«Сто чудес» kitobiga sharhlar, 6 izohlar

Прекрасная книга! Удивительная женщина и удивительная судьба. Пока читала, взяла себе за традицию слушать каждый вечер музыку в исполнении Зузаны Ружичковой. Очень впечатлила и вдохновила история Фреди Хирша. Вообще много пищи для размышлений дает эта книга. Как хорошо и как важно, что она была написана.

Я отнюдь не любительница мемуаров и автобиографий. Но эта книга, что называется зашла. История клавесинистки, пережившей три концлагеря, затронула во мне струны, которые долгое время не звенели. Однозначное лучшее, что мне доводилось читать за последние несколько лет. Книга давно прочитана, а я все еще мысленно возвращаюсь к ней. Искренняя, очень музыкальная и поучительная история.

Я прониклась историей Зузаны Ружичковой! Её стойкость, проявившаяся в годы жизни в концлагерях и в период построения успешной карьеры вопреки госрежиму, любовь к своему делу, не имеющая границ, точнее, вовсе не видящая их, а также исцеляющая сила музыки просто поражают. Встречавшихся на пути Зузаны людей я сама воспринимала, как чудо. И, конечно же, отдельное восхищение Фреди Хиршем, стремившегося оградить детей от зловещей атмосферы Аушвица и создать для них собственный микромир, наполненный радостью и добром. Рекомендую к прочтению!

Случайно взглядом наткнулась на книгу «Сто чудес», взяла ее, надеясь, что биография будет нескучной. Оказалось, напротив! Не могла оторваться. Книга насыщенна событиями, фактами истории, размышлениями. Ружичкова пишет о целительной роли музыки* в жизни человека, когда утрачена вера в человечество после ужасов пребывания в нацистских лагерях**, о людях отчаявшихся и людях самоотверженных (таких как, Фреди Хирш), о жизни сквозь нелепые препятствия советской диктатуры и манипуляции властей близкими людьми. Уникальный опыт человека, прожившего 90 лет и пережившего 4 революции. А главное, книга о человечности. Цитирую:

Замечательная книга мемуаров чешской клавесинистки Зузаны Ружичковой, охватывающая всю её жизнь, включая годы, проведённые в нацистских лагерях. Венди Холден, составившая эту книгу, великолепно справилась с задачей, подойдя к имеющемуся у неё материалу (она лично встречалась и беседовала с Зузаной и её друзьями) очень бережно и аккуратно. Зузана родилась в 1927 году в чешском городке Пльзень, в состоятельной еврейской семье, которой принадлежал большой магазин игрушек. Девочка росла в атмосфере любви и заботы, а слабое здоровье и постоянные болезни лишь усиливали опеку над ней со стороны родителей. (...Несколько лет спустя, будучи в лагере Биркенау, Зузана откажется отвечать на вопрос врача о перенесённых ею заболеваниях, сказав, что тот наверняка сочтёт её сумасшедшей. И действительно, услышав длинный перечень смертельно опасных на то время болезней, врач удивится тому, что она всё ещё жива). Во время очередной тяжёлой болезни Зузаны родители пообещали, что, если она поправится, то они исполнят любое её желание. Зузана попросила фортепиано. Так в жизнь девочки вошёл этот инструмент, наличие которого, наряду с врождённой музыкальностью, тонким слухом и безграничной любовью к Баху стало первым шагом в становлении её как мастера игры на клавесине с мировым именем. Но вернёмся к книге, ведь на дворе уже 1941 год... Зузана вспоминает:

"Лично я была чешской девочкой, наставляемой в иудейской вере, вот и всё. Я не испытывала гордости от того, что я еврейка, и не считала себя "избранной". Я никогда не думала, что меня могут преследовать за это, не сталкивалась сама с антисемитизмом и не видела, чтобы кто-то другой страдал от него."

В 1941 году, уже после захвата Чехословакии, гестапо заставило еврейских подростков Пльзеня, включая Зузану, ходить по домам евреев и разносить "карточки на транспорт", т.е. уведомления о пересылке на восток. Люди знали, что предвещают эти карточки, и ужасно боялись таких визитов: они плакали, кричали, умоляли детей солгать гестапо, что никого не застали дома и т.д. Первое страшное потрясение девочка испытала, придя в квартиру, все обитатели которой накануне покончили с собой. Зузана пишет, что именно тогда закончилось её детство. В декабре 1941 года в тыловом чешском городе Терезин было создано гетто для чешских евреев, которому "надлежало стать образцовым гетто, концлагерем-выставкой, "подарком евреям от Адольфа Гитлера".

"Говорилось, что это место, где евреи смогут жить в безопасности и по своим правилам. На деле же это будет транзитный лагерь для отправки евреев в лагеря смерти на востоке."

Семья Зузаны отправилась в Терезин в январе 1942 года. Там Зузана познакомилась с Альфредом Хиршем, немецким евреем, который стал добрым ангелом для обитателей гетто, обустраивая быт людей и помогая всем, кому был в состоянии помочь. По инициативе Хирша для детей гетто проводились лекции, занятия спортом, поэзией, танцами, пением: "всё, что угодно, лишь бы занять детей и чем-то заполнить долгие дни в заточении." Он поручал старшим детям приглядывать за малышами, и Зузана стала воспитателем для 12 ребятишек. Известные музыканты и учёные, сосланные в Терезин, давали уроки всем желающим при каждом удобном случае. Зузана пишет:

"Формально нацисты запретили подобную деятельность, но на практике не мешали ей, потому что мы все были при занятиях, а выжить никому из нас, по мнению нацистов, всё равно не предстояло."

Все дети гетто старше 12 лет работали, обычно на огородах, уходя на работу в пять утра, и возвращаясь в восемь вечера. Работа Зузаны заключалась в том, что она руками выгружала с трактора навоз на поле, потом её перевели на прополку и полив овощей. Обитатели гетто имели возможность получать посылки от родственников и знакомых, оставшихся на свободе, их не принуждали к нечеловеческому труду, они не знали зверств и издевательств нацистов. Тем не менее, из гетто постоянно уходили эшелоны на восток, и люди говорили о страшных лагерях смерти, из которых никто не возвращается живым. В декабре 1943 года Зузану с матерью отправили в лагерь Биркенау. Там она вновь встретила Альфреда Хирша, который, как она считает, дважды спас ей жизнь. Сначала он посоветовал Зузане сказать нацистам, что ей не 17, а 15 лет, и тем самым избежать тяжёлых работ. Потом он сумел договориться о том, чтобы девушку взяли на работу воспитателем в детский барак. Заслуга в организации подобного барака целиком принадлежала Хиршу. Ему удалось убедить руководство лагеря в необходимости отдельного проживания детей и создания для них условий, которые были не на много, но всё же лучше лагерных. Он строго следил за соблюдением мер гигиены в бараке, учил детей немецкому, чтобы они понимали, о чём говорят их охранники, занимался с малышами закаливающими упражнениями. Зузана пишет, что работа среди детей помогла ей сохранить жизнь и рассудок в этих нечеловеческих условиях. Сам же Хирш был найден мёртвым накануне отправки его в газовую камеру... Зузана, как и многие другие обитатели лагеря, не верит, что он наложил на себя руки, и считает, что Хирша отравили из страха, что он возглавит восстание. Я нашла в интернете статьи, посвящённые Альфреду Хиршу, и, прочитав их с большим интересом, поразилась стойкости духа этого замечательного человека, спасшего столько жизней как в Терезине, так и в Биркенау. Ему было 28 лет... Вот его фото. Люди, прибывшие в Биркенау раньше Зузаны, в том числе и её тётя, после 6 месяцев нахождения в лагере получили приказ написать открытки своим родственникам в Терезин. Открытки следовало писать по-немецки, упоминая о том, что дела обстоят хорошо, еды достаточно, и у всех есть работа. После того, как около четырёх тысяч человек написали эти открытки, их всех отправили в газовые камеры. Нацисты считали, что держать людей в лагере больше полугода нет смысла: узники считались уже слишком ослабевшими для работы... После этого заключённые поняли, почему после прибытия в лагерь их всех заставляли подписать признание в принадлежности к "врагам Рейха" и объявляли один и тот же приговор - 6SB.

"Буквы SB расшифровывались как Sonderbehandlung, немецкое "особое обращение", нацистский код для беззаконной расправы, 6 - число месяцев."

Зузана вспоминает, что, когда они были в Терезине, многие получали такие открытки от своих родных из восточных лагерей. Люди поражались канцелярскому языку, которым они были написаны, а в некоторых посланиях удавалось разглядеть зашифрованные слова, не замеченные цензурой и на иврите означающие "опасность". От этих открыток веяло ужасом. Когда пришла очередь Зузаны "писать открытку", она адресовала её знакомому пареньку из Терезина, подписавшись "Mavet", что на иврите означало "мёртвый". От неминуемой смерти Зузану спасла паника, начавшаяся в лагере из-за известий о высадке союзников в Нормандии. Чудом пройдя очередной отбор, Зузана с матерью были отправлены в Гамбург для разбора кирпичных завалов, затем - на разгрузку цемента, позднее - на рытьё траншей. А в феврале 1945 они попали в концлагерь Берген-Бельзен. Там, находясь на самом краю могилы из-за нечеловеческих условий, Зузана носила умерших на костры (её мать работать уже не могла, а за эту работу полагалась дополнительная порция супа). В начале апреля 1945 года нацисты оставили лагерь, предварительно перекрыв подачу воды и уничтожив запасы пищи. Заключённые были оставлены умирать, и это произошло бы, если бы вскоре в лагерь не пришли британские солдаты. На момент освобождения Зузана весила 27 килограммов при росте около 150 см. Перенеся малярию и чудом выздоровев, Зузана с матерью вернулась в Пльзень. Каково же было их изумление, когда, начав обходить дома знакомых в надежде на приют и еду, они обнаружили, что ни в одном доме им не рады: чаще всего их даже не пускали за порог. Бродя по городу, они увидели свою бывшую служанку, одетую в платье матери Зузаны, которая, заметив их, убежала. Никто не рассчитывал увидеть их живыми; все вещи, оставленные знакомым на хранение, были уже давно присвоены или проданы. Из 3000 пльзеньских евреев домой вернулось около 300. Всему пришлось учиться заново: спать в нормальных постелях, есть, когда хочется, выходить из комнаты, не спрашивая разрешения. Зузана пишет, что за годы, проведённые в лагере, настолько привыкла ходить в группе из пяти человек и не поднимая головы, что первое время после освобождения могла передвигаться только вдоль стен или рядом с кем-то, иначе начиналось головокружение. Вскоре матери Зузаны удалось вернуть себе магазин игрушек, а сама Зузана опять приступила к занятиям музыкой. Преподаватели не советовали Зузане продолжать обучение из-за изувеченных рук, но она не сдавалась. Девушка с огромным усердием занималась, и вскоре узнала, что два профессора музыки долго спорили относительно того, стОит ли ей возвращаться к игре не сцене. Один был категорически против, считая, что она не вынесет напряжения сцены: - Её руки, её душа - всё искалечено! Другой с ним не соглашался: - Руки - это ещё не всё, главное здесь - сердце. Главы книги, описывающие жизнь Зузаны в довоенное время, полны любви (к музыке, своим родителям), поэтому читаются очень легко. А вот жизнь в послевоенной Чехословакии была для Зузаны довольно непростой. В 1948 году в Чехословакии к власти пришла Коммунистическая партия. Магазин игрушек семьи Ружечка был экспроприирован, квартира матери конфискована, для жилья ей предоставили другую, намного меньше. Зузана описывает время, когда власти Чехословакии начали преследовать видных еврейских деятелей, занимающих высокие посты, обвиняя их в заговорах на почве троцкизма, сионизма и т.д.

"Каждый день диктор государственного радио разражался проклятиями в адрес "еврейских предателей". Все были запуганы, и всем нам приходилось подписывать петиции с требованиями наказать "изменников" за преступления против нашей "счастливой развивающейся страны". ... В общей сложности свыше двухсот тысяч человек были арестованы. ...Эти дьявольские суды, начавшиеся в 1949 году и завершившиеся только со смертью Сталина в 1953-ем, вели к пыткам и казням сотен евреев, среди которых многие чудом выжили в Холокост и погибли теперь от рук соотечественников."

Зузана подробно описывает жизнь за "железным занавесом", с её запретами, повсеместной слежкой, обилием правил и предписаний. Мать Зузаны продолжала считаться "подрывным элементом", даже несмотря на то, что уже лишилась всего: и магазина, и квартиры. Зузане вместе с мужем и матерью пришлось уехать из Пльзеня, чтобы избежать насильственного переселения в отдалённые деревни. Пережитые ужасы продолжали напоминать о себе: когда Зузану пригласили принять участие в музыкальном конкурсе в Мюнхене, она испытала настоящий ужас от возможности наткнуться в Германии на кого-нибудь из своих прежних мучителей; позднее, решив эмигрировать в США и начав заполнять многочисленные бланки, мгновенно отказалась от намерения жить в этой стране и в клочья разорвала все бумаги, увидев в документах пункт о "расовой принадлежности"... Прочтите эту книгу. Но не повторяйте мою ошибку, заключающуюся в том, что я стала читать главы не в том порядке, в каком они представлены в книге, а в хронологическом. Сейчас я понимаю, что автор неспроста предусмотрела такие временные переходы, поскольку читать один за другим разделы, посвящённые пребыванию главной героини в лагерях очень тяжело: так много в них страха и боли. Это фото Зузаны Ружичковой в молодости (на левой руке Зузаны виден номер 73289, заменивший ей имя на всё время пребывания в лагере смерти Биркенау)... Она прожила 90 лет. Зузана Ружичкова стала клавесинисткой с мировым именем, объездив с концертами немало стран и завоевав множество престижных наград. Но самая ценная, по её признанию, премия была присуждена ей в 2017 году: она получила титул Дамы Чешской культуры "за бескомпромиссную жизненную позицию, безупречную приверженность моральным ценностям и свидетельство силы человеческого духа в наиболее трудных условиях."

Случайным взглядом зацепилась за эту книгу в новинках библиотеки. «Возьму, надеюсь автобиография окажется нескучной, - подумала я, – все-таки про клавесинистку, какое это имеет отношение ко мне? Ну хотя бы главы про ужасы Третьего рейха, которые ей пришлось пережить будут интересны. Тема лагерей меня всегда интересовала». И книга оказалась настолько увлекательной, насыщенной событиями, фактами истории и размышлениями, что не каждый вымысел может этим похвастаться. Можно сказать, книга написана в трёх планах: путь к музыке и ее роль* в жизни человека, жизнь в условиях советской диктатуры** (очень много интересных, порой нелепых фактов об угнетении таланта коммунистическим режимом в стране, которая могла бы развиваться по другому пути) и 3 план о том, как менялась жизнь с приходом нацистов***, тяготы лагерей, уничтожение человеческого достоинства. Журналистка-соавтор Венди Холден очень грамотно организовала книгу, события не идут друг за другом, читатель то переносится в советскую эру, то снова в концлагеря, пик ужасных событий приходится на середину книги: «…Мы помнили об огнях крематориев и не могли не говорить о них, особенно в те дни, когда запасы газа иссякали. Их мы боялись больше всего, потому что тогда людей бросали в ямы, обливали бензином и поджигали. В лагере жила извращенная надежда на то, что газа хватит». То речь идет о Бахе и музыке, как о чем-то высшем, дающем желание жить, то о любви до самопожертвования и смерти близких, тех, кто вдохновлял и помогал. Да, в книге много о людях, разных судьбах, можно сказать биография – дань людям, а их встретилось немало, клавесинистка прожила до 90 лет (умерла всего 4 года назад). И вот думаешь, что же дало ей сил выжить: музыка и любимые люди вокруг или просто везение, «сто чудес», как она сама говорит?

И в качестве послесловия хочется привести слова Зузаны, актуальные и в наше время: "Я не стремлюсь к мести, во мне нет ненависти – она вредит в основном тому, кто ненавидит и жаждет отомстить. Как сказал мой отец маме в Терезине, воздаяние – дело Бога. И я с тех пор думаю, что ненавидеть – значит отравлять себя. Ненависть негативна. Ее следует избегать. Иногда мне кажется, что я слишком мягкотела, если не ненавижу немцев, как, вероятно, следовало бы, но ненависть – отрицательное чувство".

Выдержки из книги: * «Бах говорит, что выше нас или рядом с нами есть нечто, придающее всему окончательный смысл, но оно скрыто от нас. Он говорит: не отчаивайтесь. В жизни есть некий смысл. Просто мы не всегда его видим. Бах всегда дает утешение. Он позволяет нам прикоснуться к чему-то вечному, большему, чем наш человеческий мир. … Когда меня спрашивают, что он значит для меня, я говорю: музыка Баха – это порядок среди хаоса, красота посреди уродства. И того, и другого я повидала много, поэтому знаю, о чем говорю. И я надеюсь только на то, что, когда я умру, про меня скажут, что я прожила свою жизнь достойно и возвратила силой музыки немного красоты в этот мир. Для этого я выжила, когда другие погибли». ** «Пражская весна закончилась. Мы были сломлены. Последовал шквал чисток и исключений из партии, а все мы должны были подписать заявление о том, что были под влиянием западной пропаганды введены в заблуждение насчет Пражской весны. И надо было рассказать, какие уроки мы вынесли из кризиса 1968 года. Какие уроки? Да, мы кое-чему научились. Мы научились не надеяться. Наши любимые использовались как заложники и разменная монета. Нам давали понять: исполняй, что скажут, или твои дети не смогут учиться, а твоей матери или отцу откажут в необходимом клиническом лечении. Власти всегда целились в наших самых дорогих и любимых людей». *** «…Фреди учил меня не лгать, не жульничать, не воровать, и это там, где человека могли убить за кусок хлеба и ложку супа. Он подавал пример преданной дружбы и терпимости. И он, человек идейный, создавал для нас другой мир, отделенный от ужаса, мир, где не потеряли своего значения человечность и порядочность. …Один человек написал мне, что он раздавал суп в детском бараке и иногда от голода облизывал ложку. Фреди подошёл к нему и сказал: «Ты сам знаешь, тебе не следовало так делать, и отныне, я думаю, облизывать ее будет кто-то другой». Этот человек полагал, что не все обстояло так уж прекрасно. Но нас, из детского барака, выжило приблизительно на тридцать процентов больше, чем в среднем по Освенциму, потому что правила были другими». **** «Потеряв сознание, я упала на пол. Гражданский прораб помог маме поднять меня… Смотря на мое лицо, он изумился: «Выглядит как человек! … Она же просто человеческое дитя!». Под гипнозом нацистской пропаганды немцы, вроде этого прораба, считали евреев и иных врагов Рейха не чем иным, как скотом. Они полагали, что мы недочеловеки. Именно об этом писал Фрейд: индивид в толпе ведет себя иначе, чем ему свойственно. Психология массы такова, что в подобии гипнотического сомнамбулизма люди делают все, что им говорят. Вот нормальный человек с нормальной семьей, он живет в обычном доме, каждый будний день ходит на работу – рядом с существами, которых он не считает людьми».