«Музыка со столба» kitobidan iqtiboslar
По душевной склонности был он гомоантисемит, то есть ненавидел мужчин-евреев, терпимо относясь к женщинам (даже сам когда-то был женат на еврейке Тамаре; она уехала в Израиль, а самого Петра туда не пустили из-за грибка на ногах).
Матвей поглядел на бледное лицо Петра с прилипшей ко лбу черной прядью и подумал, что все мы, в сущности, ничего не знаем о тех людях, рядом с которыми проходит наша жизнь, даже если это наши самые близкие друзья.
Гиммлер улыбнулся, вздохнул и поглядел на часы <…>. Улыбнулся он потому, что, переводя взгляд на часы, мельком увидел неподвижные застывшие рожи генштабистов — Гиммлер был уверен, что на их телах сейчас можно демонстрировать феномен гипнотической каталепсии, или, попросту сказать, одеревенения. Толком он и сам не понимал, чем объясняется странный и, несомненно, реальный, чту бы ни врали враги, гипнотизм фюрера, с проявлениями которого ему доводилось сталкиваться каждый день. Всё было бы просто, действуй личность Гитлера только на высших чиновников Рейха, — тогда объяснением был бы страх за своё с трудом достигнутое положение. Но ведь Гитлер ошеломлял и простых людей, которым, казалось, незачем было имитировать завороженность.
Все переглянулись, словно спрашивая друг друга, нормально ли, что взрослые серьёзные люди только что ни с того ни с сего взяли и съели целую кучу мухоморов.Что-то забитое, изувеченное и загнанное в самый глухой и тёмный угол матвеевой души зашевелилось и робко поползло к свету, вздрагивая и каждую минуту ожидая удара. Матвей дал этому странному непонятно чему полностью проявиться и теперь глядел на него внутренним взором, силясь понять, что же это такое. И вдруг заметил, что это непонятно что и есть он сам, и это оно смотрит на всё остальное, только что считавшее себя им, и пытается разобраться в том, что только что пыталось разобраться в нём самом.
— Выпить обязательно надо, — сказал Семён, сидевший напротив Петра спиной к дереву.
— Наши нордические предки не пили вина, — не отрывая взгляда от дороги, ровным голосом проговорил Пётр, — а опьяняли себя грибом мухомором.
— Ты чё, — сказал Семён, — это ж помереть можно. Он ядовитый, мухомор. Во всех книгах написано.
Пётр грустно усмехнулся.
— А ты посмотри, — сказал он, — кто эти книги пишет. Теперь даже фамилий не скрывают. Это, браток, нас специально спаивают. Я этим сукам каждый свой стакан вспомню.
— И я, — сказал Матвей.
Семён не то от тряски, не то от грибов и водки начал блевать, загадил весь перед своего ватника и теперь делал такое лицо, словно в облёванном ватнике сидел не он, а все остальные.
Он увидел справа между берез поблекший фанерный щит со стандартным набором профилей; когда эта тройка пронеслась мимо, Матвей отчего-то вспомнил Гоголя.
