» трое суток не пролетает.
Заседание Государственной комиссии проходило "за закрытой дверью". Никакого иного решения, кроме того, что она приняла, быть не могло: старт второго корабля отменить, баллистикам просчитать подходящий виток для посадки Комарова.
Прошли сутки. За это время Володя пробовал выполнять маневры, контролировал работу бортовых систем, часто выходил на связь, давая квалифицированную оценку технических характеристик нового корабля. Он еще не знал решения Госкомиссии, но понимал: возникшие осложнения заставят программу свернуть.
Отмена пуска «Союза-2» испортила настроение его экипажу (кстати, дублером Комарова был Юрий Гагарин). Космонавты меж собой корили Госкомиссию за перестраховку и нерешительность, вспоминали, как поступал в подобных случаях Королев, но все это были лишь разговоры в свое утешение.
Утром 24 апреля на борт передали распоряжение о посадке. Володя воспринял его спокойно. На восемнадцатом витке, через 26 часов 45 минут после запуска, он сориентировал корабль. Тормозная двигательная установка включилась где-то над Африкой, двигатель отработал расчетное время (в репортаже с орбиты Володя назвал точную цифру секунд, кажется 140), несколько позже у юго-западных границ страны снижающийся корабль вошел в зону радиовидимости наземных станций слежения.
Наша журналистская группа собралась во дворе МИКа. На втором этаже административной части монтажно-испытательного корпуса одну из комнат занимала Госкомиссия. Из раскрытого окна доносились голоса собравшихся, были слышны доклады информатора по громкой связи, звучали и сообщения Комарова с орбиты. Информации для репортажей было мало. Подробности мы узнавали от космонавта Алексея Леонова, который часто спускался к нам и пояснял, что происходит на этом этапе полета.
Главный конструктор академик В. П. Мишин, председатель Госкомиссии К. А. Керимов, президент Академии наук М. В. Келдыш, министр общего машиностроения С. А. Афанасьев, маршал авиации С. И. Руденко, другое высокое начальство обменивались короткими репликами, которые не вызывали никакой тревоги.
Помню тягостную тишину, когда связь с «Союзом» прервалась. И хотя это соответствовало циклограмме посадки, молчание всегда тревожно. Вскоре «прорезался» голос Комарова. «Рубин» докладывал спокойно, неторопливо, без какого-либо волнения. Журналисты отреагировали на это бурным восторгом, начался оживленный обмен мнениями. И тут "по циркуляру" поступило короткое сообщение: "Объект прошел зону. Время видимости две секунды". А вслед за этим уточнение: "Предполагаемая точка приземления – пятьдесят километров восточнее Орска". Леонов пояснил: "Южный Урал, Оренбургская область". И добавил: "Володя держится молодцом".
Разговор прервал доклад с поискового самолета «Ан-12». Командир сообщал: "Вижу «Союз», рядом люди. К кораблю идут машины…"
Из окна второго этажа послышалось оживление. Веселый настрой прервало сообщение из района приземления: "Космонавт требует врача". Не помню точно, но, кажется, в этой фразе было еще и слово «срочно». Начали думать, гадать, строить предположения. "Ушибся, повредил ногу, перелом" – чего только не говорилось. Не было одного – мысли о трагедии.
Хорошо помню, как кто-то наверху (по-моему, маршал Руденко) стал повторять короткую фразу. "Объект прошел зону. Время видимости две секунды". И рассуждать: "Почему только две? Локаторы должны были вести его дольше? Ведь спуск на парашюте длится значительно больше времени?.."
Ответ на эти вопросы еще не был найден, когда поступил сигнал бедствия.
К вечеру мы узнали подробности. А случилось вот что. Отказала парашютная система. Купол полностью не раскрылся. Володя Комаров погиб мгновенно, без криков и плача, в момент удара «Союза» о землю с огромной скоростью.
То, что осталось на земле после приземления аппарата
