Kitobni o'qish: «Я ненавижу вас, Доктор Робер!»

Shrift:

Глава 1

Яна Аланина.

Москва. Центр Молекулярной Генетики им. Б.А.Робера (ЦМГиБАР)

Этот ужасный день начал отравлять мою размеренную жизнь ещё до того, как я встретила человека, с которым меньше всего хотела бы оказаться в одном бункере во время апокалипсиса. И все началось с будильника.

Я так резко подскочила с кровати, что ненароком опрокинула стакан воды на тапочки, мою собаку по кличке «Шелби» стошнило на белоснежный ковер, а после, буквально через двадцать минут, я с воплями «а ну стой, что ты там сожрал» носилась вокруг детской песочницы, подрабатывая бесплатно местным будильником. Но эти гребанные неудачи – ничто по сравнению с тем, что разозлило меня позже.

Сейчас, стоя у металлических дверей лифта в белом холле, пол которого был выложен элегантной мраморной плиткой, мне меньше всего хотелось бы, чтобы кто-то зашёл со мной в кабинку. Правда, несколькими минутами ранее охранник на проходной уже успел заценить мой дерьмовый видок, пока я копалась в сумочке в поисках пропуска.. А секунд через пять вспомнила, что для всех сотрудников включили вход по биометрии.

Дерьмовый день.

Я работаю биологом в Центре Молекулярной Генетики, обожаю всё, что связано со вселенной Marvel и лавандовый капучино. И вообще, моя жизнь чем-то похожа на кольцевую плазмиду, где все идет по одному и тому же шаблону. По крайней мере, мне так казалось до этого утра…

Мои мучения прерывает тонкий и пронзительный звук прибытия лифта. Металлические двери раскрываются, и я быстро захожу в кабину. Нервы потихоньку сдают, я судорожно жму на кнопку восьмого этажа, да так рьяно, что мне кажется, она вот-вот сломается. Голова гудит, я чувствую себя невыспавшейся.

Хотя… когда я в последний раз нормально высыпалась?

Лифт, словно зевающий консьерж, лениво закрывает двери. Я пытаюсь расслабиться, закрыть глаза и тихо выдохнуть из себя накопившиеся переживания, но внезапно раздавшийся оглушительный писк дает мне понять, что кто-то вызвал лифт вновь.

Сердце подпрыгнуло к горлу, перекрыв кислород.

Дьявол.

Внизу виднеется мыс идеально очищенного мужского ботинка. Следом открываются двери и в проеме появляется мужчина. Он нажимает на восьмой этаж и, обернувшись (будто бы не заметил меня раньше), оглядывает меня с ног до головы с таким отвращением и в то же время любопытством, что я невольно ежусь, и мне становится не по себе.

Ситуация, на самом деле, выходит дурацкая.

Легким жестом руки, он снимает с себя очки и, кривя губы, словно, задумывается перед тем, чтобы что-то сказать, вновь скользит по мне взглядом.

На нем стильное серое драповое пальто, оно расстегнуто, но ослепительно белая рубашка застегнута до самой верхней пуговицы. Идеально отглаженные серые брюки, и пахнет от него…дорого и удушливо. У него большие серо-голубые глаза, ровный прямой нос и вытянутое лицо с тонкими бледными губами.

Я одариваю его таким же красноречивым, презрительным, взглядом. Мужчина приглаживает и без того ровно уложенные темные волосы, нажимает на сенсорную кнопку наушников и, вынув их из ушей, произносит бархатистым голосом:

– Утро не задалось?

Мне становится любопытно, кто он такой? Удушливый и дорогой аромат так и подчёркивает его тщеславие, выделяет красной линией на полях.

– Да, – притупляю взгляд в пол, жадно рассматривая мыс своих ботинок. Мужчина тоже не обделяет себя «жадностью». Его холодный взгляд прожигает кожу через пальто, не буквально, конечно. Просто метафора такая. – Какой-то слепой индюк окатил меня из лужи и покатил спокойно дальше на своём драндулете.

Наверное, нужно оговорить, что вдобавок, я ещё выкрикивала непристойные слова вслед. Не припомню даже, когда я в последний раз была такой раздраженной?

Злобная ухмылка на лице мужчины меня настораживает. Приходится прикусить язык, чтобы не ляпнуть чего-то лишнего. Мужчина убирает наушники в чехол, а следом во внутренний карман драпового пальто.

– Прискорбное событие! – восклицает тот, словно разделяет со мной эту горестную новость. – Я видел это…

Он лжёт. Уголки его губ не больно подрагивают.

– Правда? – удивленно смотрю на мужчину. Но что-то тут не сходится…

– Да, – кивает тот. – Потому что тот, как вы выразились, индюк – это я. И это был мой драндулет.

Говорю же: дурацкая ситуация выходит.

– Ох…– срывается с моих уст, словно я удивляюсь чему-то волшебному. А потом ещё раз, только чуть тише: – Ох…

– То, что сейчас сорвалось с вашего языка, это – возглас, выражающий сожаление, досаду, печаль, горе, боль, удивление, восхищение, – начинает тараторить мужчина, пока лифт несет нас на нужный этаж. – Скорее всего, это попытка извиниться. – Мужчина меняется в лице, будто бы съел дольку кислого лимона. – Я подумаю над вашими извинениями.

Кажется, по моему выражению лица было понятно, что он перегнул палку. Очертил слишком большую область для своей территории, совершенно забыв всю этику. Его раздутое самомнение чуть ли не щиплет мне глаза.

– Вообще-то, не я была за рулём, чтобы извиняться.

– В отличие от некоторых, я не сравнивал человека с домашней птицей, – парирует тот, – и вообще, я думаю…

– Вот-вот. Индюк тоже думал, да в суп попал.

Острый, пронзающий до костей холодом взгляд мужчины действует мне на нервы. А ещё эта дурацкая неловкая пауза, которая нависла над нами, давит на совесть. Быть может я слегка перегнула палку, но этот индюк ничем не лучше. И если бы я была чуточку хуже воспитана, то вряд ли бы смогла прикусить язык, чтобы не сболтнуть лишнего.

Мужчина кидает взгляд на мой бейдж, который мне выдали только две недели назад и он ещё не потерял свой презентабельный вид. Склоняется ко мне, отчего я дергаюсь.

– Хамить старшим дурной тон, – размеренный мужской бархатистый голос кажется мне привлекательным. Я полагаю, что в ораторском искусстве этот мужчина лучший, по крайней мере, его речь поставлена слишком хорошо.

– Как и обливать пешеходов на своём драндулете, – стою я на своём, хотя едва ли замечаю, что мой голос слегка дрожит. Не от страха, а от волнения.

И если бы он притормозил у чертовой лужи на парковке около центра, то никакой бы неловкой ситуации не было. Моя жизнь продолжила бы идти по заданному шаблону, а я не переживала бы, что меня выбило из колеи клином. Ведь, именно так сейчас я себя ощущаю: стоящей одной ногой на тонком канате, старающейся сбалансировать равновесие своего размеренного дня.

Последнее, что я вижу перед глухим звуком прибытия лифта – кривую ухмылку мужчины. Кажется, это противостояние только начинается. Двери лифта открылись и мужчина, больше ничего не добавив, выходит первым.

Галантности у него нет, так и впишу в свой воображаемый чёрный блокнот ужасных людей. Выйдя за ним, осознаю, что мужчина идёт в левое крыло. Именно туда, куда мне нужно. Тяжело выдохнув, следую за ним стуча каблучками по ламинату.

Ровная мощная спина, уверенный широкий шаг. Его походка настолько выдаёт его же раздутое самомнение, что мне становится противно. А ещё подливают масло в огонь мысли о секундном споре в лифте. Никак не могу выбросить этого их головы, прокручивая заново наш дурацкий диалог.

Мужчина останавливается так внезапно, что я врезаюсь в него, не успев затормозить. Но, если бы честной, то если бы я не была настолько поглощена внутренними раздумьями, то я снова бы миновала это происшествие.

– Вы что, решили меня преследовать? – спрашивает он, резко обернувшись вполоборота.

Мы оказываемся настолько близко друг к другу, что эта дистанция щекочет нервы. От недовольства, дыхание становится прерывистым: и у меня, и у мужчины. Теперь я могу его рассмотреть поближе: тонкие бледные губы приоткрыты, ровная спина, брови слегка вздернуты в недопонимании. Его взгляд заставляет меня ощущать, что я в чём-то провинилась перед ним. И это чувство отдается в груди рвущейся птицей наружу.

– Не бойтесь, – сухо отвечаю ему. – Такого как вы, в суп не добавляют.

– А куда же таких добавляют? – интересуется он и полностью поворачивается ко мне.

Ладно, если бы честной, то когда я оказываюсь в подобных ситуациях, то мой разум отключается напрочь. Я работаю над тем, чтобы быть сдержанней в таких ситуациях, а с учётом того, что моя жизнь размеренная и стресса в ней куда меньше, чем у эритроцита в гипотоническом растворе, то любое подобное обстоятельство напрочь затмевает чистые мысли. Но почему-то, именно сегодня, именно рядом с этим мужчиной, мне хочется язвить свыше нормы в день. И даже барометр ломается, зашкаливая давление и не выдерживая вырвавшийся наружу сарказм, будто бы он действующий вулкан.

Мужчина продолжает смотреть на меня в ожидании ответа, а мне в голову ничего не приходит. И чем дольше мы смотрим друг другу в глаза, тем меньше во мне горит желание отвечать ему. В голове резко становится пусто, и лишь игрушечная мартышка стучит в тарелки с периодичностью в пять секунд. Вполне возможно, это голос разума призывает меня закончить бестаткную полемику.

Поджав губы, огибаю мужчину и ускоряю шаг, чтобы быстрее добраться до комнаты отдыха.

– Я так и думал, – глухой нож ненависти едва ли не долетает до моей спины. Слова, сорвавшиеся с уст мужчины колкие, интонация кажется мне котлом насмешки, который при случае, может взорваться.

Определяю про себя, что в этот раз нужно просто отпустить ситуацию. Не идти на поводу у эмоциях, постараться проглотить колючий ком возмущения.

Иду в комнату отдыха, которая располагается ровно посередине этого крыла и дернув ручку, захожу внутрь. Комната отдыха очень просторная: светлая, несколько диванов, два стола, за которым мы можем что-то почитать, поделать или поесть, даже несмотря на то, что в Центре есть полноценное место для кофе-брейка. Из комнаты отдыха можно попасть в мужскую и женскую раздевалку, для каждой предусмотрен свой отдельный вход.

– Доброе утро, – приветствую я Женю, которая распласталась на диване, лениво читая какой-то журнал.

С Женей мы познакомились две недели назад. Именно в тот момент, когда я пришла сюда трудоустраиваться. Женя – административный лаборант, знает где и что лежит, проводит инструктажи для новеньких, составляет графики дежурств и много чего ещё. Собеседование я прошла онлайн, потому что в лабораторию срочно требовался сотрудник. И в девять часов вечера, сидя перед камерой ноутбука, в домашних шортах и стильном пиджаке, который я впопыхах натянула на себя, приятная женщина HR задавала мне неимоверно глупые вопросы. Она вообще не была в курсе того, чем занимается лаборатория. И когда я начала задавать ей встречные вопросы, HR тактично съехала на абстрактные ответы, которые она зачитывала с листка бумаги. Было странно, но все-таки, меня приняли.

– Доброе, – отзывается та и, подняв на меня глаза, добавляет, – кто тебя так?

Я аккуратно снимаю пальто с себя и рассматриваю его на свету.

В ткань въелись грязные пятна. Отстирать это и впрямь будет очень сложно. Уж не знаю, из чего сделаны лужи в Москве, но выглядит это – ужасающе.

– Индюк какой-то, – отвечаю Жене с досадой в голосе, и стоило мне опустить пальто, как а дверях появляется Он.

Моё сердце замирает, кажется, дважды за одну секунду.

– Доброе утро, Марк Борисович, – здоровается первой Женя, а я перевожу взгляд: вначале на Женю, потом на мужчину.

Робéр Марк Борисович.

Тот самый сын самого Робера Бориса Алехновича, что является владельцем сети этих медицинских исследовательских центров и одного из самых почетных ученых в моей записной книжке.

Тот самый красавчик центра, о котором все девочки судачат за обеденным столом.

Тот самый когда-то молодой аспирант, который едва ли в свои двадцать пять защитился на PhD в Высшей технической швейцарской школе (ETHZ) по направлению в науках о жизни докторскую степень кандидата наук, если бы не авария. Зарубежной ученой степени, PhD, более чем хватало, чтобы настаивать обращаться к себе только с титулом «Доктор».

В проеме застыл мужчина, тот самый, которого я видела в лифте. Кто, собственно, и является тем самым индюком, который окатил меня грязью на своей машине у центра.

– Я смотрю, вы время не теряете? – спрашивает тот, выгнув бровь, по всей видимости, обращаясь ко мне.

Женя с удивлением смотрит на меня, но мне ответить ей нечего. Я вообще хочу провалиться сквозь землю, лишь бы этот день не продолжался.

– И вам доброе утро, – добавляет Марк с едва слышимой ноткой сарказма и, удалившись в свое мужское крыло, закрывает за собой дверь.

В комнате отдыха на секунду воцарилась тишина.

– Ты чего встала как вкопанная? – спрашивает Женя.

– Легок на помине, – выдавливаю из себя и вешаю свое пальто на руку.

– Ты о ком?

– О нем, – киваю головой в сторону закрытой двери мужского крыла.

Женя отводит взгляд от журнала и смотрит на меня с удивлением своими серыми глазами.

– Подожди, – говорит она шепотом, а после подрывается с места и подлетает ко мне. – Ты хочешь сказать…

– Именно то, что ты сейчас подумала, – фыркаю в ответ и выдыхаю из себя., – это он меня облил.

– Ты же знаешь… кто это?

Иду в женское крыло, чтобы убрать уличную одежду и переодеться в халат и тапочки, и томно кидаю через плечо:

– Ну теперь… я знаю кто это.

Женя вприпрыжку следует за мной. Мы проходим через шлюз, где я оставляю верхнюю одежду и переодеваю ботинки на сменные тапочки. Далее крохотная раздевалка: двадцать шкафчиков в полный рост на нашу лабораторию, где мы храним свои вещи под замком. Две лавочки, на которых переодеваемся. В углу стоит контейнер для грязных халатов. Туда можно бросить испачкавшуюся реактивами одежду, и через несколько дней прачечная вернет тебе новую. У меня есть несколько комплектов белой пижамы из футболки и штанов, и столько же халатов, на которых прошит закрепленный за мной номер. На этом, пожалуй, и, впрочем, все.

Я кладу сумку на лавочку и подхожу к своему шкафчику, нахожу маленький ключик на брелке и поворачиваю ключик вводя пин код на сенсорной панели.

– То есть… – задорность голоса Жени меня начинает подбешивать, – ты хочешь сказать, что Марк Борисович…

– Ехал с такой скоростью, что не заметил меня, идущей по тротуару, – заканчиваю фразу за Женю и вытаскиваю халат.

– Очуметь! – хихикнув выдаёт Женя.

– Ничего смешного.

Коллега аккуратно садится на край лавочки и добавляет:

– Нет, ну это просто очуметь не встать!

– Более того, – одеваю сверху белую футболку, следом халат и, застегнув на все пуговицы, добавляю, – я назвала его в лифте индюком.

Женя прикрывает рот рукой, хотя перед этим с её уст срывается протяжное “а”, а после, она начинает смеяться как не в себя. Её лицо краснеет от напряжения мышц. Конечно, если бы я была на её месте, то наверняка бы тоже смеялась. Но почему-то мне не до смеха.

Пока я переодеваю штаны, Женя вроде бы успокаивается. Она одергивает свой халат и заправив волосы за ухо добавляет:

– Ты же понимаешь, что теперь ты станешь врагом для Марка Борисовича?

– С чего вдруг?

– Ну…

Коллега отводит свой взгляд в сторону, и с некой долей загадочности, продолжает:

– Как-то раз, к нам пришла стажерка. Марк уже работал тут, и они сцепились на счет какого-то плана эксперимента. Какого точно, я не помню… Так вот. – Женя облизывает бледные губы и усмехается, – Марк Борисович до последнего изводил бедную подколами, что той пришлось попроситься о переводе.

– Думаешь, он будет и меня изводить? – продолжаю мысль за Женей хотя самой в этой очень мало верится.

– Ну не знаю… – поднимает плечами та. – Быть может…

– Мне все равно, – заявляю ей.

Хотя на самом деле, конечно не всё равно. Но это будет уже моей проблемой, поэтому… поживем и увидим.

Убрав свои вещи в шкафчик, я закрываю его и не обращая внимания на коллегу, выхожу из комнаты через противоположную дверь. В это же мгновение, из мужской раздевалки выходит Марк Борисович.

Прямо как синхронизация культур. Как самый нелепый ситком по телевизору…

Марк одаривает меня пронзительно-холодным взглядом, отчего я невольно сжимаюсь. Поправляет очки и щурится, словно, что-то рассматривает.

– Значит, – его мягкий баритон раздается эхом в комнате отдыха. – Яна Андреевна Аланина.

Ну надо же. А я полагала, что он слеп. А оказывается, зрение у него отличное.

– А вы…

– Робéр Марк Борисович.

Я складываю руки на груди, а этот четырежды индюк сует руки в карманы своего белоснежного халата.

– Приятно познакомиться, – любезничаю я.

– Нет, навряд ли, – отрезает тот и кинув напоследок презрительный взгляд, удаляется прочь.

– Я же тебе говорила, – добавляет коллега у меня из-за спины. – Он просто так тебе это не спустит с рук.

– Ну посмотрим, кто кому и что спустит!

Глава 2. Марк

Робер Марк.

Москва. Центр Молекулярной Генетики им. Б.А.Робера

Обычно я хожу в общий вестибюль первого этажа, чтобы взять себе стаканчик вкусного и ароматного кофе. Как назло, кафе сегодня закрыто в связи с расширением. Теперь у них будет два зала: обеденный и кафетерий. Что ж, придется обойтись кофе-автоматом, расположенном в лифтовом холле нашего 8-го этажа. Подхожу к автомату, выбираю Американо и, приложив карту, после протяжного сигнала, выжидаю, когда он выдаст мне горячий напиток.

Мне вот любопытно, кто эта пигля, которая осмелилась перечить и язвить мне? Стоило один раз в отпуск уйти и вот, сотрудники уже хамят налево и направо.

Хмурюсь от прокручивания в голове событий этого утра. Если судить по фактам, то я лишь на наносекунду отвлекся от дороги, отчего не заметил лужу, что и закончилось недовольной девушкой впоследствии. Но это произошло невольно, так как асфальт везде на дороге был мокрым. И даже если чисто гипотетически принять к сведению то, что при нормальном распределении (я же ведь нормальный?) и 95-процентном доверительном интервале возможность мой вины не превышает пяти процентов, то моей вины в неком, очень малом соотношении процента к моей удачи, нет, но я все же остаюсь виновным в этом действии, то…

Сигналящий автомат означает, что кофе готов. Наблюдаю за тем, как машина выплевывает остатки кофе в бумажный стаканчик и через долю секунды, беру его в руки.

Выпрямив спину, делаю глоток ароматного кофе, но, не успеваю проглотить полностью, как кто-то задевает меня плечом.

Неосторожный рывок корпусом, за которым следует жжение в области груди, потом пронзающую боль. Странно, всё это. Даже слишком.

Шиплю сквозь зубы и хочу выругаться, как слышу знакомый голос:

– Ой, простите, простите…

Та самая девушка, которая буквально минут двадцать назад обозвала меня индюком, смотрит на меня, выпучив свои глазищи. В темных, как смоль, глазах замечаю глубочайшее море разочарования. Ровный, слегка вздернутый носик, небольшая аккуратная родинка под пухлым губами, что сейчас застыли в нелепой гримасе.

– Вы решили добить меня? – развожу руками в стороны, чтобы эта живая катастрофа увидела то, что натворила. – Вам было мало обозвать меня индюком?

– Послушайте…я…

– Даже и не старался слушать вас, юная леди!

Девушка продолжает буравить меня своими испуганным взглядом. Я отдаю ей стакан с кофе, точнее, то, что от него осталось. Она машинально берет его в руку и в то же время не понимает, зачем это сделала, но продолжает его держать. Я демонстративно разворачиваюсь, но слышу в спину:

– Марк Борисович!

– Доктор Марк Борисович, – поправляю ее, с нотой высокомерия в голосе. – Доктор. Марк. Борисович.

– Доктор Марк Борисович, – повторяет со всей серьезностью Яна, – послушайте. Я правда не хотела вас задеть. Это произошло случайно!

– Точно так же, как и слова о домашней птице в мою сторону? – Выгибаю бровь. Я не потерплю, чтобы мои сотрудники разбалтывались, как бактерии «единоличники», пытаясь получить всю выгоду, но ничего не отдавая взамен.

– Нет, это было заслуженно, – отвечает четко Яна, словно, признается мне в любви. Её слова достаточно колкие, я вижу, что девушка едва ли сдерживается, чтобы не перечить мне дальше.

Она – новенькая. В момент моего отпуска пришлось срочно искать замену старому сотруднику, поэтому решение принималось без меня. Впрочем, если бы я собеседовал это юное создание, то вряд ли бы ответил ей: – вы приняты на работу.

– Значит, вы лжете, – перебиваю её.

Девушка хмурится. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но в ту же секунду закрывает его. Это походит на выброшенную рыбу на сушу, где та жадно хватает ртом воздух. Но всё же, девушка решается мне ответить.

– Вам говорили, что вы невыносимый сноб?

Это уже что-то новенькое, судя по тому, какую нездоровую любовь она испытывает к любым пернатым друзьям. Быть может у неё дома есть павлин? Или попугай? Ей бы очень подошла бы какая пёстрая птица, главное, чтобы она болтала так же, без умолку, как и Яна.

– Да, – отвечаю ей, продолжая смотреть в её тёмные глаза. Людям не нравится это. Не нравится, когда ты задеваешь границу личного пространства, не нравится то, как люди смотрят в глаза, нарушая душевное спокойствие. Но Яна не отводит взгляда. Стойкая, однако. Со мной редко кто может соперничать в таком. Девушка продолжает смотреть мне в глаза, будто бы испытывает на прочность. – Только что.

– Значит скажу ещё раз: вы – сноб, – Яна протягивает мне обратно стакан с остатками кофе, отчего я машинально беру его в руки, а после, добавляет: – А за кофе, все-таки, извините.

И не дождавшись хоть какого-то ответа, удаляется прочь, идя в лабораторию.

Хорошо, что в автомате был кофе, а не жидкий азот. И я уверен в том, что если Яна захотела бы меня им облить – она это сделала.

Уже нет никакого желания допивать остатки кофе. На моей белоснежной рубашке красуется коричневое пятно. Неверное, именно так чувствовала себя Яна, когда я случайно поддал газу около лужи: бессмысленно и глупо. Без четкого плана, как действовать дальше. Но в отличие от неё, у меня есть запасная рубашка. Уж не понимаю, откуда во мне проснулась совесть, но мне стало даже «жаль» этого гнома, который едва ли доходит макушкой до моей груди.

К счастью, у меня в шкафчике в запасе осталось еще несколько комплектов и два халата, которые я каждую неделю отдаю в прачечную. Неприязнь к микробам у меня с детства. Чистота – как залог светлого ума. Если что, это я сам придумал и горжусь тем, что мои цитаты растаскивают в научном центре будто бы бесплатные горячие пирожки. Дойдя до раздевалки, ищу в своем шкафчике сменную одежду, и, переодевшись, выхожу вновь в коридор лаборатории.

На секунду, с опаской, посматриваю по сторонам: вдруг эта катастрофа решит еще раз отыграться на мне? И убедившись, что ее нет рядом, иду, вспоминая злосчастный автомат, в свою лабораторию.

Центр спроектирован так, что у каждой команды есть своя лаборатория для «мокрой» биологии и офисные пространства для бумажной волокиты. Наша лаборатория занимает целый этаж, не считая зон общего пользования. Прохожу через крыло отдыха, где для сотрудников соорудили небольшую рекреацию. Она находится сразу же за лифтовым холлом. Но не успеваю ее пройти, как слышу голос нашего руководителя направления:

– Эй, Марк! Иди сюда!

Я хотел было сделать вид, что не слышу его, но не получилось. Максим Дмитриевич хороший человек, однако, у него ужасное чувство юмора. Я бы даже сказал, что для ученого – слишком ужасное чувство юмора. Максим Дмитриевич давно ведет нашу группу. Отец очень ценил его с самого основания центра, а стали они вместе работать еще до основания центра. А после, он дал возможность возглавить одну ведущую отрасль, и теперь, мы все дружно варимся в биоинженерии и прочем биотехе. Играемся с РНК и ДНК, как закройщики с ножницами.

Максим Дмитриевич – мужчина в самом рассвете своих сил. Он рано защитил докторскую, благодаря которой они и сошлись с отцом. Высокий, подтянутый. Ровно сорок шесть лет от роду. Карие глаза, короткие волосы. Носит костюмы из среднего сегмента, туфли покупает на распродаже. Любит растворимый кофе, бесплатные круассаны по четвергам, тако и… пересматривать «Звездные войны». Откуда у меня такое досье на него? Все просто: я люблю четкость, ясность, факты и внимательно слушаю рассказы отца. Хочу знать, с кем веду дела. Но не суть.

– Народ! – восклицает он, подняв одну руку вверх. Я остановился устены и мои глаза разом попадают на эту… девчонку! Она сложила руки на груди и не видит меня, внимательно слушает Максима Дмитриевича.

– Хочу всем представить, нашего нового работника!

Он поворачивается ко мне и протягивает руку.

Я оглядываюсь по сторонам и ищу новенького, на которого он показывает. Знаю, что это адресовано ко мне, но все же, всеми силами пытаюсь сделать так, что не понимаю, о чем речь.

– Марк, давай! – добавляет он и хмурит брови, будто бы я его расстраиваю.

– Это вы мне? – удивленно смотрю на шефа, который кивает мне в ответ. – Что ж…

Выхожу в центр рекреации. Шеф кладет одну руку на мое плечо.

– Леди и Джентльмены!

– Но мы же не в театре…

Шеф меня не слушает, хотя я точно знаю, что он слышал мои слова, но даже не подал вида.

– Хочу представить вам нового работника нашего центра – Робера Марка Борисовича!

По всей видимости, сейчас должны были прозвучать аплодисменты, но, никто и носом не повел. Все как стояли ровно, так и стоят.

– Хочу представить вам нового работника нашего центра – Робера Марка Борисовича!

– Теперь он будет возглавлять группу ВПЧ! Прошу любить и жаловать!

– Но, ведь, Марк Борисович уже возглашает нашу группу, – подмечает Александра Петровна, которая работает тут с основания самого первого центра. У нее светлые волосы собраны в пучок, и сколько я тут работаю, никогда не видел, чтобы она их распускала. Морщины уже проедают лицо, а серые глаза выцветают и теряют свой блеск. Александра Петровна жалуется на лишний вес, отчего каждое утро понедельника садиться на диету, и каждое утро вторника съедает по два пончика утром, думая, что я ничего не вижу.

– Александра! Ну что ты за человек… – восклицает шеф.

– Когда Доктор Максим Дмитриевич сообщает новость, нужно со всей честью подходить к своему ответу! Слово не воробей – вылетит не поймаешь!

Денис Бурков – еще она заноза в жопе. Он просит называть его Дэвид , через протяжное «э», потому так ему кажется, что он выделяется из горы серого пластика.

– Но ведь Марк давно тут работает, – продолжает давить Александра. Я стою с прямой спиной, мечтая, чтобы этот спектакль закончился.

– Да, и почему вы его представляете как нового сотрудника? – спрашивает Екатерина, тоже из моей команды.

– Дурдом какой-то, – шепчет рядом Михаил.

– Да боже правый! – восклицает Максим Дмитриевич. – Вы даже подыграть не можете. Что за коллектив из вас?

– Полностью с вами согласен! – добавляет Денис, подходя к Максиму Дмитриевичу.

– Ты- то прекрати еще, – фыркает шеф и молча развернувшись, идет в свой кабинет. Круг редеет, все разбредаются кто куда: кто-то остается болтать, кто-то уходит работать.

Нет, мне нравится моя команда и что меня наконец-то формально назначили руководителем, то есть, по факту, я продолжаю быть своего рода заместителем Максима Дмитриевича по научной работе, но без административного ада, имея возможность посвящать науке все свое время. А что касается Максима Дмитриевича…ну чаще всего, когда он пытается нас разыграть это выходит в два русла: или трагедию, или… фиаско.

Пожимаю плечами и поправив очки, направляюсь в лабораторию. Все-таки, написание статей еще никто не отменял.