Kitobni o'qish: «Ева», sahifa 3
Этот день тянулся бесконечно, и от скуки пришлось прибегнуть к последнему спасительному средству – листанию старых фотографий в памяти смартфона. И, знаете, это действительно помогло. Воспоминания вернули меня к фильмам, которые я когда-то страстно мечтала посмотреть, к историям и моментам прошлого, к прогулкам в грустном, но вдохновляющем одиночестве. К тому времени, когда за окном начали сгущаться сумерки, внутри меня снова проснулось любопытство. Мне неудержимо захотелось заглянуть в ту странную, загадочную комнату. Наверняка человек, ночевавший там, уже погрузился в глубокий сон. Желание увидеть ту девочку окончательно взяло верх над страхом и неловкостью. Меня так сильно тянуло туда, что даже пронзающий до костей ночной холод не остановил любопытство.
Я бесшумно вышла из комнаты, как будто боялась спугнуть собственное намерение. Ступая аккуратно босыми ногами по скрипучим доскам, осматривалась по сторонам. Ноги сами повели меня по знакомому коридору, и вскоре я снова оказалась напротив той самой двери, прикрытой тонкой тканью. Тюль слегка колыхался от сквозняка, будто дышал сам по себе, охраняя покой своего обитателя.
Я замерла на секунду, прислушиваясь. Тишина. Ни малейшего звука изнутри. Сделав глубокий вдох, я вошла и резким движением приподняла полог. В полумраке едва угадывались очертания предметов – всё словно плыло в лёгком тумане. Воздух был прохладным, неподвижным, и в нём ощущалась какая-то стерильная аккуратность. Я судорожно огляделась по сторонам в поисках кровати и обитателя местных апартаментов. Справа – настежь открытое окно. Прямо передо мной – аккуратно застеленная кровать с перевёрнутой треугольником подушкой. А слева, на старых деревянных школьных столах, расположился, кажется, компьютер. Высокий системный блок с обрезанными углами, украшенный красивыми белыми лентами. Судя по всему, они должны были переливаться светом. Совсем рядом стоял широкий монитор – у моих родителей телевизор на стене примерно такого же размера.
– Это шутка такая? – сказала я вслух, как в известных видео-пранках.
Ожидая увидеть человека с камерой, открыла дверцу шкафа, но внутри никого не оказалось. Комната была пуста, как моё девичье, несчастное сердце. Я подошла ближе, будто под гипнозом. Монитор был выключен, чёрный, как безлунная ночь, но отражал тусклый свет из окна. Системный блок молчал. Ни шума вентиляторов, ни мигания – будто вся эта техника была просто бутафорией, тщательной декорацией, застывшей во времени. Всё выглядело подозрительно чистым. Столы были без пыли, провода аккуратно собраны, клавиатура будто только что вытерта. Не было ни кружек, ни бумажек, ни даже мелких следов человеческого присутствия. Это место походило скорее на витрину, чем на рабочую зону. Я провела пальцем по поверхности стола – чисто. Это нервировало. Почему всё здесь такое… правильное? Словно кто-то каждую ночь приходит и заново приводит всё в порядок. Или никто здесь вовсе не живёт?
Не успев даже коснуться стола, я услышала, как системный блок включился. Вентиляторы зарычали, как старенький «Жигуль» на морозе, послышался резкий писк, и монитор вспыхнул всеми цветами радуги, будто праздничный фейерверк. Сказать, что я испугалась, – не сказать почти ничего. Я едва ли осознала, сколько секунд потребовалось, чтобы сорваться с места и выбежать оттуда, сломя голову. Но кое-что я запомнила точно.
На следующее утро я проснулась с сильнейшей болью в боках. На берцовых костях красовались фиолетовые синяки – каждый с кулак. После четырёхчасового сна меня накрыло чувство тревоги, будто кто-то узнает о моих ночных похождениях и, как обычно, будет ругать – будь то родители или учителя. К тому же появилась странная отдышка, ломота по всему телу, и бешеное, едва сдерживаемое сердцебиение. Всё это сопровождало меня, когда я, тяжело дыша, вышла из спальни. Приближаясь к кухне, я услышала радостные возгласы родных. Кто-то визжал, кто-то пел, пили на брудершафт, обнимались, танцевали, целовались с бабушкой, словно увидели её впервые за много лет. Немного переведя дыхание, я попыталась пройти незаметно, как вода обтекает камень, – плавно и бесшумно, не потревожив общий восторг.
– Что случилось? Чему все радуются? – логичный, казалось бы, простой вопрос, который я задала пожилой женщине. Но ответ прозвучал вовсе не из её уст.
– Ева! Наконец Ева проснулась! Мы ждали этого три года! – до безумия счастливый мужчина с красными, похоже, заплаканными глазами крепко обнял меня, так что у меня с громким хрустом щёлкнули пара позвонков.
«Может, поэтому я вчера там никого и не увидела?» – пронеслась в голове мысль, как скорый поезд.
– Давайте все вместе навестим её! – снова закричал возбуждённый отец. Он, как настоящий вождь племени, с торжественным выражением лица повёл за собой ликующую толпу. Люди несли с собой бокалы, немного сушёной рыбы и миски с кутьёй. Я оказалась в хвосте этого шествия. На всём пути меня не покидало тяжёлое сомнение. Когда мы вернулись к той самой комнате, я, всё ещё не понимая, что происходит, вошла и оглядела родню.

Ева. Рисунок 4
Внутри, как и прежде, никого не было. Только монитор, включённый, со стандартным рабочим столом Windows, и переливающаяся с постоянной скоростью лента на корпусе системного блока. А родственники, будто зачарованные, скакали вокруг, сияя от радости, как будто перед ними происходило нечто волшебное – нечто, что могла видеть только их вера.
– Мы так счастливы, родная, что ты наконец вернулась. Почему тебя так долго не было? – мужчина, который ещё совсем недавно едва не сломал мне позвоночник от счастья, повернулся к монитору и задал вопрос, обращаясь к… машине.
– Это просто компьютер. Здесь никого нет! Вы что, совсем с ума посходили?! – губы задёргались от ярости. Глядя на шестерых взрослых, которые стояли полукругом перед экраном, как на икону, меня захлестнуло странное, липкое чувство – смесь жалости и злости.
– Нет, это неправда, – вмешался кто-то из них, – она сама включилась. Ночью. Как в прошлый раз.