«Смотритель. Книга 2. Железная бездна» kitobidan iqtiboslar, sahifa 2
– Если вы считаете, что в этой истории есть глубокий смысл, перестаньте так думать. Его нет. Глубокого смысла нет ни в чем, кроме человеческой головы. А ее лучше всего разбить о какую нибудь красивую монастырскую стену. Говорю это как профессиональный служитель культа.
Какая разница, откуда ты взялся, если ты есть прямо здесь и сейчас? Ни тебе, ни другому человеку никогда не узнать наверняка ничего кроме этого. Ничего вообще.
Весь наш мир соткан из перемен – а в мгновении не меняется ничего: созерцающий его постигает, что оно неподвижно и пусто. Именно это и делает нас миражом, с которым ничего не может случиться. Ведь самого миража никто даже и не видел – мы всю жизнь его просто вспоминаем и додумываем.
Изменить в человеческом сознании можно все. В каком угодно реестре и картотеке. Там нет ничего постоянного. Память – и личная, и историческая – это просто колода карт. Если к ней приближается шулер, мы можем за пять минут переехать в другой мир. А шулера треплют эту колоду, вырывая ее друг у друга, всю историю человечества.
Мне казалось, я вот-вот пойму про нее что-то важное - стоит лишь увеличить напряжение мысли. Но это было лишь иллюзией - спазмы ума не вели никуда. Я чувствовал себя бегуном, поднятым над дорогой: хоть я перебирал ногами, бега не получалось.
Если ты захочешь увидеть ситуацию в этом мрачном и примитивном свете, никто не будет в силах тебе помешать.
Громко вступил орган. Это была грозная минорная сюита – как сказал бы музыковед, трогающая сердце романтическая пьеса о том, как живет и борется человек.
Будто человек сам этого не знает. Я не художественный критик, но не люблю, когда врут: в реальности человек живет и борется совсем не так. Он не столько противостоит враждебному космосу в героической позе, как намекает музыка, сколько пытается быстро и незаметно уползти на четвереньках назад в кусты. И борется он не с враждебным космосом – куда там – а со спазмами собственного кишечника, от которых обычно и помирает.
Но слушать такую музыку все равно приятно, потому что она на время наделяет нас достоинством.
В бесконечности все параллельные прямые пересекаются, и все человеческие смыслы тоже.
Дети показывают мне длинные разноцветные языки: они дуют в трубочки, и разворачивается свернутая в рулончик бумага. Мне приходит в голову глупая мысль, что эти языки настоящие, а дети до известного возраста питаются мухами, ловя их этим привлекательным инструментом. Когда язык отмирает, они переходят на котлеты и становятся взрослыми.
На самом деле все обстоит весьма похоже: дети питаются любовью, и ловят взрослое сердце множеством непобедимых крючков. А потом их крючки начинают ломаться, цветочные гирлянды увядают, и мы перестаем их любить, потому что дети выросли и ничем уже не отличаются от нас.
На ней было одно из тех странных женских платьев, что кажутся сделанными из обрезков - но стоят при этом целое состояние.
