Kitobni o'qish: «Тайна поместья «Черные Тисы», или тринадцатая секретарша»

Глава 1.

О нет, помилуйте, как вы могли подумать!

Конечно же, я, секретарша графа Суварина, ни за что не сунулась бы в ванную комнату своего хозяина! Благовоспитанная леди я, или же нет? Как можно – это ванная комната мужчины, во-первых, ну и во-вторых – это ванная моего нанимателя. Причем нанимателя высокомерного, аристократичного, строгого, с пронзительным, испытующим взором и поджатыми губами; и хотя последнее время граф смотрел на меня потеплевшими глазами и одарял милостивой улыбкою – но правила приличия еще никто не отменял? Как и субординацию …

Однако хриплый вопль старика камердинера заставил меня высунуть нос из хозяйского кабинета, где я с утра разбирала счета и деловые бумаги; вскочивши, я бросилась бежать на помощь. Куда я бегу, я уже не соображала – я бежала на голос, точнее – на хриплые стоны.

В конце коридора со шваброю стояла одна из наших служанок в позе статуи Замешательства и Растерянности, прикрывая в ужасе рот и лицо руками – видимо, чтобы не заорать самой. Озираясь по сторонам, я спросила:

– Где кричали?!

– Там, – прошелестела она, указавши рукой на двери графских покоев.

Вбежав в просторный будуар, я увидела камердинера сидящим на полу. Старику было дурно, и он цеплялся за край комода, чтобы не потерять сознание окончательно.

– Что с вами? – кинулась я к нему.

Лицо бедняги было серым. Оглянувшись беспомощно – чем бы помочь? – я увидела антикварный бар-секретер, роскошный, полированный, инкрустированный перламутром, с ножками в виде львиных лап, – ага, решила я, в нем Суварин, наверняка, хранит свои изысканные напитки! И точно, бар был полон бутылок всех сортов и фасонов. Схватив первую – это было драгоценное шабли какой-то столетней выдержки – я налила его в стакан и сунула старику.

Он глотнул пару раз; зубы его стучали о стекло. Затем потянул воздух – видимо, спазм в груди разжался; сделал несколько вдохов – ему стало легче.

– Я сейчас прикажу послать за доктором, и велю перенести вас в вашу комнату, подождите секунду, – пробормотала я.

Крючковатая сухая рука камердинера, однако, вцепилась в мое платье; взгляд стал осмысленным, и свободной рукой он указал на дверь, отделанную позолотой – настолько роскошную, что она походила на дверь то ли в бальную залу, то ли в зал заседания кабинета министров. То, что это всего-навсего дверь в ванную комнату, я поняла лишь потом…

– Там, – прохрипел он, – там…

И такой ужас был написан на лице его, что я, естественно, решила разобраться – что же там такое; я распахнула дверь, вошла, и осмотрелась.

Ванная комната графа Суварина поражала неприличной роскошью. Прежде всего, позолоченная ванна, Бог ты мой, что за шик-блеск! – и витые ножки, и бока ее сверкали золотом – нечто среднее между веселым блеском саксофона и погребальной пышностью саркофага. А золотые накладки на боках ванны, в виде узора из трав, цветов и листьев?! С ума сойти!

Затем – три витражных окна, огромных, во всю стену, с элегантными орнаментами. Окна упирались полукруглыми верхушками в белоснежный потолок, с золотой лепниной по контуру. Тропические растения по углам – пальмы, орхидеи, цветущие азалии – превращали ванную в род оранжереи; роскошной растительности было так много, что в этом пышном лесу вполне могли спрятаться орангутанг на пару с бегемотом. И, наконец, полы из отполированного мрамора изображали морское дно, разноцветные камушки которого разбросаны были по песку в живописном беспорядке.

Прекрасную картину портил лишь сам граф Суварин. Каюсь, я его не сразу заметила, ибо, ошеломленная роскошью помещения, созерцала все, что угодно, кроме того, что нужно. Граф лежал в золотой ванне, запрокинув голову, глядя остекленевшими глазами в потолок, и был совершенно мертв. Ароматы сандала и лаванды еще витали в воздухе, но вода в ванне, еще горячая, была окрашена кровью, а в груди графа, утопленный в рану по самую рукоять, торчал нож с простой деревянной ручкой.

Было абсолютно непонятно – как убийца мог попасть в ванную? Я бросилась к окнам и осмотрела их – заперты они или нет. (Вообще-то я никогда не видела, чтобы витражные окна открывались!)

Может, эти окна устроены как-то иначе, озадачилась я – но нет! Осмотрев их, я точно убедилась, что никакого способа их открыть не существует. Я исследовала комнату: оказывается, ванная проветривалась через крошечное узкое окошечко в углу комнаты под потолком, которое сразу было и не заметить, так как его прикрывали пышные ветки оранжерейных растений. Протиснуться через него могла бы не слишком толстая кошка, но никак не взрослый мужчина. То есть, войти в ванную убийца мог только через дверь, но как же его никто не увидел?! Непонятно…

Мда. Чего-чего, а увидеть графа убитым я никак не ожидала. Я же совсем недавно, черт возьми, устроилась на работу к этому напыщенному типу, а теперь что? Все мои планы летят к черту?! Проклятье!!!

Я горестно вздохнула – то был вздох человека, чей кропотливый труд разрушен беспощадной рукой обстоятельств. И вспомнила, как три дня назад…

Глава 2.

Три дня назад я сошла с поезда на центральном вокзале Августенбурха – огромном, пропахшим едким паровозным дымом. Паровозы гудели, пыхтели и подсвистывали так пронзительно, что у меня заложило уши. Промозглое утро тонуло в сизом тумане; утренняя сырость пробирала меня насквозь.

Я мельком бросила взгляд на свое отражение в огромном витринном окне: старенькое платье со штопкой на локтях и старомодный жакет, который, слава богу, скрывал заштопанные локти платья, но, увы, выставлял напоказ свои потертые лацканы. Венчал мой наряд самодельный беретик. Разбитые ботинки тут же промокли – вид у меня был еще тот. Типичная провинциалка из бедной семьи, которая, отчаявшись чего-то добиться в родном городишке, отправилась покорять столицу, вооружившись тремя медяками и кучей амбиций.

Именно в таком виде я и появилась в бюро по найму мадам Маретт – отвратительном, пропахшем робкими надеждами соискательниц и столетней пылью. Очередь из девиц, ожидавших своей участи, двигалась быстро. Они проходили в крошечную комнатку, и после короткого разговора с бесцветным человечком средних лет, отправлялись восвояси. Я уже приготовилась, что меня встретит та же участь, но взгляд служащего вдруг стал цепким, внимательным, и он предложил мне пройти в кабинет к самой мадам.

Хозяйка бюро встретила меня приветливо; настояла, чтобы я сняла жакетик, оценила заштопанные локти, и понимающая улыбка прозмеилась по ее губам.

– Только что с поезда, как я вижу? – осведомилась она проницательно, блеснув на меня стеклышками пенсне.

– Откуда вы… как вы догадались? – робко восхитилась я.

– Да от вас же за версту пахнет паровозной сажей и тем тошнотворным моющим раствором, которым они моют вагоны. Кстати, а это не билет ли торчит у вас из-за обшлага жакета?

– Билет? Ах, да… верно, – я посмотрела на нее с восторгом , показывая, что потрясена ее наблюдательностью. Дама улыбнулась: ей польстило мое восхищение.

– Ну-ка, позвольте на него взглянуть… Все точно, приехала утренним поездом. А кстати, как ваши родные отнеслись к вашему отъезду?

– Нет у меня родных, – вздохнула я горько. – Матушка моя умерла, а отчим недавно женился, и…

– Понимаю, – с глубоким сочувствием отозвалась дама, но при этом в глазах ее появилось хищное выражение; так голодная лиса жадно смотрит на зайчонка. – И вы решили, оставив родные пенаты, покорить столицу. А что вы, простите, умеете?

Умела я много чего; но сильно опасалась, что мои умения – это не то, что будет востребовано, поэтому выдавила из себя только:

– Ээээ…

– Ну как я понимаю, поломойкой, сиделкой и поварихой вы становиться не хотите. Вы девушка образованная – хоть и на медные деньги, а все же образование какое-то получили. Место секретаря, или чего-то вроде? Или гувернантки?

– Желательно, – я робко вздохнула.

– Ну что же. Вот здесь, – она протянула мне кучу карточек, – все варианты, которые у меня есть на это утро. Выбирайте.

Я с замиранием сердца взяла стопку карточек. Так-так-так, что тут? Гувернантка для одиннадцати детей леди Ноттер. Я вообразила себе это «счастье» и содрогнулась. Машинистка в контору с ненормированным рабочим днем… Та еще радость. Компаньонка к престарелой мадам Рокеттли, которая страдает деменцией, капризами, истериками и приступами агрессии, передвигается с ходунками, но чаще неделями лежит в кровати: должность компаньонки надо сочетать с обязанностями сиделки, гигиеническими процедурами, а также вставать к старушке по ночам, ибо у дамы бессонница и она желает, чтобы ее развлекали. Родные заранее предупреждают о сложностях…

Все остальные вакансии были примерно того же сорта.

Я уже совсем пала духом. Видимо, это отразилось на моем лице; оценив его кислое выражение, мадам пропела почти издевательски:

– Ничего подходящего?

Я горько вздохнула.

– Впрочем, есть еще одна вакансия, – она посмотрела на меня испытующе, – Нужна секретарша. Граф Суварин – он проживает в поместье под названием «Черные тисы», недалеко от столицы – ищет толкового исполнительного человека. Жалованье, – она назвала мне сумму, которая была выше всех моих желаний раз в десять, – Но, видите ли, у него особые требования…

Я недоуменно подняла брови, и мадам мило засмеялась.

– О нет, ничего такого, о чем вы, вероятно, подумали. Просто в том поместье, где он живет, огромная библиотека, затем изысканные коллекции акварелей, старинных дорогих гравюр, гербарии, и еще всякое такое – это надо разбирать, описывать, систематизировать. Ему нужна девушка с художественным вкусом, творческими способностями, которая обладала бы какими-то, ээээ… талантами, – она мило засмеялась, – у вас ведь наверняка есть какие-то необычные таланты? Уж признавайтесь – ведь есть!

Поскольку ее тон был почти игривым, я не удержалась, и ответила ей в том же духе:

– Необычные?! Ну разумеется! я умею просматривать стены насквозь в поисках замурованных кладов и прочих предметов… А также общаться с монстрами под кроватями, и да! еще умею создавать доппельгангеров… и еще – сливаться с обстановкой, как хамелеон…

Звонкий смех дамы прервал перечисление моих достоинств.

– Ну, чувство юмора у вас точно есть – это уже хорошо. Но все же, если серьезно? Вы рисуете, пишете романы, или мечтаете стать скульптором?

– О, – я зарделась как майская роза, – я пишу стихи… но я стесняюсь их читать, полагаю, это несерьезно… А еще я играла в нашем школьном драмкружке и немного рисую…

– Отлично. Вы точно подойдете, – кивнула она с улыбкою, – знаете ли, граф требователен. Но вы, я уверена, вполне справитесь.

Я прикрыла глаза, блаженно вздохнула и услышала, как внутри меня все оркестры мира играют бравурный марш…

– Итак, вы согласны? – уточнила мадам.

Согласна ли я? Я была готова прыгать на задних лапках от радости. Все складывалось на редкость удачно. Это именно то, что мне было нужно!

– Тогда вот, возьмите, – она протянула мне незапечатанный конверт, -пересчитайте и распишитесь, указав сумму прописью…

– Что это? – обомлела я, обнаружив в конверте пачку денег.

– Аванс, – пояснила мадам, – граф выдает вам эти деньги, чтобы вы купили себе пару приличных платьев, добротные ботинки, туфли, нормальное пальто – его секретарша, как вы понимаете, должна выглядеть респектабельно. Возможно, – тут она мне подмигнула, – вас ждет великое будущее.

В последнем я никогда не сомневалась!

Глава 3.

До поместья я добралась почтовым дилижансом. Моими соседями оказались старик крестьянин из соседней деревни, да невзрачная особа лет пятидесяти, которая, как оказалось, тоже отправляется в поместье, чтобы занять место посудомойки.

– Нам здорово повезло, верно, мисс? – лепетала она с глуповато-радостным выражением на простодушной физиономии.

– А в чем же ваше везенье? – спросила я с улыбкой. – Разве посуда не везде одинакова?

Она осмотрелась по сторонам и робко погладила пухлую кожаную обивку сидений: видимо, ехать в таких условиях казалось ей немыслимой роскошью.

– Ой, барышня, не работали вы в таверне, – вздохнула она, – особливо в такой, где собираются все местные пьяницы. Ни одной женщине проходу не давали… Меня, кстати, Пэдди звать – Пэдди Вильсон…

Я осмотрела эту неотразимую особу, которой мужчины проходу не давали. Худенькое личико с утиным носиком и узко посаженными глазками, морщинки, сутулая спина… Жиденькие волосы, собранные на затылке в узелок, утыканный ржавыми шпильками. Маленькая голова ее казалось нелепой на довольно-таки мощном нескладном теле; особенно непропорционально большими были кисти рук, видавших много тяжелой работы. Красоткой она явно не была. Впрочем, я не удивилась ее словам; в портовой таверне моей тетки, где я в далеком детстве мыла посуду, матросы и впрямь не брезговали никем, на ком была надета юбка, и кто на вид был хотя бы немного моложе девяноста лет…

– Меня зовут Рэйвен Блэйк, – представилась я, – так вы говорите, вам проходу не давали?

– Да им-то спьяну любая за королеву сойдет, – пояснила она, заливаясь смехом, – а в поместье-то, среди благородных господ, подикось, такого нет, им красавиц подавай, там-то поди безопасно…

– Да-да, наверняка безопасно, – согласилась я.

– А вот я б так не сказал, – вмешался в разговор крестьянин, до этого молчавший. – Вы уж поосторожнее, барышня, с этой должностью, а то и вовсе – поворачивайте обратно…. Уж больно слухи нехорошие ходят про это поместье.

– А что такое? – удивилась я.

– Да то, – он понизил голос, – что ни одна барышня секретарша долго тут не продержалась: месяца три – а дальше то ли он их увольняет, то ли сами сбегают… Но самое-то плохое в том, что всех их потом то ли из реки вылавливают, то ли из петли вынимают… Мстит он им, что ли… Или маньяк какой…

По моей спине пробежал холодок. Впрочем, я тут же уверенно улыбнулась, встряхнула головой…

– Мало ли что болтают, – ответила я беспечно.

– Молодые-то вы все бесшабашные, – тяжело вздохнул старик. – Небось, считаете, что это местные брешут из зависти. Оно конечно, должность-то завидная, – легкая да непыльная… Дай Бог, чтобы так…

– У меня все будет хорошо, – твердо отвечала я, – Справлюсь.

Откинувшись на сиденье дилижанса, я попыталась представить себе этого самого графа. Интересно, каков он? Что у него за характер? Надеюсь, не очень вредный, и если он будет хоть немного дружелюбен, я сумею с ним поладить.

Глава 4.

Мое знакомство с таинственным графом состоялось на другой день. Вечером меня, полуживую от усталости, проводил в мою комнату дворецкий. И я, поднимаясь по бесконечным, высоким, винтовым, тускло освещенным лестницам с резными перилами, могла только вглядываться в бесконечную темноту бездонного, как черное небо, потолка верхнего этажа – да жмуриться, когда в свете канделябра на меня со старинного портрета зловеще взирал какой-то напыщенный предок. И не просто взирал, этакий злодей, а словно провожал меня пристальным взглядом.

Наконец, предо мною растворили заветную дверь моей комнаты.

– Какой огромный у вас дом в распоряжении, – пропела я льстиво. Я едва держалась на ногах, но из последних сил улыбалась дворецкому, – наверное, нужен большой опыт, чтобы с этим управляться…

– Спокойной ночи, – мило отвечал дворецкий, так, что я даже не поняла – подействовала на него моя лесть или нет. Ладно, сейчас я еле стою на ногах – завтра выясним.

Не разбирая багажа, я кое-как доползла до постели и уснула как убитая, как только голова моя коснулась подушки. Но едва лишь сон сморил меня – оказалось, что я снова поднимаюсь по этим мрачным спиральным лестницам, которые словно обвивали невидимый прозрачный цилиндр. И, кружась, поднималась я все выше и выше по ним, к самому небу, и, бросая взгляд вниз, видела бездонную глубину, от которой кружилась голова и подгибались колени. И знала я каким-то тайным знанием, что смотреть вниз нельзя, ни за что нельзя, потому что иначе… а что иначе?!

Однако наутро, проснувшись на мягкой постели, я вскочила, обвела глазами комнату – просторную, уютную, с красивыми занавесками – и решила, что попала в поистине прекрасные условия. Мрачные впечатления вчерашнего вечера испарились совершенно. Невольно я вспомнила беседу в дилижансе. Зловещая история, рассказанная мне стариком, как-то не вязалась я этой уютной комнатой и потоками солнечного света из окон. Приведя себя в порядок и облачившись в элегантное серое платье с белым воротничком, приобретенном вчера на графские деньги, я спустилась и постучалась в двери кабинета.

Признаться, я волновалась. Что это за граф, и как-то он меня встретит?

– Войдите, – услышала я, отворила дверь и, наконец, узрела таинственного графа.

Граф Суварин – черная бархатная куртка, тонкая белоснежная рубашка, атласный шейный платок с бриллиантовой булавкой – сидел в кресле с высокой спинкой, из-за чего казалось, что он восседает на троне. Колени его были прикрыты пледом. Он оказался очень высоким, даже долговязым, человеком с узким некрасивым лицом, на котором, казалось, навсегда застыло чопорное и высокомерное выражение. Тонкие бескровные губы его были плотно сжаты, излишне крупный нос торчал подобно клюву хищной птицы. Взгляд его, холодный и пронизывающий, казалось, проникал внутрь вашей души так же, как свирепый ледяной ветер зимой проникает под одежду – и почему-то заставлял вас сжиматься и чувствовать себя виноватой маленькой девочкой – виноватой непонятно за что. Тут я взяла себя в руки и строго напомнила себе, что я давно не маленькая девочка; приняла уверенный вид, сделала реверанс, и сообщила, что я, мисс Рэйвен Блэйк, прибыла для начала своей службы в качестве секретаря.

Он неожиданно любезно улыбнулся, и эта улыбка преобразила его лицо – оно вдруг показалось мне почти приятным, хотя я еще минуту назад сочла бы его отталкивающим.

– Вы завтракали? – вот что спросил он.

«Какой милый, заботливый человек!» – восхитилась я, и честно призналась, что нет – в ответ он приказал принести завтрак на двоих, заметив, что и сам с утра только выпил чашку кофе.

– Надеюсь, вы извините это маленькое отступление от этикета – то, что мы будем завтракать в деловом кабинете, – молвил он.

Глаза мои округлились от изумления. Ну надо же! У меня, маленькой секретарши, почтительно спрашивают, извиню ли я нарушение этикета. Я ощутила, что моя самооценка начала расти и распухать, как тесто на дрожжах.

– Так расскажите же мне, – непринужденно продолжал он, протягивая мне тарелку с бутербродами, – прошу вас, угощайтесь… Расскажите мне о своих талантах. У меня была договоренность с мадам Маретт, что она пришлет мне непременно одаренную девушку, такую, знаете ли, с кучей талантов и с мечтой в душе. Так чем вы можете похвастаться? Кстати, пейте чай, а то остынет.

– Ну, вообще-то я пишу стихи…

– О! Это же замечательно. Скажите, а как они у вас рождаются, эти стихи? Признаться, я никогда не писал стихов, и даже представить себе не могу, как в душе человека рождается стихотворение.

– Это очень сложный вопрос, – ответила я нерешительно, – вероятно, сначала в душе накапливается, словно концентрируется, какая-то тема, а потом, потом что-то служит толчком… какое-то впечатление… И строки начинают складываться сами собой.

– О, как интересно! Я просто жажду прочесть ваши стихи. Могу ли я на них взглянуть? – взгляд его близко посаженных маленьких глаз выразил крайнюю заинтересованность.

– Я боюсь, что они в моем багаже. Не знаю точно, где. Вчера я с дороги была чуть жива от усталости, и у меня просто не было сил распаковать багаж…

– Понимаю, понимаю. Но в ближайшее время все же, не забудьте, и принесите их мне – я буду ждать, – он мило улыбнулся.

– Непременно, – отвечала я с натянутой улыбкой.

И было от чего напрячься! Никакой тетради со стихами у меня не было ни в багаже, ни вообще нигде в этом мире. Соврав даме из конторы, что якобы я пишу стихи, я всего лишь рассчитывала попасть на службу в поместье – но кто же знал, что этот чертов граф потребует у меня тетрадь стихов в качестве подтверждения? С ума сойти.

– Мне говорили, что вы еще и рисуете? – осведомился он.

Кто говорил? Ему что – звонила та дама из конторы?!

– Да, но, к сожалению, все мои рисунки я оставила дома, – вдохновенно соврала я, – мне показалось неуместным их тащить с собой, к тому же я не представляла, что кто-то ими заинтересуется…

– Какая жалость. Но ничего: я прикажу купить вам мольберт, этюдник, краски, и – что там еще необходимо? У вас наверняка будет много свободного времени по выходным, и вы сможете заниматься любимым делом…

– Но это же такие расходы, – пролепетала я, в надежде, что он откажется от этой идеи, – мне, право, неловко, что вы на меня потратитесь…

– О, не стесняйтесь! Я достаточно богат, чтобы этих расходов и вовсе не заметить; для меня это пустяк. Значит, покупаем мольберт, краски, и все такое прочее! – вскричал он с энтузиазмом.

Я только тихо вздохнула, чувствуя, как в груди моей волной поднимается досада. Только мне и не хватало, чтобы в выходные дни просиживать над мазней. Впрочем, ладно. Рисовать я немного умела, так что притвориться художницей на уровне неумелой любительницы смогу. Со стихами будет сложнее, и я пока даже не знаю, как выйти из положения…

В смятении я осматривалась по сторонам, но свежих мыслей у меня не появилось, зато возникло чувство подавленности – настолько шикарной была обстановка графского кабинета. Мебель, инкрустированная в стиле маркетри, мерцание мрамора и бронзы, блеск атласа – все создавало впечатление изысканного вкуса и огромных денег.

– Как вам нравится мой кабинет? – поинтересовался он слегка насмешливо.

– Он великолепен настолько, что это великолепие даже немного подавляет, – ответила я честно.

– Ну-ну, вы привыкнете! Такая чудесная девушка, как вы, не должна считать слишком роскошной обстановку кабинета – вы ей вполне соответствуете. А каково ваше мнение…

…И тут граф принялся задавать мне вопросы на разные темы, живо интересуясь моими взглядами на все и обо всем; я отвечала, как могла, дивясь, уж не назначил ли он меня экспертом по всему на свете? Не много ли мне чести?

Затем граф перешел к вопросу – как, на мой взгляд, лучше будет систематизировать каталог гравюр: по странам, эпохам, стилям? Когда я отвечала, что лучше всего будет по алфавиту расположить имена художников – он прямо-таки пришел в восторг от моей изобретательности.

Далее, он задал мне вопрос, какую книгу я сейчас читаю, и опять пришел в восторг от моего выбора. После чего задал пару вопросов по литературе, и восхитился моим вкусом и глубиной суждения. Мое недоумение росло все больше и больше; менее всего я рассчитывала на такой прием и такое отношение; и неожиданно в мою душу начал закрадываться – нет, не страх, но ощущение какой-то опасности…. Что-то недоброе померещилось мне в таком чрезмерно сладком обхождении. Разумеется, комплименты приятны, как пара ложек меда в хрустальном блюдечке. Когда же тебя пытаются в меду утопить, то это уже начинает казаться зловещим…

Наконец, он поручил мне систематизировать гербарий. «Работайте, дорогая, я в вас верю!» – вскричал он, прежде чем меня покинуть; я же осталась в полном недоумении, пытаясь понять, что все это означает?! Я была бы рада самому скромному и незначительному одобрению со стороны моего работодателя, но тот спектакль, который передо мной был разыгран – это явно уже было чересчур. Ладно, решила я – посмотрим, как будут развиваться события, а пока надо подумать – как вывернуться из этой дурацкой истории с ненаписанными стихами?!