Kitobni o'qish: «Ненаписанное письмо»

Рассказ первый

ПОВАРИХА С НЕЖНЫМ ЛИЧИКОМ

Я работала в детском саду заместителем заведующей по административно-хозяйственной части, проще говоря, завхозом. В мои обязанности входило много чего. Я отвечала за всю документацию и делопроизводство: печатала приказы и относила их на подпись, проводила инструктажи по охране труда. Кроме того, через меня проходило начисление зарплаты сотрудникам и сбор платы за детский сад от родителей. Вся кухня находилась в моем непосредственном подчинении – повара, кухонные работники, – а еще рабочие по зданию, вахтеры и охранники.

Был самый обычный рабочий день. Я собралась пойти на кухню, проверить, все ли в порядке, и заодно выйти через их дверь на заднее крыльцо покурить. Не успела я войти, как ко мне кинулась худая, очень активная и быстроногая женщина средних лет, с жёлтыми волосами, завязанными в хвостик и нездоровым цветом лица – кухонная работница Ольга.

– Анна Сергеевна, ну у меня опять "фейри" закончился, и тряпок не хватает! И тараканы замучили! Вы когда уже средство от тараканов закажете?

– Я все, что могу, делаю, – ответила я с улыбкой, – будет тебе и "фейри', и тряпки, и средство от тараканов. Прямо сегодня будет. Ты, главное, не пропадай больше так надолго, хорошо? Работник ты ценный, этого не отнять. Один у тебя недостаток – как уйдёшь в запой, так целый месяц не появляешься.

Ольга смущённо опустила глаза:

– Да, есть у меня такая беда. Не будь я запойной, цены бы мне не было, все так говорят. Не знаю, как уж так получается. Начинаю в компании пить, наутро они все накрасятся-намажутся, и на работу. А я так не могу, не умею, мне надо опохмелиться и …

Она махнула рукой.

– Так ты и не начинай, дорогая. Возьми себя в руки, пойми, что тебе запрещена только одна рюмка – первая. Объяви пьянству бой. У тебя же дети, ради них надо держаться.

По пути мне встретилась совершенно незнакомая женщина, тоже средних лет, в белом фартуке и белой косынке на голове. Впечатление она производила самое что ни на есть приятное. При виде меня она застенчиво поздоровалась и потупила взгляд, выражение её лица излучало скромность и нежность. Видно было, что женщина безмятежно-спокойна и счастлива.

– Вы новый повар? – спросила я.

– Да, я Альбина Нифонтова, можно просто Аля.

На заднем крыльце курили две наши поварихи – Нинка и Ленка. Я присоединилась к ним, достала сигареты и зажигалку.

– Девочки, – неожиданно для самой себя, сказала я им, – вы, пожалуйста, новую повариху не обижайте, хорошо?

Мне показалось, что наши грубоватые нахалки того и гляди обидят такую нежную скромницу.

– Да вы что? – возмутилась Ленка. – Я же её знаю, мы с ней раньше работали!

– Так это ты ее сюда привела?

– Нет, она сама пришла, но я её знаю и не собираюсь обижать, ещё чего!

Аля оказалась доброй и приветливой женщиной, она легко нашла общий язык и с девчонками на кухне, и со мной, хотя характер у меня не сахар. Частенько приносила мне то булочки, то запеканку, чего не дождёшься от других поварих.

Иногда к ней заходил муж, представительный такой мужчина, плотного телосложения, с залысинами. Часто забегали и дети, мальчики-двойняшки, они учились поблизости в школе в девятом классе. Рома и Коля были симпатичные, опрятно одетые, с той невероятной харизмой, присущей лишь воспитанным на правильных ориентирах мальчикам подросткового возраста.

И вдруг…

Аля зачастила ко мне в кабинет с просьбой позвонить по телефону. Тогда сотовые были далеко не у всех, поэтому люди звонили откуда придется: с рабочих телефонов, с домашних, с автоматов на улице.

Я была занята делопроизводством, но прекрасно слышала все разговоры. Впрочем, они были короткие и состояли из одной и той же фразы:

– Папа не приходил? – спрашивала Аля у одного из сыновей, а, услышав ответ, грустно возвращала трубку на рычаг и молча выходила из моего кабинета.

Так продолжалось примерно неделю. А потом, после очередного звонка, Аля вдруг залилась слезами и стала рассказывать мне:

– Анна Сергеевна, от меня ушёл муж.

– Почему ты так думаешь? Может, он пропал и надо заявить в милицию, в розыск, мало ли что могло случиться.

Аля грустно покачала головой:

– Нет, он сам мне сказал, что уходит, сказал, куда уходит, к кому. Но я надеялась до последнего, что он одумается и вернётся…

Она продолжала, не переставая рыдать:

– Ведь мальчики его первые и единственные дети! Ладно от меня, но от них-то как он мог уйти?

– Да такие мальчики хорошие, – поддержала я, чувствуя, что сама сейчас заплачу.

– Они мне каждый вечер говорят: "Мамочка, не плачь, только, пожалуйста, не плачь!" А как тут не плакать?

Мне все же хотелось верить в лучшее, и я сказала:

– Ну подожди, дай ему время, ведь всего неделя прошла, может, он ещё вернётся!

– Нет, – опять замотала она головой, – не вернётся. Он долго думал перед тем, как уйти, и вот принял окончательное решение. Это я, дура, на что-то ещё надеялась.

Что тут можно сказать, чем утешить? Это жизнь, и никто от таких поворотов судьбы не застрахован.

Теперь на кухне каждый вечер происходили пьяные посиделки. Аля вдруг стала и пить, и курить, а ведь раньше никто ее не видел на заднем крыльце с сигаретой. На посиделки эти приходили какие-то мужики, и пьяная Аля кокетливо им говорила:

– Мне же ещё замуж выходить.

– Да кто тебя возьмёт с двумя детьми? – урезонивала её Ленка.

– Надо, чтобы взяли, – отвечала Аля, – я одна двоих детей не вытяну.

Как же неистребима вера женщин в надёжного, заботливого мужа! Как мы все верим, что однажды дверь распахнется, и войдёт тот, кто возьмёт на себя все наши проблемы!

В лексиконе "скромницы" вдруг появились похабные вульгарные словечки, которые я никак не ожидала от неё услышать, выражение лица из скромного и нежного за весьма короткий срок превратилось в циничное и невежественное, как будто не женщина перед вами, а какой-то побитый жизнью, опустившийся зверь.

Вскоре пьяные посиделки стали начинаться не вечером, а днем, в рабочее время. И качество приготовленной для детей еды резко ухудшилось. Подробности приводить не буду, чтобы ни у кого не отбить аппетит. Закончилось это тем, что на кухню явилась сама заведующая и объявила Але, что она уволена.

Вскоре после увольнения Аля зашла ко мне узнать, когда она получит расчёт.

– Документы уже поданы, – ответила я, – так что десятого числа все и получишь.

– Спасибо, – ответила она, и в ее сумке что-то звонко брякнуло.

Я вопросительно взглянула на сумку.

– Да я в гости иду, – объяснила Аля и показала мне две литровые бутылки водки.

– Слушай, может, не надо так? – сказала я. – У тебя же дети. Такие мальчики замечательные. Уж наверно они заслуживают иметь сильную мать.

– Кстати! – вдруг вспомнила Аля. – Я совсем забыла. Мне же детей нечем кормить. Не займешь мне немного денег?

Я заняла ей, сколько могла, наивно полагая, что больше она не попросит.

Конечно, она просила взаймы ещё и ещё, пока наконец я не сказала твердо:

– Ты извини, но я такая же слабая женщина, как и ты. Я не мужик, и не в состоянии всем помогать, к тому же, ты прошлые долги ещё не вернула.

Только тогда она и отстала со своим "займи", а вскоре поварихи рассказали мне вот что:

– Аля пропала и никому не звонит. Мы пошли к ней домой узнать, где она. И выяснили, что квартиру она сдала, детей пристроила пожить у своей подружки, а сама неизвестно где.

Ещё через несколько лет мы узнали, что Аля умерла от инсульта. Мальчики её уже взрослые, совершеннолетние, но где они и что с ними, никто не знает.