Kitobni o'qish: «Хранители Черной Земли»

Shrift:

Пролог

Египет. 5000 лет до нашей эры

Ночь была слишком темной, необычной для этих мест. Холодная, безлунная, ужасающе пустая. Тучи спустились над землей и надежно укрыли собой все звезды и полную луну.

В столь поздний час, когда на много миль вперед не видно ни зги, пустыню пересекал одинокий всадник. Он был столь же необычен, как эта ночь. Рост его превышал нормальный человеческий почти в два раза. Лицо всадника и весь внешний облик надежно скрывались под черными одеждами, лишь сквозь тонкую полоску видны были его огненные глаза.

Конь его был так же велик, под стать своему хозяину, и один только взгляд на эту странную пару мог лишить любого здорового человека разума. Но в те времена загадочных владык Великой пустыни всадник мог вызвать лишь удивление.

Словно ветер, конь летел через пустыню, не жалея сил, и пыль, которую поднимали его могучие ноги, еще долго не опускалась на землю, после того как всадник уже исчезал из виду, поглощаемый темнотой и бесконечностью пустынной ночи.

Было ясно, что он очень спешит. Какие-то неведомые силы гнали его вперед, к его цели. И казалось, не ощущают усталости ни верный конь, ни его грозный всадник.

Впереди появились огни. Это были огни цыганского табора. Довольно часто кочевые племена, совершая свой переход к новому месту, на некоторое время застревали в пустыне, чтобы погреться и подготовиться к дальней дороге.

Всадник придержал коня, заставляя его остановиться, спешился и тихо, чтобы не привлекать к себе внимания, подошел к лагерю.

Появляться перед простыми смертными было опасно, но другого выбора у него не было. Всадник открыл лицо, поплотнее надвинул на голову капюшон и, оставив своего верного друга в стороне, тихим шагом, крадучись, прошел вдоль ряда повозок, отыскивая нужную.

Что он искал в ту ночь? Он искал сосуд. Было нечто, что он должен был надежно спрятать. Он знал, что по его следу идут ищейки, степные псы его злейшего врага. И он не мог допустить, чтобы нечто попало в чужие руки. Это могло бы изменить все. Разрушить мир в его привычном бытии и положить начало самой страшной и бесчеловечной войне, которая когда-либо разыгрывалась в истории.

Странник прошел несколько повозок. Остановился и осмотрелся. В отдалении от остальных шатров и повозок стояла небольшая коляска, довольно потрепанная временем, избитая дальними дорогами. Гигант выбрал ее, незаметно подкрался и проскользнул внутрь.

Внутри было темно и тесно, что вынудило гиганта сложиться едва ли не вдвое, чтобы поместиться под низким пологом. Из кармана он извлек странный предмет, похожий на цветок лотоса, свет от которого разлился по тесному пространству повозки.

На постели, свернувшись в клубочек, мирно спала молодая цыганка. Она была настолько красива, что на мгновение гигант залюбовался ее черными, словно смоль, волосами и смуглой бархатистой кожей.

Видимо, он так пристально смотрел на девушку, что та почувствовала присутствие незнакомца. Ее ресницы задрожали. Она сделала глубокий вдох и открыла глаза. И все случилось бы не так, как запланировал великан, если бы он вовремя не приложил палец к ее губам и магическим голосом, словно гипнотизируя, не заговорил:

– Я пришел просить тебя о помощи. Не кричи, иначе ты можешь привлечь внимание не только своих товарищей, но и самой ужасной силы, силы, от которой ни тебе, ни мне не будет спасения.

Цыганка испуганно моргнула. Недоверчиво посмотрела на своего ночного гостя, но кричать все же не стала. Она села на постели, обхватив колени руками, и слегка приоткрыла рот в ожидании объяснений.

Гигант молчал, любуясь цыганкой. Тогда она осторожно спросила:

– Что тебе надо?

Гигант быстро оглянулся, явно боясь, что их подслушивают. И заговорил:

– Я дам тебе на сохранение одну вещь. Но ты должна пообещать мне, что покинешь эти земли с первыми лучами солнца. Иначе нам не жить. Ни тебе, ни мне, ни тем, кто будет рядом.

Девушка слушала внимательно, понимающе кивая и не произнося не звука. Она перестала бояться своего ночного гостя, наоборот, он вызывал в ней интерес.

Почувствовав, что страх исчез и кровь девушки закипела от предвкушения чего-то магического и запредельного, гигант произнес:

– Пора!

Он быстро задернул все отверстия в тенте и, опустившись на колени, занес над девушкой свои огромные ладони. Вокруг все наполнилось ярким дневным светом. Лучи замелькали и заструились, воспаряя вокруг цыганки, а затем проникая в нее без остатка. Все продолжалось не более пяти минут.

Когда магическое таинство закончилось, все погрузилось в привычную темноту. Девушка тихо вскрикнула, подняла свои ясные глаза на гиганта и упала без чувств. Тогда великан бережно уложил ее на постель и укрыл теплым одеялом. Теперь девушке предстояло набраться сил. Он знал это, как никто другой. Теперь сосуд предстояло надежно спрятать, а для этого надо было отвести от табора все ниточки.

Перед уходом великан в последний раз склонился к цыганке и тихо сказал:

– Придет время, и я верну то, что принадлежит мне, а пока… ты должна исчезнуть. Уходи как можно дальше с этих земель, чтобы ни одна живая душа даже не догадалась, что именно ты хранишь внутри себя.

На этом великан закончил и, плотнее запахнув плащ, выскользнул из повозки.

На улице уже начинало светать, а это могло привлечь ненужное внимание, поэтому великан незаметно вернулся к своему коню и, быстро вскочив в седло, помчался обратно в город.

Все было сделано, и теперь только судьба предопределит исход того, что должно было случиться.

Под покровом стремительно ускользающей ночи всадник приближался к дворцу, когда услышал пронзительный свист, и огромная стрела размером с копье вонзилась в мощную шею коня. В тот же миг боевой конь захрипел и как подкошенный рухнул на землю, увлекая за собой хозяина. Нападение было неожиданным, но всадник довольно быстро вскочил на ноги. Он попытался выдернуть стрелу из шеи своего верного друга, но все было тщетно, несчастное животное, издавая жуткие хрипы, издохло, изгибаясь в предсмертных конвульсиях.

Великан еле сдержался, чтобы не закричать от злости на всю округу. Вместо этого он бросил ненавидящий взгляд на дворец. Он знал имя своего врага и жаждал мести.

Египет… Этот мир неизменный, удивительный, с историей, наполовину лишь разгаданной, с мудростью, четырьмя тысячелетиями предшествовавшей времени Авраама и Иакова; страна, куда приходили учиться все народы древности, не достигая, впрочем, никогда ее веры и надежды в утешительную будущность; страна баснословных фараонов, городов необъятных, пирамид и таинственных храмов; страна солнца и плодородия, видавшая диких кочевников – гиксов, библейских патриархов, Камбиза и персов, греческих философов, Александра и Клеопатру, Цезаря, Германика, Омара, наконец Наполеона и Мехмета-Али… Какие имена! Какие события! Все народы древнего мира прошли по этой долине Нила и оставили по себе неизгладимую память в истории человечества.
Андреевский Египет.

Глава 1

В душной комнате, куда не проникал солнечный свет и даже самый маленький глоток свежего воздуха, пахло эфирным маслом и лавандой.

На небольшой кроватке, закутавшись в пуховые одеяла, на белых льняных простынях лежала девочка лет пяти. Ее темные волосы, слипшиеся от пота, сосульками лежали на подушке. А большие глаза цвета темного шоколада упрямо смотрели в потолок. На пересохших от долгой болезни губах играла едва уловимая улыбка, словно наперекор обстоятельствам девочка хотела казаться себе хоть чуточку счастливее. Это была улыбка маленького существа, понимающего весь ужас того, что с ней происходит на самом деле. И только стены ее тихой, мрачной комнаты хранили тайну детского одиночества.

Вся окружающая обстановка и состояние, в котором находилась девочка, были настолько ужасными, что родители старались реже заходить в комнату дочери, чтобы не пугать ее своим скорбными лицами.

Тихая, некогда светлая и просторная детская располагалась на втором этаже загородного особняка профессора Сцаенского. Это было родовое имение семьи профессора. Еще его предки росли в стенах некогда одного из самых известных в Петербурге особняков.

Виктор Сцаенский, профессор египтологии, был последним представителем своего славного рода. Его имя было широко известно в кругах ученых-египтологов. Его уважали не только за былую славу прапрадеда, но и за врожденную принципиальность и аккуратность в своем деле. Одним словом, он был уважаемым и благородным человеком.

И все в его жизни было успешным на первый взгляд. Все, кроме одного. Виктор, увлеченный наукой, долгое время не находил возможности общаться с представительницами прекрасного пола, стараясь избегать их общества, считая, что женщины лишь забирают у мужчин силу и время. А он как самый выдающийся в своем роде ученый планировал всю свою жизнь посвятить раскопкам и путешествиям. Однако судьба вмешалась в жизнь этого замкнутого по натуре человека и преподнесла ему неожиданный сюрприз, сведя его с очаровательной Элизабет.

Эта встреча состоялась на аукционе в Германии, куда Виктор приехал в погоне за каменной головой одной из цариц древнего Египта.

Виктор давно уже пытался доказать, что его гипотеза о существовании царицы Нитокрис, правившей Египтом более пяти тысяч лет назад, истинная правда. Но ни один источник не подтверждал его догадку, и она так и оставалась предположением.

И вот такая удача: он читает в газете, что румынская княгиня Мотингтон выставила на аукцион самое неоспоримое подтверждение его гипотезы – голову неизвестной доселе статуи, по ее мнению, царицы. Виктор, не теряя ни секунды, подготовил все для скорой поездки. Он горел от нетерпения успеть к началу аукциона.

Случилось так, что вместе с вожделенной головой египетской царицы он умудрился привезти домой молодую жену. Красавицу, каких свет не видывал прежде.

Молодая Элизабет, дочь известного аукционера и искателя приключений, умершего всего за два года до знаменательной встречи, сразу привлекла внимание неопытного в амурных делах профессора. Статная, но в то же время скромная и пугливая, милая загадочная девушка буквально очаровала его своей экзотической красотой.

Она была не такой, как все, ее черные волосы, тяжелые и густые, и огромные глаза, изумрудные и чарующие, выделяли ее из толпы других красавиц.

Многие из окружения Виктора не могли понять, что именно такая дивная и прелестная девушка нашла в прагматичном и консервативном профессоре. Очевидным оставалось одно: они полюбили друг друга с первого взгляда и после встречи уже не представляли жизни друг без друга.

Узнав, что Элизабет сирота и продает находку своего деда в связи с трудным финансовым положением, Виктор, словно верный рыцарь самого короля Артура, бросился на помощь прекрасной деве. Он выложил круглую сумму, даже не удостоверившись, истинно ли предположение о подлинности монумента. Затем несколько раз сводил Элизабет на свидание. И неожиданно проявил совсем небывалую для себя смелость – сделал девушке предложение.

Свадьбу они сыграли скромную, в присутствии всего лишь двух друзей Сцаенского, археологов. И сразу же отправились в свой новый дом, где прежде Сцаенский прозябал свои тоскливые будни.

В Петербург они приехали мужем и женой, и первое время их счастью ничего не угрожало. Виктор работал, занимаясь своими делами, Элизабет часто допоздна сидела возле мужа, наблюдая, как он читает или что-то записывает в огромные черные тетради. Девушка гордилась своей семьей и считала, что в мире нет никого их счастливее.

Лишь однажды Виктор заметил на глазах своей молодой супруги слезы и заботливо поинтересовался, отчего та грустит.

Элизабет призналась:

– Твой род берет начало в великие для вашей страны времена, и ты можешь гордиться своими предками. А я… моя мать была всего лишь бродячей цыганкой, пока не встретила отца. Я даже не знаю, кто мои родственники. Мама умерла, когда я была ребенком, и мне кажется, что я так никогда и не узнаю, были ли у меня братья, сёстры, где мои бабушка и дедушка. Отец старался не говорить об этом, а я боялась спросить.

Тогда Виктор поспешил успокоить жену, уверяя, что ему совершенно не важно, кто ее родители, ему важно только то, что они любят друг друга, и их любовь будет заставлять биться их сердца еще много-много лет. Элизабет успокоилась и больше не возвращалась к этому разговору.

Однажды Виктор решил заняться установлением подлинности приобретенного фрагмента статуи, но после долгих часов изучения и работы над характерными для шестой династии чертами лица Виктор, отчаявшись, решил отложить это дело до лучших времен.

Для исследований не было достаточного фундамента из-за ограниченности знаний того времени. А не имея возможностей, истину не установить.

Позже он выяснил, что дед Элизабет проводил раскопки незаконно, и этот факт никак не был подтвержден. Но, чтобы не расстраивать жену, Виктор поставил голову царицы у себя в кабинете и заявил, что теперь Нитокрис станет для них символом вечной любви. Ведь именно благодаря ей они познакомились и нашли друг друга.

Через год Элизабет подарила любимому супругу прелестную дочку. Девочка была очень похожа на мать. Черноволосая смугляночка с очаровательными ямочками на крошечных щечках, с огромными глазами. Только ее глаза не были зелеными, как у Элизабет, они были темно-карими или скорее черными, как египетская ночь.

Девочка была прелестной, похожей на маленького ангелочка, но в то же время уже с младенчества она проявляла силу духа и твердость характера.

Счастливые родители нарекли девочку Александрой, надеясь, что это имя, как и ее великому тезке, даст ей неограниченные возможности в будущем.

До пяти лет девочка росла здоровой и крепкой, с розовыми пухлыми щечками, радуя родителей отличным аппетитом и интересом к книгам. Она могла часами сидеть у профессора в кабинете и слушать долгие истории о приключениях древних путешественников. Виктор гордился дочерью и души в ней не чаял.

Единственные хлопоты, которые она все-таки изредка доставляла своим любящим родителям, возникали из-за ее строптивого характера.

Однажды, наслушавшись сказок о лесных существах, она одна отправилась на прогулку в лес в поисках мифических созданий.

В другой раз, услышав, что под водой живут русалки, она отправилась к озеру в надежде поймать девушку-рыбу за хвост, когда та всплывет погреться на солнышке.

А последний раз, услышав, как отец читает о великих изобретениях Да Винчи, она соорудила себе крылья из шелковых наволочек и взобралась на дерево, чтобы совершить свой первый полет. Неизвестно, чем бы закончилась для нее последняя история, если бы садовник вовремя не заметил на дубе ее ярко-красное платье. Он подбежал как раз в тот момент, когда девочка прыгнула, размахивая руками, словно крыльями. Тогда старик успел поймать крошку, но, пролетая мимо последней ветки, девочка все же умудрилась распороть о торчащий сук ногу. Рана была глубокой и серьезной, и шрам долен был остаться как воспоминание о глупости и отваге юной Александры.

Чтобы избежать дальнейших недоразумений, за Александрой установили пристальный контроль. Денно и нощно гувернантка следила за девочкой, не сводя с нее глаз. И вдруг в один из дней, после прогулки с той самой гувернанткой, Саша, как ласково называли ее родители, заболела. Она слегла с температурой, а на следующее утро врачи озвучили свои самые страшные подозрения – двусторонняя пневмония. Болезнь, как оказалось позже, развилась давно, но из-за чересчур активного и подвижного характера девочки никто даже на миг не мог подумать, что с ней может быть что-то не так.

Узнав о своей болезни, Александра слишком мудро отнеслась к новому состоянию. Она не плакала и не грустила. Она смотрела на родителей взглядом, полным разумной безнадежности и обреченности, чем ужасно пугала их, давая понять, что принимает свою участь.

Не в силах смотреть на дочь, угасающую в ужасных муках, Виктор перестал навещать девочку. Он не мог смириться с ее болезнью и решил просто отстраниться, желая оставить в памяти ее улыбающиеся глаза и задорные ямочки на розовых щечках.

Все случилось спустя неделю, после того как доктор сообщил родителям о безнадежности ожиданий и о скором исходе болезни.

Александра лежала в своей постельке, укрытая одеялом, находясь в состоянии полного изнеможения. За время болезни ее любимым занятием стало наблюдение. Наблюдение за всем, что ее окружает.

Сейчас она следила за маленькой точкой на потолке, которая осторожно передвигалась в сторону окна.

Вдруг тихо скрипнула дверь, и маленькая Саша отвлеклась от своего занятия, чтобы посмотреть на вошедшего.

– Мама? – удивленно произнесла девочка.

Мама почти целый день не заходила к ней, намеренно отправляя вместо себя няню. Поэтому, затаив обиду, Саша, вместо того, чтобы уделить вошедшей женщине хоть чуточку внимания, вернулась к наблюдениям за своей точкой.

Точкой была небольшая муха, которая по законам природы должна была попасть в едва заметную сеть, расставленную маленьким паучком в углу Сашиной комнаты. Саша давно уже решила, что паучок теперь ее единственный друг, он часто спускался, зависая над ее лицом на тонкой ниточке. Словно это жуткое для всех существо понимало всю горечь Сашиного положения. И вот как раз в тот момент, когда маленькая мушка уже подбиралась к ловушке, Элизабет ладонью дотронулась до щеки дочери.

– Не сейчас, – буркнула Саша, продолжая следить за естественным ходом природы. – Это закон жизни, кто-то умирает, а кто-то живет. Естественный отбор. Ты ведь понимаешь?

Она посмотрела на мать таким понимающим взглядом, что Элизабет невольно сжалась. Столько мудрости сейчас таилось в сердце ее маленькой принцессы. Столько понимания всего происходящего.

Да, это ее дочь. Она не стонет и не терзается. Она с достоинством принимает удар, уготованный ей судьбой.

Но Элизабет не допустит этого. Она пришла для того, чтобы все исправить. Она не могла позволить своей смуглой девочке покинуть этот мир, так и не почувствовав жизни.

– Как ты себя чувствуешь? – ласково приглаживая липкие волосы дочери, спросила Элизабет.

– Скоро за мной придут ангелы, – не беспокоясь о том, как ее слова воспримет мама, спокойно ответила Саша.

Элизабет почувствовала холод, сквозивший в словах дочери, сглотнула комок, подкативший к горлу, и нервно приложила ладонь к пылающему лбу девочки.

– Зачем ты пришла? – не отрываясь от наблюдений, спросила Саша. – Не приходила так долго, могла не утруждаться.

– Я пришла помочь тебе.

– Мне поможет только чудо, и ты это знаешь. Ты же не волшебница, – с вызовом бросила Саша и отвернулась к окну.

Элизабет смахнула набежавшую на ресницы слезу и прошептала упавшим голосом:

– Закрой глаза.

Саша перевела взгляд на маму, лишь на мгновение задумалась, но, решив, что хуже уже не будет, послушно сомкнула веки.

Она почувствовала, как мама положила руку ей на лоб, и тут же ощутила странное тепло, исходящее от ее влажной ладони. Тело наполнилось невесомостью. Саша попыталась открыть глаза, но что-то мешало ей. Она так и лежала в темноте, чувствуя, как по телу разливается тепло, наполняющее ее силами. И боль, столько времени безжалостно ломающая ее кости, начала отходить, оставляя о себе лишь воспоминания. Тело вновь наполнилось силой и огнем жизни.

Саша сделала глубокий вдох, ее грудная клетка словно распахнулась навстречу свежему воздуху. И, почувствовав, что боль окончательно ушла, Саша открыла глаза и села.

Она была одна. Свежий воздух, который наполнил Сашины легкие, попадал в комнату через распахнутое настежь окно. В комнате вновь стало светло.

Саша перевела взгляд на окно. Яркий солнечный свет не резал глаза, как прежде, а наоборот, играл забавными солнечными зайчиками, прыгая по светлым стенам. Саша засмеялась, и ее смех колокольчиками зазвенел в стенах до недавнего времени мрачной комнаты. Еще совсем недавно здесь царили грусть и скорбь, а теперь словно зародилась новая жизнь.

Спрыгнув с постели, Саша почувствовала себя полной сил, но это было другое чувство, незнакомое и чужое. Саша выбежала в коридор в надежде найти маму и рассказать о своем исцелении.

– Мама! – радостно закричала девочка.

Но, несмотря на громкие крики, Элизабет не отвечала. Тогда Саша, прямо в пижаме, бросилась вниз.

– Мама! Я поправилась! Ты все же волшебница, – еще громче закричала она.

Но снова ответом на ее радость была тишина. Саша перебегала из комнаты в комнату, шлепая босыми ногами по венецианскому паркету, в надежде увидеть хрупкую фигуру Элизабет. Но той нигде не было.

Обежав весь особняк, Саша бросилась в кабинет профессора. Они часто проводили там дни и вечера, еще до болезни Саши. Это было последнее место в доме, где могла оказаться мама.

Словно ураган, Саша ворвалась в кабинет. Профессор сидел за столом и сквозь толстые стекла пенсне смотрел на странную вещицу, которую с интересом крутил перед носом. Саша радостно вскрикнула и бросилась со всей детской преданностью ему на шею. Она так крепко сжала его тоненькими ручками, что профессор закашлялся. Он отложил кусок дерева и снял пенсне.

– Тише, милая, – улыбнулся профессор, глядя в светящиеся радостью ясные глаза дочери.

– Папочка! Я поправилась! Ты видишь, я могу ходить и снова играть! Я поправилась! – радостно прокричала девочка. Виктор немного отстранил дочь и заботливо потрепал ее по голове. Саша засмеялась.

Она так давно не видела столько радости в глазах отца. Может, бедам их семьи наконец-то пришел конец, и вновь в этом доме воцарится атмосфера веселья и любви?

Профессор был счастлив, об этом говорила его улыбка и теплый взгляд, но что-то в этой радости насторожило девочку, и, слегка отстранившись, она со всей своей детской умудренностью строго спросила:

– А где мама?

На одно лишь мгновение в глазах профессора мелькнуло что-то, очень похожее на грусть. Но, быстро взяв себя в руки, Виктор улыбнулся и ответил:

– Она ушла туда, где ей будет хорошо.

Саша сурово нахмурилась и отпрянула, сложив на груди руки.

– Где это? – строго спросила Саша. – Разве может быть место лучше нашего дома?

– Это немного другое место, – сдерживая грусть в голосе, ответил профессор.

Саша недоверчиво прищурилась и обернулась. На письменном столе стояла большая фотография Элизабет, в уголке которой чернела маленькая атласная ленточка.

Саша метнула в отца строгий взгляд и топнула ногой.

– Что это значит? Немедленно прикажи ей вернуться! – потребовала она.

– Когда-нибудь она вернется, – стараясь обнадежить дочь, ответил профессор. – Когда-нибудь мы с ней обязательно увидимся, а пока мы должны отпустить ее. Сказать ей, что любим, и отпустить.

– Нет! – требовательно крикнула Саша. – Я хочу к ней! Она не имеет права оставлять меня! Зачем тогда она сегодня приходила ко мне? Чтобы сейчас уйти?

Саша кричала, крепко сжав маленькие кулачки. Чувствуя, как разрывается его сердце, Виктор вскочил, подхватил дочь на руки и крепко прижал к груди. Горячие слезы заблестели на его смуглой щеке.

Девочка продолжала кричать и вырываться, колотя отца по спине, по голове, со злости пиная его ногами. А Виктор, безропотно выдерживая ее истерику, продолжал прижимать к себе беснующуюся девочку до тех пор, пока Александра не устала и не затихла, обмякнув в его руках.

– Зачем она приходила? Ведь я уже привыкла, что вас нет рядом. Пришла и ушла навсегда. Это нечестно, – всхлипывала девочка.

– Саша, мама ушла три дня назад, сегодня ты не могла ее видеть, – грустно ответил Виктор, понимая, что фантазия ребенка, воспаленная продолжительной болезнью, могла сыграть с ней злую шутку.

Вдруг Александра затихла, совсем. Она перестала всхлипывать и строго приказала отцу:

– Отпусти меня.

Виктор послушно поставил девочку на пол и сделал шаг назад. И вдруг замер. Он увидел в глазах своей дочери безразличие. Еще мгновение назад девочка билась в истерике, призывая к себе самого родного человека, а теперь ее взгляд потух. Он вытерла слезы и холодно посмотрела на отца.

– Если она ушла, значит, и я забуду о ней. Она больше мне не нужна, – сухо произнесла Александра и, гордо вскинув голову, вышла из кабинета, оставив профессора стоять, пораженного такой резкой переменой.

Александра сдержала слово. На протяжении последующих десяти лет девочка ни разу не вспомнила о женщине, которая ее родила. Виктор не знал, что произошло тогда в комнате, поэтому решил, что Саша просто пытается выразить таким образом свое детское недовольство, и предпочел оставить всю ситуацию так, как она есть. С выздоровлением девочки в доме профессора все наладилось. Девочка росла, профессор продолжал заниматься своими исследованиями, жизнь продолжалась.