Kitobni o'qish: «Где-то в сказке…»

Shrift:

Глава первая. Дом на вырост

Вот ещё две ступеньки, и Руня толкнул большую дубовую дверь. Дома! Дверь мягко закрылась за ним, отрезая от шумного весеннего леса. Где-то там остались тяжелые пасмурные тучи, серые остатки сугробов и совсем расползшаяся лужами дорожка. А ещё кто-то недовольный, постоянно жалующийся. И другой, нахальный такой. И даже совсем чужие, страшные, со свирепым взглядом из-под косматых бровей. Теперь это не имело никакого значения. Дом только его, и дверям не нужны засовы, чтобы защищать своего маленького хозяина. Они послушны и податливы прикосновениям его аккуратных пальцев. Но неподкупны и строги, вздумай кто-то посторонний забраться сюда. Хотя такого и не случалось за всё время, сколько он себя помнил.

Помнил себя он уже очень давно. Его Дом, как растущее дерево, был лучшим счётчиком мерно стучащего времени. Большая круглая комната в центре занята огромным массивным столом. Очень удобно рассаживать за таким многочисленных гостей. Правда, гостей здесь пока не бывало. Наверное, когда-нибудь стол понадобится и для других великих дел. А сейчас слева, ближе к печке, на нём было отлично раскатывать тесто для любимых ягодных пирогов. На дальней стороне, напротив окошка – очень удобно рисовать. Коробка с зелёными мелками и ворох изрисованных листов надёжно поселились там. Возле единственного окна жил кактус и стояло старое кресло.

Руне нравилось устраиваться там в тихие предвечерние часы. За большим выпуклым стеклом можно было видеть всю лесную опушку, подходы к дому и край алевшего неба. Только рассматривать бурлящую за бортом жизнь, которую он только что оставил за дверью, не очень-то интересно. Поэтому Руня смотрел на круглое, усыпанное острыми шипами чудо, подставляющее свои бока нежным лучам заходящего солнца, и не переставал поражаться ровным шершавым полоскам и узорчатым иголкам. Он рассказывал ему о радостях, приключившихся во время прогулок, и о печалях, мешающих размышлять. Кактус был замечательным слушателем. А ещё с ним можно было просто молчать, наслаждаясь тишиной, пока темнота не окутывала всё пространство и снаружи, и внутри.

Сразу за спинкой кресла – уютный полукруг арки с уходящими вверх крутыми ступеньками. Дом рос, и взбираться по лестнице с каждым годом, приходилось всё выше. Да и спаленка наверху с мягкими теплыми стенами разрасталась. Руня помнил, что раньше она вмещала только его кровать с клетчатым шерстяным одеялом. А теперь он мог не просто свободно обходить её вокруг, но и обжил нишу, причудливо изогнутую, но очень удобную, всего в нескольких шагах от изголовья. Туда были перетащены снизу любимые книжки, а сбоку повешен светящийся лист папоротника. Свежий, он светил ярко – читай не хочу. Когда высыхал – тускнел. Но если взять два-три сухоцвета, то в комнатке получалось довольно светло. Поэтому Руня собирал их в тёплое время целыми охапками, сушил и заботливо убирал в свой обширный погребок – впрок.

Подпол в доме и впрямь был знатный. В него вели круглые камешки-лепёшки, прямо от печки из главной комнаты. Переплетённые корни-полки со всех сторон, уставленные горшочками с вареньем, мёдом, туески с сушёной ягодой и орехами, целые связки шишек и трав… Большая тыква в углу и куча маленьких репок, букеты сухих злаков и берестяные коробы, от малюсенького до высокого, больше самого Руни. А ещё – подсолнухи, которых, правда, почти и не осталось за долгие дни стужи. Хотя общих запасов с лихвой хватило бы ещё не на одну холодную зиму – такой уж был хозяин рачительный.

Лес – огромный, но Руня пока ни разу не видел даже маленького саженца, похожего на его дом. Впрочем, откуда бы взяться двум одинаковым домам? А вокруг – горы и реки, поля и луга. Ещё дальше – бесконечная вселенная. Только всё это, действительно, находится «вокруг». А в самом центре живёт Руня, и растёт вверх, к звёздам, его дерево. Впрочем, что же здесь удивительного, если каждый из нас – центр своего мира.

Глава вторая. Встреча

Слушать птиц увлекательно. Особенно когда уши всё равно свободны и никак не могут помогать ногам брести по перламутровой воде ручейка. Тогда ты занят почти весь. Глаза смотрят, что интересного может оказаться между обмытыми ровными камнями, а руки готовы приступить к немедленному изучению этого интересного. Так что пока добредёшь до водопада, ты уже полон и сокровищ, и звуков.

– Ты кто? – раздался вдруг совершенно не похожий на птичий голос.

Руня поднял глаза от воды и очень удивился. На берегу стояло совершенно необычное существо. Хотя это только на первый взгляд оно показалось таким. Наверняка из-за нереально яркого одеяния – красного, как спелая ягода, с белыми, как снег, кружочками. И странной, сплетенной из толстых ниток накидки. А так существо даже было немного похоже на самого Руню, что само по себе необычно. Есть голова, руки, ноги… Вот только волосы – непомерно длинные и светлые. Руня опешил и не нашёл ничего лучшего, чем спросить в ответ:

– А кто ты?

– Вика, – охотно представилось существо. – Ты почему такой странный? – добавило оно, продолжая разглядывать стоящего в воде пришельца.

– Я не странный, – еще больше удивился он. – Я Руня.

– Очень даже странный! Хотя здесь всё такое, да не такое, – начало вдруг всхлипывать это яркое чудо. – Я сразу поняла, что заблудилась. Но лесная полоса здесь должна была быть не широкой. Мы с бабушкой уже много раз тут грибы собирали. Думала: пройду вперёд – к речке выйду. А там, если всегда вверх идти, всё равно к мосту попадёшь, так дедушка учил. Только нет ни нашей речки, ни моста… Камни – синие! И кто-то за деревом прячется! – Светловолосое нечто разревелось так, что притихли все улитки.

Руня выбрался на берег и, для начала, заглянул за старое широкое дерево-забор, обрамляющее выступ берега. Там, испуганно хлопая ушами, прижалась к земле Маська. Завидев знакомое лицо, она завиляла хвостом. Руня удовлетворённо хмыкнул.

– Смотри, это всего лишь собака. Ты шумела, вот она за тобой и пошла.

– Неправда! Таких собак не бывает! Всё здесь другое. Один ты на человека похож. Немножко…

Маська снова захлопала ушами, пугливо посматривая в сторону обширных кустов. Оттуда послышалось тихое уханье, и Руня поёжился. Надо было уходить. Сейчас он хлопнет в ладоши, и собака убежит. А потом надо сказать этому созданию, чтобы скорее шло туда, откуда пришло.

– Мне домой надо. Покажи мне дорогу, пожалуйста, – Вика торопливо вытерла слезы.

– Не представляю, как ты здесь очутилась. Да и торопиться мне нужно, – Руня вздрогнул, поняв, что неприятные звуки послышались уже ближе. Девочка их и не замечала. Вернее, не различала в общей гамме возобновившихся новых.

– Здесь не стоит оставаться. Возвращайся к себе, как пришла. – Он громко хлопнул, вспугнув Маську, и повернул в обратный путь.

Когда Руня сделал первый шаг, он с огромным удивлением заметил, что внутри не осталось ни капельки от утренней радости. И почувствовал тоскливую, словно корзина без зимних запасов, пустоту. Растерялись все песни, исчезло по крошечкам собранное вдохновение… пропало просто-таки всё! Ноги делали второй шаг, когда он понял, что это не страх перед преследователем постепенно заполняет глупую корзинку. А тяжёлая, совсем незнакомая ему печаль, которую захотелось тут же вытряхнуть. И тогда он сделал то, чего раньше ему делать не приходилось. Он изменил своё решение, остановился и обернулся.

Девочка провожала взглядом улепётывающую коротконогую Масю. А потом, вздохнув, направилась прямо к кустам.

– Стой! Туда нельзя! – Руня сам удивился своему необычно громкому голосу.

– А куда же мне идти? Я ведь оттуда пришла.

– В той стороне только водопад. И… – он с опаской глянул на трещавшие уже вовсю ветки. – И ещё там опасно. Пойдём со мной.

Его слова встревожили Вику. Но и почему-то заставили поверить. Она больше не плакала. Послушно догнав Руню, она пошла рядом, опасливо озираясь по сторонам. Он ничего не говорил, наслаждаясь возвратившимися чувствами и с тревогой обдумывая сложившуюся ситуацию. Девочка же решила, что всё это – просто волшебный сон, и надо терпеливо ждать, пока наступит утро, и мама войдёт в комнату, чтобы её разбудить. Так и шли они, провожаемые удивлёнными взглядами уже успевших распуститься розовых цветов, насмешливым фырканьем серебристых рыбок и совсем уже осуждающим перешёптыванием улиточных зануд.

Глава третья. Когда-то давным-давно…

Когда Руня был маленьким, он любил играть с Масей. Она всегда встречала его на большой поляне, куда он направлялся собирать ягоды. Прижав свои непомерно большие, по сравнению с изящным гибким телом, уши к земле, Маська пряталась среди земляничных кустиков. Это было началом игры. Он, по неписаным правилам, делал вид, что не замечает её засаду. Медленно двигаясь от ягодки к ягодке, толкая перед собой лукошко и тихонько мурлыча только что придуманную мелодию, внимательно следил за подрагивающей листвой. Всё ближе и ближе хитрюга, но Руня не потеряет невозмутимость! Хоть и сложно быть внимательным, надо постоянно отвлекаться на спелые ягоды. Чтобы не пропустить миг атаки, он перестаёт класть их в корзинку. Скоро-скоро не выдержит напряжения Маська. Ага! Перепачканная соком молния нападает с весёлым визгом.

Как-то раз, когда ночи стали совсем короткими, они вместе отправились в горы за листьями светящегося папоротника. Только недавно прошёл сильный летний ливень, и под ногами и лапами хлюпала не впитавшаяся вода. Путь был достаточно неблизкий. Руня ещё не ходил так далеко от своего дерева и был рад, что она вызвалась его сопровождать. Карта из книжки оказалась точной, и заветная поляна нашлась довольно легко. Неумело, но очень старательно он нарвал тогда большущий пучок, в свой рост. Нести такой было непросто, ладони ныли от твёрдых толстых веток, но радость от собранного сокровища переполняла малыша. Листья, как опахала, качались над ним, а свет от них становился всё заметнее в наступавших сумерках. Он принесёт этот свет в свой уютный дом! Он уже совсем большой, раз смог достать его. И он позволит ему, как взрослому, нормировать свой день, а не всегда слушаться солнце, чтобы ложиться спать.

Мася вышагивала рядом и что-то ворчала, перебирая свои собачьи мысли. А Руня зачарованно смотрел на качающийся перед носом, изогнутый резной лист. Так оба и не заметили, как жижа, по которой они брели, оказалась болотом. Первой встрепенулась Мася, у которой не получилось вдруг вытянуть короткую лапу при очередном шаге. Тут и её друг заметил, что уже по щиколотку уходит в зелёную жижу. Выдернуть ногу удалось с трудом, при этом вторая погрузилась гораздо глубже. Собака и вовсе запаниковала, оказавшись туго спелёнатой тянувшей вниз силой. Она горестно взвыла, а Руня совсем растерялся.

Дальнейшее он помнил не очень хорошо. Какие-то мгновения он всё ещё стоял, обнимая уже ярко светящийся дивный букет. Потом разжал руки, рассыпая всё это великолепие по коварной тине, и вцепился в липкую несчастную Масю. От этого рывка его ноги засосало ещё глубже, но её тельце поддалось и оказалось свободным. Теперь он держал это перепачканное и такое тяжёлое для его ещё не окрепших рук животное. Ряска и подступившая темнота скрыли их следы. Куда-то надо опустить скользкую Масю как можно скорее. Но так важно не ошибиться с выбором места, иначе оно станет роковым и снова быстро затянет короткие ножки. Да и каждый миг, что он держит её на руках, его собственное тело под двойным весом всё быстрее затягивает вниз. Что же делать?

Главное – не паниковать! Он ясно понял, что, очутившись в этой ситуации, больше не сделал ни шага. А значит, спасительная твёрдая земля находится там, откуда они пришли, – у него за спиной. Он повернулся в поясе назад, насколько смог, и постарался отбросить сердобольную страдалицу как можно дальше. Потом замер, с надеждой и опаской наблюдая, как она смогла, перебирая своими лапками-невеличками, отбежать до травы. Теперь надо было позаботиться о себе. Сгребая плавающие вокруг, потерявшие свой блеск ветки и опираясь на них, он сумел вылезти на такую близкую благодатную твердь…

А потом прошло лето, наступила осень, за ней пришла зима, которая в своё время уступила место весне. Круг за кругом, шло время, Руня взрослел и набирался опыта. Он уже не попадал по незнанию в глупые ловушки и прекрасно сам ориентировался в лесу и дальних окрестностях. Правда, времени на бесшабашные игры уже не оставалось, он вырос из них, как из старой маленькой безрукавки.