Kitobni o'qish: «Железнодорожница»
Пролог
Теплым майским вечером я сидела в кабинете начальника кафедры, не в силах оторваться от интереснейшего занятия. В общем-то, все сотрудники и преподаватели давно разошлись – на часах было семь вечера, – и мне не возбранялось сделать то же самое. Но как я могла уйти, если сегодня из учебного отдела прислали нагрузку на следующий учебный год? И впервые в жизни я, именно я и никто другой, могла распределить ее так, как мне заблагорассудится?
Нагрузка – это число часов, выделяемое на учебные дисциплины. От того, кому из преподавателей какие дисциплины и часы дадут, напрямую зависит их зарплата на весь следующий год. И не только зарплата, чего уж там. Достанется тебе дисциплина посложней – и зарплату можно не трогать.
Конечно же, первым делом я распределю нагрузку себе, любимой. Уж я выберу то, что надо. Мне деньги очень нужны. Ну а что, золотишко надо себе покупать? Надо. Я вытянула руку с растопыренными пальцами и насладилась видом колечек со сверкающими бриллиантиками. Опять же, на пляжи Таиланда и Вьетнама надо ездить? Еще как надо! Не отдохнешь в отпуске – потом весь год работать не сможешь.
Конечно, это все оплачивает мой замечательный муж, доктор технических наук, профессор и начальник кафедры. Но, как говорится, деньги лишними не бывают. Что мешает мне откладывать на крупную покупочку? На квартиру в новостройке, к примеру? Несколько таких квартирок купить, и старости можно не бояться. Хотя мне до старости как до Луны пешком, но все же. Сколько у нас на кафедре бедолаг, которые всю жизнь отпахали, а сейчас получают мизерную пенсию! И вынуждены на пенсии работать. А все потому, что в молодости себя не обеспечили.
Итак, приступим. Что я себе возьму? Конечно же, «Управление железными дорогами», там и курсовичок есть, который студенты сами делать не станут. Да и проходят они это на последнем курсе, когда уже работают. Правда, Малькова может обидеться, ведь раньше она эту дисциплину вела. Ну так дам ей утешительный приз – «Деловую игру», там тоже заработать неплохо можно. Впрочем, Малькова женщина неглупая – не станет же она на жену своего начальника обижаться. Пожалуй, «Деловую игру» я тоже себе оставлю. А Мальковой дам что-нибудь другое.
Ой, дипломники! Возьму себе максимум – восемь человек, и все заочники. Заочники сами никогда дипломы не пишут.
– Йес! – я откинулась на спинку крутящегося кресла, потирая руки и представляя, сколько удастся заработать.
Так, самое время перейти к распределению других преподавателей. В первую очередь надо дать моей подруге Наташке то, что она хочет. Подруга все-таки. Хочет она свое «Грузоведение», пусть получит. Но что тогда выделить Тарасовой? Она же ничего, кроме «Грузоведения», не знает. А учиться ей уже поздно, полтинник стукнул. Ох, нелегкая эта работа…
Неожиданно дверь со скрипом отворилась, и мое увлекательное занятие наглым образом было прервано. Да еще и кем!
На пороге стояла бывшая супруга моего мужа – худая женщина в джинсовом костюме, платиновая блондинка с прической «каре». У меня, кстати, прическа один в один, как у нее – Пал Саныч предпочитал такой типаж.Разъяренный вид Татьяны Олеговны ничего хорошего для меня не предвещал.
– Женила все-таки его на себе? – рявкнула она беспардонно.
– Мы! – я подчеркнула. – Мы с Пал Санычем решили пожениться.
– Ага, скажи еще, что ты любишь его, – протянула бесноватая баба. – Нашла себе дедушку, старого, дряблого, тьфу! Тебе тридцать лет – ему семьдесят! Позор!
Ну нет, я поставлю нахалку на место!
– Вы сами на пятнадцать лет его моложе, – напомнила я. Сердце заколотилось как бешеное. – Что-то же вы в нем нашли в свое время!
– Ты не сравнивай! Ему тогда было всего сорок, и я сына родила! У нас было все серьезно.
– Так и я сына могу родить! – Господи, зачем я связываюсь? Надо выгнать ее, и не вступать ни в какие споры.
– Ты? – губы Татьяны Олеговны насмешливо скривились. – Да ты же чайлдфри! И у него без «Виагры» небось не встанет. Да и цель твоя в другом – обобрать дедка по максимуму.
– В смысле «обобрать»? – парировала я. – Я сама из обеспеченной семьи, у меня и машина есть, и карьера в гору идет.
Женщина схватилась рукой за спинку стула. Ну хоть не садится, и то хорошо. Если повезет, то уйдет в скором времени.
– Ты знаешь, – продолжала она, – а я даже рада, что он на тебе женился. Ведь больше, чем так, он не смог бы себя опозорить. И то, что ты выжмешь его как лимон, а шкурки бросишь под ноги, я уверена. Пусть это будет его расплатой за то, что меня бросил, а потом еще и с работы уволил. Ты ведь в курсе, что я здесь проработала много лет, и тоже на руководящей должности?
– Вас никто не увольнял, вы просто вышли на пенсию!
– А вот и нет, мне до пенсии еще два года оставалось, а пришлось уйти в никуда. И знаешь, как ушел от меня всеми уважаемый Пал Саныч? Он унес все до последней ложки! Так что ты сейчас пользуешься тем, что я заработала! Ты спишь на простынях, которые я – я купила! Ты жрешь из моих сервизов! И главное, ты сына моего из собственного дома выгнала!
Это было уже слишком!
– Вон отсюда! – я подскочила со стула и указала ей на дверь.
– А я еще не все сказала! – ее лицо на глазах покрывалось красными пятнами, и даже голова пожилой женщины затряслась. Она судорожно продолжала сжимать спинку стула. – Почему после вашей свадьбы мой сын ушел из дома, ответь! Ему что, на ста квадратах места не хватило? Сейчас ты сына прогнала, а завтра Пал Саныча в могилу загонишь. И квартиркой завладеешь, да?
– Да вашему сыну заботиться надо было об отце! – я тоже повысила голос. – Хотя бы разговаривать с ним иногда, внимание уделять! И принять надо было выбор отца, и со мной подружиться! А он в позу встал, козочка невинная! Не понравилось ему, видите ли, что папе счастье улыбнулось! А теперь поделом ему, пусть останется без квартиры, не моя печаль!
Тут я была права. Сын вел себя высокомерно и вальяжно, как напыщенный индюк. Почему-то он думал, что ему все положено только потому, что он сын. Со мной никогда не здоровался, всем своим видом показывал, что я пустое место. Приходя домой с работы, запирался в своей комнате и отдыхал.
Прежние пассии Пал Саныча, может, и были никем. Бравируя своей молодостью, они ждали от него лишь денег, да побольше. Но я-то – другое дело. Я искренне интересовалась Пал Санычем, я разделяла все его хобби. Мы и с собачкой вечерами гуляли, и на концерты ходили, и каждый вечер смотрели старые фильмы. И как итог – я, чужая по крови, стала ближе любого родственника!
Пал Саныч обожал смотреть старые фильмы, особенно советского производства. Они напоминали ему детство и юность, ушедших родителей. Он вспоминал своих одноклассников и друзей, и себя самого в то время. И мы каждый вечер находили в интернете очередной такой фильм, смотрели и пересматривали, подолгу обсуждали.
«Ты заметила, дорогая, что люди тогда были другие? – спрашивал Пал Саныч. – Только посмотри, какие девушки порядочные, а парни какие!»
«Вообще-то люди всегда одинаковые, – пыталась я возразить. – А тебе не кажется, что этими фильмами людей просто учили, как жить правильно?»
«Нет, – качал головой муж, – тогда именно так и жили, а фильмы лишь отображали действительность».
– Моя жизнь прошла зря! – со слезами в голосе продолжала кричать Татьяна Олеговна. – Все, что я с мужем наживала, ни мне, ни сыну не достанется! Я в общежитии живу, сын – на съемной квартире! И все из-за тебя!
– Да что ты там наживала? – от возмущения перешла я на «ты». – Кем бы ты была без Пал Саныча? Спасибо скажи, что хотя бы…
В следующий момент произошло нечто страшное и невероятное. Прямо в голову мне прилетел железный стул, на который опиралась злобная баба. И я, разгоряченная спором, даже не успела заметить, как это случилось.
Перед моими глазами разлетелись и растаяли разноцветные искры. Неловко падая, я удивилась, почему вдруг стало темно. Как будто выключили свет. Хотя его никто и не включал – дневного света хватало.
Глава 1
– Альбина! Очнись!
Я очнулась от чего-то неприятного, слабо поморщилась и открыла глаза. Надо мной склонилось лицо совершенно незнакомой женщины, обрамленное мелкими желтыми кудряшками.
– Очнулась наконец-то! – вздохнула с облегчением женщина. – А я тормошу тебя, водой в лицо прыскаю!
Так вот откуда это неприятное ощущение – лицо мокрое. Я хотела поискать в сумочке влажные салфетки, чтобы вытереться, но стоило мне оглядеться, как увиденное привело меня в изумление и шок. Где я? Большая полутемная комната с дощатым полом и побеленными известкой стенами. Запах сырости и пыли. Вдоль одной стены устроился обшарпанный стол, вдоль другой – облезлый диван. Я сидела на стуле перед другим столом – с бумагами, прямо у окна. Внизу большого окна – маленькое окошечко.
Вдруг это окошечко отворилось снаружи. Перед окном стоял какой-то мужик и протягивал мне через окошечко мелочь.
– Один до Седанки, – сказал он.
Я застыла, не понимая, что от меня требуется. Тем временем за спиной мужика появились еще люди.
– Альбина, ты что, – закричала женщина в кудряшках, – давай быстрее билет, электричка с минуты на минуту подойдет! А-а!
Она сама отдала мужику билет и взяла у него деньги.
– Ты что, уснула и никак проснуться не можешь? – участливо спросила она, разогнав толпу пассажиров. – Ну ничего, сейчас смену мне передашь, и езжай домой. Завтра тебе к восьми вечера – в ночь, так что выспишься. А потом два дня отдыха. Удобный все же у нас график.
Из окна было видно, как люди бегут вверх по лестнице, некоторые даже перескакивая через две ступеньки – слышен был гудок и грохот подходящей электрички.
У окна появилась какая-то женщина:
– Привет! – помахала она рукой.
– Что, Катюш, на электричку опоздала? – помахала ей в ответ женщина в кудряшках.
– Ну да, – расстроенно протянула пассажирка, – пока свиней кормила, пока одевалась… Свет, Альбин, а следующая когда будет?
Значит, эту с кудряшками Светкой зовут. А пассажиры свиней кормят? Я что, в деревне?
– Ой, а ты что, карточку не выставила с ближайшими электричками? – не дожидаясь моего ответа, Светка схватила с подоконника картонку. – Ну, конечно, эти уже прошли. Катюша, ты пока на большом расписании посмотри! Через десять минут следующая. Может, зал ожидания тебе открыть?
– Нет, не надо, я на платформе подожду, погода вроде хорошая.
Так! Значит, вздорная баба, бывшая моего нынешнего, вырубила меня стулом, а потом отвезла в глухую деревню свиней кормить? Вот же мразь! И как только справилась в ее-то годы? Я, конечно, девушка миниатюрная, но все же! А может, она сына позвала на помощь? Тот при машине. Значит, они стащили меня со второго этажа, потом эта бесноватая отвлекла вахтершу, а сын тем временем вынес меня, затолкал в свою машину и – адью? Ловко придумано.
Сейчас они сделают вид, что я – не я и лошадь не моя, а потом выждут время, когда можно будет признать меня без вести пропавшей. Хотя для этого вроде три года надо. Поэтому хрен они угадали! С головой у меня все в порядке, вон, не болит даже. Так что выберусь я отсюда очень скоро, и предстанут, они, голубчики, перед честным и справедливым судом, как миленькие!
Ой, а как же Светка? Почему она меня знает и называет чужим именем? А, я, кажется, поняла – она в сговоре с ними.
Блин, блин, а почему тогда заводчица свиней меня знает? И тоже называет Альбиной?
Мои мысли прервал деликатный стук в окошечко. Опять какой-то мужик. Я открыла.
– Здравствуйте! Мне один до Артема, пожалуйста.
Интеллигент местный. Слова-то какие выучил: «пожалуйста». Не удивлюсь, если, получив билет, скажет «спасибо». Ой, только как же выдать ему этот билет-то? Я оглядела стол. Справа от меня стоял какой-то непонятный агрегат. А рядом с ним коробка, набитая маленькими картонными карточками.
– Девушка, две минуты осталось! – занервничал интеллигент.
Я обернулась с надеждой к Светке.
– Ты что, подруга, забыла, как это делается? – подбежала она. – Куда ему?
– До Артема, – сказала я совершенно незнакомое мне название станции.
– Значит, смотрим, – Светка повернулась к висевшему на стене огромному стенду с таблицей, – Артем – это третья зона. Пятнадцать копеек. Теперь берем билетик из коробочки.
– Вот! – я быстро вытащила коричневый картонный билетик с круглой дырочкой посередине.
– Теперь выбиваем на билетике третью зону, – коллега набрала на агрегате цифру «три». Щелк – и на билетике появилась едва заметная перфорация.
В специальном блюдечке я увидела монету в двадцать копеек. А билет стоит пятнадцать. Черт, где у них тут мелочь?
Светка выдвинула неприметный ящичек с разделителями. Я залезла в отдел с пятаками. На секунду замешкалась, разглядывая необычные пятаки желтого цвета.
– Женщина, давайте без сдачи, – закричал пассажир, – электричка подходит!
Я сунула в окошечко билетик и даже сдачу.
– Спасибо, – услышала я уже издалека, хотя никакого «спасибо» я не заслуживала.
Не так уж сложно, оказывается, продавать билеты на электричку, просто приноровиться надо. Хотя зачем? В самое ближайшее время я займусь вопросом, как мне отсюда выбраться.
Я продолжила с любопытством осматриваться. На подоконнике громко тикал будильник. Полвосьмого. Выше него на стене висел отрывной календарь. Вглядевшись в яркие черные цифры, я чуть не упала со стула. На календаре значилось, что сегодня аккурат двадцатое мая…1982 года. Четверг. «Ну деревня!» – хотелось мне воскликнуть, прямо, как в старом советском фильме. За столько лет календарь не удосужились поменять?
– Ты отчет написала за смену? – спросила Светка.
Какой отчет? Не понимая, о чем она говорит, я подняла брови и пожала плечами. Сдался мне ее отчет! У меня дома свои дела.
– А, вот, нашла! – Светка схватила со стола лист бумаги. – Сейчас я подпишу, и можешь ехать домой.
Ехать домой? А что, я не здесь проживаю в компании с курами и свиньями? Ну да ладно, пошутили и хватит!
Я поднялась из-за стола – неожиданно тяжело. Странно, и где же моя всегдашняя легкость? Сделав пару шагов к выходу, я увидела огромное зеркало, которое стояло, прислоненное к стене – без рамы, без подставки, – и решила оглядеть себя перед выходом на улицу.
И тут, при беглом взгляде в зеркало… Боже, меня как будто ледяной водой окатили. Из ведра. Из гремящего цинкового ведра!
Сказать, что я была ошарашена – значит, ничего не сказать. Сначала я просто застыла, совершенно ничего не понимая. Потом я крепко зажмурилась, надеясь, что неприятное видение исчезнет. Но когда я вновь открыла глаза и увидела то же самое, то просто закричала от ужаса.
– Ты что? – подпрыгнула Светка со стула, который успела занять после меня. – Что-то важное вспомнила, да? Точно, ты же говорила, что сегодня у твоего Вадима зарплата! И надо проследить, чтобы он ее не пропил!
Какой к черту Вадим!
Из зеркала на меня взирала недовольным взглядом толстуха килограмм этак триста! Я подошла поближе и чуть не задохнулась от возмущения и обиды. Коротенькие жиденькие волосенки неопределенного цвета, без всякой формы. Ни грамма косметики. Голубенькое ситцевое платье, которое я даже дома постеснялась бы носить! И – о, ужас! – где мое золото и бриллианты?
Я вытянула руки перед собой. Так и есть – ногти, ни разу не тронутые ни одной порядочной маникюршей, фу! И – ни колец, ни браслетов! Посмотрела вниз на ноги – а это что еще за калоши на мне? Ведь я – худенькая блондинка, привыкшая прыгать, как блошка, на своих шпилечках!
Я готова была взвыть, взреветь от ужаса и обиды. Мои руки непроизвольно потянулись к голове, чтобы вырвать остатки жалких волосенок!
Так, стоп! Надо взять себя в руки и ни в коем случае не паниковать!
– Где моя сумка? – повернулась я к Светке.
Та, занятая работой, ответила не сразу:
– Вот же она!
Господи! У меня едва челюсть не отвисла. Вот эта синяя тряпочная торба и есть моя сумка? Превозмогая брезгливость и стыд, я обшарила сумку. Все, что я нашла – невзрачный коричневый кошелек и какие-то документы. Ни золота, ни бриллиантов. Так, а что в кошельке? Там лежали маленькие странные купюры. Желтоватые с надписью «один рубль», зеленые – «три рубля», голубые – «пять рублей», и мелочь весьма странного вида. «Государственный казначейский билет СССР» – прочитала я на трехрублевой бумажке. Слева красовался герб СССР, под ним что-то очень мелким шрифтом, а еще ниже – 1961 год. Купюра выпуска прошлого века!
Меня прошиб холодный пот, казалось, вот-вот грохнусь в обморок.
Дрожащими руками я раскрыла паспорт с гербом СССР на бордовой обложке. «Новосельцева Альбина Леонидовна, дата рождения – 30 января 1952 года». Час от часу не легче! Так этой тетке в зеркале столько же лет, сколько мне – тридцать (ну если верить отрывному календарю, согласно которому сейчас 1982 год)! И теперь я – это она?
Мне приходилось смотреть фильмы, где герои по непонятному стечению обстоятельств меняются телами на время. Может, это как раз такой случай? А еще я читала книжки о попаданцах – от скуки в самолете. Но мне ни разу не удалось дочитать их до конца – полет заканчивался раньше, чем последние главы. И я даже не знаю, удается ли этим попаданцам вернуться в свою привычную налаженную жизнь!
Так что же, выходит, я – попаданка? Я застонала. Черт бы побрал эту бесноватую Татьяну Олеговну вместе с ее растяпой-сыном!
– Ты домой едешь или нет? – повернулась ко мне Светка. – Скоро же твоя электричка.
Я растерянно посмотрела на нее. Билет она мне не предлагает купить. А, может, для нас, сотрудников, проезд бесплатный? Среди документов в сумке было удостоверение с надписью «Министерство путей сообщения СССР» и еще какая-то бумага.
– Давай уже, иди, – поторопила меня Светка, – тебе ехать только двадцать минут, потом до дома идти столько же. А надо еще успеть перехватить зарплату, пока твой все не пропил.
В электричке я опять достала паспорт. На странице с семейным положением значилось, что муж Альбины – Новосельцев Вадим Игоревич, и он с 1950 года рождения. Я перелистнула страницу и чуть не заорала на весь вагон.
– Только не это! Только не это! –мне хотелось кричать, как героиня старого французского фильма, когда у нее от сквозняка захлопнулась дверь, и она осталась на лестничной клетке в одном нижнем белье.
Из записи на следующей странице явствовало, что у меня есть дочь, 1974 года рождения, и, значит, ей восемь лет.
Я нервно дрожала – как мне привыкнуть к мысли о том, что я в чужом теле? В чужой жизни. И все мои мысли были, конечно же, о том, как мне теперь выцарапаться из этого ужаса.
Но вскоре, под мерный перестук колес и плавно плывущие пейзажи за окном вагона я начала успокаиваться и подумала вот о чем. Ведь если высшим силам понадобилось меня сюда перебросить, значит, им это для чего-то нужно? Может, я – и именно я нужна здесь с какой-то целью, миссией? Что, если не просто так я еду сейчас по адресу, найденному в паспорте? Что, если я должна помочь этой несчастной Альбине и ее родным?
Предположим, я устрою в их жизни заметное улучшение. И высшие силы отправят меня назад, к моей привычной жизни? Знать бы наверняка.
– Вы не знаете, какая станция будет через двадцать минут? – с беспокойством спросила я у соседей по вагону.
– Вроде Вторая речка, – ответили мне.
На одной из станций вошла компания молодых парней с небольшой черной коробочкой – приемником. «Где ты, моя темноглазая, где? В Вологде где-где-где, в Вологде-где…», – пел высокий мужской голос. Я отвернулась к окну, чтобы не напугать людей своим плачем. Следующим вечером мы с Пал Санычем собирались идти на международный симпозиум. И платье шикарное висело в шкафу, и речь была приготовлена. Я должна была выступать перед цветом мировой науки, а теперь что? Что меня ждет?
Благо, все станции объявлялись по громкой связи, и я не перепутаю нужную. Светка сказала, что от станции до дома мне идти примерно минут двадцать. А вот в какую сторону? Надо уточнить адрес в паспорте и спросить у прохожих, куда идти.
Первый же прохожий объяснил мне, что Енисейская, дом два – это от станции налево и наверх, потом прямо-прямо, и направо наверх. Ладно, найду.
И вот иду я, тяжело ступая, вдоль улицы Енисейской. Слева море, справа – жилой массив из хрущевских пятиэтажек. Получается, работаю я в частном секторе, а живу вполне себе в городе. За все время пути мимо проехал один автобус – желтый Икарус, да несколько машин вроде «Жигулей». Ни одной иномарки в пределах видимости. Эх, как там моя японочка без меня? Стоит, небось, сиротливо возле университетской помойки – больше в то утро припарковаться было негде.
Люди на тротуаре встречались нечасто, да оно и понятно – время девять вечера, а завтра всем рано вставать на работу. Женщины в таких же дурацких платьях – ситцевых, льняных. Мужчины в брюках и рубашках. И ни одного человека в джинсах!
Наконец я приблизилась к дому номер два по улице Енисейской. Обычная пятиэтажка, рядом с ней еще две такие же, все вместе образуют двор полукругом. Во дворе несколько сооружений для детей – небольшие песочницы с грибочками (навес от солнца), железные «радуги» для хождения по перекладинам, две горки. Для взрослых – две деревянные беседки, доминошный стол и множество лавочек.
Ни одной легковушки во дворе, зато в единственном «кармашке» стоит огромный грузовик, уж не знаю, какой марки.
У одного из подъездов стоял высокий худой мужчина в очках. На вид лет шестидесяти. Был он опрятно одетый, весь из себя представительный. На нем был темно-коричневый костюм, такого же цвета кепка-восьмиклинка и начищенные до блеска ботинки.
Он оживился при виде меня:
– Ты в магазин не заходила? – заговорил он, поминутно кашляя. – Ну и правильно, я уже несколько раз сходил, все купил. Ритку накормил. Ну а Вадим пьяный пришел и спать бухнулся. Как он еще доехал, – дед неодобрительно покачал головой, глядя на тот самый грузовик в «кармашке».
– Он что, пьяный на грузовике приехал? – у меня все похолодело внутри. – И во двор на нем заехал? А если бы задавил кого?
– Э, – старик махнул рукой и достал из кармана пачку «Беломора», – в первый раз, что ли? Сколько ездит, и еще ни разу никого не задавил. Да ты на него не ругайся, зачем? И не разводись ни в коем случае! Ценный же кадр! Такие мужья на дороге не валяются! – слова эти прозвучали с явным сарказмом. Похоже, тесть с зятем не очень-то ладили.
Из соседнего подъезда выбежал худой темнолицый мужичок в серой фуфайке и направился к нам.
– Дядь Лёнь, угости папироской, пожалуйста.
Губы мои невольно скривились, и я отступила на шаг назад.
– Привет, Альбин, – поздоровался маргинал, не обращая внимания на мою неприязнь, и опять повернулся к деду: – Представляешь, дядь Лёнь, папаша сказал, точно женится на Синеглазке.
– Ох-хо-хо! – засмеялся дед. – Так Витька теперь молодожен! Поздравляю!
– Ага, – осклабился мужичок, – а мне хоть из дома беги! Нужна мне такая мачеха? Чую, подведут они меня под монастырь. Завидую я твоим детям, такой у них отец – порядочный, непьющий, эх!
Немногочисленные люди, проходившие мимо, приветливо нам кивали и здоровались, называя по именам. Похоже, в этом дворе все друг друга знают, как в деревне.
