Kitobni o'qish: «Ты их не знаешь»

Искры взмывали, вспыхивали и растворялись яркими звездами в темно-синем небе. Деревья шуршали листвой где-то высоко над головой, повинуясь потокам ветра. Их листва казалась совсем черной для тех немногих, кто смотрел на небо, сидя у яркого костра, освещающего всю поляну. Воздух, напитанный запахом хвои и палой листвы, вдруг стал приторно сладким и горьким, а в костре затрещал алеющий хворост.

– Ты что сжег зефирку? – возмутилась Кира, переводя взгляд со звездного неба на парня, что сидел с горбатой спиной перед костром. В руке у него была длинная палка, на кончике которой чернел кубик, закопченного пламенем, зефира. – Дима, ты так все продукты переведешь!

– Я бы попросил. Это маршмэллоу, – он поднял свободную руку, сомкнув указательный, средний и большой пальцы в итальянском жесте. – Называй вещи своими именами, дорогая.

– Ешь теперь свою гарелку, – засмеялся беловолосый Макс.

Дима, не раздумывая, сунул в рот черный сладкий кусок с палки, но тут же высунул обратно с пыхтением и низкими гортанными звуками. Ему явно было безумно горячо. Сладкая масса липла к небу и языку.

– Так тебе и надо, – подытожила Кира хихикая.

– Так вот, и больше я ее не видела! – как-то сердито и невпопад сказала Алиса, скрещивая руки на груди.

Все, сидящие у костра ребята переглянулись и посмотрели на девушку. На вечерней лесной поляне воцарилось молчание, лишь ветки в костре трещали. Алиса обижена надула по-детски пухлые щеки. В ее серо-голубых глазах, обрамленных светлыми ресницами, отблескивало отражение пламени.

– Я вам тут историю пытаюсь рассказать! – обиженно напомнила девушка.

– Прости. Это все Дима виноват, – заверила Кира.

– Ыхо нэ а! – пробубнил парень с набитым ртом. Он все еще жевал сгоревшую липкую массу маршмэллоу.

– Не дуйся, мелкая. Давай еще раз, мы слушаем.

Макс всегда подбадривал сестру, но он и сам не заметил, как отвлекся от ее рассказа на дурашливых друзей. Тем более, что эту детскую историю Алисы он уже слышал раз двести на разных вечеринках и семейных сборищах. Первое детское воспоминание – дело безусловно важное, но зачем так часто его вспоминать? Забыть она боялась его что ли.

Алиса устало вздохнула, убрала светлые волосы от лица, выпрямила спину и начала заново:

– Я говорила о своем первом дне рождения. Тогда собралась вся семья: бабушки, тети, родители, ну и Макс наверно где-то был, но его не помню. Помню только шарики по всему дому, яркий солнечный свет, заливающий комнату, светлые обои, и то как родители понесли меня на руках с кухни в комнату. Уложили меня в кровать и забрали мою соску. Мама сама вынула ее из моих губ и спрятала в карман. «Вот и все» – сказала она тогда. Во всяком случае, мне так кажется. В дверях, за спиной родителей, я видела лица бабушек, что одобрительно улыбались. Я чувствовала себя такой преданной и брошенной в тот момент. Я не понимала за что, но у меня отобрали нечто очень ценное и дорогое для меня. Это было предательство.

– А я помню, – сказал вдруг Дмитрий, насаживая на ветку новую порцию сладкого лакомства, – как мою кровать украсили шариками на какой-то праздник. Я тоже тогда был совсем маленький. Проснулся в люльке, а там лежат шарики. Прямо рядом со мной. Большие, противно гладкие самых разных цветов: зеленые, желтые и голубые. И знаете, что я подумал?

Парень выдержал драматичную паузу, поглядывая на запекающуюся зефирку. Он не хотел опять ее сжечь. Сидящая рядом Кира заерзала на своем месте в нетерпении. Ей он эту историю еще не рассказывал, хотя они уже год как встречаются.

– Я подумал, что я больше не нужен родителям. Что они забыли обо мне и решили теперь хранить в моей кроватке всякий хлам типа шариков. Решил, что я для них надоевшая погремушка, какая была у меня самого. Ужасно обидно. Я ревел на весь дом и пинал шарики, пока все не выпнул из кровати.

Дима скривил максимально грустную и обиженную гримасу, и все засмеялись. Кира аж прыснула, за что получила неодобрительный взгляд от своего избранника.

– Ну, это же смешно!

– Да, родители явно такого не ожидали, – не переставала смеяться Алиса.

– Рад, что повеселил вас, – буркнул Дима и сунул в рот маршмэллоу. – Ешьте давайте.

Друзья с удовольствием последовали совету и принялись нанизывать на свои палки «сладкий снег» и кусочки хлеба.

– Я таких смешных историй из детства не помню – признался Макс. – Но у меня есть страшная.

Он давно решил, что хочет попугать ребят. Если уж они наконец выбрались на ночевку в лес, устроили такой шикарный костер в темном лесу, то просто грех смешить друг друга. Надо пугать!

Они все были знакомы с детства, выросли в соседних дворах и учились в одной школе, но, как это часто бывает, судьба злодейка разбросала ребят по разным универам. Макс и в армию успел сходить. А вот Дима пропустил эту школу жизни получив «счастливый» билет по связям. Хотя ему бы как раз армия вообще не помешала, надо же мозги на место ставить. Но главное, что ребята не теряли связи. Все они общались, виделись иногда. Вот даже нашли день и не нашли отмазок, чтобы выбраться на природу.

Налетел прохладный ветерок и в небо взметнулся сноп искр.

Пора!

– В детстве Алиса часто портила мои игрушки. Я говорил тебе, – он посмотрел на сестру. – И я не обижаюсь. Ты совсем мелкая была и не понимала, что творишь. Тебе просто было любопытно, что внутри. У меня был любимый плюшевый мишка Тедди. Помните, серый такой с заплаткой.

– Они были популярны, – вспомнила Кира.

Алиса плохо помнила этого мишку, лишь на задворках сознания было что-то такое. Но девушке стало не уютно, и она поежилась то ли от ветра, то ли от тревожного голоса брата. Макс тем временем продолжил:

– Так вот, однажды ночью я засыпал, уткнувшись в стену, а мелкая все бубнила и бормотала на своей кровати в другом конце нашей детской. Лепетала что-то на своем малышовском и ерзала. Потом она затихла. Я обрадовался, поняв, что смогу уснуть наконец. Повернулся к стене и укутался в одеяло поудобнее. Но совсем скоро тишину прервал звук, словно кот спрыгнул на пол со стула. Только кота у нас не было. – Парень поднял взгляд со своих ладоней на ребят, которые внимательно его слушали и не сводили с него взгляд, а на их лицах языки пламени рисовали причудливые тени. – Я услышал, как нечто бежит по полу, стандартный такой хорроровый тыг-дыг-дыг на четырех ногах. Ну, это я сейчас понимаю, тогда просто страшно было, – вставил блондин. – Я не знал, почему мелкая заткнулась, она ведь вообще звуков не издавала. Будь это монстр какой, так она бы наверняка орала, пока ее едят. Любопытство взяло верх, и я медленно развернулся от стены к центру комнаты, вглядываясь в тьму и силуэты мебели. Ничего не двигалось и звук резко прекратился. Я не дышал и не моргал. Время тянулось, как старая жвачка – медленно и нехотя. И тут перед моей кроватью – прямо перед лицом! – возникает силуэт в белом с плюшевой медвежьей головой.

«Смотри, что сделала» – говорит это нечто звонким голоском, а я как заору! Медвежья голова тоже начинает орать, как резанная – звонко так и пронзительно. И силуэт вдруг отдаляется, не прекращая визжать, и совсем при этом не двигаясь. Просто мне вдруг почудилось, что плюшевая голова не на расстоянии руки, а метрах в десяти от меня. Маленькая и далекая. Все другие же объекты не изменили своего размера. Как в фильмах, когда коридор удлиняется или уменьшается.

Макс вновь обвел взглядом всех собравшихся. Кира вцепилась в руку Дмитрия мертвой хваткой, ее парень стойко принял посягательство на конечность, но глаза у него были широко раскрыты в пугающем удивлении от услышанного. Сестра, укутавшись в куртку, мотала головой, словно не хотела принимать сей рассказ за правду. Сам же Макс пытаясь не показывать, как ему самому страшно от тех далеких воспоминаний. Однако, он знал, что под курткой и рубашкой на руках у него волосы дыбом встали.

– Когда на наши крики прибежали родители, открыли дверь, и комнату залил теплый свет коридорных ламп, хрупкая фигурка в белой сорочке и с серой головой Тедди стояла так же близко, как и должна была. И оба мы продолжали истошно орать.

– Я вообще этого не помню, Макс! – заверила Алиса, наивно хлопая светлыми ресницами. – И что это было?

– Это была ты, – подытожил Дмитрий нетипично серьезным тоном.

– Да, ты отрезала мишке голову и вытащила вату, сделала себе маску и хотела мне показать, какая ты у нас рукодельница. А меня в семь лет чуть инфаркт не хватил! – уже с улыбкой признался Макс.

– Боже! Братик, я не помню этого! Вообще ни капельки. Неужели я так делала?

Вопрос ее все восприняли как риторический, он так и остался без ответа. Но в воздухе висел и еще один вопрос, который и самого Макса мучал вот уже четырнадцать лет. Кира отпустила Димину руку, он поправил рукав, насадил на ветку новую порцию маршмэллоу, скидывая напряжение, и открыл было рот, чтобы спросить, но тут же закрыл его обратно.

Кусты за спиной брата и сестры затрещали и заколыхались, только вот ни единого ветерка не было. Нечто крупное уверено шло к ним сквозь лесные дебри, ломая ветки. Чем ближе оно было, тем отчетливее слышалось и тяжелое дыхание приближающегося.