Kitobni o'qish: «Черный палочник»
Смерть Марины я воспринял достаточно спокойно. Во всяком случае, похоже, спокойнее, чем ожидали родители и друзья.
В первую очередь мне хотелось разобраться с бытовухой. Скорая и менты, сующие визитки похоронных агентов, морг, звонки на кладбище, деньги… Едва не забыл: написать в «контакте». У Марины было много друзей.
Похороны назначили на четверг, на одиннадцать. Денёк выдался по-настоящему сказочным, будто и не октябрь вовсе. Солнце и чистейшее небо без облачка, берёзки с налётом желтизны на листьях, бурые кусты. Воздух пахнет прохладой, листвой и выхлопными газами от подъехавших машин.
Наталья Арсеньевна рыдает, но тихо. Неизвестные мне родственники держатся группками и изучают землю под ногами. Пришли спортсмены – человек семь. Некоторых знаю в лицо. Альпинисты и парашютисты. Учитывая, что с Мариной было знакомо полмира, группа выглядит не слишком внушительно. С другой стороны – пришли ведь! Значит, она и впрямь что-то для них значила.
Предлагают мне сказать пару слов – отказываюсь. Никто не удивляется: мало ли, может, мне так плохо, что я себя не контролирую. Тогда слово берёт Владислав. Ну да, отец у неё железный, это давно известно. А заодно имеет склонность к официальным церемониям…
Содержание речи вполне предсказуемо. Покорённые горы (приходит дурацкая мысль: знают ли горы, что их покорили?), пороги бурных рек и прыжки с парашютом. Но умерла она не в горах, а дома – от инфаркта. В тридцать четыре. Пути Господни порой неисповедимы.
– Марина была храбрым человеком, – говорит Владислав. – Я бы даже сказал, примером. Но для нас она была в первую очередь любимой дочерью…
Куда же без этого замечания. Мне хочется поскорее уйти, но сейчас это привлечёт внимание и принесёт больше проблем, чем облегчения.
На следующей неделе я чувствую явную скованность в поведении друзей и коллег. Гриша спрашивает, не хочу ли я встретиться, посидеть. Впервые за два года. С улыбкой отказываюсь, и он явно смущается. Девочки из отдела продаж тихо шепчутся в столовой.
Да, это были очень счастливые отношения. И самые длинные – для меня. Пять лет брака. Верил бы я во всякую эзотерику, непременно добавил бы, что Марина была «той самой», но нет, мы просто очень хорошо друг другу подходили. И очень друг друга любили. Впрочем, говорить о последнем в прошедшем времени, пожалуй, неправильно. Ведь я не разлюбливаю.
Марина давно ходила рука об руку со смертью, и я тоже привык к этому. Когда впервые, на пике Сомони, с её группой пропала связь, весь день места себе не находил. С тех пор это случалось слишком много раз, чтобы переживать так же сильно – никаких нервов не хватит.
